Глава 40. «Печенье, за которое я не продалась»
BPOV
Я грубо взбивала глазурь, наблюдая, как полосы синего красителя бледнеют в белом, пока, в конце концов, она не стала прекрасного василькового цвета.
Синий с недавнего времени стал бедой моего существования. Синие стены, синяя кровать, синие ковры, синее все. А потом всегда все это проглатывала чернота. Но сегодня это было не мое черное и синее. Сегодня был очень важный день, и мне надо было довести дело до конца.
Суббота, и я стою на кухне, одетая в скромный наряд, который Элис выбрала для меня по нашему соглашению, все еще действующему, хотя она и приняла Эдварда. Это было типа специально по этому поводу. Будем надеяться. На самом деле, я была расстроена, что Элис втянули в наши разногласия с Эсме. Она не хотела выбирать ничью сторону, да и не могла это сделать.
Ей не нужно было этого делать, пока Эсме не попросила ее приглядывать за мной в школе. Теперь она врала ради меня. Мы стали нелепо близки за последние две недели. Она начала прикрывать меня все более и более часто, удерживая Эсме от разговора со мной, когда могла. За это я была благодарна, потому что если честно… Эсме припирала меня к стене.
Она постоянно спрашивала меня, если я была «о`кей», или если я чувствовала себя «о`кей», или все в школе было «о`кей». На прошлой неделе я начала считать, сколько раз она скажет слово «о`кей». Я досчитала до двадцати и сбилась со счета.
Я кивала, пытаясь не скривиться от правильности этого слова. Я была «о`кей». Мне было плохо, и я не была счастлива в данных условиях. Но, рассерженная от многочисленных ограничений, я была «о`кей» в смысле, что я все еще технически жила и дышала. Я не могла слишком уж жаловаться.
Так что я провела две недели в молчании, сведя наши взаимоотношения к кивкам и качанию головой, подчеркивая это редким ворчанием или хмыканьем. Это, возможно, немного огорчало меня, и было по детски, но это не заботило меня.
Эсме полностью открыто ненавидела молчание, пытаясь силой вытянуть из моего рта многословные ответы тщательно продуманными вопросами. Это не срабатывало, я и видела, как растет ее смятение с каждым моим пожатием плечами. Она начала прибегать к отчаянным мерам, чтобы привлечь мое внимание.
В прошлый уикенд она вернулась домой с кухонными аксессуарами на сотни долларов. Моя челюсть упала, когда я с благоговением наблюдала, как она разгружает свои сумки. Там были стальные миски для взбивания, формочки для печенья, сковороды и кастрюли, противень для вафель, кухонный комбайн, и… Я не поблагодарила, когда она прошла ко мне с широкой улыбкой.
Я сделала все ясным, когда взяла старую пластиковую миску для взбивания и сделала в этот вечер мое «Печенье, За Которое Я Не Продалась». Я раскатывала печенье под незаметными взглядами, но не шевелилась. Потому что, как ясно подразумевали мои печенья, я не продаюсь. Она грустно смотрела, увидев на следующее утро, что все свеже купленные аксессуары не потребовались, но я тоже была безумной и, если честно, чувствовала себя немного виноватой за это.
Я предложила ей простое ворчание, когда она увидела, что новый противень для вафель не использовался, и ответила, что все «о`кей».
Она попыталась сделать новую попытку в этот вечер. Объявив «вечер кино» и взволнованно пытаясь стать одной из «девочек», пока Элис и я закатывали глаза и садились на диван без всякого интереса. Темнота и кино усыпляли меня, и я опустила голову на плечо Элис и боролась со сном. Эсме мягко предложила «пойти спать».
Да. Только это не поможет в этом случае. Я почти проделала дыру прямо здесь, в темной гостиной и рассказала ей все, чтобы посмотреть на ее лицо. Рассказать ей, что я могу прекрасно спать только с Эдвардом. Но я держала свой рот закрытым и закончила смотреть кино под многочисленные зевки. Потому что Эсме не поймет, почему мне нужен Эдвард для сна.
Элис начала составлять мне компанию, пока насильно не уходила спать по ночам. Я позволяла ей красить мне ногти или другие дерьмовые девчачьи вещи, потому что это удерживало меня в тревоге и без сна. Мы проводили часы вечерами, избегая Эсме. Я говорила об Эдварде, и она говорила о Джаспере, и я себя чувствовала рядом с ней более нормальной. В конце концов у меня создалось впечатление, что она знает больше, чем должна. Похоже, она знала, что я не просто спала с Эдвардом, потому что это было весело. Похоже, она умышленно помогала мне не спать, оживленно болтая и постоянно удерживая мое внимание различными действиями и осторожными выражениями всякий раз, как мой интерес падал.
Возможно было только одно – Джаспер поделился с ней сведениями о наших мероприятиях для сна, потому что я этого не делала. Я была довольна и позволяла ей верить, что наши ночи с Эдвардом были связаны с нашими отношениями.
И если она что-то подозревала, то это полностью подтвердилось во время ланча, когда я спала на Эдварде.
Зевок, поднявшийся из моей груди, прервал мои мысли, заставляя меня отложить деревянную ложку, прикрыть рукой рот и тряхнуть головой. Я не спала полную ночь уже две недели. Ланчи с Эдвардом помогали мало. Он всегда клал меня на свои колени и крепко обнимал. От него шел божественный запах, слабо намекая на сигаретный дым и мяту, и его электричество усыпляло меня быстрее, чем я могла понять, что происходит. Я не помнила ничего, что происходило на ланче все прошлую неделю. Когда я засыпала, за столом никого не было. Когда я просыпалась, стол был пустой. Если бы Элис не рассказывала мне, то можно было подумать, что они перестали есть вместе с нами.
Школа стала короче. Нет, сама по себе школа осталась такой же. Промежутки между уроками стали короче. А сами уроки стали длиннее. Я была полностью истощена, и пыталась, насколько могла хорошо, оставаться в сознании на каждом уроке и скучных заданиях, и всегда нетерпеливо ждала ланча. Не для сна, хотя это было вполне по Эдвардовски, а больше всего для того, чтобы быть ближе к нему.
Эдвард был причиной, по которой я делала это. Ему становилось… хуже. Он курил еще чаще. Я могла сказать это, когда нюхала его. Это не сильно заботило меня, но я использовала это в качестве индикатора его ночей, зная, что он всегда курит, когда чувствует особенный стресс или проблемы.
И складка на переносице.
Складка была всю неделю. Она никогда не проходила, и я не могла уложить его и работать над его воспоминаниями, чтобы очистить его мозг. Так что она оставалась, образуя ложбинку между его глазами, которую не могли разгладить мои пальцы. И его веки становились тяжелее и темнее с каждым утром, когда я бросала на него взгляд через двор.
Так называемые «стимуляторы», которые он принимал, помогали не так хорошо, как я ожидала. Я видела, как он все больше и больше раздражается от мелочей, нехватка сна истощала его терпение.
Только вчера я стояла с ним у его шкафчика, и наблюдала, как он красочно выражается на замок шкафчика. Его комбинация не работала, и я была более чем уверена, что он набрал ее неверно. Но он выглядел таким расстроенным и сонным, запуская руки в волосы и повторяя попытку в пятый раз, что я не хотела расстраивать его еще больше, поправляя его.
Я терпеливо ждала, наблюдая, как он еще несколько раз пытается открыть шкафчик. Когда это не увенчалось успехом, он невесело рассмеялся и толкнул его. Шкафчик. Кулаком. Как будто неживой объект может силой противостоять его желаниям. Я вздрогнула от глухого звука и сжалась от боли.
Он начал извиняться, за то, что я вздрогнула, но я просто взяла его кулак и нежно отвела в сторону. Когда я встала перед ним и ввела правильную комбинацию, шкафчик с легкостью открылся без посторонних внешних вмешательств. Он действительно полностью расстроился и грубо забросил внутрь книги.
И это был Эдвард.
Прогулки стали ужасны, и я не думаю, что кто-то, кроме меня действительно говорил с ним за эти пять дней. К счастью, я приобрела иммунитет к его взрывному характеру. Это действительно было похвально, и, должно быть, было большим подвигом, потому что он сердито смотрел на любого, мимо которого мы проходили, не замечая, что они практически не смотрят на нас.
Но это все еще доводило меня до безумия. Видеть его глаза, складку на его лбу, и не иметь возможности успокоить его, как я обычно делала. Я всегда пыталась, конечно. Нежными прикосновениями или поцелуями в щеку. Иногда я просто говорила ему, что люблю его. Просто потому что. Это немного помогало, но я чувствовала себя расстроенной и беспомощной.
Это делало этот день еще хуже. Он сидел в соседнем доме, усталый и истощенный, и, возможно, полностью раздраженный доктором Калленом, так что, вероятно, проведет весь день один в своей комнате. А это не то, что он хочет.
Это его день рождения.
Я развернулась, подавив очередной зевок тыльной стороной руки, и начала выкладывать светло-голубую глазурь на большой, многоярусный торт. Он был шоколадный, с арахисовым маслом, и я могла представить улыбку на его лице, когда он будет его есть.
Он уже так давно не улыбался по-настоящему. Он улыбался каждое утро, когда мы встречались на стоянке, или когда он встречал меня после уроков. Самая большая улыбка была прямо перед ланчем. Но даже она была вымученной. Неестественной. Не та улыбка, какую я хотела бы видеть. А мне она была нужна. Больше, чем сон вне моей черно-синей кровати, мне нужно было, чтобы Эдвард улыбался мне.
Я, с другой стороны, возможно, имела собственные проблемы с улыбкой. Признаю, что я тоже была истощена. Я никогда не признаюсь Эдварду, но одного часа в день, который он давал мне, не хватало для полного восстановления функциональности. Я не спала по ночам все это время и провела большую часть недели в ступоре. Я позволила себе немножко больше хотеть спать этим утром, как раз когда солнце показалось в моем окне.
Это шутка.
На самом деле было неважно, где было солнце. Сну было все равно. Это были разные гардеробные, прикрытые разными предметами мебели в разных городах и разных комнатах. Поскольку это было ужасно и практически бессмысленно, то дало мне возможность сосредоточиться на изготовлении торта, не упав лицом в глазурь.
Элис прервала поток моих мыслей, появившись с улыбкой на кухне.
- Мммм, - промычала она, подходя к стойке и голодным взглядом глядя на то, как я методично смазываю торт глазурью.
Я покачала головой.
- Не для тебя, - я шлепнула по ее руке, когда она протянула к глазури палец и надула губы.
Она все равно зацепила немного глазури и быстро засунула палец в рот.
- Эдвард так избалуется, - протянула она, взглянув на контейнеры с его любимой пастой. Я просто пожала плечами со слабой ухмылкой. Будем надеяться.
- Это… - она обвела маленькой рукой торт и контейнер с едой, - это никогда не сработает.
Она искривила бровь, поставив локти на стойку и опуская подбородок на ладони.
Я нахмурилась и продолжила намазывать глазурь.
- А вдруг? – я пожала плечами, пытаясь вернуть оптимизм.
- Я надеюсь воззвать к ее состраданию, - я решительно кивнула, отходя от торта и осматривая его в последний раз в поисках изъянов. Элис фыркнула.
- Состраданию? – она закатила глаза и подняла облизать ложку, пока я запаковывала контейнер с пастой в свой черный рюкзак.
- Конечно, ты шутишь, - она мрачно хихикнула, осмотрев покрытую маслом ложку, и засунула ее в рот. Я еще больше нахмурилась над ее новым презрением к матери по отношении ко мне, отложила рюкзак в сторону и оперлась на стойку.
Я слушала ее длинную и очень неодобрительную речь о том, как я заблуждаюсь, когда Эсме вошла в кухню. Все мое тело напряглось, и я быстро отвела взгляд.
С того самого утра, когда Элис и я начали устраивать «сон -прочь», я не сказала ей ни одного слова. Я надеялась - дать ей время успокоиться – может, она сможет быть более – гибкой к моей собственной логике. И вот сейчас настало время проверить эту теорию, потому что в этом возникла необходимость. Как минимум для Эдварда. И для Элис, которая всегда подбадривала меня, вставая на мою сторону.
Я кашлянула, повернулась к Эсме и посмотрела ей в глаза. К несчастью, ее взгляд сфокусировался на голубом торте, стоящем в середине стола. Она…удивилась. Я предположила, что Карлайл не рассказал ей о дне рождения Эдварда, или она не сложила все кусочки вместе.
Ее глаза сверкнули, встретившись с моими, и она сделала неверный вывод из того факта, что я признаю ее присутствие. Она радостно улыбнулась моему вниманию.
- У нас вечером торт? – спросила она, скользнув на стул рядом с Элис, которая отчаянно пыталась сохранить обычное лицо, зная все о моих намерениях.
Я сделала глубокий вздох, собирая мое мужество и поднимая подбородок, вглядываясь в ее глаза.
- Это для Эдварда, - с такой верой сказала я, что увидела периферийным зрением, как у Элис расширились глаза.
- У него день рождения, - равнодушно добавила я, пока ее лицо оставалось пустым.
На кухне воцарилась зловещая тишина, так как Эсме и я уставились друг на друга, а Элис беспокойно ерзала на своем стуле.
- Я лучше… - Элис замолкла, вскочив со стула и переводя взгляд со своей матери на меня и обратно.
- Не… здесь. – запинаясь, закончила она, убегая от напряженного открытого сопротивления, выросшего в комнате. Она повернулась, дойдя до порога, привлекая мое внимание и разрывая мой пристальный взгляд на Эсме.
Она насмешливо согнула руку в локте, одними губами произнося слова «Будь сильной», подбадривая драматическим кивком, после чего окончательно удрала.
- Я могу попросить Карлайла передать ему, - наконец высказалась Эсме. Я опять встретилась с ней глазами, пытаясь улыбнуться, стоя перед ней. Потому что это меня не устраивало, и я готова была бороться за это. За этот маленький, крошечный поступок. Отдать моему бойфренду торт на его день рождения.
Эсме, должно быть, увидела молчаливый вызов в моих глазах и попыталась сменить тему разговора с голубого торта/розового слона между нами.
- Ты сегодня разговариваешь со мной? – тихо спросила она, почти грустно, и положила руки на черный гранит.
Я с юмором решила, что она подумала, что этот аргумент сработает.
- Да, - подтвердила я, выразительно немного кивнув.
Ее выражение смягчилось и она широко улыбнулась, просветлев лицом, и заставляя меня осознать, как сильно я соскучилась по разговорам с ней.
- Я бесконечно счастлива, Белла, - улыбнулась она, протягивая руку через торт и похлопывая меня.
Я начала чувствовать неудобство от направления, которое принимала наша беседа. Она была добра ко мне, даже ласкова, и мне нужно было вернуть мою злость на нее.
Мне нужно бороться жестко.
- Я хочу отнести торт Эдварду, - потребовала я, убирая руку из-под ее руки, возможно, немного по-детски, но меня это не волновало.
Ее лицо вытянулось, она отдернула руку и нахмурилась, уставившись на торт.
- Ты знаешь правила, Белла, - резко прошептала она. Она подняла подбородок и нацепила на лицо жесткое выражение власти.
- Я не хочу, чтобы ты виделась с этим парнем, - в ее голосе было немного меньше отвращения, чем утром после того, как нас застукали, но недостаточно, чтобы я успокоилась.
Я подняла подбородок выше и сузила глаза.
- Его зовут Эдвард, - я почти усмехнулась ей, начиная терять разум от ее оскорбительного тона. Ее ноздри немного раздувались, и она просто резко качнула головой, опять отказывая мне в моей просьбе.
Я расстроенно прорычала, поднимая руки вверх.
-Что такого может случиться, Эсме? – недовольно спросила я. Серьезно, вряд ли он убьет меня за то, что я принесла ему торт.
- Ты знаешь, большинство детей были бы вышколены за эти три маленьких месяца, но твое упрямство только выросло, - проглатывая буквы, ответила она.
Я открыла рот, осознав, что не-наказание было не таким сильным, как настоящее наказание, и возненавидя мысль, что все это еще может усилиться.
Она, похоже, пришла к той же самой мысли в тот же самый момент, так как ее лицо вытянулось и она согнула голову в чем-то, что выглядело, как стыд.
- Ты знаешь, что я не имею в виду, что наказываю тебя, Белла, - шепнула она, играя пальцами.
Но на самом деле я не знала этого. И я сомневалась, что Эсме верит в свои собственные слова. Она была так занята, убеждая себя, что все это для моего собственного счастья, что даже не осознавала, что забрала значительно больше, чем моего парня. Она забрала мою кухню в девять вечера и мою свободу по выходным.
Меня, по существу, лишили всех прав.
Когда она встретила мой взгляд, то нахмурилась.
- Мне звонили вчера из школы, - она наклонила голову и нахмурилась еще сильнее.
Я застыла у стойки, проклиная пробелы в памяти и пытаясь определить, не начала ли я засыпать в школе опять. Но я знала, что не делала этого, поэтому вопросительно наморщила лоб.
Она прокашлялась и приняла это знакомое выражение беспокойства, с которым смотрела на меня две последних недели.
- Ты невнимательна на уроках и постоянно сонная, - проинформировала она, скосив глаза и показывая, что хочет внимательно осмотреть мое лицо.
Я беспокойно поежилась под ее исследующим взглядом и отвела глаза к коленям.
- Я исправлюсь, - шепотом пообещала я, неопределенно прикусывая губу. Потому что я буду пытаться, насколько смогу, но вряд ли этого будет достаточно.
Эсме вздохнула, но было похоже, что она хочет подавить стон.
- Нет, - слабо сказала она, и затем повторила то же самое громче, и еще раз, сильным и резким тоном, от которого я вздрогнула и осторожно встретилась с ее взглядом опять.
Она досадливо хмурилась, уставившись на меня.
- Ты явно истощена, Белла, - почти прорычала она, тоном, какого я от Эсме никогда раньше не слышала.
Я прикинула – это – возможно, розовый слон в комнате. Если быть честной с самой собой, это был розовый слон во всем доме после лишения сна.
Я просто покачала головой, отказываясь признать, насколько она права. От этого она еще больше разгневалась, стоя перед стойкой и перегнувшись над тортом, схватив меня за подбородок и заставляя силой смотреть ей в глаза.
Она наклонилась ближе к моему лицу, бесцеремонно изучая меня, держа меня за подбородок.
- Ты совсем не спишь? – спросила она тоном, который ясно показывал, что она знает ответ. Я сглотнула, глядя в ее глаза, а мой мозг усиленно работал над тем, как продолжить эту беседу.
Одна моя половина считала, что, если расскажу ей все, объяснив, что я не могу спать без Эдварда, она может понять. И, может, она позволит нам возобновить наш распорядок. Может, под наблюдением, или в моей спальне, это меня уже не волновало.
Но моя вторая половина знала, что она никаким способом не сможет разделить то, что я и Эдвард нужны друг другу для сна, и что мы страстно хотим возобновить наши отношения.
Наше поведение уже достаточно было запачкано, и я обнаружила, что мне самой тяжело отличить одно от другого.
Под ее взглядом я упала духом, мои плечи согнулись, и я осознала, что устала. Устала от извинений, и устала от лжи, от….просто устала.
- Я не могу спать без Эдварда, - нервно признала я, почти шепотом, и половина меня надеялась, что она не услышит. Та половина, которая знала, что поведение недостаточно ясное.
Эсме хмыкнула и нежно отпустила мой подбородок, возвращаясь на свой стул с тем же самым расстроенным выражением лица.
- Это твой метод сопротивления? – язвительно спросила она, пока мои пальцы инстинктивно комкали рукава моего свитера на холодном граните.
- Не спать так долго, пока я не отступлю? – добавила она. Я нахмурилась. Я увидела, что происходит.
Я покачала головой и глубоко вздохнула, проигрывая. Теперь все или ничего. Я так много скрывала от Эсме, когда приехала сюда. У нее были записи и заметки докторов, но она не знала всего. Я предпочитала держать ее в неизвестности о серьезности моей болезни, потому что не хотела втягивать ее в темноту со мной. Я могла только надеяться, что моя честность сможет насильно внести немного разума в ее мозг.
Так что, после еще одного решительного вздоха, мой рот открылся, и все вылилось наружу. Я десять минут рассказывала ей все о моих кошмарах, снах, воспоминаниях, и вообще всем. Она продолжала не двигаться с обманчиво пустым выражением лица, когда я сменила тему на рассказ о гардеробной во сне и наблюдала, как ее глаза сверкнули в узнавании.
Похоже, потому, что она уже интересовалась шкафом, с тех пор, как Эдвард передвинул его, закрывая от меня гардеробную. Я наблюдала, как она медленно складывает все кусочки, осознавая, как много всего происходило, и как я скромно умалчивала о своих проблемах. Преуменьшаю их для ее же пользы.
Поскольку я не могла долго говорить о своих воспоминаниях спокойным и сдержанным голосом, я начала рассказывать ей об Эдварде, и как я могу спать с ним. Исключительно в его руках. Я коротко попыталась объяснить электричество, но поспешно уклонилась от этого. Потому что это было личное. Вместо этого я рассказала ей, как он заставляет меня чувствовать себя защищенной.
Когда я закончила, ее глаза расширились, и лицо побледнело. Я нервно жевала нижнюю губу, пока она осмысливала мои слова и укладывала их в своей голове. Мы долго сидели в напряженном молчании, до того, как ее выражение быстро трансформировалось.
В ярость.
Необузданная ярость вспыхнула в ее темно-карих глазах, и ее кулаки сжали темный гранит.
- Ты скрывала все это от меня? – тихо спросила она спокойным голосом, но, тем не менее, в нем явно слышалась злость.
- Это моя задача – помогать тебе справиться с этим, Белла, - ее голос дрожал, и я не могла ничего делать, и только тревожно смотрела на нее.
- А не Эдварда Каллена, - резко закончила она.
Я ничего не сказала, и мои ступни легко задрожали под столом. Что я могла сказать? Что не хотела ее помощи? Правда в том, что она ничего не могла для меня сделать. Почему ее беспокоит проблема, которую она все равно не решит?
Эсме думала по-другому.
- Я назначу встречу с психологом, - решительно высказала она. Я побледнела и яростно тряхнула головой. Я не хочу этого, и не пойду. Она не может заставить меня.
Она отчаянно грубо схватила мою руку и крепко зажала ее между своими.
- Пожалуйста, сделай это для меня, - просила она, почти умоляя. Я продолжала качать головой, и она теснее сжала мою руку.
Злость так же быстро ушла, как и пришла, и она опустила голову с длинным мучительным вздохом, в котором звучало что-то похожее на проигрыш.
Я вдруг решила, что это можно использовать к моему преимуществу. Я уже чувствовала такое отчаяние и полный проигрыш раньше.
- Если ты позволишь мне видеться с Эдвардом, - предложила я искусный обмен, одновременно сражаясь с улыбкой и гримасой от своего поступка. Это был необычный компромисс с моей стороны, она должна была это увидеть и встретить на полдороге, если действительно этого хочет.
Я еще больше разволновалась, когда она подняла голову и начала осматривать комнату, размышляя над моим предложением. Я ждала, едва дыша, пока она жевала внутреннюю сторону своих щек и принимала решение.
Когда ее глаза опять встретились с моими, проблеск надежды в моей груди зашипел и умер с улыбкой, ожидавшей ее одобрения.
- Прости, но я не могу на это согласиться, - шепнула она, разрушая компромисс и отворачиваясь от моего раздавленного взгляда.
Я уныло забрала мою руку и опустила плечи.
- Почему? – недоверчиво поинтересовалась я. Она пыталась затащить меня на терапию со времени моего приезда в Форкс. Это просто не укладывалось в моей голове.
- Ты действительно так сильно его ненавидишь?
Другого объяснения просто не было, и я не могла понять, как она может ненавидеть Эдварда сильнее, чем заботиться о моем душевном здоровье.
- Я не ненавижу Эдварда, - настойчиво стала она уверять, яростно покачав головой.
- Я просто не доверяю Эдварду, - пояснила она, умоляя меня глазами. Она держала руки ладонями вверх на стойке рядом с тортом, и я видела, как они подергиваются.
- Он никогда не причинит мне боль, - я хотела вбить это в ее мозг. Я действительно не думала, что мне придется это делать. Она видела его со мной в тот день в спортзале, и это должно было быть доказательством того, что он слишком сильно заботится обо мне, чтобы нанести мне урон.
- Можно разными способами причинить кому-то боль, Белла, - вздохнула она с чем-то, напоминающим недовольство. Ее руки остались на стойке, а глаза потемнели.
- Ты испытывала раньше физическую боль, которую я… могу только представить. Ты испытывала эмоциональную боль от потери матери, - ее голос дрожал, лицо искривилось в короткой вспышке страдания, после чего опять стало спокойным. Она прокашлялась и немного покачала головой.
- Но Эдвард… - осторожно продолжила она. - У Эдварда тоже все это было, - тихо сказала она, сжав руки в свободные кулаки.
Я отклонилась назад, когда она упомянула о нем, и на короткое время задумалась, как много Эсме действительно знает о его прошлом. Она, похоже, правильно прочитала мое выражение.
- Карлайл предложил мне… сокращенную… версию того, что он знает, - объяснила она, ничего не объяснив. Я заметила, что она уже знала об этом, когда просила Эдварда рассказать о его детстве в Чикаго.
Я разрывалась между яростью на Карлайла, за то, что он выдал эту информацию Эсме, и облегчением, что она знает что-то о его усилиях.
Эсме немного нахмурилась.
- Он проблемный мальчик, я понимаю это, - продолжала она, и затем мое оборонительное выражение только усилилось.
- Нет, но… -упорствовала она, наконец двинув руки обнять меня, глубоко вглядываясь в мои глаза.
- Это не делает его плохим человеком, - настаивала она, увеличивая мое смущение.
- Это только делает его трудным человеком, - пояснила она, умоляя глазами и сжимая мою руку.
- Это деформировало его взгляды на плохое и хорошее.
Я со злостью отняла руку.
- Это не правда. Эдвард никогда не сделает ничего…
- Вы оба прилипли друг к другу, Белла, - прервала она меня, не дав закончить. Я закрыла рот и возмущенно отвела взгляд, а она продолжила.
- Вы оба потерянные, и сбиты с толку, и прилипли друг к другу, желая помощи, - отчаяние в ее голосе возросло, и она попыталась повернуть лицо так, чтобы попасть в поле моего зрения.
- Вы не можете помочь друг другу, - добавила она, невозможно разозлив меня. Я опять встретилась с ней глазами, готовая доказать ее неправоту.
Она не дала мне шанса.
- Нет, если вы отказываетесь помочь себе сами, - грустно заключила она.
Я закатила глаза и отвернулась опять. Она была неправа. Эдвард прекрасно помогал мне, а я ему. Мы помогали себе, помогая друг другу. Она, возможно, не знала всего о нашей динамике.
- Я понимаю, ты не видишь этого всего сейчас. Но ты увидишь, - снисходительно и понимающе смотрела она на меня. Эсме знала все. Это до предела разозлило меня.
- Однажды, когда ты будешь старше, и твое мнение не будет так сильно зависеть от твоих эмоций, ты увидишь, что я права.
- Я не ребенок, - выпалила я, защищаясь, скрестив руки на груди и сжимая кулаки.
- Нет, - согласилась она, садясь на стул и осторожно глядя на меня.
- Но, может быть, со временем ты прекратишь вести себя, как ребенок, - она подняла бровь.
Я усмехнулась и опять отвела взгляд.
- Я не хочу бороться с тобой, Белла, - сожалеюще сказала она.
- Но я должна сделать это правильно, - решительно отрезала она.
- Я должна попытаться отправить тебя на терапию, и я удержу тебя от проблем, - добавила она, и, после паузы, пробормотала.
- Проблем типа Эдварда.
Наступила тишина. Я пыталась сдержать слезы, уставясь на холодный линолеум. Потому что ее логика так глубоко проросла в ее сознание, что я почти потеряла надежду заставить ее увидеть другую сторону. Она честно верила, что она помогает мне, делая это. Удерживая меня от Эдварда.
Эта мысль была такой нелепой и абсурдной, что я хотела фыркнуть и тряхнуть головой.
Мой взгляд переместился с пола на голубой торт передо мной, когда одинокая слеза проползла по моей щеке. Я быстро стерла ее, и Эсме подавила стон, увидев меня плачущей. Я почти решила заплакать, просто показав ей, насколько мне действительно больно, заставив ее расстроиться от этого.
Но она была права. Я не была ребенком, и не собиралась начинать вести себя, как дитя. Плакать, чтобы заставить ее чувствовать вину слишком по-детски.
Конечно, никто не вырастает за один день.
Я встретила ее взгляд своими самыми страдающими глазами. Это было нетрудно. Я уже страдала, так или иначе.
- Пожалуйста, - выдохнула я, хлюпнув носом, готовая бесстыдно умолять ее.
- Просто разреши мне отнести ему торт, - тихо попросила я, нервно начиная комкать рукава моего голубого свитера. В ее глазах было мучение, и она слушала мои мольбы, поочередно смотря то на меня, то на торт. Она явно о чем-то размышляла, жуя щеку и тихо постукивая ногами по полу.
Это могло бы вселить в меня надежду, если бы подобное поведение не разрушило ее несколькими минутами ранее. Так что я придерживалась моего первоначального плана и воззвала к ее состраданию.
- Любой заслуживает торта в день рождения. Даже Эдвард, - я нахмурилась, прикрывая ложь толстым слоем хороших намерений.
Ее лицо сжалось, плечи согнулись, и пытливый взгляд сосредоточился на торте. Я загнала назад улыбку, наблюдая, как ее решение медленно растворяется под действием мысли, что у Эдварда не будет даже именинного торта. Она сострадала, то ли из-за Эдварда, то ли из-за одинокого Карлайла, потому что они были близки, я не могу сказать.
Это было неважно. Потому что, с длинным, проигранным вздохом, она кивнула.
Я громко и возбужденно завизжала, напугав Эсме так сильно, что она побелела и посмотрела на меня расширенными тревожными глазами. На моем лице расцвела ненормальная улыбка, я спрыгнула со стула и обежала вокруг стойки, обняв ее за шею быстрым, даже сильным объятием.
Я поцеловала ее в щеку.
- Спасибо, - искренне улыбнулась я, отпуская ее и начиная бережно упаковывать торт в большую коробку. Это на самом деле было все, что я намеревалась сделать в любом случае. К тому же это было подтверждением того, что Эсме была не совсем непроницаема. Это дало мне больше надежды.
Она продолжала смотреть со странно благоговейным выражением, как я быстро забираю пакет печений Эдварда и засовываю его в мой рюкзак.
- Я буду через десять минут, - пообещала я, поспешно добавляя салфетки в рюкзак, потому что я знала, что Эдвард может испачкаться пастой. Я закинула рюкзак на плечо и опять встретилась с ней взглядом, гадая, насколько будет грубо, если я просто выскочу через секунду за дверь, прежде чем она изменит свое мнение.
Вместо этого она закатила глаза и хихикнула, мягко и музыкально, хотя и немного мучаясь.
- Оставайся столько, сколько разрешит Карлайл, - она вздохнула, проигрывая, а моя улыбка невероятно выросла. Я боролась с желанием запрыгать на месте, и захлопать, как ребенок, но клянусь, что не сделала этого. Я подняла коробку, сдерживая себя, повернулась, нетерпеливо готовясь покинуть кухню.
Голос Эсме остановил меня, когда я уже дошла до порога с тортом в руках.
- Белла, - мягко позвала она, от чего мое тело напряглось в беспокойстве, и я нерешительно повернулась встретиться с ней взглядом.
У нее опять было грустное выражение, и она сейчас держала в руках телефон и мрачно смотрела на него.
- Можешь… - она прервалась и выглядела сейчас скорее робкой и застенчивой, заглядывая в мои глаза.
- Можешь попросить Эдварда облегчить это для Карлайла? - шепотом выдохнула она, скорее печально, а не просто с просьбой оказать любезность.
Я медленно кивнула, но серьезно сомневаясь, что я смогу попросить его быть с Карлайлом хорошим. Если честно, я и сама не очень любила этого мужчину.
- Это одноразовое разрешение, - добавила она с командной осанкой, от которой моя улыбка упала, но я кивнула. Она открыла телефон и начала набирать номер, продолжая говорить,
- И я не настаиваю на терапии, - решительно добавила она, поднимая бровь и поднося телефон к уху.
Я на мгновение ухмыльнулась, перемещая большую коробку в руках.
- И я не настаиваю на Эдварде.
Я развернулась на пятках и вышла из кухни, до того как она могла ответить на мою реплику. Это было правдой. Пройдет время, мое истощение увеличится, Эсме будет колебаться и может осознать, что будет лучше всего.
Я прошла мимо Элис в гостиной и вышла к парадной двери. Она развалилась на диване и изучила содержимое моих рук и самодовольной улыбкой и солидарно стукнула кулаком, от чего я тихо захихикала.
Я открыла парадную дверь. Там было светло и солнечно. Ощутив тонкий вкус наступающей весны, я шагнула наружу с довольной улыбкой, готовясь зубами и ногтями бороться за Эдварда, не переживая, насколько меня это истощит.
2015-08-21
238
