Хаксли Мапозер и Стив Оверлэнд 10 страница

– Ты специалист по разрывам? – Бари подходит ближе, ее светлые корни волос уже отросли до плеч, она больше не красит их.

– Так точно, – говорит Хаксли.

– Мне жаль, – произношу я еле слышно.

– Нет, тебе жаль, что тебя поймали, – говорит Бари. – Сколько пар ты разбила? И ради чего? Ради своего удовольствия? – она указывает на скомканную листовку. – Ты чокнутая!

Она прижимает меня к трофейному стенду, готовая вот-вот взорваться.

Калиста отступает поглубже в толпу, избегая взгляда в мою сторону.

– Как ты могла встать между мной и Дереком. Что мы тебе такого сделали? – спрашивает Бари.

– А почему бы тебе не поинтересоваться у своей подруги? – говорю я, указывая взглядом на ее бывшую лучшую подругу. – Меня, вообще-то, нанимают на работу.

Бари поворачивает голову и смотрит на краснеющую Калисту. Конечно, не следовало бы выдавать своих клиентов, но она первая начала.

– О чем ты говоришь? – говорит Бари в миллиметре от моего лица.

– Неужели быть с Дереком того стоило? Тебе хотя бы нравилось быть брюнеткой?

Я чувствую запах пота, исходящий от нее. Она так сильно хочет меня ударить, что даже вспотела. И я в ужасе. Я с легкостью могу вести закулисную борьбу, но не реальную.

– Лучше так, чем быть как ты, – говорит она.

Сердце бьется все сильнее, готовое выпрыгнуть наружу. Страх в каждой клеточке моего тела.

– Оставь ее!

Вал отталкивает Бари от меня и закрывает спиной от всей школы. Ее волосы хлещут меня по лицу, но это предпочтительнее кулака Бари.

– Она не специалист по разрывам. Прекратите ее пытать, – говорит Вал.

– Она уже призналась, – говорит Бари.

Вал оборачивается, и я вижу, как ее мир рушится.

– Бекка?

Я молчу. Что я могу еще сказать, кроме правды? Это все равно не поможет.

– Думаю, вы не поняли друг друга. Она моя подруга. Она бы не стала этого делать – Вал защищает меня перед всей школой, но это бесполезно. Что я могу сказать в свое оправдание? Я хотела помогать людям, но в действительности помогала им мстить и делать других несчастными.

– Ты так в этом уверена? – спрашивает ее Хаксли.

– Да, уверена! – говорит Вал с абсолютной убежденностью.

– Почему бы тебе не спросить ее, чем она занималась с Эзра?

Каждый учащийся в коридоре пристально смотрит на меня, как загипнотизированный. Будто я машина, перевернувшаяся на трассе, а они ждут утечки газа или взрыва.

Вал поворачивается ко мне. Колеблется, но потом спрашивает:

– О чем она говорит?

Я закрываю глаза.

– Бекка, о чем она говорит?

– Насколько мне известно, Ребекка ужасно сблизилась с твоим парнем. Слишком сблизилась.

Вал с болью и ужасом смотрит на меня. Она выглядит такой беззащитной.

– О, так ты не только разлучница, но и предательница! – говорит Бари. – Ты случайно не убивала сирот в последнее время?

Я зажмуриваю глаза настолько сильно, насколько это возможно.

– Ребекка, ты мне отвратительна. Сколько ни в чем не повинных пар ты разбила просто для того, чтобы почувствовать себя всесильной?

– Ненавижу тебя, – всхлипывая, говорит Вал.

Я открываю глаза. Пелена слез застилает мои глаза. Я стою, вдавленная в стенд с трофеями, и не могу пошевелиться.

– Что здесь происходит? – мисс Хардвик протискивается через толпу. Бари поворачивается к ней и вот он... мой шанс.

Я вырываюсь из ее хватки и несусь по коридору, не обращая внимания на то, что меня зовут. Слезы ручьем стекают по моим щекам. Я выбегаю на улицу, лечу к парковке, сажусь в машину и уезжаю.

Следующие два дня я провела дома. В первый убедила маму, что у меня жуткая простуда. В тот вечер я позвонила Вал домой и практически умоляла ее маму соединить меня с ней. К моему удивлению, Вал не стала вешать трубку.

– Привет?

– Привет, – отвечаю я, завершая тем самым самое неловкое приветствие в мире. Вал молчит. Мне придется начать. Все-таки все произошло по моей вине.

– Мне жаль, – говорю я.

– Жаль, что ты поцеловала Эзра? – Я знала, это будет не так легко.

– Жаль, что потеряла лучшую подругу. – Меня просто разрывает на части понимание того, что это произошло.

– Мы все еще вместе. Даже ты, подкатывая к нему, не смогла нас разлучить.

– Что? Подкатывая к нему? – Я действительно первая поцеловала его. Но что насчет записок, камешков в окно? Да, Эзра стоило бы читать лекции по историческому ревизионизму. – Все не так, Вал. Я могу объяснить.

– Конечно, – говорит она настолько холодно, словно член культа. – Ведь ты такая хорошая подруга.

Она полностью зомбирована.

– Эзра пригласил меня на «Звездный Круиз» в пятницу вечером, чтобы отпраздновать наши отношения. Теперь они даже крепче, чем пр…

Я вешаю трубку.

***

К началу второго дня, я получила огромное количество злобных писем и телефонных звонков от одноклассников. В обмен на то, что пролью свет на свою работу в качестве специалиста по разрывам, мама позвонила в школу и сказала, что у меня ангина. Ей, должно быть, хочется накричать на меня, но к ее чести, она внимательно слушает, пряча свое разочарование и пытаясь не осуждать. Поэтому я начинаю рассказывать ей и об Эзра с Вал. Мама не издает ни звука. Жаль, я не знала, что она такой хороший слушатель. Иначе со своими вопросами я бы пришла к ней, а не к Диане.

На третий день, я завтракаю хлопьями в два часа дня. Проливаю немного молока с ложки на свитер, но мне безразлично. Из примерочной выходит мама и разминает руки, которые сводит от шитья, после первого же дня общения с требовательным клиентом. И все только для того, чтобы у меня была хорошая, обустроенная жизнь. Жизнь, которую я только что разрушила. Просто лучшая дочь года.

– Думаю, в понедельник тебе нужно вернуться в школу, – говорит она.

Как только я думаю о школе, мой желудок сводит. Лицо Хаксли. Лицо Бари. Я прокручиваю в голове, как они смотрят на меня, готовые наброситься. Вал. Не могу даже себе представить ее лицо.

– Знаю, ты напугана, но нельзя навсегда остаться дома.

– Я могла бы обучаться на дому.

Мама сметает со стола крошки в ладонь, а потом стряхивает их в раковину.

– Дорогая, я очень ценю, что ты мне открылась. Выслушав, я сделала только часть работы. А теперь хочу обсудить с тобой, почему ты решила стать специалистом по разрывам.

Я опускаю ложку в тарелку с хлопьями. Я знала, что этот момент наступит, но все бесполезно. Она не поймет почему. Не поймет, потому что как раз находится в тех отношениях, которые я бы взялась расстроить. Она – Вал через тридцать лет.

– Это сложно.

– Помню, как тяжело мне было в старших классах. Я самая последняя среди подруг начала встречаться с парнями…

– Мама, речь не об этом! – Ну конечно, все всегда должно сводиться к одиночеству. Ведь это единственное логическое объяснение тому, что делают девушки, не так ли?

Она накрывает мою руку своей ладонью и смотрит в глаза.

– Мне никогда не везло с парнями.

– Мама, прекрати.

– Но когда я встретила твоего отца, то сразу поняла почему ничего не получалась с остальными лузерами.

– Нет! Не правда! Не надо меня кормить сказочками об ухаживаниях. Ты была одинока, отец был одинок. Вы примерно одного социального положения, хотели иметь детей и живить в пригороде. Конец. Никакой любви.

Мама застывает. Она пытается спокойно отнестись к этим словам, но я вижу, как глубоко обидела женщину, которая выносила и родила меня.

– Ты думаешь, что твой папа и я не любим друг друга?

В ее устах это звучит по-другому, как-то серьезнее.

– Вы хорошо относитесь друг к другу.

– Но не любим? – Она не верит своим ушам, и это озадачивает меня. Они что, не замечали, как себя ведут?

– Вы никогда не целуетесь. Папа изредка чмокает тебя в лоб, и на этом все. – Я съеживаюсь при мысли о целующихся родителях, как парочки в школе. Какая гадость!

– Когда мы встречались, наши друзья называли нас самой романтичной парой.

– Серьезно? Сейчас вы больше похожи на брата с сестрой.

– Мы с твоим папой очень любим друг друга. Просто после двадцати шести лет брака, любовь становится другой. – Мама берет тряпку с раковины и вытирает столешницу. Она всегда старается, чтобы все хорошо выглядело, начиная от платьев невест и заканчивая столешницей.

– Вы даже никуда не ходили на свою годовщину.

– У нас было много замечательных годовщин. Но теперь они стали просто скучными и дорогими. Твой папа мог бы пригласить меня в самый лучший ресторан на Манхэттене, а потом на какой-нибудь спектакль. Но мы оба целый день работали. Я знаю, как сильно он любит фильмы о войне. А он знает, что «Брунелло» – мой любимый ресторан, готовит еду на вынос. Поэтому мы расслаблялись на диване, поедая куриную отбивную и смотря «Иран-контрас». Мы отлично отпраздновали годовщину. Знаю, сейчас тебе это трудно понять. Я уверена, парочки в школе ведут себя совсем иначе. Но это и есть любовь.

– Как-то скучно.

– Добро пожаловать в реальный мир. После того, как эйфория первых свиданий и романтических жестов испаряется, а в конечном итоге так происходит всегда, ты остаешься с тем человеком, которого хочешь видеть каждый день.

– С отцом?

– Именно. – Мама вытирает молоко с моего свитера.

Может, она права. Я вспоминаю обо всех скучных моментах жизни родителей, о том, что они знают малейшие детали друг о друге, даже не задумываясь. Они ведут себя естественно. Им не надо доказывать всему миру, что они влюблены, использую гигантские мягкие игрушки и показушные выступления.

– Ты читала новости? – Она берет газету со столешницы. – Стив Оверлэнд получил полную стипендию в Университете Чандлер. У них с тренером даже была пресс-конференция.

Мама показывает мне статью. Я выплевываю хлопья на стол. Я узнаю тренера. Да и как можно не узнать это мальчишеское личико и искрящиеся голубые глаза? По телу пробегает озноб. Все, кроме имени, мне в нем знакомо.

***

Я сжимаю телефон в руке и закрываю дверь.

– Приветствую Вас. Университет Спорта Чандлер, – говорит секретарь.

– Соедините меня с тренером Лэхемом, пожалуйста.

– Лэхем у телефона, – говорит он в трубку.

– Здравствуйте, мистер Тауне. – Я пытаюсь сделать так, чтобы мой голос звучал угрожающе, но он только смеется.

– Отличная работа, мисс Вильямсон.

– Вы ведь не дядя Стива, не так ли?

– О, ты меня поймала.

– У семьи Стива никогда не было проблем с Хаксли. Вы просто хотели, чтобы она исчезла из его жизни, и он мог играть в футбол за ваш второсортный университет, – Я качаю головой, шокированная своей тупостью. – Вы мне солгали.

– Ты собираешься читать мне мораль? Ты? Та, кто разбивает пары за деньги.

– Я думала, что помогаю его семье.

Я не настолько корыстна. Мне всегда нужны были веские причины, чтобы взяться за работу. Но достаточно веские ли они били?

– Уверен, ты помогла. Они не хотели, чтобы их сын чахнул в никчемном колледже из-за своей любящей все контролировать подружки.

– Лучше так, чем подлый тренер, – мой голос отскакивает от стен. Меня начинает подташнивать. Нужно сесть.

– Я сказал то, что тебе нужно было знать для выполнения работы. Ты бы видела Стива. Никогда не видел его таким счастливым. Ты все правильно сделала.

Я думаю о Хаксли. Сомневаюсь, что она счастлива. И для чего все это? Для того чтобы тренер Лэхем получил приличную рождественскую премию?

– Он уже был счастлив, со своей девушкой.

– Ты в этом уверена? Когда я разговаривал с ним на пресс-конференции, все было совсем не так. Если бы они действительно любили друг друга, – при мысли об этом он смеется, – то были бы до сих пор вместе.

Думаю, ни одни отношения не пережили бы всю ту ложь и манипулирование, что я использовала. Что было бы, если бы я не вмешалась? Что было бы со всеми другими парами?

– Я собираюсь обо всем рассказать, – говорю я.

– Да кто тебе поверит? Ты общалась с мистером Тауне.

– Я тоже могу отследить ваш IP-адрес.

– На твоем месте, я бы держал рот на замке, – он понижает голос и меня пробирает дрожь. Это был совсем не дружеский совет. – Тебе же будет хуже. Никто не оценит то, чем ты занималась после школы.

– Они и так уже знают.

– Ну, это пока не конец света, – говорит он. – Поверь мне. Ты не захочешь, чтобы эта история вышла за стены школы и стала сенсацией. Если тебе повезет, возможно, ты и раскроешь меня. Но у меня, может, не звездный, но отличный послужной список. Если меня отсюда уволят, то возьмут в другой колледж. Первая же победа сезона сделает историю древним прошлым. Но тебя...

Я с трудом сглатываю и сильнее прижимаю телефон к уху.

– Тебя эта история будет преследовать всегда. При поступлении в колледж, во время интервью на работу, в отношениях и так бесконечно. Везде. Ты хочешь, чтобы именно это люди узнавали о тебе в первую очередь? Ты готова быть известной как специалист по разрывам до конца жизни?

Я пытаюсь оставаться сильной и непоколебимой, но по щекам начинают струиться слезы. Мне хочется накричать на него, сказать, что он неправ и что не могу дождаться момента, когда выведу его на чистую воду. Но, к сожалению, он прав.

– Забудь об этом, Ребекка. Это всего лишь старшая школа.

Три дня я провела в сонном состоянии, но в субботу утром неожиданно проснулась в семь тридцать утра. Так что решила проверить Фейсбук и бегло почитать все, что обо мне говорят люди. М-да, у моих одноклассников довольно скудный словарный запас, однако они очень хорошо его используют. Вижу обновление от Эйми. Она вывесила на стену свою фотографию, где держит на руках младенца, своего сына. Он выглядит таким спокойным, крохотным, меньше арбуза. Никогда особо не любила детей, но умиляюсь от вида его больших глаз и крошечных пальчиков. Интересно, у меня когда-нибудь будет подруга, которую я буду знать так долго, что увижу, как она станет матерью. Возможно, Вал именно она.

Это не та информация, от которой можно просто отмахнуться.

Без стука захожу в комнату Дианы. Она валяется на кровати как труп.

– Подъем, – шлепаю ее по ногам под одеялом.

– Что? Бекка, что случилось?

– Мы собираемся в небольшое путешествие.

– Куда?

– Не могу пока тебе сказать. Одевайся. И покрасивее.

– Я – пас. – Она обратно падает на кровать.

Я стягиваю одеяло. Диана пытается удержать его, но я сильнее.

– Жду тебя внизу через полчаса.

– Нет!

***

Я проезжаю мимо бесконечных магазинчиков и универмагов вдоль трассы номер четыре. На дороге совсем немного машин. Да и кто в здравом уме будет куда-то ехать в восемь тридцать субботним утром? Как только мы подъезжаем к мосту Джорджа Вашингтона, Диана снова спрашивает, куда мы направляемся.

Я поворачиваюсь к ней с хитрой улыбкой на лице.

– Мы собираемся навестить Генри Уолтера.

– Кого?

– Новорожденного сына Эйми.

Диана моментально выходит из ступора.

– Она уже родила? – Ей грустно от того, что я узнала об этом первой. Но, что посеешь, то и пожнешь. – Вероятно, она еще спит.

– Дети спят каждые два часа. Уверена, она бодрствует.

– Бекка, пожалуйста, давай повернем назад.

– Почему?

– Потому что я не хочу туда ехать.

Каким-то образом мы умудряемся попасть в пробку. В восемь тридцать утра в субботу! Ползем мимо сомнительного мотеля, который, вероятно, был свидетелем миллион интрижек. Во мне скапливается раздражение, готовое вот-вот выплеснуться на Диану. Но я пытаюсь сдержать его, вызывая в голове образ маленького Генри Уолтера.

– Ты ревнуешь! И злишься!

– Не поняла? – говорит Диана.

– Я твоя сестра. Если ты не можешь сказать это мне, то тогда кому еще? Именно поэтому ты обрубила все связи с друзьями.

– Я ничего не обрубала. Твои слова очень жестоки.

– Но это правда.

– Так нечестно, – говорит Диана, и я рада, что она не пытается спорить со мной. Слова с легкостью вылетают из нее. Интересно, как давно она хотела их высказать. – Если бы не я, они бы никогда не встретили своих мужей. И я тоже почти вышла замуж.

– Почти, но не вышла, – мне приходится быть грубой. – Ты должна двигаться дальше, иначе у тебя не будет другого шанса в будущем.

Диана откидывается на сиденье и тяжело вздыхает.

– Неужели это будет преследовать меня всю жизнь? Диана Вильямсон, девушка, которую кинули в день свадьбы. Ах да, еще она излечилась от рака. Но важнее всего то, что ее бросили.

– Только если ты позволишь. Ты заморозила то время и продолжаешь в нем жить. То, что случилось, конечно, ужасно, но ты не можешь позволить этому разрушить свою жизнь.

– Когда ты стала такой рассудительной?

– Как только меня стала преследовать вся школа, – отшучиваюсь я. Вся эта ерунда уже не кажется такой уж важной. Пробка рассасывается, и я вижу стальные арки моста Джорджа Вашингтона.

– Так зачем ты тащишь меня посмотреть на этого ребенка?

– Потому что ты счастливица. Несмотря ни на что, у тебя есть три человека, которые пока еще хотят быть твоими подругами. – Я думаю о Вал и о том, как пуста моя жизнь сейчас. Жаль, я не понимала этого раньше. – Они тебя любят. И ты не хочешь их потерять. Только не из-за какого-то тупого парня.

Диана нежно касается моего плеча.

– Спасибо. – А затем начинает вытирать нос об мой рукав.

***

Когда мы, наконец, добираемся до квартиры Эйми и Билла, Диана приносит кучу извинений. Они зовут Мариан и Эрин и заливаются слезами. Конечно, та крепкая дружба не восстановится за один вечер, но я ощущаю положительный настрой, который исходит от Дианы. И уже могу видеть под ее нынешним образом ту девушку, которая свела вместе три пары.

– Два-ноль, хочешь подержать малыша? – спрашивает Эйми.

Я нервничаю от того, что беру на себя ответственность за жизнь человека, но это не то предложение, от которого откажется нормальный человек. Поэтому я протягиваю руки.

– Таким образом, Генри теперь будет три-ноль?

– Три-ноль. А мне нравится, – говорит Диана.

– Ой, подожди, – выпаливает Билл. Он куда-то бежит и приносит маленькую бутылочку с дезинфицирующим средством. – Для ребенка, Бекка.

Я выдавливаю немного жидкости, растираю, а потом замираю, смотря на бутылочку немного дольше, чем следует. В голове начинают крутиться колесики, и теперь я знаю, что должна все исправить.

– Что-то не так? – спрашивает Эйми.

– Нет. – Она вручает мне Генри. Вблизи он еще лучше. Я совсем не знаю этого ребенка, но уже влюблена в него.

– Ну как ты? – спрашивает Диана.

– Нормально, – говорю я. – Эй, давай остановимся возле магазина по дороге домой. У меня есть план.

– Хорошо. Но какой?

– Как свести Стива и Хаксли.

В школу я пришла очень рано. К счастью, пока здесь только сторож. Я открываю ящичек Стива и Хаксли своим универсальным ключом. После этого я собираюсь выбросить ключ в мусорную корзину, однако все же решаю оставить. На память.

К тому же... ничего невозможно предугадать.

Следующая остановка – комната для хранения реквизита драматического дружка. Меня немного потряхивает от отвращения, ведь это обитель Эзра. Я вспоминаю парочку актеров, которую я разбила в прошлом году. Все, что от меня потребовалось, так это опубликовать в сети плохие отзывы для одного и восхваляющие для другого, а остальное сделали зависть и театральность. Выдергиваю из-под груды хлама причудливую плетеную скамейку, просто идеально подходящую для старомодного сада, и тащу ее к нашей новой телевизионной студии.

Ставлю ее лицом к новой, еще сверкающей камере. Подвигаю поближе невысокий столик и ставлю на него СD проигрыватель и две баночки кока-колы. Надеюсь, что они не нагреются и не выдохнутся к обеду. Отхожу подальше и осматриваю получившуюся обстановку. Никогда еще я не была так горда своим планом.

Весь ланч провожу в аппаратной, постоянно проверяя время и отчаянно желая силой мысли сдвинуть стрелки часов. Но я не могу. Поэтому приходится ждать.

Ровно в полдень, в студию заглядывает Стив. Я прячусь за пультом управления, напичканного всякими кнопочками и рычажками. Стив внимательно осматривает лавочку, буквально инспектируя ее. Мне так и хочется сказать, что это просто лавочка. Наконец, он понимает, что к ней не подведен электрический ток, и она не взорвется, он решается сесть. Нажимает на кнопку воспроизведения проигрывателя, как и указано в записке. Из колонок раздаются первые медленные аккорды «Bittersweet Symphony».

– Привет, – говорит Хаксли, стоя у входа.

Мое дыхание учащается и мне становится интересно, как чувствует себя Стив. Они отлично смотрятся вместе. Некоторые люди просто рождены друг для друга.

Стив встает, чтобы поприветствовать ее.

– Привет.

– Все как будто специально устроено, – говорит она, осматривая обстановку.

– Знаю.

– Я и забыла, что ты знаешь код от моего шкафчика.

– А ты – мой, – говорит он.

Хаксли походит ближе, но не садится на лавочку. Они еще какое-то время осматриваются. Баночки кока-колы, приглушенный синий свет.

– Сколько времени у тебя ушло, чтобы сделать все это? – спрашивает он ее.

– У меня? Разве это не ты?

– Нет.

– Это не ты положил бутылочку с ополаскивателем для полости рта и записку в мой шкафчик? – спрашивает она, доставая доказательства из кармана.

Он делает то же самое.

– Хочешь сказать, что это не ты?

Они внимательно осматриваются еще раз.

– Здесь кто-нибудь есть? Если есть, то вам лучше выйти, – кричит Стив.

Я прикрываю рот рукой. Я должна была догадаться, что они начнут что-то подозревать. Слышу их шаги, приближающиеся к аппаратной. Замечаю под пультом управления картонную коробку, вытаскиваю и ставлю ее перед собой. Стив распахивает дверь.

– Если здесь кто-то есть, то вы ведете себя очень странно.

Просто расслабься, хочется сказать мне ему. Позже ты будешь мне благодарен.

Он заходит в комнату и встает прямо перед пультом. Я даже чувствую запах резины от его туфель.

– Это какая-то злая шутка? – говорит он в никуда, хотя, полагаю, Стив говорит со мной.

– Стив, – говорит Хаксли. – Иди сюда.

Он идет в студию, а я возвращаюсь на свой наблюдательный пункт.

– Почему здесь стоит лавочка?

– Стив, – мягко смеется Хаксли. Она вытаскивает из кармана бутылочку с ополаскивателем полости для рта и записку, Стив делает то же самое.

– Лавочка, ополаскиватель для рта, «Bittersweet Symphony», – говорит она.

Его глаза округляются, когда он понимает, что она имеет в виду.

– Как на вечеринке Трэвиса Вебера.

– Наш первый поцелуй.

– Я так нервничал.

– Я больше. У меня даже зубы стучали.

– Я думал, что ты замерзла, поэтому отдал свою куртку. – Стив берет куртку, которую я предусмотрительно положила на лавочку, и накидывает на плечи Хаксли.

– Кто все это организовал? – спрашивает она, садясь на скамейку. Их колени соприкасаются.

– Тот, кто хочет, чтобы мы снова были вместе.

– А тебя можно отнести к этой категории?

Стив отодвигает колени подальше, тем самым разрушая этот момент.

– Хакс, зачем ты пыталась оплатить мое обучение в Вермилионе? Кто так делает?

Я вижу, как она напряжена, готовая защищаться.

– Тот, кому ты не безразличен. Я всего лишь пыталась помочь.

– Знаешь, как мне было стыдно? Да, моя семья не так богата, но…

– Ты никогда раньше не жаловался, когда ездил с нами отдыхать или получал рождественские подарки.

– Это совсем другое.

– Почему?

– Потому что я хочу учиться в Чандлере! – вырывается у него. – Я хочу играть в футбол. Я люблю футбол.

Хаксли глубоко вздыхает и смотрит на освещение.

– Я знаю.

– Но я также люблю и тебя.

Они пристально смотрят друг на друга, будто ведут безмолвный разговор. Их тела все ближе и ближе друг к другу. Удивительно, как быстро все вернулось на круги своя. Может, некоторые пары невозможно разлучить, как ни старайся.

– Я скучала, – говорит Хаксли. – Знаешь, это ведь первый раз, когда мы серьезно обо всем поговорили.

– Мне понравилось, – говорит он, убирая ее волосы за плечи. Мое сердце как будто делает сальто. Впервые я действительно верю в Хаксли и Стива.

– Что теперь? – спрашивает Хаксли. – Что мы будем делать?

– Мы что-нибудь придумаем.

А затем он наклоняется и целует ее.

Я кладу руки на единственный переключатель, предназначение которого мне известно. Он включает трансляцию записи с камеры на новенькие телевизоры, установленные во всех классах. Это доказательство того, что пара Стива и Хаксли крепка. Доказательство того, что я не совсем пропащий человек.

Но, все же, убираю руку и незаметно выскакиваю из зала. Даже самая популярная пара в школе заслуживает уединения.

На следующий день перед уроком по английской литературе, парту Хаксли окружила стайка девчонок, включая мисс Хардвик. Ну не будут же они настолько жестоки, чтобы обсуждать меня, верно? Все-таки мисс Хардвик учитель. Я, уткнувшись в книгу, начинаю подслушивать.

– Это было так романтично, – говорит Хаксли. – Он оставил записку в моем шкафчике, в которой написал: «Давай во всем разберемся. Встречаемся в телевизионной студии во время ланча». Когда я туда пришла, то просто поразилась, ведь он воссоздал сцену нашего первого поцелуя. И я... влюбилась в него еще больше.

Девушки начинают восхищаться, некоторые в умилении кладут головы на плечи друг друга. Помню, как раньше мне хотелось биться головой об парту, когда видела все эти фальшивые выступления Хаксли и Стива. А сейчас я сама поучаствовала в этом. У судьбы странное чувство юмора.

– Так Стив все еще собирается поступать в Чандлер? – спрашивает мисс Хардвик.

– Да, – отвечает Хаксли. Перешептывания девушек ни капли не беспокоят Хаксли. – Мы собираемся попробовать поддерживать отношения на расстоянии. Стив – замечательный спортсмен, и он должен выступать на поле.

– Техас не так уж и далеко, – произносит какая-то девчонка. – Если и есть пара, которая может с этим справиться, так это вы двое.

– Посмотрим. Если нам суждено быть вместе, то так оно и будет, – говорит Хаксли. В ее голосе спокойствие, она говорит так, как есть. – Но, думаю, у нас все получится.

– Время начинать урок, – говорит мисс Хардвик. – Все на свои места.

Толпа расходится и я, наконец, вижу Хаксли. Я пытаюсь встретиться с ней глазами, но она не смотрит в мою сторону, полностью сфокусировавшись на учителе. Не могу сказать, она просто делает вид или действительно не хочет меня видеть. Может, она думает, что все это время наша дружба была фальшивой. Полагаю, с ее точки зрения, так и есть. Надеюсь, что однажды после выпуска, когда цепи Ашлэнда с нас спадут, и они со Стивом будут планировать свою безупречную свадьбу, мы встретимся за чашкой кофе и посмеемся над всем этим.

Но пока я отворачиваюсь, чтобы не быть пойманной за тем, что откровенно на нее таращусь.

***

В кафетерии все косо на меня поглядывают и перешептываются. Я никогда не была объектом сплетен и чувствую сейчас себя, как клоун перед бесконечной, скучающей публикой. Им хочется большего. Хочется, чтобы история разрасталась, становилась все ужаснее и ужаснее. Надеюсь, этого не произойдет.

Я хватаю поднос, лишь для опоры, прохожу мимо всех этих пристальных взглядов и замечаю одно свободное место.

– Не против, если я здесь присяду?

Фред смотрит на меня, и я съеживаюсь. Но потом на его лице расползается улыбка. Никогда не была так счастлива видеть эти ровные белые зубы. Он убирает стопку своих комиксов со стула.

– Спасибо, – говорю я.

– В конце недели мы выставим тебе счет, – говорит Фред.

Приятно, что хоть кто-то еще со мной шутит.

– Я сожалею о том, что сказала тебе тогда. Ты просто пытался помочь.

– Эй, я – фанат комиксов, у меня нет мускулов. Так что я привык к оскорблениям. К тому же, я предположил, что ты слишком глубоко в этом увязла, и был прав.

Ко мне возвращается аппетит. Все-таки в этой школе еще есть стоящие парни.

– Все устаканится, – говорит Фред. – Кто-нибудь из учениц напьется на выпускном, и твоя история станет просто воспоминанием.

– Мечты... мечты.

Терпеть этого не могу. Почему люди просто не могут обо всем забыть? Я не хочу видеть все эти взгляды, полные ненависти, до конца школы. Надеюсь, что все изменится до выпуска.

Внимание Фреда переключается на что-то позади меня. Я поворачиваюсь и вижу, устало бредущего и слегка помятого, Дерека. Он идет, почесывая щетину, а его одежда явно нуждается в глажке. Я отвожу взгляд. Он разбит, и это моя вина.

– Я сделала это с ним, – говорю с отвращением к самой себе.

– Нет, не ты.

– Шутишь?

– Нет, – говорит Фред. – Дерек не поступил в Принстон. Пока тебя не было, пришел отказ. – Фред доедает второй кусок пепперони. – Насколько я знаю, они предоставляют место только одному учащемуся от каждой школы. И Бетани повезло больше.

Конечно, так не должно быть, но вид жалкого Дерека, словно бальзам на душу.

– Тем не менее, я ужасный человек.

– Ну да, – говорит Фред.

Сама напросилась.