2015-08-21
442
| Эпилог BPOV - Подожди. Повернись немного, да, прямо так. Дерьмо. Эдвард обхватил мои бедра и сел на пятки, проникая в меня с чувственным выражением. Лежа на моей стороне, я зажала в кулаках простыню и прижала колени к груди, заглатывая воздух. - Тебе нравится так? – спросил он, ритмично дергая мои бедра на себя. Я предложила энергичный кивок в свою подушку. Что, мне могла не понравиться какая-нибудь поза? Сомневаюсь. Он протянул ладони и повис надо мной, прижав подбородок к груди и наблюдая, как встречается наша кожа, и его проникновения стали беспорядочными. Он предупредил меня придушенным голосом, - У тебя есть десять секунд, и отсчет пошел, чтобы получить свое. Ну да, конечно. Это не собирается произойти. Пожав плечами, он прорычал мое имя, сжав уже своими ладонями простыни, и успокоился. Он хлопнулся на кровать, задыхаясь, - Окей, эта поза отпадает. Я повернулась к нему с открытым ртом, удивляясь, - Почему! Мне она понравилась. - Неа, - пожал он плечами и поцеловал кончик моего носа, откровенно объяснив, - Я не дал тебе кончить. Слишком сильно, блять, обтягиваешь. Я закатила глаза, устраиваясь на его груди. - Только потому, что я не кончила, не означает, что я не получила удовольствия. Он фыркнул в мои волосы и зарылся в них, рассуждая, - Да, конечно. Если бы просто проводили все это время, трахаясь, и я не освобождал бы яйца, я бы чувствовал себя гребано обманутым. - Ты парень, - напомнила я. - Ты не можешь заниматься сексом, не кончив. И когда я изложила это таким образом, то ощутила, что меня немного обманули. - Чувак, должно быть, плохо быть девушкой, - раздумывал он. - Как будто всех этих проблем, связанных с маткой, недостаточно для нытья, вам еще и не гарантирован оргазм. Я думаю, парни достаточно сильно диктуют (dictates), когда заканчивается секс. Я встретила его взгляд и кивнула. Затем его лицо стало тупым, прямо перед тем, как она засмеялся, подбрасывая меня на своей груди, и его глаза прищурились, - Я сказал ‘dick-tate.’. - О, боже, - простонала я. - Тебе сколько, десять? Его энергичное фырканье отправило меня в ванную, и я встала под душ, переступая под струями, опять закатив глаза. Он только что пришел от Джаса и Элис, что объясняло все. Я клянусь, когда он и Джас собирались вместе, то происходило какое-то смещение, от которого они теряли десять лет возраста. И чтобы вернуть их, требовалась вся ночь. Я ждала, что Эдвард присоединится ко мне, как он обычно делал. Наша новая квартира была менее дерьмовой, чем я хотела. Я специально говорила Карлайлу, что хочу как минимум чувствовать себя, что я живу «в руинах», как и все мои ровесники. Это просто было мое странное желание, получить весь опыт от колледжа, дерьмовое жилье и все такое. У нас была наша собственная проклятая прачечная, ради Христа. Я прекратила надувать губы в ту секунду, когда увидела кухню. Я полюбила ее с первой выпечки печенья. Размеры ее духовки были абсурдны. Грустно, но закончив школу, у нас осталось меньше времени, чтобы пользоваться ею. После окончания выпускных экзаменов на первое место вышла наша игра «давай исследуем сексуальную позу номер шесть после двадцатой». Какой лучший способ расслабиться после длинного, стрессового семестра? После добрых тридцати минут наслаждения нашим сверхэкстравагантным душем я поняла, что Эдвард не собирается ко мне присоединяться, и мой лоб наморщился от замешательства. Я вышла из ванной в полотенце, и начала очищать пол от нашей одежды, которая была беспорядочно разбросана по полу после прихода домой Эдварда и обнаружившего, что на мне надето то, что он нежно обозвал как «Накопитель Сисек». После короткого обследования комнаты я начала искать Эдварда. У нас была запасная спальня, которую я превратила в студию после того, как он озвучил интерес к рисованию, так что я прикинула, что найду его там. Она была пустой. Его не было в гостиной, быстрый взгляд в холл обнаружил звуки, исходящие из гостевой ванной. Дверь была раскрыта, так что я, даже не думая, распахнула ее. Он склонился над унитазом, его голая спина содрогалась от журчащих позывов, которые выплескивались в чашу. - О нет! – закричала я и подошла к нему, осторожно поглаживая его спину, пока его рвало. Я, запинаясь, спросила, - Тебя тошнит или что-то в этом роде? Не успев сказать это, я закатила глаза. Еще бы! Я не видела его лица, но все его тело дрожало, кожа побледнела. До тех пор, пока я не услышала тихий, отдаленный голос, я не осознавала, что сотовый Эдварда лежит раскрытый на полу рядом с ним. Я подняла его, спросив, - Алло? Это был Карлайл. – Что случилось? – обезумев, спросил он. Я ответила. - Эдварда рвет. Я думаю, он съел что-нибудь. Опять заметила очевидный факт. Эдвард продолжал молчать, исключая его задушенный кашель, и я сочувственно погладила его спину. - Он не съел что-нибудь, - вздохнул Карлайл. - Я хотел подождать и сказать ему лично, когда он приедет на следующей неделе к Кармен, но он… я даже не мог сказать этого, Белла, и он знал, почему я звоню. Я так сожалею. - Сожалеешь за что? – спросила я, побледнев. Ответ Карлайла был жестоким и тихим, но был подчеркнут следующим раундом резких позывов от Эдварда. - Его мать умерла прошлой ночью. Январь. С Новым годом пришло чувство серой оцепенелости. Он не поехал на похороны, и хотя я не понимала, почему, уважала его решение. Карлайл обещал, что использует свои связи в Чикаго, чтобы устроить ей достойную церемонию, но не похоже, чтобы это изменило что-то для Эдварда. - Все еще не голоден? – спросила я, моя собственную тарелку. Тарелка Эдварда была нетронута. Он просто смотрел вниз с пустым выражением, ответив, - Нет, нет, на самом деле, - и ушел из-за стола. Быстро поцеловав меня в благодарность за обед, он растворился в студии, где, я знала, он проведет остаток вечера. Я не знала, почему я не видела, что это произойдет. Я распланировала весь наш прошлый год вместе. Я предвидела большие события для замысла моей терапии, но, по какой-то причине, смерть Элизабет Мейсон не была включена в этот список возможностей. Я никогда не ожидала, что она будет жить вечно. Может, я надеялась, что Эдвард никогда не узнает о ее судьбе, или, может, я просто была эгоисткой и провела так много времени, сконцентрировавшись на своих демонах, что забыла, что у него есть его собственные. Он почти не ел после того звонка. Иногда он брал еду и пощипывал ее, только через минуту бросался в ванную и выблевывал все ее. Этот особенный исход был моей главной задачей в этот момент. Если бы я могла заставить его есть и удержать еду внутри, то смогла бы поработать над другими проблемами. Я молча соскребла еду с его тарелки в мусорную корзину. Февраль. - Может, он еще раз подумает, отпросится с занятий и приедет сюда, - понадеялся Карлайл. Я покачала головой. - Он никогда не сделает этого, и ты это знаешь. Карлайл согласился с недовольным кивком. Я продолжила, - Теперь еще сон, - и я села рядом с ним на жесткий кожаный диван. - Когда это была только еда, я чувствовала, что я могу… я не знаю. Я не думала, что могу исправить это одними словами, но это не было подавляюще. Теперь он не спит, даже когда я мурлыкаю ему, и это просто… - я закашлялась в расстройстве, заканчивая, - Это слишком много для меня, Карлайл. Еда и сон – это все, что я делала для него, и я не могу. Ему нужна помощь. Карлайл резко сел на стул около меня, оперевшись локтями на колени. - Я попробую поговорить с ним, но не могу ничего обещать, - сказал он, глаза от безнадежности потеряли оттенок голубого. - Что еще хуже, - упорно настаивала я, потому что мои сеансы с Кармен были недостаточно длинными, и мне нужно было вытащить это из моей груди. Я вытащила болтающуюся нитку из своей поношенной толстовки и продолжила, - Он абсолютно тихий. Он говорит, когда спрашивают, иногда, но… похоже, что он больше не здесь. Он ходит в класс и делает все, что нужно, но смахивает на кассету, поставленную на повтор. Я тоже потеряла свою мать, так что могла представить это чувство, хотя я только частично понимала ситуацию. Но Эдвард отличался от меня. Я чувствовала вину за то, что не была способна спасти мою мать, конечно, но у него была другая история. В его разуме он бросил ее. Я даже не могла рассказать Карлайлу о других вещах, которые беспокоили меня. Я чувствовала стыд за то, что была эгоисткой и хотела назад своего бойфренда, хотела его поцелуев, и близости, и разговоров. Какая-то глупая часть моего разума думала, что это я отличаюсь, что это я отдаляюсь от его поведения. - Мы дадим ему неделю, - решил Карлайл со спокойной, но грустной улыбкой. - Если он не начнет спать или есть, тогда я вмешаюсь. Хорошо звучит? Я покинула дом с чувством полной беспомощности. Март. Пропало два кусочка хлеба. Назовите меня сумасшедшей за подсчет, но я делала это, и я стояла перед хлебной коробкой с безумным выражением. Что, если я ошиблась при подсчете? Что, если он сделал сэндвич для гостя? Что, если он пытался поесть сам, но в итоге выблевал все? Когда он появился в дверях вечером, он, по внешнему виду, не сильно изменился. Под его глазами были круги, его губы были сухими, когда он поцеловал меня в щеку. Его лицо было таким же впалым. Его кожа была такая же бледная. - Ты сегодня поел? – выпалила я прежде, чем он растворился в студии. Он моргнул, кинув взгляд на кухню. - Я типа… съел половину сэндвича на ланч. Я хотела спросить его, смог ли он удержать это в себе, но это чувство пересилило меня, и я не была уверена, хочу ли я знать ответ. Я была взволнована. - Ты думаешь, это помогает? – спросила я. Он пожал плечами и поскреб подбородок, смотря в сторону, - Я не знаю, - неловко ответил он, добавляя тихим шепотом, - Может быть. Он стоял еще мгновение, и я подавила внутренний крик. - Если ты захочешь что-нибудь позже, ты скажешь мне? – упрашивала я, волнуясь от шанса приготовить ему обед. Он кивнул и бросил на меня взгляд из-под ресниц, перед тем, как опять вернуться к изучению своих кроссовок. Он робко подошел ко мне, нежно целуя в лоб и обнимая руками за плечи. - Спасибо за терпение, - шепнул он, проводя пальцами по моим волосам. Это было самое большое его прикосновение без настойчивых просьб за месяцы. - Я знаю, что я боль в заднице, но… думаю, это реально поможет, и, может, дерьмо начнет улучшаться. Его маленькая ухмылка, когда он оторвался, была самым большим доказательством, что его слова правдивы. Ночью, перед тем, как пойти в постель, я приняла свои лекарства, а он принял свои. Апрель. - Мне нужен лифчик, - сообщил Джаспер, стоя в нашей гостиной, сурово приподняв бровь, передавая свою серьезность. Эдвард вздохнул с дивана, где он переключал каналы. - Запросто. - Что? – поинтересовалась я. Джаспер отошел в сторону и вздохнул, объясняя. - Это очень важный предмет для швыряния воздушных шариков в войне, которая будет в общежитии, и Элис отказалась дать мне лифчик. Ты мой единственный друг – пташка, так что естественно, что в наших отношениях есть своего рода допуск к лифчикам. Я обеспечиваю тебе веселого Эдварда как-после-душа, ты обеспечиваешь меня нижним бельем. - Я не дам тебе лифчика, Джаспер. Джаспер открыл рот, потом повернулся к Эдварду, отчаянно умоляя, - Чувак, какого черта ты здесь просто сидишь? Ты что, не слышал, что я употребил слова «воздушный шарик с водой», «швырять» и «лифчик» в одном предложении? Я не могу это пропустить. Вложи немного здравого смысла в свою женщину. Эдвард молчал так долго, что Джаспер бросил взгляд на меня, постепенно мрачнея. Я знала, что он делает, поэтому улыбнулась ему благодарной, но унылой улыбкой. Атмосфера в комнате становилась все более напряженной и тяжелой, и плечи Джаспера в конце концов опустились в проигрыше. Затем Эдвард тихо осведомился. - Эй, разве у тебя не осталась белая штучка с гребаной застежкой? – он повернулся ко мне, сжав губы. - Ух, - запнулась я и посмотрела на Джаспера, и практически видела, как его дух воспарил к потолку. - Гребаная застежка? – глупо спросила я. Он уточнил, наклоняясь ко мне с серьезным видом. - Да, ты знаешь, одна из тех, что я никогда не мог снять потому, что они вечно цеплялись и раздражали во мне дерьмо. С крючками. Не ожидая ответа, он встал с дивана и растворился в нашей спальне. Джаспер и я просияли друг другу. Май. - Ты надела это? – спросила Элис. Я держала телефон между ухом и плечом, запутавшись в лентах и почти упав. - Боже, Элис. Если я надену это правильно, я не смогу говорить, - прошипела я. - Я не смогу помочь, если я не вижу, - растерянно ответила она. Я смахнула волосы с лица и выругалась под нос. - Может, я просто потеряю этот гребаный пояс с подвязками? Серьезно, что, это имеет значение? – я уже выбросила этот кусок дерьма в мусорную корзину, прежде чем она смогла ответить. Я повесила трубку и помахала на лицо, которое горело и пылало. Я даже не могла поверить, что я делаю это. Это выглядело так непристойно… и непростительно. Что, если он не готов? Что, если я только разозлю его этой попыткой? Насколько долго было это «достаточно давно»? Достаточно ли времени прошло? Мы не занимались сексом с того времени, как он получил тот звонок от Карлайла. Он только целовал меня в губы или щеку, или лоб, но не более того, никакой интимной близости. Чудовищно было даже поверить, что он интересуется этим. Я была такая потерянная и испуганная, когда выходила из ванной, подняв руки в воздух и закатив глаза. - Ну, утром это казалось хорошей идеей, но сейчас я чувствую себя нелепо, - прямо объяснила я. - С днем рождения. Эдвард всегда придерживался нашей политики «никакого дерьма». Когда я наконец подошла к своему парню и встретила его взгляд, я обнаружила, что его глаза приклеились к моей груди. Тонкая ткань не давала простора воображению. - Проклятие, - выдохнул он, медленно поднимаясь в сидячее положение. Его волосы достаточно отросли, чтобы опять закрывать его лицо. Он откинул их назад, не моргая глазами. - Это не выглядит нелепо, - уверил он, наконец находя мой взгляд. Меня затопило облегчение, и я залезла на большую кровать. Его потемневшие глаза следили за мной всю дорогу. Он не выглядел оскорбленным или незаинтересованным, что дало мне необходимую уверенность не нырять немедленно под одеяло. Я колебалась и сомневалась, поцеловав его в губы, мои неуверенные поцелуи встретились с неожиданным энтузиазмом Эдварда. Он отбросил альбом, которым занимался, на пол, и пробежался руками по моему обнажено-прикрытому телу. Он прижался лицом к моей груди, удостаивая пространство между ними поцелуями, лаская ее руками. Я уже задыхалась. Но потом его энтузиазм медленно угас, и его ласки стали менее чувствительными. Я посмотрела в его лицо, уже абсолютно пустое, и он оторвался от меня, пробегая пальцами по волосам. - Это, ух… Он остановился и посмотрел вниз на колени, кончики его ушей налились красным. - Это такое непростительное дерьмо с моей стороны, но, может, я пообещаю как-нибудь в другой раз? Мой желудок упал вниз, и поспешно натянула на себя одеяло, готовясь сдерживать слезы. - Да, - выдохнула я. - Это не из-за тебя, - обещал он, отказываясь встречаться со мной взглядом. - Все в порядке, - полуискренне убеждала я. - Я думаю, это слишком скоро. Я должна была знать. Он продолжал уговаривать. - Не то чтобы я не хотел… Я прервала его. - Пожалуйста, не надо. Все прекрасно, на самом деле, - и показала ему, что надеюсь на это, с убедительной улыбкой. На следующее утро он прекратил принимать свои лекарства. Август. - Я не пойду, Элис, и ты не можешь меня заставить. Без меня, - умоляла я из последних сил, стучась моим пылающим лбом о дерево двери. Ее голос с другой стороны был приглушенным, но каким-то образом проходил через дерево как крик. - Без тебя? Мы не можем делать этого без тебя! Белла, пожалуйста… Я почти услышала ее вздох, когда она умоляла. - Подумай об Эсме… Сука. Вытащила большую пушку. - Эсме поймет, - настаивала я, почесывая затянутое колготками колено пяткой другой ноги. - Она… любит меня? - с надеждой улыбнулась я. - Знаешь что? Прекрасно! – пробурчала Элис. Затем я услышала стук ее каблуков, стучащих по полу с другой стороны двери, и мои ноги расслабились. Я почти свалилась в изнеможении на дверь, расслабившись от ее готовности отпустить меня. Она сдалась легче, чем я предчувствовала. Я отвлеклась на причудливую гравировку на дверной ручке, запутанную резьбу по дереву, округляющую каждую дверь и окно, и потом ощутила вину. Эсме и Карлайл столько денег потратили на это, а я все порчу. Я знала, что бываю трудной, но мои руки тряслись, голова была затуманена, и на самом деле, я и не ожидала, что сделаю это, правда? Дыхание стало спокойнее, когда Элис прекратила свои настойчивые уговоры, однако заполнивший меня стыд от моей ворчливости, похоже, переборол мое фальшивое чувство облегчения. Нахмурившись, я отодвинулась от двери и развернулась, отказываясь оборачиваться и опять видеть себя в зеркале. Я сильно затрясла головой. Я не сделаю этого ни под каким видом. Я начну паниковать, если кто-нибудь рядом начнет меня рассматривать. По этой же причине я сомневалась, что выбрала бы сама желтое платье. К несчастью, не прошло много времени, и я опять услышала за дверью тихий стук каблуков Элис. Я немедленно напряглась. Еще больше я встревожилась, услышав вслед за этим глухой стук ботинок. Мои уши напряглись, стараясь расслышать что-то за деревом. Она не могла… - Белла! – услышала я низкий голос. В его тоне явно ощущалось беспокойство. Моя челюсть отпала, я открыла рот и моментально выбрала не обращать внимание на Эдварда. - Элис! Как ты могла? Почему ты просто не можешь уйти ко всем чертям? Мой голос дрожал от ярости, боли и… большой вины. Он не должен был волноваться об этом, и я сказала ей оставить его в покое. Конечно, если Элис хотя бы выслушает единственную гребаную фразу, которую я скажу, я умру от шока. Возможно. Я должна была знать лучше и просто выйти из проклятой ванной. Элис, не сказав ни слова, ушла, бодро и оживленно стуча каблуками. - Пустишь меня? – тихо спросил он, поворачивая дверную ручку. Громко сглотнув, я обхватила замок и разблокировала его, опустив голову и отходя в сторону. Он вошел, и я не могла встретиться с ним взглядом, пристыженная, что обеспокоила его моим маловажным дерьмом в этот особенный день. - Что плохого? – шепнул он, подходя достаточно близко, чтобы я различила его черные ботинки на белом полу. - Ты так гребано прекрасно выглядишь, Белла. Пожалуйста, не будь такой, как сейчас, - попросил он этим надломленным голосом, от которого мои глаза автоматически поднялись. Я не удивилась тому, что увидела. Кожа под его глазами была тревожаще багровой, потемневшей и увядшей на фоне его мертвенной бледности. Его сухие губы были бледными, сложенными в жесткую складку, а его темные глаза обшаривали меня. Он был одет в смокинг, а я никогда не видела его одетым так. Я хотела бы насладиться этим видом и сфокусироваться на жестких линиях, обхватывающих его тело, но весь эффект пропадал от вида его лица, чисто выбритого, но болезненного и впалого. Он потерял вес за лето, и это было заметно. Я сделала для него лазанью прошлым вечером, но услышала, как его рвет, перед тем, как мы пошли в постель. Его смокингу потребовались две дополнительные примерки, чтобы компенсировать это. Мое сердце дрогнуло, я ощутила, что мои глаза теплеют, в уголках собрались слезы, и я отчаянно загоняла их назад. Я не хотела, чтобы он видел меня плачущей. Я не должна была быть тем, кто плачет. Я болезненно хотела быть спокойной. Я страстно хотела быть спокойной. - Это просто… - мой голос сломался, и я отвернулась от его тусклого взгляда. - Очень… открытое платье. Я не могла врать и не могла оставить свое платье, все в оборках, и в кружевах, и желтое, и позволяющее сотням глаз нырнуть в мою ложбинку. Я никогда не видела, чтобы так много помещалось в таком малом. Эсме заплатила, чтобы его переделали и сделали менее открытым, но это не сильно помогло. Я чувствовала, что мои соски вот-вот выскочат, лифчик Элис, надетый на меня, предназначался для того, чтобы поднимать, поднимать, поднимать и стискивать. Из рта Эдварда раздался раздраженный вздох, он обхватил руками мои плечи и развернул меня вокруг моей оси. Я сжала глаза, обхватила торс и ушла в свое «специальное место». Там я была одета в большой свитер Эдварда и прекрасную, удобную пару джинсов. - Смотри, - мягко приказал он, откидывая мои волосы с шеи и опуская на мое плечо подбородок. Его тепло, прижатое ко мне, и его нежное электричество, проникшее в мою спину от его груди, инстинктивно расслабило мои мускулы. Чувствуя себя так, словно я больше не могу добавлять ему проблем, я повиновалась его требованию и открыла глаза, сразу же встречаясь с его взглядом. Его бронзовые волосы закрывали его лицо, полностью дикие. Я удивилась, что никто не заставил его зализать их назад или расчесать на пробор, но, возможно, никто не захотел тревожить его так же, как и я, с тех пор, как он вернулся в свое прежнее состояние до лечения. Он просто пристально смотрел на меня из-за спины, его длинные ресницы доходили до его бровей, а его руки скользили по моим плечам к моему горлу. - Почему это, - спросил он шепотом, удерживая мой взгляд, а его длинные пальцы скользили по моим косточкам шеи, поглаживая впадинку и заставляя меня дрожать. - То, что я говорю тебе, как ты гребано великолепна, каждый день, и ты никогда, блять, не веришь ни одному слову, вылетающему из моего рта… Он остановил руки, обхватывая меня ладонями и поглаживая большими пальцами в странной манере мой еле прикрытый сосок. Это было действительно нечестно. Мое дыхание запнулось и участилось, порозовевшая плоть моей груди поднималась вверх и вниз, и я пристально уставилась на него. Он так давно не касался меня таким образом. Я была немного ошеломлена. Мои глаза изучали его полное истощение, боль в его глазах, усталость его осанки, и я простонала от расстройства. - Это ничего не сделает с небезопасностью, - пообещала я, поднимая руку к его руке и удерживая ее на своей груди. Его брови сошлись, глаза метнулись к моей груди и обратно к моим глазам. - Это очень хорошее платье. Если что-нибудь… ммм… излишне подчеркивает мои ценные качества… - я остановилась, пытаясь подобрать утонченные слова, - мои сиськи хорошо смотрятся. - Что ты сказала? – его лоб еще больше наморщился, и его глаза опять устремились к моей груди. - Ты думаешь, это заставляет твои сиськи хорошо смотреться? Я вздохнула, закатив глаза и гадая, почему это я беспокоилась стараться быть утонченной рядом с Эдвардом? - Да, - подтвердила я, краснея. - Я думаю, это заставляет мои сиськи хорошо смотреться, а ты? – спросила я, поднимая брови, и разглядывая мою грудь в зеркале. Его губы сложились в одну из тех проказливых улыбок, и он сжал меня. - Чертовски искренне. Не то, чтобы мне не нравились твои сиськи в любом случае, но ты продолжаешь надевать это странное дерьмо пуш-ап, правильно? Я засмеялась, поддразнивая, отталкивая его прочь и наслаждаясь этими редкими моментами игривости. Он не был похож на самого себя в последнее время. Я соскучилась по виду его улыбки и его грубых шутках о сиськах больше, чем даже осознавала. Это окупало пытку лифчиком и унижение от желтого платья в оборках. Я знала, что это не продлится вечность. Я надеялась, что это не продлится вечность. Каждый продолжал говорить мне дать ему время. Что день за днем он начнет есть больше, спать больше, улыбаться больше, учиться больше – что время должно вылечить его рану без необходимости в лекарствах. Легонько сжав мою талию, он спросил, и его улыбка пропала, - Так и почему ты закрылась? Я глубоко выдохнула, сжав руки. - Я просто не могу вынести, что столько людей… увидят это… Рационально я понимала, что ни одна пара глаз, включая обслугу, не зафиксируется на моей груди. Она была слишком далека от того, чтобы быть привлекательной. Однако я продолжала чувствовать несомненное беспокойство от того, что дам им выбор. Наклонив свою голову набок, Эдвард уточнил, - Это все? Ты просто не хочешь, чтобы люди пялились на твои сиськи? Я кивнула, готовясь к тому, что он неизбежно закатит глаза и выскажет что-то вроде «ебать, что мир думает», но удивилась его улыбке облегчения. - О, спасибо, гребаный боже, - вздохнул он, облокачиваясь спиной о дверь. Его глаза выглядели утомленными, и он опустил подбородок, бормоча, - Я тоже на самом деле не сильно смеюсь над этим дерьмом. Он долго стоял молча, и моя ложбинка увеличивалась и уменьшалась с каждым выдохом. Эдвард теребил край своего смокинга, уставившись на вытянутую нитку. Наконец его глаза переместились на меня, и он отлепился от стены, приказывая, - Подожди здесь, хорошо? До того, как я смогла ответить, он выскользнул за дверь, закрывая ее за собой, и оставляя меня моргать от его оживления. Я ходила по ванной, скрестив руки на груди и молясь, чтобы Элис не расстроилась из-за меня. Я так сильно пыталась впитать это и быть нормальной, особенно сегодня. Даже на примерках я практиковала самоутверждение и предлагала сотрудникам бутика собственный тест – позволять им видеть ложбинку. Это принималось во внимание, и люди гордились мною. Что было бесполезно… Ложбинка не была самым большим препятствием дня. Вдали виднелось что-то значительно более важное для меня, возможно, усугубившее мою тревогу. Месяцами раньше я бы сосредоточилась на том, чтобы пройти через это, но сейчас…. Я никаким образом не смогу обнять Карлайла после приема – без помощи Эдварда. Я прикинула, что он, возможно, уже забыл об этом, в любом случае, и сейчас, попав на вершину полностью недостижимых целей, я практически обратила вспять мое восстановление. Я так потерялась в моей тихой, внутренней ненависти, что не услышала, как Эдвард зашел в комнату. Когда дверная ручка стала поворачиваться, я запаниковала, поднимая вверх край верхней оборки моей юбки к моему подбородку. Он, входя, удивленно приподнял бровь, держа в руках знакомый комок ткани. Моя юбка опустилась с тихим шорохом, и каждый дюйм моей кожи задрожал от удовольствия. - Я могу надеть это? – ликующе заорала я, приподнимаясь на цыпочки. Мои пальцы потянулись и схватили вещь в его руках, ощущая тонкую и мягкую поношенную ткань рукой. Он подошел ко мне с самодовольной улыбкой, и моя старая черная толстовка была такой притягательной в его руках. Я послушно протянула руки, и он заботливо продел их в рукава, осторожно натягивая ее на мою спину. Большинство людей, уверена, посчитали бы ее отвратительной – все эти дырки и обтрепанный низ, и вытянутые нитки, и истончившиеся края – но для меня она смотрелась как удобная и вторая кожа. Я предназначала для покупки одежды определенное количество денег в месяц, и уже бесстыдно потратила все, хотя был только восьмой день месяца. Эдвард выбирал не обращать внимание на это или вообще не считал денег. Любая возможность, хотя меня это не заботило. - Мы просто… застегнем ее, - пробурчал он, сфокусировав глаза на битве с упрямым механизмом. Он дергал и расстроенно рычал, когда молния не поддавалась, перед тем, как стать за мной и склониться. От быстрого рывка в комнате раздалось восхитительное ззззииииппп, эхом отразившееся от стен. Я удовлетворенно вздохнула. В его голосе была улыбка, когда он закрепил старую ткань под моим подбородком. - Это хорошо. Сделаем им, блять, удобно и закрыто. Он дергал и искусно расправлял материал, пока, наконец, не закончил с благодарным кивком и оценил меня. - Так. Эсме не даст дерьма. - Спасибо, - отвлеченно ответила я, занятая обниманием себя и, наконец, способная получить удовольствие от того, как пышная юбка развевается вокруг моих ног. - Кто сказал, что у платьев нет капюшонов? - Готова? – в конце концов позвал он, придерживая для меня дверь, и его голос опять был мрачным и равнодушным. Я пыталась не рассматривать его выражение, проходя мимо него и поднимая капюшон, но быстрый взгляд боковым зрением сказал мне, что наше редкое взаимодействие не изменило ничего. Мы не стояли с ними. Элис стояла за Эсме, Эммет стоял за Карлайлом, а Эдвард и я сидели в первом ряду, сгорбившиеся и сосредоточенные. Подразумевалось, что мы встанем с ними, но я была в состоянии страха, и Эдвард был мрачен, и мы разрушили бы их счастливый день. Я не хотела этого. Я наблюдала за их лицами – их улыбками – и я знала, что они будут в порядке. Бедный Карлайл так нервничал всю неделю, что выглядел абсолютно истощенным, плечи немного опущены, глаза немного отекли, щеки немного впали. Эсме выглядела не намного лучше. Она продолжала спрашивать нас, не делает ли она огромную ошибку, выходя замуж. Элис и я закатили глаза и сказали ей: - Заткнись и сделай эпиляцию ног. Эсме не была совершенной женщиной, и Карлайл не был совершенным мужчиной, но, несмотря на волнение и легкий шум, и бледные лица, они смотрелись светящимися и взволнованными в тот момент, когда они стояли и обменивались клятвами. Да, это было немного тошнотворно. Рука Эдварда легла на спинку скамьи за мной, и он вытянул ноги, удобно развалясь. Его другая рука была засунута в карман, и он жевал кусок жевательной резинки, резко изгибая и натягивая челюсть при каждом движении. Его глаза метнулись ко мне и остановились, челюсть застыла. Я так сильно хотела, чтобы он сказал мне что-нибудь по этому поводу, так как его зеленые глаза чувственно уставились на меня. Я хотела, чтобы он признал момент и хоть немного продемонстрировал, что сильно хотел этого. Я хотела бы, чтобы он сказал мне, что мы сделаем друг друга законченными, как Карлайл и Эсме, и ничто не может встать между нами. Я хотела, чтобы он сказал мне, что у нас будет такой же день, когда он будет стоять перед всей нашей семьей и друзьями и произносить такие же клятвы. Для лучшего или для дерьма… Его челюсть опять начала двигаться, и он разорвал наш взгляд с резкостью, которая пронзила меня. Моя грудь сжалась, и я боролась с тем, что мой живот свело, и выругалась про себя. Момент был потерян с этим беспокойным серым запахом проигрыша. Он, должно быть, почувствовал это, увидел это в моих глазах и в моем ожидании того, что мое дыхание собьется. Когда его рука нашла мое плечо и нежно сжала его, это чувствовалось, как что-то, сильно похожее на утешение, намек на извинение и вину. Всегда вина. Я дождалась официального «Теперь я объявляю вас мужем и женой…» и затем поцелуя, и затем их разворота, и быстро сбежала, скрывшись за Эдвардом. Я была признательна за мой долг приготовить торт, и проскользнула через церковные двери, поскальзываясь на каблуках от расстройства. Я пробежала через церковный двор к близлежащему банкетному залу, хотя все остальные, несомненно, поедут на машинах. Трава была покрыта росой и холодила мои одетые в колготки ноги. Ветер бил и покалывал мои щеки, волосы безжизненно болтались, выбившись из-под капюшона. Я запоздало поняла, что мои щеки мокрые от слез, и побежала быстрее, юбка с оборками моего платья запутывала мои ноги. Я хотела продолжать бежать – бежать от всего этого в течение церемонии – бежать от глаз Эдварда, зеленых и истощенных, и потерянных – бежать от не съеденной еды и от молчания в спальне – убежать от последних восьми месяцев. Я хотела одного – убежать туда, в самое начало. Через пять минут я добралась до банкетного зала, задыхаясь. Низ моего платья намок, пятна от травы и частички земли усеивали чистую желтую ткань. Я положила руки на колени и наклонилась вперед, готовая разогнать последнее из моих рыданий, так, чтобы я могла использовать день для изготовления торта Эсме. Я очищала слезами мое тело, впихивая месяцы огромных страданий в минуты. Мне не хватало катарсиса свободных рыданий, делая их тягостными и выразительными, испытывая оцепенение, которое обычно приходило после такого взрыва эмоций. С глубоким вздохом, который болезненно вдавил мой корсаж в спину, я вытерла слезы и хлюпнула, чтобы быть уверенной, что мой нос не потечет. Убежденная, что я смогу выдать опухшие глаза за «слезы радости», я вошла в зал и направилась к обещающей комфорт холодной, поблескивающей сталью, кухне. |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
