2015-08-21
286
Снаружи был прекрасный день, и я, блять, на самом деле надеялся, что это вроде предзнаменование, когда шел к вышке в полдень. Я, как всегда, надел свою куртку, на случай, если моя девочка замерзнет. Больше я ничего не брал – мои руки должны быть свободными.
Она уже ждала меня, когда я приблизился. С ее блузкой были проблемы. Она была голубой и выглядела точно как та, что Белла носила в последнее время, но с низким вырезом, из-за которого мог произойти контакт кожи с кожей, если я не буду реально заботлив. Если она решится пойти на это. Что она, возможно, блять, и сделает.
Белла заколола волосы наверх, что более подходило для того места, куда я хотел уйти, и мне не нужно будет убирать их с лица. Она вскочила со скамейки, на которой сидела со своим рюкзаком на спине, когда я подошел к ней. В ее глазах была грусть, еще более увеличившаяся за последнюю неделю.
Я предложил ей руку. Она пойдет за мной?
Она пошла. Скользнув своей маленькой рукой в мою и охотно идя рядом со мной.
Было еще одно в этой гребаной ситуации. Моя девочка полностью доверяла мне. И я на самом деле надеялся, что не пойду на что-то вроде компромисса, когда молча помогал ей сесть в лодку.
Я изучал ее, пока перевозил нас через реку. Она смотрела на лес, сидя в лодке. Я мог все рассказать. Я греб медленнее, чем всегда, так, чтобы она подольше могла видеть это. Пытаясь расслабить ее насколько смогу. Она так, бля, прекрасно выглядела в нормальной девичьей одежде. Синий так шел ее коже, делая ее немного менее бледной, чем обычно.
Ее прямые темные волосы были подвязаны в конский хвост, полностью обнажая шею и уши. Косточки на шее тоже были открыты, как и небольшой кусочек ложбинки, но я пытался не смотреть на них с вожделением. Потому что они сводили меня с ума, а это мне сейчас совсем не было нужно.
Мы добрались до берега, и я помог ей выйти, обхватив за талию и поднимая над водой, так, чтобы она не промочила свои маленькие ноги. Она слабо улыбнулась, когда я опустил ее вниз, и опять взяла меня за руку. Я улыбнулся в ответ. Потому что это было лучше, чем ничего.
Она бесконечно напряглась, когда мы дошли до квази-луга. Но продолжала следовать за мной, подходя к тому же самому дереву в центре. Стащив с нее рюкзак, я усадил ее на землю вместе со мной, рядом со стволом дерева, точно как в прошлый раз. Я обнял ее за талию и привлек к себе.
Я позволил себе немного помолчать, прежде чем приподнял ее, прижал к себе и вдохнул все ее цветы и печенья с верхушки ее хвостика, и потер ее руки, что, как я надеялся, расслабит ее.
Она вздохнула и наклонилась ко мне, когда я ласкал ее. Потому что это дерьмо действительно расслабляло ее. И это было чертовски хорошо. Потому что мне, возможно, придется много раз повторять это.
Я пробежался пальцами через свои волосы и уставился на траву луга. Как, блять, я собираюсь объяснять ей все это?
Простота.
- Ты хочешь, чтобы я попытался дотронуться до тебя опять? – напрямик спросил я. Никакого дерьма. Просто вопрос.
Она не двинулась и даже не отвечала какое-то время, но, наконец, медленно повернула голову и встретилась со мной взглядом. Ее большие карие глаза были очень, блять, скептическими.
- На самом деле? – с недоверием подняла она бровь.
Я осторожно кивнул, сжав губы.
- Я прочитал об одной технике, которая, может быть, сработает для нас. – Я осторожно объяснял, надеясь, что она не спросит, с чего вдруг я начал читать такое дерьмо, но желание узнать ее было больше, чем простое любопытство.
Это было похоже на то, словно облако, закрывающее ее лицо и настроение всю прошедшую неделю, полностью растворилось. Ее лицо засияло в огромной гребаной улыбке, и ее глаза засветились от возбуждения. Я ожидал, что она покраснеет, потому что моя девочка была способна на это. Но она не покраснела.
Она начала практически дрожать от волнения, что вызвало у меня желание засмеяться и закатить глаза. Она возбудилась, бля. В моей прежней жизни я не видел девушки, которая так чертовски возбуждалась только от предвкушения чувств.
Это было так глупо.
Это было так привлекательно.
Это была… моя девочка.
Она полностью повернулась ко мне с большой возбужденной улыбкой, продолжая подрагивать и кивая мне так, что все ее каштановые волосы в хвостике запрыгали.
Я ненавидел убивать кайф.
- Ты должна слушать меня, блять, очень внимательно, - серьезно сказал я и посмотрел на нее сверху вниз. Я полуожидал, что она выпятит ко мне грудь и поднимет руки вверх, предлагая себя. Вместо этого она попыталась задавить улыбку, кивнула и отползла, сев в позу лотоса, сосредоточенно слушая меня. И, блять, выпятила при этом грудь.
Я вздохнул и покачал головой, действительно ненавидя, что она так возбудилась, потому что это еще было очень неопределенно.
- Окей, - медленно сказал я, потирая рукой лицо, перед тем, как повернуться к ней. Она все еще немного дрожала, но я пытался прекратить это.
- Это возможность, так что, блять, не расстраивайся, если это не… сработает, - объяснял я как мог.
Ее улыбка немного спала, потом она закатила глаза.
- Хорошо. Техника, возможность, не расстраиваться, может не сработать, – она помахала рукой и вернула назад улыбку. - Что я должна делать?
Я закатил глаза. Она определенно расстроится, я чувствовал это дерьмо. Но было уже поздно, блять.
- Ты когда-нибудь слышала о безопасных словах? - спросил я, пытаясь представить, что моя девочка смотрела домашнее порно или схожее дерьмо.
Конечно, она покачала головой, с любопытством сжав губы.
Я загнал назад гримасу.
- Ты должна выбрать слово, никак не связанное с тем, что мы собираемся делать, - объяснил я, зная, что хочу, чтобы она выбрала, но не использовала.
Она наморщила лоб на некоторое время, все еще сжав губы, и выглядела такой, блять, счастливой, какой я не видел ее всю неделю.
- Печенье, - решительно объявила она, все еще улыбаясь.
Я подавил смех от ее специфического выбора и одобрительно кивнул.
- Так, - начал я, останавливаясь, чтобы она поняла, каким серьезным был.
- Если ты начнешь чувствовать… беспокойство… - я использовал лучшее слово, которое мог подобрать для описания ее паники. - Ты скажешь «печенье» - инструктировал я, наблюдая, как она морщит лоб и кивает.
Я поднял брови.
- Если ты скажешь «печенье», я сразу останавливаюсь. Никаких вопросов, никакого гребаного расстройства, - продолжал я и, после паузы, сузил глаза из-за выражения ее лица.
- И я подразумеваю именно это. Если ты будешь терпеть, это не сработает.
Я объяснял, зная, что она попытается терпеть, ничего не говоря, и это точно не сработает.
Она прикусила губу и немного нахмурилась.
- Ты попытаешься еще раз. Правильно? - умоляла она. Я боролся с желанием недовольно вздохнуть, но вместо этого кивнул. Пусть это будет мой самый гребаный день, но я попытаюсь. Ее улыбка вернулась, и она согласно кивнула.
Я был благодарен, что она немного посерьезнела, и, хотя все еще дрожала, я видел некоторый скептицизм в ее поведении.
- Дай сюда айпод, - мягко проинструктировал я, наблюдая, как она достает из рюкзака сияющий синий девайс, сжав губы, и с любопытством смотрит на меня. Возможно, гадая, зачем он мне понадобился.
- Кое-что для расслабления, – объяснил я. Она искривила бровь и надела наушники.
Я опять вздохнул, откинулся на дерево, вытянув ноги, схватив ее за руки и сажая между моих немного раздвинутых ног на уровне коленей, прижимая ее спину к моей груди.
Схватив ее за плечи, я опустил Беллу вниз на мою грудь, убирая ее хвостик в процессе. Я не знал, какую песню она выбрала, но вполне достаточно закачал этого дерьма в айпод. Она неохотно опустила голову мне на плечо, так что ее ухо оказалось около моего рта.
Моя девочка, блять, была бледной. Я не знал, как она управляется с проклятыми печеньями и едой, которую она готовит. Она придвинула ухо совсем близко к моему рту. Я надеялся, что она слышит мои инструкции. Теперь уже некуда было отступать.
Я взял обе ее руки и положил их по бокам, ладонями на траву. Самой важной частью всей этой гребаной возможности было расслабить ее. Так что я начал медленно потирать ее руки, скользя вверх и вниз. После нескольких пассов по рукам я начал обрабатывать ее плечи, нежно массируя их, чувствуя, как ее дыхание становится глубоким и расслабленным.
Я медленно работал над ее обнаженной шеей, пробегая кончиками пальцев по ее ушам и возвращаясь обратно, к ее рукам, чтобы я мог помассировать и пальчики. Я продолжал этот круг некоторое время, от костяшек ее пальцев к ее ушам и обратно, пока она совсем не обмякла на мне.
Я немного испугался, что она заснула, но не слышал ее характерного мягкого посапывания, так что знал, что Белла бодрствует. Придерживаясь моего собственного метода, я решил, что пора начинать.
Когда мои пальцы сделали конечный пасс по ее шее вниз, я не перешел на ее плечи. Вместо этого я легонько скользнул по косточкам ее шеи и быстро достиг верхушки ее груди.
- Печенье! – заорала она и мгновенно напряглась, ее глаза резко открылись. Я быстро убрал руки с ее торса, скривившись от того, как быстро она напряглась. Она вздохнула и упала на мою грудь. Гребаное расстройство.
Когда она перевела взгляд на меня, я сердито смотрел на нее, ясно говоря – «Не начинай, бля, это дерьмо».
Она поняла намек. Закрыв глаза, когда я медленно и успокаивающе возобновил свои круги от ее пальчиков до ее ушей. Я сделал пять пассов, прежде чем она совершенно расслабилась опять. Я опять повторил то же самое. Но спустился на ее плечи. Вместо этого я быстро скользнул пальцами по ее косточкам и груди, быстро переведя их на верхушки.
- Печенье, – проинформировала она менее расстроенным тоном, слегка напрягшись. Но я заметил слабые изменения. Она уже не так громко заорала и не так сильно напряглась. И она даже не открыла гребаные глаза.
Я пытался не надеяться и приступил к третьей попытке. Я старательно повторял круги. Мне потребовалось всего три попытки, прежде чем она обмякла. На две меньше. Большое, блять, отличие. Я опять легко пробежался по ее груди, быстро проводя по ее соскам.
- Печенье? – она уже спрашивала, вроде как не понимая, чувствует она беспокойство или нет. Но я чувствовал ее на себе и знал, что она не напряглась.
Так что я сделал это опять, уже более уверенно, легонько касаясь их, возвращаясь обратно на ее шею. Она не сказала безопасного слова. И когда я перевел взгляд на ее лицо, то увидел слабую улыбку, появившуюся в уголках ее губ.
Я повторил попытку, постепенно увеличивая давление моих пальцев на ее кожу, когда я работал пальцами на ее шее. Затем я, блять, опустил пальцы вниз и медленно провел по верхушке ее груди.
Никакого печенья.
Я продолжил делать это, каждый пасс моих пальцев был крепче, чем предыдущий. Я восемь раз провел через ее грудь моими пальцами, прежде чем я, наконец, провел по груди полной ладонью, легче, чем перышком.
Никакого печенья.
Я чувствовал слабое гребаное самодовольство от всего этого, и взгляд на лицо моей девочки сказал мне, что она тоже. Я боялся, что она захочет ускорить процесс, но не хотел делать этого. Так что я продолжил свои круги, скользя своей ладонью и начиная немного сильнее нажимать при каждом следующем поглаживании.
Я сделал девять пассов моей ладонью, прежде чем действительно нажал на грудь, двигаясь через ее верхушку. Весь процесс занял полтора часа.
Но вид ее лица, когда она открыла глаза и посмотрела на меня, подсказал, что это не ощупывание.
Так что я возобновил круги, как в прошлый раз. Медленно потирая ее руки раскрытой ладонью, забираясь на ее плечи и дальше на шею. Я остановился на ее ушах и двинулся обратно, скользя по ее косточкам на шее и груди, через вырез ее блузки, пока они не оказались прямо над верхушкой ее груди. Я придержал их там.
Я чувствовал, как ее грудь поднимается и опускается под моими ладонями. Я оставил их на ней, но не двигал. Какое-то время. Она наверно, думала, что я помогаю ей почувствовать их на своей груди или схожее дерьмо. Но на самом деле я не знал, блять, что делать дальше.
В конце концов я решил, что надо делать хоть что-нибудь, так что начал легонько нажимать, опуская ладони на ее верхушки. Я не полностью ощупывал их, но я работал в этом направлении. Я начал большими пальцами сильно массировать в сторону от сосков.
Никакого печенья.
Я перевел взгляд на лицо моей девочки, и она, блять, смотрела на меня. Опустив голову на мое плечо, она наблюдала за моими руками на ее груди. И, конечно, так как это была Белла, она широко улыбалась.
Это было, блять, невероятно. Целую неделю я пытался добиться от нее такой улыбки. Я уже жалел, что выбросил свою пижаму со Скуби Ду и почти спросил Джаса, где он ее покупал, чтобы я мог купить другую. И она на самом деле хотела этого. Что-то в ее взгляде говорило мне, что это не потому, что она хотела быть нормальной девушкой. Она хотела быть нормальной девушкой со мной. Если бы это был любой другой ублюдок с руками на ее сосках, она бы так не улыбалась.
Я смотрел на нее, продолжая увеличивать давление на ее грудь. Она немного выгнулась, когда я обхватил их.
Никакого печенья.
Я, блять, сделал это. Я, блять, лапал ее. Я целиком надавил на нее и крепко сжал, не отводя от нее глаз.
Никакого печенья.
И я просто заставлял ее улыбаться еще шире, когда делал это, и ее мозг не заставлял ее бояться. Разочарование ушло. В ее глазах не было и следа горечи и проигрыша.
Я самодовольно улыбнулся ей, лежащей на моем плече.
- Видишь? Ты можешь полностью управлять этим дерьмом, - с улыбкой шепнул я в ее ухо. Я продолжал жестко массировать ее грудь, не причиняя боли. И я гадал, что буду делать дальше, если это все, что она, возможно, сможет вынести.
- Тебе нравится? – тихо шепнул я. Я видел, как ее улыбка стала еще шире, и она одобрительно промурлыкала, прикрыв от возбуждения глаза. Я опять перевел взгляд на мои руки, которые просто, бля, бесстыдно лапали ее грудь.
Я не останавливался. Я не мог, пока она так улыбалась. Я продолжал смотреть на свои руки, которые трудились на ее верхушках. Обнимая и сжимая, и я не чувствовал себя при этом извращенцем.
- А тебе? – тихо шепнула она, не двигаясь на моем плече. Я почти фыркнул, но вместо этого я кивнул, стараясь не закатить глаза. Какого хрена она задает этот гребаный вопрос?
Ее глаза какое-то время смотрели на меня. Я продолжал массаж. Я страстно хотел повернуть к ней лицо и поцеловать, или, может, немного лизнуть. Целовать, спускаясь ниже по ее шее, и полностью заласкать ее. Я пытался оттолкнуть это, говоря себе не наслаждаться этим так чертовски сильно, потому что это не для меня.
Белла облизала губы, и я мгновенно перевел взгляд на нее, опять заглянув к ней в глаза.
- Ты можешь пойти дальше? – выдохнула она не двигаясь. Похоже, она боялась, что если двинется, то может потерять это. Я сразу вспомнил наш новогодний поцелуй, когда я боялся прервать его, боясь, что могу потерять любовь, которую я ощущал.
Потом ее слова дошли до моего сознания. Я наморщился, продолжая мои действия.
- Что ты имеешь в виду? – с любопытством спросил я. На самом деле я не был уверен, что мой способ сработает с другим, и боялся, что разочарование вернется.
Она, блять, даже не покраснела, смотря на меня с моего плеча.
- Кожа к коже, - попросила она меня.
Мать вашу.
Мое дыхание запнулось. Она хотела, чтобы я залез под ее гребаную блузку. И она просила об этом.
Я вздохнул. Не потому, что я не хотел сделать это, а потому, что действительно боялся. И я попытался сделать все это для нее. Что означало, что я это сделаю. Я не мог отказать ей и потом жить с этим.
Последний раз заглотнув воздух, я полностью остановил руки. Я понятия не имел, не будет ли ей хуже, если это будет кожа к коже. Но я не мог повернуть все назад, когда она молча умоляюще смотрела мне в глаза, то ли желая этого сама, то ли желая просто проверить, я не мог сказать.
Я не отрывал моих рук от нее, и я продолжал смотреть в ее глаза. Я скользнул руками по ее ребрам и вниз, по ее животу, достигая края ее синей блузки. Я пытался, блять, действовать медленно, чтобы она оставалась расслабленной. Сначала я скользнул под блузку только пальцами, успокаивающе поглаживая кожу на ее боках. Она не напряглась и не сказала слова, поэтому я, блять, оставил пальцы внутри. Я еще какое-то время продолжал ласкать ее бока, прежде чем начал подниматься вверх.
Ее глаза не отрывались от моих, и ее губы немного приоткрылись, когда я скользнул по ее ребрам. Я моментально остановился, испугавшись, что это плохой знак. Но она не сказала слова и не напряглась, поэтому я продолжал свои движения. Блузка немного задралась, но она была, блять, достаточно широкая внизу, и я мог продвигаться по ее животу без лишнего обнажения. Наверное, хреново, что я думал об этом сейчас, но я чувствовал ее шрамы, маленькие рельефные выпуклости, по которым скользил подушечками пальцев. Это было плохое ощущение, но я чувствовал ее и не показывал ей себя. Это было наше дело.
В конце концов, я ощутил косточки ее лифчика. Я на мгновение нежно коснулся их большими пальцами, положив остальные на середину живота, пристально смотря ей в глаза. Я хотел быть уверен, что она, блять, хочет, чтобы я попробовал. Она продолжала умолять, так что я надавил большими пальцами на ее кожу и медленно подлез под лифчик.
Она мгновенно напряглась. И она не сказала гребаного слова. Я сузил глаза, раздумывая, стоит ли останавливаться, но она расслабилась сама по себе. Глубоко дыша, она обмякла на мне.
Я осторожно пробирался между ее лифчиком и ее теплой грудью. Я продвинулся совсем чуть-чуть, просто проверяя, вдруг она назовет слово или напряжется, но она не сделала этого. Я смотрел в ее глаза, медленно продвигаясь вверх, извиваясь под тесным давлением косточек лифчика.
Я избегал ее сосков. Они, блять, слишком чувствительные, и я не хотел торопиться, так что положил большие пальцы на внешнюю сторону груди, поднимая остальные пальцы и осторожно проникая ими под лифчик.
Ее дыхание прервалось. Я застыл, не зная, нравится ли это ей или совсем наоборот.
Но не было ни печенья, ни напряжения. Я продолжил, направляя пальцы к середине ее груди, приподнимая лифчик костяшками пальцев и, в конечном итоге, полностью обнимая ее грудь руками.
Я остановился, смотря в ее глаза, чтобы быть уверенным, что все идет нормально. Ее глаза немного прикрылись, но дыхание не изменилось. Я задержал так руки, блять, на некоторое время, давая ей возможность ощутить мое прикосновение, пока она опять не выгнула спину в моих руках. Я разочарованно посмотрел на нее. Она пыталась, блять, надавить, а это требовало терпения.
Подождав еще, я начал медленно увеличивать давление, как делал раньше поверх ее блузки. Я на самом деле боролся с тем, чтобы не думать, что я делаю.
И бороться с собой, чтобы не думать о том дерьме, какой, блять, мягкой она была, и какой теплой, и как потрясающе она подходит к моим рукам, было невозможно.
Она вздохнула, приоткрыла губы и взглянула в мои глаза. Потом перевела взгляд на свою грудь, где мои руки полностью обхватывали ее.
Я запаниковал в этот момент, потому что не знал, какой эффект это на нее оказывает.
Но вместо того, чтобы напрячься или сказать «печенье», она издала тихий стон, который я еле, блять, услышал и прикрыла глаза. И захотел удариться головой о ствол дерева, потому что если я услышал ее стон, то буду это делать.
Я боролся за концентрацию. Я не разрешал себе смотреть на это. Я продолжал смотреть на лицо своей девочки, двигая руками и начиная медленно и ласково массировать. Она не напрягалась, но ее дыхание слегка изменилось. Она не говорила слово, так что я прикинул, что это скорее реакция ее тела, чем мозга.
Я продолжал медленно потирать, увеличивая нажим с каждой лаской. Я приостановил массаж, реально сжав грудь и сдвигая ее к центру грудной клетки. Ее дыхание опять запнулось, заставляя меня похолодеть, до тех пор, пока я не определил, что все в порядке. Я боролся с тем, чтобы смотреть на ее веки, и приоткрытые губы, и куда угодно, только не на ее грудь, где я уже свел ее верхушки вместе.
Пока в конце концов я не сжал все, что мог, не создавая контакта с наиболее важной частью груди. Я осторожно скользнул пальцами по ее груди к центру, пробегая поверх ее сосков, и обнаружил, что они уже полностью эрегированы, и быстро обвел их по кругу.
Она, блять, простонала, когда я сделал это. На лугу было так тихо и мирно. Она наполнила меня этим гребаным звуком, что я просто раскрылся.
Я был так, блять, счастлив, что она не напрягается, когда я делаю это. Она просто лежала на моем плече и действительно наслаждалась.
И я был так, блять, возбужден.
Я смотрел. Я стонал.
Я вздохнул и отклонил голову к стволу, смотря, как мои руки двигаются под симпатичной синей блузкой моей девочки. Я двигал моими большими пальцами по ее соскам, заставляя ее дыхание прерываться опять. Я был полностью уверен, что она чувствует давление моего члена в нее, раз уж сидит на мне. И это действительно не имело значения.
Я продолжал смотреть, как тискаю ее. И, гребаный боже, мои пальцы показывались из нижнего выреза ее блузки. Я боролся со своей похотью, которую чувствовал сейчас. Пытался не осознавать, как хорошо она ощущалась моими руками. Как я чувствовал биение ее сердца с каждым моим сжатием и лаской. Вспоминая ощущение ее груди, прижатой к моей в канун Рождества и желая вернуться в тот день, чтобы я мог на самом деле, блять, увидеть ее. И я продолжал сжимать и массировать, и пробегать моими большими пальцами по ее эрегированным соскам. И она тихо стонала в мое плечо.
Я не знал, как она выглядит, потому что на самом деле не мог сфокусироваться ни на чем, кроме того, на что смотрел.
Я любил слышать, как она стонет. Я любил то, что я заставляю ее чувствовать это. После тяжелой недели я ликовал, что могу подарить ей даже небольшое удовольствие. И самодовольно ухмыльнулся, потому что смог добиться этого.
И через некоторое время я на самом деле любил ее как хотел. Сжимая и растирая, и, в конце концов, пробегая полной ладонью по ее соскам. Она захныкала, когда я сделал это, и немного двинула бедрами, после чего я, наконец, поднял голову и перевел на нее взгляд. Она смотрела на мои руки, но когда я поднял голову, встретилась глазами с моими. Она тяжело дышала, и ее глаза были заполнены похотью и желанием. Я не знаю, что она увидела в моих глазах, но, думаю, это было что-то похожее.
Я остановил свои руки. Я сам не знал почему. Может быть потому, что я думал, что мы должны остановиться, может быть потому, что хотел знать, что она хочет, чтобы я пошел дальше. Скорее всего, и то и другое.
Я не знал, блять. Я не планировал так далеко, потому что даже не верил в это. Ее язык высунулся из слегка приоткрытых губ и облизал их. Она смотрела на меня полуприкрытыми карими глазами. Ее грудь поднималась под моими руками. И мой член пульсировал под ней.
Я пытался спросить ее глазами: «Что ты хочешь?»
Я пытался сказать ей: «Я дам тебе все, блять, что ты хочешь».
Я хотел, чтобы она знала: «Это все для тебя».
Половина меня хотела, чтобы она открыла рот, и из него вылетело слово «печенье». Другая, переполненная гормонами, надеялась, что она не хочет, чтобы мои руки останавливались.
Она посмотрела на свою блузку и обратно, встретившись со мной взглядом, опять облизав губы.
- Ты можешь пойти дальше? – выдохнула она, чувственно, блять, глядя мне в глаза, с вздымающейся грудью под моими руками.
Ты смеешься надо мной.
- Что ты имеешь в виду? – спросил я сиплым голосом, который был так не похож на мой обычный.
Она опять облизала губы, и я захотел попросить ее, блять, трахнуться.
- Что-то… пониже? – тихо спросила она, опять умоляя, блять, меня глазами.
Весь воздух вылетел из моих легких, когда ее слова ударили меня. Она реально хотела этого. Она хотела, чтобы я касался ее… там. И я даже не представлял, как тяжело это будет, или насколько долго я смогу делать это. У меня была только одна надежда, что я смогу делать это настолько долго, что моя эрекция спадет, и я смогу сосредоточиться опять. Она даже не покраснела при этих словах. Она краснела, когда я выдвигал для нее гребаный стул. Но не когда просила меня коснуться у нее между ног. Это было так странно для меня. И для Беллы.
Я убрал руки из-под бюстгальтера, не отводя глаз от ее похотливого полуприкрытого взгляда, и скользнул по ее животу.
Я хотел показать ей азы, что-то основополагающее. Так что я сделал то, что еще не делал. Я скользнул своими руками по ее блузке и над ее бедрами. Я вел одну руку по вершине ее холмика, а другой медленно поглаживал ее руку, лежавшую около меня на траве. Коленом я мягко побуждал ее ноги слегка раздвинуться на мне.
Я нежно потирал ее холмик, начиная с верха и лаская стороны большим пальцем, и затем двинул пальцы вниз. Ее джинсы были необычно тонкими, и это, возможно, работало не в моих интересах. Я удерживал взгляд на ней, начиная вводить ее в курс дела, скользнув рукой вниз, и нежно задевая местечко между ее ногами.
- Печенье, - сказала она, мгновенно напрягаясь и уставившись в мои глаза.
Я вернул руку на верхушку ее холмика. Я, блять, захотел простонать, потому что это не было настолько плохо, как с ее грудью. В общем, я ожидал этого. Конечно, она уже несколько раз чувствовала мой эрегированный член, и, может, просто ослабила чувствительность. Проклятие, если я знал.
Я продолжил поглаживать ее руку, другой рукой касаясь ее холмика, потирая бедра и опускаясь так далеко, как мог. Я сделал три пасса, прежде чем она полностью расслабилась.
Я смотрел на нее во время второй попытки, скользнув рукой внутрь ее холмика и опять задевая трещинку.
- Печенье, - шепнула она, сдвигая ноги.
Я убрал руку на холмик, но она уже расслабилась. Только, блять, сдвинулась.
Я продолжил потирать ее бедра и ее холмик, прежде чем сделал третью попытку.
Я скользнул рукой внутрь ее холмика, легонько касаясь трещинки. Никакого печенья.
Я вернулся обратно тем же путем, касаясь сильнее. Все еще ничего. И я, блять, растерялся, потому что планировал только ощупать ее, а это было неожиданно. Ее глаза продолжали умолять меня нажимать дальше и делать больше.
Я, блять, вздохнул прямо ей в ухо. Кто сейчас проиграл?
Я еще глубже скользнул ей между ног, просто придерживаясь метода, который применил к ее груди. Я легко проник рукой в ее центр, удерживая ее там, просто, блять, касаясь ее.
Опять никакого печенья.
Я чувствовал, как она начинает течь. Это заставило мой член шевельнуться. Я был уверен, что она это почувствовала.
Я держал свою руку, не зная, насколько сильно я могу надавить. Я не хотел видеть разочарование, когда придет следующее печенье.
Она не дала мне шанса решить. Она двинула бедрами к ладони. И мне.
Наши дыхания прервались одновременно. Я неодобрительно посмотрел на нее взглядом, который четко сказал: «Продвижение». В ее глазах читалось нетерпение, но, несмотря на это, она оставалась уступчивой. Прошло три часа, прежде чем мы добились успеха, блять, сражаясь за расслабленность моей девочки, так чтобы я мог полностью ощупывать ее. А теперь и больше.
Я выражал ей глазами гребаную благодарность за то, что мы можем зайти так далеко, усиливая нажим моей ладони. Она легонько сжалась опять. И это было реально, блять, плохо, что я не мог отличить ее положительную реакцию от отрицательной. Когда она не сказала печенье, я молился, чтобы она была честной и не сражалась с этим. Хотя ее заполненные похотью прикрытые глаза определенно говорили об обратном.
Я продолжал нежно ласкать ее руку на земле, двигая другой ладонью по ткани ее джинсов. Ее глаза полностью закрылись от волнения, дыхание стало еще глубже. Я решил обрабатывать маленький участок, поэтому поднял ладонь и медленно поглаживал ложбинку средним пальцем, нежно надавливая. Я видел, как ее брови просто встали домиком, когда она почувствовала это.
Я опять избегал самого чувствительного участка и добавил еще один палец, когда возвращался по тому же пути. Она совсем расслабилась на мне, когда я делал мои пассы. Я повторил это несколько раз, решив делать это медленно, несмотря на ее нетерпение.
На четвертом пассе я добавил еще один палец, все больше увеличивая давление, поглаживая ее джинсы и всегда избегая места, где находился ее клитор. Если честно, я не знал, блять, какая у нее будет реакция, если я коснусь там.
Ее дыхание стало еще тяжелее. Когда я добавил мизинец, наконец, всеми четырьмя пальцами поглаживая вверх и вниз, всегда касаясь средним пальцем трещинки под джинсами. Когда я добавил мизинец, она раздвинула ноги, поставив ступни около моих икр. Я продолжал гладить ее пальцами, немного, блять, нервничая по поводу следующего шага, и постарался побольше расслабить ее, лаская ее руку большим пальцем.
Я чувствовал каждый ее тяжелый вздох, который она делала, сидя на мне. Моя эрекция пульсировала между нами, и я получал от этого больше наслаждения, чем мог бы.
Я перевел глаза на ее горло, где я ясно видел ее пульс. Бледная кожа порозовела. Я чувствовал каждое биение ее сердца. Я уделил этому все внимание, когда опустил к ее джинсам большой палец и легонько провел по ее клитору. Она всхлипнула и, блять, двинула бедра в мою ладонь, немного скручиваясь в поисках фрикций моего большого пальца, который имитировал толчки моего члена в нее. Я перевел взгляд обратно на нее, встретившись с ее глазами, и выдал очередной неодобрительный взгляд – «не наглей, блять».
Она хмыкнула и опять расстроилась, что мне, блять, не понравилось.
- Рефлекс, Эдвард, - прошептала она, опять закрывая глаза.
Конечно… как же, блять.
Я надавил, решив, что она права. Это дерьмо, возможно, все равно случится, и, возможно, лучше дать ей начать в любом случае. Так что когда я опять двинул большим пальцем, и она подняла бедра ему навстречу, то удержал при себе неодобрение.
Я начал описывать круги моими пальцами, скользя и лаская ее. Ее дыхание стало прерывистым, она начала больше подаваться вперед, соскальзывая потом вниз, и мои зубы стиснулись от того, как она извивалась на мне. Я добавил большее давление второй рукой, скользя почти полной ладонью. Когда я коснулся чувствительного местечка, она, блять, громко простонала, двигаясь навстречу ей.
Я глотнул воздух со стоном, откинув голову к стволу дерева, сражаясь с собственной рефлекторной реакцией оттеснить ее, пока я ласкал ее всей ладонью.
И я не мог, блять, оттеснить ее, потому что, как только я начал полностью растирать ее, она опять начала извивающееся дерьмо. Я чувствовал, как ее рука на земле сжала в кулаке пучок длинной травы, и она часто дышала на мне, пытаясь увеличить свои фрикции.
Я закрыл глаза и продолжил, блять, потирать своей ладонью вверх и вниз. Чувствуя каждую выпуклость и складочки под тонкими синими джинсами. И она извивалась еще больше с каждым движением, двигаясь навстречу мне, и делая меня гребано безрассудным, и мое собственное дыхание ускорилось против моего собственного желания.
Я ускорил свои движения, собираясь быстрее хоть как-нибудь приспособиться к тому, блять, что она хочет. Я точно не знал в этот момент, так как ее движения стали довольно очевидно постоянными извиваниями на мне, заставляя меня сдерживать стон за стоном. Я гадал, может ли девушка достичь кульминации через джинсы.
Когда она опять начала глухо стонать, упав головой мне на плечо, я задумался, не на пороге ли оргазма она находится. Затем мой предательский подростковый гормонально озабоченный ублюдочный мозг начал склоняться к сценарию, как она может его получить.
Против моего желания и здравомыслия я приподнял бедра, толкаясь своей эрекцией в нее. Я надавил в ее центр и, блять, глухо застонал. Я похолодел и закрыл глаза, сжимая своей рукой ее руку на траве, и молился, блять, о самоконтроле, когда она начала задыхаться на мне. Я опять вернул руку на нее и начал все заново. Она, блять, застонала так скоро, что я возобновил свои услуги. Она продолжала гребано извиваться на мне, когда я растирал ее быстрее и жестче. Я, блять, проклинал себя за то, что надел чертову куртку, потому что мне было жарко, как в аду, и тихий ветерок совершенно не помогал.
Я открыл глаза, растирая ее. Я, блять, не знал, почему смог это сделать. Было так тяжело сконцентрироваться, но я сделал это. Я хотел видеть ее лицо. Я видел мою девочку всю неделю в депрессии и поражении, и я просто хотел видеть выражение ее лица сейчас.
Я наклонил мою голову, чтобы смотреть на нее сбоку. Ее губы были раскрыты, она часто дышала, извиваясь от каждого движения моей ладони, брови слегка сведены вместе, а глаза прикрыты. Она издала нежный стон, пока я смотрел на нее, заставляя меня дернуться под ней, сжимая мой кулак вокруг ее кулака в траве, не переставая растирать ее ладонью. Ее глаза открылись, отяжелевшие, полуприкрытые, и она посмотрела на меня. В них опять появились отчаяние и раздражение, пока она подавалась навстречу моей ладони, но это было другое. Это был хороший знак. Белла умоляюще смотрела на меня, хотя я не знал, что она хочет. Я только предполагал и усилил давление своей ладони.
Она всхлипнула и сильнее начала извиваться, продолжая о чем-то умолять меня глазами, задыхаясь и сильнее сжимая траву. Я наморщил лоб, задыхаясь сам с каждым движением на моем члене.
Она с хныканием закрыла глаза и вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, она протянула вверх свободную руку между своей головой и моей шеей. Я, блять, был немного сбит с толку, и хотел, чтобы она не двигалась так много, но она скользнула рукой в мои волосы.
Она запустила пальцы в мои спутанные волосы и дернула их, сжимая в кулаке.
Это была моя последняя порция гребаного самоконтроля, и она знала, что делает. Моя девочка знала, как свести меня с ума. Я простонал и прижался лицом к ее шее, целуя ее открытым ртом, пока она извивалась на мне и сильнее дергала мои волосы.
Я поднял свои губы к ее губам. И я на самом деле хотел, чтобы это все было для нее и ничего, бля, другого, так что сдерживал свое желание делать это опять и опять, слушая ее нежные стоны и хныкание. Я лизал ее гребаную шею, поднимаясь к ее уху и присасываясь к маленькому участку за ним, как она любила.
Это заставило ее сильнее дернуть меня за волосы, от чего я крепче сжал кулак над ее кулаком в траве, пока она извивалась навстречу мне.
Она опять прохныкала, вытаскивая свой кулак из-под моего на траве. Я продолжал посасывать ее шею, только неясно гадая, что она делает, когда она приподняла бедра и проскользнула своей маленькой рукой под себя. И положила ладонь прямо на мой член.
Я вскрикнул в ее шею, останавливая свои движения и, подняв лицо, посмотрел в ее расширенные глаза. Что. За. Хрен.
Она оставила ладонь на месте, пристально уставившись мне в глаза. Мы тяжело дышали.
- Пожалуйста? – умоляла она, задыхаясь. От взгляда в ее глаза я захотел застонать, зарычать и заплакать одновременно, потому что я хорошо знал этот взгляд.
Она показывала мне себя.
Она хотела, чтобы я показал ей себя.
В подтверждение этого она сильно стиснула мои волосы, блять, слишком сильно, так, что мои глаза вылезли из орбит, и провела ладонью по моей эрекции. Гребаный боже.
Я провел головой по ее шее, простонав:
- Гребаный боже.
Она подняла свои бедра навстречу моей ладони в ее центре, желая, чтобы я начал растирать опять. Я осторожно нажал и потер один раз. Я так и предполагал – она скопировала мои движения, потирая мою эрекцию между нами.
Я, блять, прохныкал в ее шею, сжимая траву в руке. И я знал, что, блять, будет дальше, но потер опять, еще сильнее. И точно как я ждал, так она и сделала.
Я был так возбужден этим, что продолжил целовать ее шею и лизать ее, пока медленно потирал ее, чувствуя, как она делает то же самое для меня, пытаясь почувствовать гребаное раскаяние за это, но был неспособен.
Я ускорил движение руки, просто, блять, выжимая все дерьмо от нашей близости. Моя голова была затуманена, когда я лизал и сосал ее шею, и не мог сконцентрироваться ни на чем, кроме ее влажного тепла и ее ладони, синхронно потирающей меня.
Она начала огибать меня пальцами, все время растирая, и я понял намек, вдавливая мой большой палец в ее клитор, двигая ладонью и постанывая в ее шею. Она растирала меня, блять, с отчаянием. Я делал то же самое, задыхаясь около ее шеи, пока она извивалась на мне. С каждым рывком моих волос она пыталась толкнуть меня на грань, и давление уже нарастало, толкая меня на мою темную сторону, пока я синхронно с моей девочкой растирали друг друга.
И если она будет делать все, как я, то определенно возможно, блять, достичь кульминации через джинсы. Так что я работал над ней сильнее, просто умирая от желания дать ей это, посасывая ее шею в тех местах, где ей это нравилось, пока она сотрясалась на мне. С каждым движением ее ладони я стонал и, блять, хныкал в ее шею и пытался еще сильнее привести ее к этой точке.
Ее стоны стали громче, дыхание прервалось, а ее лицо покраснело и покрылось тонким слоем пота. Ее движения навстречу моей ладони стали отчаянными, и она затрепетала, сжав губы. Она так плавно двигалась на моей эрекции, что я захныкал в ее шею и начал двигаться вместе с ее ладонью и ее извиваниями. Она любила хныкать. Она, блять, так сжала мои волосы и так отчаянно двигалась, что у меня почти показались слезы из глаз.
Я стиснул кулак, лежавший на траве, так как напряжение нарастало, и яростно растирал ее. Отчаяние и стоны нарастали. Гребаные стоны заставляли меня сильнее присасываться к ее шее. Я грубо прижимался к ней ладонью, двигаясь быстрее и постанывая в ее шею, когда она копировала меня.
Началась битва за то, чтобы придержать ее спину, и я думал, что она знала, что я придерживаю ее спину, потому что продолжала дергать меня за волосы и сильнее обнимать меня пальцами. Ее бедра тряслись, и она откинулась ко мне на плечо. Я был так переполнен ее запахом и ощущением наших ладоней, что боялся, что взорвусь, если она вскоре не получит разрядки.
Я подумывал начать говорить ей на ухо грязные слова, потому что знал, что ей нравится это дерьмо. Но не успел. Все ее тело вдруг застыло на мне, кулак в моих волосах больно сжал мои пряди. Я запаниковал, поднял голову от ее шеи, блять, задыхаясь, и посмотрел на ее лицо.
Она, блять, дрожала, выгибая спину, пока я продолжал поглаживать ее, хотя моя рука тряслась, гадая, хорошо это или плохо. Потом она сделала это. Ее рот открылся, набухшие красные губы раздвинулись, издавая самый сексуальный гребанный звук в мире.
- Эдвард, - она простонала мое имя.
Это был глубокий вздох, наполненный удовольствием, который я мог приписать только ее разрядке. Она дрожала на мне, отдаляясь от моих рук. Я смотрел на ее дрожащие закрытые глаза. За последние месяцы я видел много выражений на лице Беллы. Но видеть, как моя девочка кончила, и чувствовать, как ее маленькие пальчики обхватывают меня и поглаживают по окружности, как она сейчас делает, мне не приходилось. Я передвинул свое лицо к ней на шею, постанывая, вжимаясь рукой в землю, и, чувствуя, что я на грани, вжал свои бедра в ладонь вокруг моей эрекции и кончил прямо с ней. Член взорвался в моих джинсах. С задыхающимся всхлипом я поднял голову и увидел последнюю секунду ее оргазма.
Она дрожала, наконец, отпустив мои волосы и мою промежность, и опять обмякла в моих руках. Я убрал руку с ее ног, потирая ее руку вверх и вниз, пытаясь восстановить дыхание и расслабить руку, лежавшую на траве. Я вытер руку о свои ноги, прежде чем с любовью погладить лоб Беллы, чувствуя слой пота, собравшийся после ее безрассудства.
Мы восстанавливали наше дыхание и приходили в себя. Я любовно поглаживал ее, наконец, полностью почувствовав, что, блять, я сделал. Я закрыл глаза и вздохнул, опуская голову на ствол дерева и чувствуя себя гребаным ублюдком оттого, что получил настолько сильное наслаждение, которого и не предполагал. Я чувствовал ее, обняв свободной рукой и прижав к животу.
В конце концов, моя девочка сдвинулась, полностью повернув ко мне лицо. Я открыл глаза и взглянул на нее.
Она, блять, сияла. Улыбаясь широкой гребаной улыбкой и глядя на меня так, словно она выиграла в лотерею штата. Полностью подтверждая мои предположения о том, что она никогда не испытывала оргазм. В полном смысле. Я дал ей первый поцелуй, первую выпивку, первое ощупывание. Первый оргазм. Но моя девочка была счастлива. Фактически, она была полностью в гребаной эйфории, от которой я стал более чем немного самодовольным. Я кривовато улыбнулся ей и расправил ее симпатичную синюю блузку, желая объявить, что эксперимент удался.
Я пялился на квази-луг. Уже начало темнеть, так как солнце скрывалось за облаками. Я еще раз погладил ее лоб и нежно поцеловал его, перед тем как помочь ей встать на ноги.
Она широко улыбалась, как идиотка, и я был уверен, что наверняка выгляжу так же. Сняв куртку, я укутал ее плечи – в сумерках холодало, и забрал ее рюкзак, после того как она убрала в него айпод.
По дороге обратно к берегу реки я прижал к себе мою девочку. Она куталась в мою черную куртку, положив свою маленькую руку на меня, и я, блять, любил то, как она улыбалась мне.
- Я люблю тебя, - искренне прошептал я, выразительно сжимая ее руку, так как там не было ругательств.
Она широко улыбнулась и шагнула ближе ко мне, ответно сжимая мою руку.
- Я тоже люблю тебя, - просто шепнула она, наклоняясь ко мне, следуя за мной к берегу реки.
Мы сели в лодку рука об руку, улыбающиеся, удовлетворенные и просто, блять, любящие.
Фиаско проиграло.
