2015-08-21
314
BPOV
Придя домой, я обессиленно плюхнулась на стул в кухне, пристраивая руки на холодный гранит стойки и укладывая щеку на предплечье. Я вздохнула, продолжая улыбаться.
Мать вашу.
Я позволила себе потрясающе четко проиграть весь день в своей голове.
Когда он первый раз сказал, что может попробовать, я разволновалась и переполнилась надеждой, пытаясь спрятать раздражение от факта того, что он использует какую-то «технику» для этого.
Он посадил меня к себе на колени, что немного сбило меня с толку, потому что я надеялась немного поцеловаться и прочее, и от моего положения мне стало неловко.
Вместо этого он начал расслабляюще ласкать мои руки и плечи. На моей коже оставались след тепла и покалывания там, где проходили его пальцы. Когда он в первый раз коснулся моей груди, и я ощутила панику, сжимающую меня, то сказала безопасное слово. И разозлилась. Часть меня убеждала, что я уже получила целую плохую неделю, когда он сделал это, и это не всегда будет так.
Он посмотрел и четко сказал взглядом – не допускай расстройства.
К счастью, он продолжил. Касаясь и расслабляя, пока, наконец, не ощупал меня как любой семнадцатилетний бойфренд. Я хотела знать, нравится ли ему это, если мне хорошо от его прикосновений. Мне не нужна была чувственность, я надеялась, что моя грудь размера В не разочарует его. Но он кивнул, соглашаясь.
Его согласие заставило меня хотеть большего. Заставило меня захотеть показать ему больше и, определенно, заставило меня захотеть больше почувствовать. И когда он, наконец, взял мою грудь в свои руки, и между нами ничего не было, я полностью растаяла. Я чувствовала, как он стал твердым подо мной, и растаяла еще больше. И я захотела, чтобы он пошел дальше, потому что боялась, что у меня не будет больше шанса.
Я застыла в его руках, испугавшись, что если пошевелюсь, то разрушу его метод. Было легче, когда он коснулся меня внизу. Я не понимала, почему, ведь это было более личное пространство. Но он мог по-настоящему коснуться меня. И он потирал меня. И потирал меня. И потирал меня.
Я уже испытывала отчаянное желание сменить джинсы, когда он дотронулся до самого чувствительного местечка. И я пропала, желая еще больше чувствовать его и не имея понятия, почему я так отчаянно реагирую на это. И он начал отвечать на мои невысказанные просьбы и полностью ласкал меня, и его член становился еще тверже от моих стонов.
Я знала, что он возбудился и продолжал отказывать себе в любом удовольствии. И это бесконечно расстраивало меня. Я начала хныкать и молча умолять его пойти дальше и чувствовать это вместе со мной. Но он не делал этого. Так что я дернула его за волосы, потому что знала, что это возбудит его сильнее. Это на время сработало, и он начал целовать мою шею и двинул бедрами в меня, но опять остановился.
Это было нечестно. Я издавала много глупых смущающих звуков. Бесстыдно качалась к его ладони, пока он оставался сдержанным. Это было не для нас. Так что я призвала всю свою самоуверенность и коснулась его. Выражение его лица, когда я положила руку на его промежность, было бесценным. Я многозначительно посмотрела на него. Покажи мне себя.
И он сделал это. Дал мне дотрагиваться до него так, так я никогда еще не делала. Я была не образована в вопросах секса и просто стала копировать его движения. В конце концов мы действовали синхронно, постанывая и хныкая, и безжалостно страстно желая друг друга. Я двигалась к его ладони. Звуки, которые он издавал, когда лизал мою шею, заставили меня еще больше растаять и крепче сжать его рукой. Я была уверена, что растираю его так же сильно и жестко, как и он меня. С моим телом происходили странные вещи. Я еще больше теряла голову и хотела, чтобы на мне было не так много одежды, когда он делает так.
Что-то росло внутри меня. Я грубо погладила его под собой, и он простонал мне в шею, хрипя от нехватки воздуха и копируя мои движения.
В этот момент я не поняла, что случилось. Но это было действительно, действительно хорошо. Я отпустила мое тело и инстинкты. Теперь я получала наслаждение от его прикосновений, вместо того, чтобы съеживаться от этого. Я стыдилась, что реагировала так безрассудно. Смущаясь от того, что так бесстыдно извивалась над ним; наполняя луг звуками, которые, возможно, походили на рев смертельно раненного быка. Я не понимала, что действительно происходило со мной.
Все мое тело застыло, когда что-то взорвалось внутри меня, заставляя меня содрогнуться, и я вдруг поплыла. Я могла подумать только одно: «Эдвард», и, к моему еще большему унижению, я подумала, что, наверно, произнесла это вслух.
Я, Изабелла-Сумасшедшая Неприкасаемая Девственница-Свон, испытала… оргазм.
Хотя я никогда на самом деле даже не рассматривала возможность того, что это случится со мной, я не имела представления, как это чувствуется.
Я много раз слышала разговоры об этом. Об этом «оргазме». Я слышала, как девочки болтают об этом в раздевалке, как будто это самая нормальная и естественная вещь в их жизни. В последние месяцы я слышала, как они создали рейтинговую шкалу для этого. У меня было чувство, что большинство из них приукрашивали частоту, с которой они испытывали это… да почти все. Я была уверена, что никогда близко не подойду к тому, чтобы испытать то, что они описывали.
Я видела много фильмов и шоу, где женщины обсуждали это так, как будто это было быстродействующим наркотиком, считая это безрассудством, заменяя его интенсивной работой, и изредка даже соглашались с его присутствием.
Это была тема многих дискуссий, и каждый человек, мужчина или женщина, всегда уделяли этому огромное внимание.
А я?
Я мысленно представляла себе все понятие о женском оргазме как единорога.
Да. Единорога.
Очень симпатичное, белое, магическое, несуществующее мифическое существо, о котором все говорят, но никто не видел.
Это так… исключая руку, принадлежащую определенному человеку – Эдварду Каллену.
Это не было похоже ни на что, что я чувствовала раньше. Технически, я ничего такого и не чувствовала раньше. Я размышляла, что если Эдвард осознал это, то подарил мне двух симпатичных белых единорогов.
Сначала мне было не до сравнений. Но затем, по мере того, как я приходила в себя, я начала чувствовать его легкие содрогания под моей рукой, тесно прижатой к его джинсам, и хриплый стон в мою шею. Затем я ощутила… э… шевеление в моей ладони, пока он продолжал, дрожа, меня потирать и глотать воздух около моей кожи. Осознание, что я подарила Эдварду его собственного единорога, заставило меня еще дальше перейти за грань.
И… Святой гребаный благословенный единорог. Я заставила его кончить.
Не Джессика Стенли или Лорен Меллори, а я.
После того, как мы пришли в себя, я повернулась к нему. Его глаза были закрыты. Но выражение его лица заставило меня просиять. Он слегка сиял от пота на его лбу, на кожу упало несколько спутанных локонов бронзовых волос. И он выглядел… мирно. Расслабленный до такой степени, что это намекало на то, что он полностью удовлетворен.
Он широко улыбнулся мне, когда, наконец, приподнял свои отяжелевшие веки, открывая его сияющие зеленые глаза. Это напомнило мне, что я мечтала об улыбке на его лице после того, как я доставлю ему удовольствие. И я видела такую улыбку.
Ее вид наполнил мое сердце надеждой.
Мое выдуманное будущее с Эдвардом, каким бы нелепым, самонадеянным и недостижимым оно не казалось, теперь не было невозможным.
Спросите наших симпатичных белых единорогов.
***
Вполне возможно, что на моем лице весь вечер была глупейшая улыбка. Элис подозрительно смотрела на меня с тех пор, как узнала, что я весь день провела с Эдвардом. И весь вечер я смотрела в сторону, краснея, испугавшись, что моя глупая улыбка выдаст меня.
Мне не было стыдно. Мы любили друг друга и были полностью одеты. Грустно. Я хотела приготовить ему его любимый обед. Или купить новую машину. Я не могла решить, что будет более подходящим. Но поскольку денег на автомобиль у меня не было, я сделала Альфредо. Я хотела сделать для него что-то особенное.
Он был первым.
В девять я придумала новый рецепт. Единороги из макадамии. У меня не было формочек для печенья в виде единорога, и я добавила их в список для покупок, надеясь, что они мне еще пригодятся. Скорее раньше, чем позже.
Элис ушла на свидание с Джаспером, так что я, как всегда делала после случая в спортзале, закрыла свою спальню. Это вселяло в меня уверенность, что, когда я провожу время с Эдвардом, никто не зайдет в пустую комнату.
Наверно, я выглядела очень глупо, прыжками пересекая темный двор в моей толстовке с рюкзаком, прыгающим на моей спине, и хвостиком, болтающимся из стороны в сторону на моей непокрытой голове. Я сама себе закатила глаза, неясно размышляя, сжав губы – что, если мы позже опять займемся «печеньем». Перелезая через перила, я нахмурила лоб, гадая, можем ли мы еще раз использовать его технику. И если мы сделаем это, будет ли это легче? И как Эдвард вообще дошел до этого?
Конечно, все эти связные мысли вылетели из моей головы, когда он открыл дверь. На его лице играла ленивая улыбка. Я была уверена, что и мое лицо светится после не-полу-после-коитуса. Я фыркнула, когда вспомнила, что у Джаспера с Элис в первую ночь тоже было нечто подобное, и не-секс стал действительно привлекать.
Эдвард шагнул ко мне, продолжая кривовато улыбаться мне, и я полупроскользнула, полупроскочила мимо него в теплую комнату. Услышав щелчок двери, я сразу же развернулась, непреднамеренно начиная смущенно дрожать в предвкушении его поцелуя. Он хихикнул и прижал меня к себе за талию, окутывая меня своим теплом и ароматом. Мои руки инстинктивно нашли его спутанные бронзовые волосы, и я нетерпеливо прижалась губами к нему.
Он вздохнул, посасывая мою нижнюю губу, прижимая меня ближе к себе. Я вытолкнула язык углубить поцелуй. Я соскучилась по поцелуям. Я избегала их несколько дней из-за горечи, и в происходившем на лугу событии их болезненно не хватало. Он с готовностью оказал услугу, приоткрыв свои губы, позволяя мне войти и забирая меня в свой рот, массируя мой язык и мурлыча, а я приближала его лицо ближе.
Я могла целовать его всю ночь, но он оторвался через несколько секунд, возможно, голодный. Может, его единорог заставил его проголодаться, так же, как и мои два - меня. Я с улыбкой выложила его цыпленка Альфредо на кровать, облизывая губы. Услышав, как он хлопнулся на кровать, я стянула толстовку и кроссовки, и, даже не позаботившись о книге, залезла к нему на кровать. От моего взгляда не ускользнуло, что он сменил джинсы.
Я ухмыльнулась. Единороги имели обыкновение пачкать вещи. Я имела об этом небольшое представление.
Я прислонилась к его плечу, пытаясь спрятать самодовольную улыбку при виде новых джинсов, и смотрела, как он открывает контейнер. Почувствовав аромат Альфредо, он раскрыл зеленые глаза и промычал что-то вроде «твою мать». Я немного ухмыльнулась. Мне нравилось, что он всегда с таким энтузиазмом относился к моей готовке.
Он глянул на меня и улыбнулся, хватая вилку и накидываясь на еду. Мои предположения подтвердились – он проголодался. Я смотрела на него, пока он ел, мыча и постанывая, изредка переводя на меня взгляд и улыбаясь. Он испачкал уголок рта соусом, и я изо всех сил боролась с желанием наклониться и слизнуть его.
Пока он ел, я размышляла, почему доктор Каллен не пригласил меня на ужин, как Эсме сделала с Эдвардом. Это было вполне приемлемо, если учесть, что я еще не была официально представлена доктору Каллену как девушка Эдварда. И в то же время мы были близки, не сильно переживая о формальностях.
Покончив с Альфредо, он с ухмылкой повернулся ко мне,
- Гребано вкусно, - просто сказал он, убирая пустой контейнер под кровать. Я решила, что не будет вреда, если я спрошу.
Я тихо прокашлялась, пока он, наклонившись, убирал контейнер.
- Эдвард, - тихо позвала я, дождавшись невразумительного «Ммм» от него.
Когда он вернулся ко мне, сев в позу лотоса, как всегда, я встала на колени и поползла к нему, надеясь, что не буду невыносимо грубой, если сама предложу это. Он с любопытством посмотрел на меня, когда я села перед ним на колени, опустившись на пятки и положив руки на его колени, сопротивляясь желанию прикусить губу, поглаживая его колени большими пальцами.
- Это странно, что доктор Каллен не приглашает меня на обед? – тихо спросила я, склонив голову.
Когда он посмотрел на меня, вокруг нас начало расти и пульсировать электричество, потрескивая в воздухе. Наши взгляды встретились, почти остановив мое дыхание. У меня появилось непреодолимое желание сесть к нему на колени. Лицом к нему. Мне приходилось сдерживать дрожь, пока он обдумывал мой вопрос, смотря на мои руки на его коленях, наморщив лоб.
Медленно подняв руки со своих коленей, он опустил их на мои, заставляя мои пальцы дернуться от тока его теплого прикосновения к моей руке. Я запаниковала на мгновение, гадая, может, я не подхожу для обычных прикосновений, и не видя причины, почему. Но вместо того, чтобы оттолкнуть меня прочь, он обхватил мои руки, поглядывая на меня из-под ресниц и нежно прижимая их к своему телу. Я с любопытством медленно встала на колени, размышляя, не был ли это молчаливый вопрос. Когда я наконец поднялась, он прижал мои руки к себе, не отводя взгляда.
Надеясь, что правильно истолковала его предложение и не буду выглядеть идиоткой, я, колеблясь, медленно продвигалась к его коленям, широко расставляя ноги, как и хотела. Я не отрывала от него взгляд, но не садилась полностью, испугавшись, что неправильно поняла его намерения. Он обвил руками мою талию и, наконец, отвел взгляд, уставившись прямо перед собой. Я поняла, куда он смотрит.
Когда я стояла на коленях, моя грудь находилась прямо на уровне его глаз.
Энергия между нами нарастала. Я запустила руки в его волосы, нежно поглаживая их, оправдываясь за грубое дергание, которое было раньше. Он взглянул на меня, остановив мое дыхание на мгновение, и медленно приблизил лицо к моей грудной клетке.
Его чувственные зеленые глаза сверлили мои из-под его ресниц.
- Это не связано с тобой. Мы никогда не занимались здесь этим обеденным дерьмом, - шепнул он, медленно приближаясь к моей груди. Я смотрела на него, начиная часто дышать, и боролась с тем, чтобы оставаться в связном состоянии. Он медленно приближался, поворачиваясь к моей правой груди, не отрывая взгляда.
- Я могу приготовить, - выдохнула я, сдерживая свои руки в его волосах.
Он остановился, дыша на верхушку моей груди, удерживая мой взгляд, пока наклонялся вперед, почти касаясь ее кончиком носа.
Я заглотнула воздух.
- Печенье, - тихо шепнула я ему, так как в моей груди появилась паника. Он начал успокаивающе поглаживать меня по бокам, продолжая пристально смотреть, не отводя взгляда от моей груди.
- Похоже, блять, будет много проблем, - шепнул он, продолжая растирать меня. Я поглаживала его по волосам.
- Бегать туда-сюда со всей этой едой, - продолжал он.
Я попыталась закатить глаза и улыбнулась.
- Я могу готовить здесь, - медленно шепнула я, наблюдая, как он опять касается носом моей груди. Дыхание прервалось, но я чувствовала себя хорошо и не сказала слово, продолжая поглаживать его волосы.
- Прямо на кухне Калленов, - улыбнулась я, гордая собой, что не остановила его.
Он опять наклонился к моей груди и нежно зарылся в нее носом. От этого мои глаза в волнении закрылись. Я хотела схватить его волосы и прижать его лицо к своей груди, но испугалась.
Если я сделаю это, то он остановится, поэтому я сдержалась и осталась в том же положении.
-Ммм, - тихо промычал он, зарываясь носом в мою грудь.
-Как ты можешь жить сама с собой? – мягко спросил он странно грустным голосом и начал описывать круги носом вокруг моего соска. Я наморщила лоб от его грустного вопроса, не видя связи.
- Просто вторгнуться сюда и осквернить чистоту и девственность кухни Калленов, как какой-нибудь проклятый варвар? – шепнул он, поглаживая мои ребра большими пальцами и опять нежно возбуждая мою грудь.
Я открыла глаза и воззрилась на него. Его чувственные зеленые глаза смотрели на меня из-под густых темных ресниц. Моя грудь вздымалась под его носом с каждым вздохом. Я боролась за самоконтроль. Я не была дурой. Этот вопрос был не о кухне.
Я хотела фыркнуть от преобразования волнующих сексуальных намеков в форму метафорической кулинарной дискуссии. Я определенно влияла на него.
Я вздохнула, осознав, что он не хочет осквернять меня.
- Кухня любит меня, - нахмурилась я, запуская пальцы глубже в его волосы, не отрывая взгляда и дыша чаще, чем требуется… чувствуя, как его нос сильнее давит на меня.
- Я люблю кухню, - продолжила я шептать, наклоняясь ближе к его носу и заставляя его взгляд мгновенно переместиться к моей груди и затем вернуться к моим глазам.
- И поверь мне, Эдвард, - я пыталась озвучить мою прежнюю самоуверенность. - Кухня реально, реально хочет этого, - выдохнула я, нежно сжимая его волосы в знак подтверждения.
EPOV
Я боролся с тем, чтобы держать глаза открытыми, пока ее маленькие пальчики легко сжимали мои волосы, и я глазел на ее грудь. После луга в моем мозгу весь день бродили грязные мысли. Думая о ее груди в моих руках, и моей ладони у нее между бедрами, даже не упоминая о всех этих стонах и моем имени, срывающемся с ее языка, когда она придет ко мне.
Я был полностью готов проглотить все это дерьмо, когда она пришла, и даже пока я ел.
Но я не был готов к чувству, которое всколыхнулось во мне, когда она села передо мной на кровати. Я хотел посадить ее себе на колени и чувствовать ее опять. Я хотел завалить ее на кровать, лечь сверху между ее ног и чувствовать, как они оборачиваются, бля, вокруг меня, и зацеловать ее до бесчувствия.
Я до чертиков нервничал, потому что это была моя девочка. Она спала около меня каждую ночь, и наши отношения, очевидно, перешли на новый, сексуальный уровень.
Это читалось на наших лицах, и в атмосфере между нами явно были заметны возбуждение и жар.
И вряд ли мы могли все перемотать и забыть об этом. И если быть честным с самим собой, то я не хотел этого. Было очевидно до боли, что мы разделяли это чувство.
Кухонная метафора была моей последней попыткой озвучить полностью мои побуждения. Она была права – мы любили друг друга.
Это дерьмо было обоюдным. И она хотела этого. Реально, реально хотела. Я не пропустил этого выражения. Но это не означало, что мы можем просто, блять, броситься вперед, как Джаспер и Элис. Я нес большую ответственность за мою девочку. Сначала нужно понизить ее чувствительность. Я начал неровно дышать, наклонившись носом к ее груди, не отрывая взгляда от ее больших карих глаз, и медленно наклонил голову так, что мои губы практически оказались на верхушке.
- Ты, возможно, облегчишь это кухне, - шепнул я ей в грудь. Я держал ее по бокам, успокаивающе поглаживая ее большими пальцами и сражаясь с желанием обхватить ртом ее грудь.
- Один шаг за раз, и все это дерьмо, - выдохнул я, типа умоляя ее глазами потерпеть. Очевидно, что моя техника сломает ее барьеры. Но медленно.
Она вздохнула, на мгновение касаясь грудью моих губ, и слабо улыбнулась.
-Уверена, что кухне будет так спокойнее, - шепнула она, поглаживая мои волосы. Я закатил глаза и улыбнулся, уже начиная, блять, уставать от кухонных метафор.
Схватив ее за бока, я с силой снял ее со своих коленей. Она села рядом со мной на кровать, освободившись от моих объятий и глядя на меня, как покинутый щенок. Но я завалился на кровать, головой на подушку, протянул к ней руки и нежно уложил ее рядом со мной.
Мы повернулись друг к другу, как всегда делали перед сном. Она с любопытством смотрела на меня. Я поднял руку, обнял ее теплую щеку ладонью, поглаживая большим пальцем, и придвинулся к ней ближе.
Я смотрел в ее большие карие любопытные глаза, прижимая свои губы к ее. Она не задавала вопросов, конечно. Моя девочка, блять, любила меня целовать. Я вздохнул ей в губы, забирая ее нижнюю губу между моими, так, как мы оба любили, и нежно посасывая. Нежные медленные поцелуи были божественны. Теплые и влажные, когда она прижимала свое тело ко мне. Мы почти вечность медленно целовались, больше, чем после Нового Года, наслаждаясь губами друг друга, лаская и вздыхая.
Я позволил поцелуям медленно нарастать, постепенно знакомя мою девочку с гормонально озабоченным ублюдком внутри меня. Я сильнее прижимался к ее губам, теснее прижимая к себе ее талию, наше дыхание тяжелело.
Она втолкнула язык в мой рот, вздохнув, когда я начал нежно массировать ее язык своим. Я поглаживал ее щеку, углубляя поцелуй, наклоняя голову на подушке, прижимаясь к ее телу и настойчиво просовывая свой язык в ее рот. Она издала тихий мяукающий звук, от которого моя кровь вскипела, и ее руки потянулись к моим волосам, легонько сжимая их и дернув, блять, когда я надавил на ее язык.
Я позволил этому идти дальше, прижимаясь к ее телу, и глубже засовывая язык в ее рот. Она мгновенно полностью сжала мои волосы в маленьких кулаках, придвигая меня ближе, и задохнувшись от ощущения моей эрекции, прижатой к ее телу. Ее язык с еще большей страстью прижимался к моему. Она ближе прижималась ко мне и начала задыхаться в мой рот, от чего я простонал.
Некоторое время мы страстно и настойчиво целовались. Она закинула ногу на мои бедра, двигаясь против меня, и потрясающе постанывая в мой рот, крепче сжимая мои волосы. Обычно после этого я откатывался или останавливал ее, но это дерьмо больше не трогало нас. К несчастью, мы уже задыхались в ртах друг друга, так что я отклонился, давая нам обоим глотнуть воздуха, и начал целовать ее подбородок и горло. Она сильнее вцепилась в мои волосы, прижимая меня к моей шее, и крепче обернула вокруг меня ногу. Я целовал и лизал ее шею, пока не услышал, что ее дыхание стало нормальным. Тогда я, блять, опять вернулся к ее рту, не отрывая от нее взгляда, и начал целовать ее, позволяя ей засовывать язык в мой рот еще глубже, и массировал ее моим собственным, пока она прижимала мое лицо ближе к себе. Я отдал инициативу ей, но твердо решил не переходить к следующему шагу. Окей, я, блять, не мог найти, как понизить ее чувствительность… при сексуальных отношениях. Нет литературы или ссылок, которые могли бы разъяснить эту конкретную тему. И что бы ни случилось завтра или через пару лет, моя девочка и я определенно хотели секса друг с другом. Так что я начал действовать так, как любой нормальный гормонально озабоченный ублюдок нашего возраста.
Я делал это со своей девочкой.
Три гребаных часа.
Это были не те сладкие любящие поцелуи после Нового Года. Да, любовь и ласка были и сейчас, но поцелуи были наполнены желанием. Они были полны этим дерьмом.
Она так тесно прижималась ко мне, когда боролась с моим языком, что я чувствовал ее грудь на моей груди, от чего стонал ей в рот. Я целовал ее шею сверху донизу множество раз, и ей, блять, нравилось это. Она постанывала и мурлыкала, и дергала мои волосы, и моя эрекция между нами выросла до непереносимой жесткости. Ей нравилось и это дерьмо. Изредка она двигалась на ней, заставляя меня, задыхаясь, стонать в ее кожу и рот. Я не сжимал ее грудь, решив, что для первого раза хватит. Когда мы, наконец, устали, я дал поцелуям стихнуть. Наши страстные поцелуи превратились в сладкие, медленные, влажные, задыхающиеся чмокания красных распухших губ. Мы оба одновременно открыли глаза и еще некоторое время нежно и любяще целовались, глядя друг другу в глаза.
Она не сказала «печенье», я не стал откатываться от нее, но мы оба знали, что пора ложиться спать. Уголки наших губ искривились в легкой улыбке, когда мы разорвали наши объятия и закончили наш вечерний распорядок. Я, в общем-то, ожидал разочарования от упрощенности всего этого. Просто поцелуи, никаких обжиманий или оргазмов. Но ничего этого не было, когда мы в итоге залезли под простыню и обнялись перед сном.
Терпеливые и сексуально озабоченные.
***
Я держал в руке рюкзак и, блять, хмурился, пробегая пальцами через волосы и мрачно смотря на мою девочку, стоящую перед тумбочкой.
Я полагал, что это был ее первый оргазм. Очень существенное дерьмо. После нашего дня на лугу я мысленно перебирал, какое печенье она может сделать. Я был так, блять, креативен.
«Овсяные оргазмы», «Взрывчатые Кремовые Булочки», «Эйфористические Ореховые Ладони», «Сахарные Печенья Удовлетворения», «Мокрые Джинсы из Арахисового Масла».
Конечно, с ростом моего самодовольства имена тоже росли, и рецепты начали звучать еще более омерзительно.
«Двойные-Малиново-Грецкие-Орехи-Моего-Бойфренда-Такого-Бля-Опытного-Что-Он-Трахнул-Меня-Через-Мои-Джинсы-Рукой», «Вишнево-Шоколадное-Чипсовое-Удовлетворение».
Ничего. Ничего из этого. Проклятие. «Единороги из макадамии». И они даже не были в форме единорогов.
Да. Полный песец.
Я искривил бровь, полулежа на спинке кровати, пробегая пальцами через волосы.
- Единороги? – сухо спросил я, пытаясь замаскировать мое обиженное чувство собственного достоинства. На ее лице медленно сформировалась улыбка.
Она тихо хихикнула, собирая волосы в хвостик.
- Это типа эвфемизм, - она покраснела, смотря вниз, и подхватила свою сумку. Румянец спал. Но я нахмурился, когда она выпрямилась, желая знать связь между единорогом и оргазмом.
Она закатила глаза и закинула рюкзак за спину.
- Лучше не спрашивай, - пробормотала она, тряхнула головой и выскочила за дверь.
Я съел печенье на завтрак. Но мысленно я дал им свое имя. Потому что единороги не подходят, блять, для сексуальных намеков.
***
Белла пришла в четыре готовить обед. Я уже объяснил всю историю Карлайлу, который был готов, блять, сесть за стол с моей девочкой через час. Я дал ему возможность прочитать Эммету вежливую речь, потому что моя нервозность все росла.
Она светло улыбнулась, когда я открыл дверь, поспешно забирая коричневый бумажный пакет из ее рук. Сегодня у нее была естественная прическа, как я любил. Потому что моя девочка прекрасна естественной.
Я отступил в сторону, пропуская ее, улыбаясь. Она прошла мимо меня, одетая в коричневый свитер, от которого ее глаза засверкали.
Я закатил мои гребаные глаза, закрывая дверь ногой. Коричневый свитер, от которого ее глаза засверкали. Я мысленно засмеялся над собой и прошел на кухню. Я не лгал, говоря, что она чистая и девственная. Я знал, что на этой плите готовили только одно – хот-доги. И я считал, что термин «готовили» - очень, блять, громко сказано.
Когда мы зашли на кухню, я упросил ее работать на ней, как на своей собственной. Не стоит моей девочке чувствовать гребаное беспокойство в течение всего дерьмового вечера. Ей и так уже хватило.
Я поставил коричневый пакет на стойку и запрыгнул на нее, прислонившись к шкафчику и с любопытством заглядывая в него.
Моя девочка исследовала кухню, сжав губы, похоже, в поисках сковородки или еще какого дерьма.
Она не сделала ничего необычного из еды.
Стейки, картофель, кукуруза и хлеб. Я с большим интересом наблюдал, как она разбирает пакет и готовит стейки. Она плавно двигалась по кухне, словно уже знала, где что лежит.
Я сидел, откинувшись на шкафчик, засунув руки в карманы, и изучал, как она готовит. Она всегда становилась необыкновенно привлекательной во время готовки.
Все эти мелочи, типа прикусывания губ, когда она резала овощи, или как напевала, помешивая что-то на сковородке.
В конце концов, я дико устал, наблюдая за ее работой, и захотел помочь. Я умолял ее дать мне нарезать хлеб.
- Я не смогу, блять, испортить хлеб, Белла, - раздраженно просил я, а она укачивала большой батон в своих руках, словно я собирался убить ее новорожденного ребенка.
Белла прикусила губу и воззрилась на меня, сидящего на стойке со скептическим выражением. Я закатил глаза, и она с сомнением протянула мне батон и нож порезать его. Я ухмыльнулся, спрыгнул со стойки и положил батон на разделочную доску. Она тревожно смотрела, как я начал резать хлеб, наморщив лоб. Это было, блять, сложнее, чем я думал. Я раздавил кусок хлеба первым разрезом, сжал губы и повторил попытку.
Я с большим изумлением наблюдал, как она съеживается с каждым надрезом, который я делал. Я не успел отрезать трех кусков до того, как она скривилась и остановила мою руку, нежно отбирая у меня нож и отпихивая меня в сторону своим маленьким бедром, нервно улыбнувшись и переведя взгляд на разделочную доску.
Я хихикнул, наблюдая, как на ее лице появляется видимое облегчение от того, что она спасла батон от моего грубого изнасилования.
Такая гребано привлекательная.
Это была моя последняя попытка помочь на кухне, но я стал накрывать на стол. Она изучала мою работу со слабой улыбкой, поднявшись поцеловать меня в щеку, когда я пошел звать папочку К.
Я был возмущен, когда, возвратившись в столовую, обнаружил, что все вилки лежат на противоположной стороне от тарелок. Как будто, блять, имеет значение, где лежат вилки. Я закатил глаза и выдвинул для нее стул, когда зашел папочка К, за которым следовал Эммет.
У нас был неиспользуемый длинный обеденный стол, так что я посадил их на одном конце, а Беллу и себя на противоположном, чтобы ей было более спокойно. Можно было подумать, что эти два ублюдка никогда не ели стейки, глядя, как они пожирали глазами мясо на тарелках перед собой, молча занимая свои места. Блять, они глотали слюни. Я сел на свое место рядом с моей девочкой присматривать за ней все время, пока мы ели.
Начало трапезы было непредсказуемо.
Карлайл превозносил ее кухонные способности и чрезмерно благодарил ее за такое предложение. Эммет просто широко улыбался ей и жадно ел. Я бы ворчал на него за грубость, если бы не знал, что моей девочке нравится видеть, как люди едят приготовленную ею еду.
Стейки на самом деле были гребано вкусными, но она была так чертовски напряжена, выпрямившись на стуле и разрезая мясо, робко кивая и ничего не отвечая на благодарности Карлайла. Он осторожно посмотрел на меня, сделав незаметное движение. Я поднял руку и проскользнул ей под волосы, потирая ей шею точно так же, как мы делали это в кафетерии. И так же, как там, все ее тело явно расслабилось, и она стала есть более спокойно.
- Нет проблем, доктор Каллен. Я люблю готовить, - тихо сказала она, положив в рот кусочек и улыбаясь Карлайлу.
Его глаза на мгновение расширились. Он сделал большой глоток напитка и с интересом посмотрел на меня.
- Пожалуйста, зови меня Карлайл, - улыбнулся он, поставил напиток на стол и так посмотрел на мою девочку, что я захотел швырнуть в него едой.
- Карлайл, - кивнула она, слабо улыбаясь. Я поглаживал ее шею и сузил на Карлайла глаза. Его любопытство становилось, блять, действительно грубым. Мы долго ели свое вкусное мясо в полной тишине.
Эммет не мог долго выносить тишину.
- Итак, Белла, - прожевав, сообщил он. Мои большие пальцы легко скользнули по затылку Беллы. Она оторвалась от тарелки и немного улыбнулась ему. Он отхлебнул напиток.
- Я люблю твои ежедневные печенья.
Он подмигнул. Блять, он подмигнул. Я боролся со своим сердитым взглядом и засунул в рот вилку. Мне не понравилось, когда какой-то ублюдок подмигивал моей девочке, и я чувствовал себя крайне глупо за такую реакцию на Эммета. Она просто улыбнулась и поблагодарила, краснея.
Он ухмыльнулся ей в ответ, а Карлайл наблюдал за всем этим.
- Что, тебе нравятся единороги? – спросил он, заставляя меня заглушить смешок салфеткой, прервав на мгновение мои нежные ласки. Я ожидал, что она больше покраснеет или, может, подавится едой. Но она опять удивила меня. Она, бля, ухмыльнулась.
- И очень сильно.
Она скользнула вилкой в рот, а я глушил кашель, делая большой глоток напитка.
Я не мог, блять, удержаться.
- Недавно кто-то подарил ей одного, - усмехнулся я, ставя мой стакан на стол и глядя на нее сбоку, как она прожевывает, пряча в груди смешок.
Она улыбнулась Эммету, который делал вид, что интересуется беседой на такую идиотскую тему, как единороги, и пожала плечами.
- На самом деле двух, - тихо ответила она и отрезала кусочек мяса.
Я поднял брови от этого, блять, действительно интригующего кусочка информации.
- Что, на самом деле? – с недоверием спросил я.
Она повернулась ко мне, напоминая, что я должен поглаживать ее шею, и кивнула со слабой улыбкой, немного покраснев. Мы вернулась к своим тарелкам. Эм и Карлайл, сбитые с толку, пялились на нас.
