2015-08-21
304
Глава 52. «Печенье судьбоносного провала судьбы»
ЕPOV
Октябрь был полон напряженными заданиями и реально гребано раздражающими похвалами.
- Белла зашла в гардеробную!
Вон! С большими улыбками Элис и Эсме радовались достижению Беллы и сдвигали все мое дерьмо в сторону, освобождая гардеробную для нее. Эсме даже не волновало, что мы теперь ссылались на гардеробную, да и на всю комнату, как на нашу. Она была так счастлива ее прогрессом, что реально не давала дерьма.
Карлайл – другая история.
«Счастье» - это преуменьшение года, описывающее реакцию Карлайла на наше решение – а особенно на мое решение пойти в медицину. Сначала он был смущен и скептичен, сведя брови и протирая очки, когда недоверчиво слушал меня, но затем, когда осознал, что я был, фактически, абсолютно гребано серьезен, то потерял дар речи – ну, на десять минут – а затем я не мог, блять, заткнуть его проклятый рот.
Очевидно, пойдя в медицину, в любой форме, я шел по стопам поколений мужчин Калленов. Его глаза светились, когда он вспоминал свое обучение медицине, поздние ночи, тяжелую работу, профессоров, которые воспитывали его мнения и взгляды, тесты, эссе… и ночные пьянки, на которых он притворялся, что уже доктор медицины, ради того, чтобы трахнуться.
Я развлекался.
Там не было ни единого слова, которое бы я часто слышал, настолько это было гребано цветисто и взволнованно.
Затем он вдруг стал серьезным и сказал мне не питать особых надежд, выглядя, как будто мои документы не обещают перспективы колледжа.
Я бил себя по заднице.
Белла била себя по своей.
Мы бесстыдно послали в два самых унылых гребаных и прискорбных колледжа наши заявления.
Я, возможно, должен был чувствовать вину за использование моего экстремально личного и травматического прошлого ради получения допуска, но я отбросил это чувство. Наступило гребаное время выжать что-то хорошее из этого дерьма.
День благодарения был не похож на прошлогодний. Белла закатила гребано огромный и обалденный банкет, но разрешила Эсме и Элис помочь, хотя я слышал больше, чем один раз, ее брюзжание о большом нелепом дерьме. Несомненно, это определенно способ резать овощи и взрыв гнева, как у ребенка, когда Элис пыталась использовать электрический миксер, чтобы размять картофель. Она была такой гребано привлекательной, когда морщила свой нос над миской и работала над ней, проклиная комки и вязкую массу.
Розали и Эм приехали домой на праздники, и это было настолько чертовски некомфортно, что я почти притворился, что подхватил от них типа плотоядную бактерию. Розали ненавидела мои кишки. Она открыто призналась в этом в комнате, полной людей, но, хотя могла показаться постороннему наблюдателю грубой сукой, наш маленький кружок знал лучше. Однажды Розали была в шкуре Беллы и как-то справилась с вложением своей эмоциональности в результат моего долбанного решения, так что я позволил этому дерьму пройти и надеялся, что она увидит, насколько лучше все стало.
Перед отъездом ее и Эммета Розали оглянулась на меня, стоящего на пороге, и послала мне взгляд, ясно сказавший,
- Прекрасно, ублюдок. Но если ты ебнешь это дерьмо еще раз, то твои яйца станут моими.
Я подмигнул ей, ухмыляясь, и закрыл дверь.
Рождество было… интересным. Я никогда не был большим игроком во все это праздничное дерьмо и как будто проходил через что-то, к чему явно не был готов. Я упросил Беллу помочь мне найти подарки для каждого в доме. И после упрашивания я знал, что прижму Беллу в углу душа, подведу ее прямо на край, чтобы она истекала и кричала мое имя, и мы обменяемся оргазмами в качестве бесплатных подарков.
На Новый год были очередные шумные и яркие фейерверки на реке. Это должно было быть даже лучшее шоу, чем в прошлом году. Никто не заметил, что мы с Беллой ускользнули на вышку, чтобы заниматься сексом до, во время, и после отсчета.
Когда пришел февраль, Белла начала одержимо проверять почтовый ящик в поисках новостей из колледжа. Я пытался сказать ей, что вполне вероятно, что они бросят один взгляд на это дерьмо и рассмеются своими задницами. Я не хотел ее разочарования, если вылезет моя дерьмовая удача.
Белла продолжала ставить задачи и решать их. Первая – она проходила весь день в школе без капюшона. Вторая – она передвинулась на два ряда в своем кабинете математики, с тех пор как ее текущая позиция превратилась в «Мои волосы нуждаются в собственном коде». Из-за Стенли было невозможно видеть доску. Белла села рядом с Чейни. Когда мы встретились в этот день на ланче, на ее лице был этот серьезный взгляд, и когда я спросил, что плохо, она только ответила:
- Этот придурок постоянно просит у меня ручку.
Мы довольно быстро вернулись к рутине, ее маленькие ноги несли ее к почтовому ящику каждый день. Она пыталась изображать равнодушие, ведя обыденные разговоры, а я шел за ней с осторожным взглядом. Она даже открывала его, не заглядывая, смотря мне в глаза и говоря, как она, блять, абсолютно не интересуется тем, что лежит внутри этого пустого алюминиевого ящика.
На третьей неделе февраля она стояла около ящика и открыла его, постукивая по петле пальцами и болтая. Потом ее глаза опустились вниз, и ее слова внезапно оборвались, и рука достала два конверта.
Ее глаза были такими широкими, что я подумал, что они могут вылезти из орбит.
Затем мы начали это сражение «Нет, ты открой первый», стоя в середине двора. Это могло бы быть смешно, если бы мое упрямство могло сравниться с ее.
Нет, не могло.
Но опять, когда я вскрыл полученное письмо перед ее лицом, я полностью оценил это дерьмо. Раз уж они согласились принять такого придурка, как я, моя девочка уж точно поступит. Несомненно, они согласились, и Белла заорала так громко, что я подумал, что мои барабанные перепонки будут восстанавливаться до окончания этого ублюдочного заведения.
Но… да.
Той ночью мне достался минет.
Хорошее время.
-------------
Двадцать восьмое февраля.
Важный день.
Гребано грандиозный день.
Я бы солгал, если сказал бы, что не пометил этот день в моем школьном ежедневнике. Вокруг маленьких черных цифр «двадцать восемь» был маленький красный кружок. Я скрывал это от Беллы, потому что чувствовал себя ублюдком-извращенцем, но, если честно, отсчитывал дни.
Там была еще одна пометка – более темная – неделей позже.
Мы видели, как она подходит только через месяц, но знали, что это надвигается на нас, просто, блять, игнорировали это, как будто не думали об этом каждую ночь, когда шли в кровать. Это висело над нашими головами как темное облако, преследуя нас все дни как смертный приговор. Блять, я ненавижу быть драматичным, но не могу справиться.
Одну ночь в неделю, начиная через семь дней, мы должны были спать раздельно.
Когда это всплыло в первый раз, я бросился в гребаную подготовку – воспользовался всем моим беспокойством за мою девочку спрятать мое особенно осязаемое презрение к этому предложению. Если честно, это была огромная заслуга. Мы никогда не узнаем, исцелились ли наши мозги, если продолжаем пользоваться друг другом для бинтования ран. Мы узнаем, если уснем. Но я не торопился, блять, обнаруживать это. Так что, если мы скрывались? Кому будет больно? В конце концов, я устал и рассердился, слыша, как «необходимо» это было, так что мой приступ гнева был недолог.
Белла была согласна, так, блять, ослепленная, своей жаждой восстановления, что даже не показывала, что ее хоть на унцию заботит это. С моей стороны был след огорчения, который я с силой отгонял. Я не хотел выглядеть эгоистичной сволочью, особенно по отношению к такому важному. Теперь я знал больше, чтобы думать, что она бросит меня после этого. Я понимал, что она любит меня и я все еще самый важный человек в ее жизни. Это не было ненадежно, что прогоняло мой страх.
Я беспокоился. Все было великолепно, как есть. К несчастью, это касалось не только меня. Если моя девочка реально хочет узнать, может ли она спать одна, тогда, блять, пусть так и будет. Я держал мой гребаный рот закрытым.
Я просто хотел, чтобы эта отдельная вещь могла остаться – могла навсегда остаться нашей, неприкасаемой и священной.
К счастью, у меня была целая неделя, прежде чем мы были вынуждены воспользоваться этим предложением, и сегодняшний план действий был единственной вещью, которую я хотел обдумать. Это было сильным контрастом к этому предельному сроку. Вместо того, чтобы маячить на горизонте, это проскальзывало через дверь с дерьмовенькой улыбочкой на лице.
Мой карандаш бегал по хрустящей, белой странице нового альбома, нажимая на волокна движениями моей руки. Это выглядело таким простым и автоматическим для меня: видеть что-то, сфокусироваться, перенести, наладить, подправить, завершить. Может, в какой-нибудь другой жизни, я мог бы получать удовольствие от чего-то типа музыки: услышать, сфокусироваться, перенести, наладить, подправить, завершить.
Блять. Почему я думаю об этом дерьме?
Я пытался найти занятие, черт возьми.
Со вздохом я бросил взгляд на мой рисунок, только сейчас осознав, что я почти закончил половину ее лица. Скудные лучи солнца светили сквозь ее вьющиеся волосы, подчеркивая красные пятна на ее кончиках пальцев, а она нахмурилась над книгой на ее коленях. С тех пор, как зима пришла и ушла, трава покоричневела, и я был рад, что тепло, которое я ждал для этого дня, еще держится. Я проверял прогноз всю неделю, чтобы выбрать правильное время придти сюда. Журчание текущей рядом реки и колыхание травы делало атмосферу спокойной.
- Ты выглядишь… - я наклонил голову и нахмурился на ее выражение, пока она прислонялась к дереву передо мной, подвернув под себя ноги…- задумчивой.
Задумчивость не нужна была для моего плана. Мы всегда были задумчивы. Я болел и уставал, теряясь внутри моей головы и мыслей. Я хотел просто ебнуть это. Я хотел, чтобы я мог отвернуть мои мысли, хотя бы на этот день, и просто думать… ни о чем.
Вот почему наркотики побеждают.
После жидкой кашицы зимы это был перелом, который был нам нужен – пожать выгоду и все такое…
- Ммм, - промычала она, поджимая губы и наконец встречая мой взгляд. Непослушный локон ее сияющих гребаных волос развевался ветром и задел по ее губам, сияющих от розового блестящего дерьма, который нанесла Элис часами раньше.
- Ты можешь пользоваться тостером? – вдруг спросила она, ее глаза обшаривали пространство, так как она… созерцала.
Приподняв бровь, я ответил,
- Ну, это единственный прибор, которым я могу безопасно и успешно пользоваться.
Она кивнула и послала мне этот успокаивающий взгляд, быстро что-то записывая.
- Что это? – спросил я, вернувшись к рисунку. Я решил, что должен зарисовать этот приклеившийся локон.
- Я составляю список для квартиры, - ответила она рассеянным бормотанием.
- Ты знал, что Карлайл не дает нам бюджета или… действительно… какого-либо предела? Ну, да. Я типа пользуюсь этим преимуществом, - пояснила она, и в ее голосе был только намек на стыд.
Я усмехнулся.
Белле гребано понравилась идея о том, что у нас будет наше собственное жилье, после того, как пришла в себя после начального безумия. Надо признать, она останавливалась на этом с тех пор, как мы получили письма о зачислении неделю назад – но другим, более приемлемым способом. Она как-то заразилась дизайном от Эсме и Элис и жестко отказывалась позволить кому-то говорить что-то о состоянии наших дел, если это не были она или я.
Я вздохнул.
Моя девочка была такой гребано привлекательной, когда она получила навязчивое пристрастие к этому дерьму.
Как только начали приходить домочадцы, начали поступать советы о полной изоляции – в основном от Эсме и Элис – и кое-что о возможности жить в общежитии – в основном от Карлайла и Джаспера – бросающих ее в пасть акулы, что она теперь немного лучше может перенести всю эту ситуацию с толпой в колледже. Мы сошлись на том, что снимем квартиру. Так мы получим уединение, в котором нуждались, и да, там будут и другие люди.
И да, я все еще сидел здесь на траве, нахмурившись, потому что… это тоже не было запланированной дискуссией для нашего дня.
- А мы не можем отложить это дерьмо на попозже? – драматически вопросил я.
- У нас есть еще шесть месяцев.
Недостача ее внимания серьезно разрушала мой очаровывающий момент.
Поглядывая, чтобы встретить мой взгляд, она кусала свою губу и постукивала карандашом по бумаге.
- Я не хочу что-нибудь забыть, - тревожилась она, скашивая глаза, смотря в небо и размышляя.
- Типа… я не пью кофе, так что мне не нужна была кофеварка, но… вдруг я решу, что мне понравится это позже, проснусь однажды утром и захочу кофе, а у меня не будет возможности сделать его.
Ее глаза сузились, даже стали хитрыми, плечи напряглись и застыли.
Почувствовав ее напряжение, я придвинулся ближе к ней, дотягиваясь и хватая ее руку. Я был реально гребано испуган, когда все ее тело передернулось.
Высоким писклявым тоном она настойчиво продолжала, расширив глаза и смотря на меня,
- У кофе примерно… миллион разных вкусов. Я даже не знаю, какой я люблю! Что, если я куплю какой-нибудь и..
- Белла! – остановил я ее, приподнимая ладонь и сморщивая нос.
- В Сиэтле, наверно, около тысячи Старбаксов, окей? Я могу просто поехать и купить тебе любой хреновый кофе. Это – не большое дело… - смущенно прервался я, спрашивая ее своими глазами, а ее рот резко закрылся.
Потом она вдруг продолжила, задыхаясь и сбивчиво,
- А все эти путешествия. Я имею в виду… как я собираюсь добираться? Если это будет не на расстоянии шаговой доступности? Или я должна откладывать на машину...
- Блять, Белла, у нас есть «вольво», - прервал я ее, подняв бровь. Похоже, она просто специально гонит дерьмо, чтобы встревожиться. Как будто мы и так недостаточно…
- Нет, Эдвард! У тебя есть «вольво». Но что, если ты уедешь или?
- Я не уеду, - скептически заявил я.
- Ты не знаешь этого? – воскликнула она, вздымая руки в воздух. Ее локоны рассыпались по плечам, открывая ее восхитительную ложбинку и приковывая мои глаза к ее цепочке, прижавшейся к щели, созданной Элис – надевшей на нее лифчик пуш-ап.
Что-то ушло, и я знал это. У нас было столько времени спланировать и приготовиться к переезду, что мы не должны были погружаться в это. Даже на терапии мы всегда начинали длинные – и, надо признаться, реально гребано скучные – дискуссии на этот предмет. Она всегда выглядела прекрасно – даже возбуждена. Так почему сейчас, в этот день из всех дней, она решила показать это гребаное беспокойное лицо из-за этого?
Потом что-то типа щелкнуло.
Она. Просто. Блять. Увиливала.
Я ругал себя за то, что не придал большого значения ее печенью предыдущей ночью. Я подумал, что название «Неудача» относилось к ее смешным кривым, сложенным вдвое печеньям.
- Тот, кто подбирает свои полотенца с пола, получает много поцелуев, - просто не выглядело более ясно. Дерьмо, как минимум я мог подкупить ее настоящим оргазмом.
Этот день упоминался неделями раньше и никогда с тех пор. Мы никогда не говорили между собой, что сегодня именно тот день. Хотя даже приход сюда был немного, блять, очевиден. Серьезно, я был глупейшим дерьмом в мире, даже зная, что мы будем здесь в тихой изоляции, без родителей в поле зрения в течение часов. Однажды мы обсуждали это в офисе Кармен, когда Белла призналась, как она нервничает по поводу секса. Немного дерьма о провале и разочаровании, и как она боится этого,
- Может, мы никогда не сможем заняться сексом. Существуют же целомудренные пары.
Это не нормальное отношение моей девочки к сексу.
Ее нормальное отношение к сексу было:
- Дай мне десять минут побрить ноги, и потом можешь забираться на меня.
Теперь я сожалел, что не поговорил об этом заблаговременно. Это было просто так, блять, неромантично обсуждать это, открыто планировать это, действовать так, словно это было своего рода назначенная встреча, а не занятие любовью. А теперь я, возможно, никаким способом не мог пройти через это, зная, что все эти ужасы, которые, я думал, мы оставили, вновь всплыли на поверхность и совершенно обломать меня в процессе.
Хотя я не был ублюдком-идиотом. Я знал ее достаточно хорошо, чтобы разглядеть ужас от нервов, а она явно нервничала – не боялась. Ее глаза встретились с моими, и она сглотнула, ее горло легонько дернулось, когда она, похоже, узнала мое понимающее выражение. Она знала, что сейчас может скрыть от меня не больше, чем я могу скрыть от нее.
Я осторожно двигался по траве на коленях, медленно добираясь до нее. Дерево, на которое она опиралась, сбросило за зиму кусочки коры, и несколько ее кусков царапали мои колени, пока я двигался вперед, удерживая ее встревоженный взгляд. Когда я не сделал ничего, кроме вздоха в сторону, у нее появился этот прикрытый, потрясенный взгляд, я согнул руки на ее коленях отвел их, выпрямляя ноги. Ее глаза расширились, и она сопротивлялась, но не совсем, прижимая свои ладони к земле и прижимаясь к дереву.
Я прополз между ее ног, когда они открылись, подсовывая мои согнутые колени под ее бедра и сел на лодыжки, так близко к ней, как мог. Я надеялся, что мои глаза, блять, чувственные и горящие, когда я уверял ее,
- У нас не было этого.
Ее дыхание запнулось и участилось, и ее руки легли на мои бедра, и блять, она была такой легкой.
- Я… хочу, - дрожа, шепнула она, блеск на ее губах был густой и блеснул, когда они едва двинулись. Я видел, как кончик ее языка скользнул по внутренней стороне ее нижней губы, и, только от этого, затвердел.
Она тоже планировала это дерьмо. Моя девочка, блять, не переносит блеска для губ и лифчиков пуш-ап.
Я наклонил голову и медленно искривил бровь, оставляя мои руки на ее бедрах и нажимая на них кончиками пальцев.
- Мы можем делать то, что мы делаем всегда, - пообещал я, без следа разочарования в моем голосе, и наклонился к ее шее, и едва поцеловал покрасневшую кожу. Я заклеймил это обещание движением рук, продвигая их по внутренней поверхности бедер и нажимая ладонью по ее теплой промежности.
Она издала тихий всхлип и выгнулась ко мне, прижимая мои бедра ближе. Я улыбнулся в ее кожу, двигая большим пальцем там, где, я знал, она хотела этого, и начал чрезвычайно хорошо отработанную серию движений между нами.
Руки на одежду, потом под, потом рот, потом… ну, душ к этому моменту обычно становился холодным.
Хотя это было так далеко от скуки или нудности. Я был бы счастлив жить только с оральным сексом до конца жизни. Язычок моей девочки мог делать восхитительные, потрясающие вещи с моим членом.
И я ненавидел, когда звучал самоуверенно, но… был полностью уверен, что мой язык тоже достаточно, блять, удивителен.
Она говорила мне так.
Довольно регулярно.
Даже когда Джас – гребаный придурок – ежедневно подстрекал меня поискать искусные способы, которые включали термин «сексуальная активность» в каждом его предложении, я не волновался.
На самом деле нет.
Честно.
- Но, - несвязно протянула она, пока мой язык двигался по ее коже, и мои пальцы нажимали на точки, которые я запомнил за долгое время. Я был совершенно уверен, что могу заставить ее течь одним пальцем. Ее пальцы надавили на мои бедра и она закончила, выдохнув:
- Ты хочешь большего…
Тряхнув головой, я уверил ее бормотанием,
- Это гребано великолепно.
К несчастью, ее руки легли на мои плечи и она отпихнула меня назад. Уступая, я встретил ее взгляд и остановил свою руку, хотя отказывался убирать ее.
Она наклонилась ко мне и я почти улыбнулся ее согласию, но она протянула за меня руку и вытащила мою сумку. Моя улыбка превратилась в гримасу.
Моя секс-сумка.
Она изогнула бровь и открыла ее, не встречаясь со мной взглядом. Она начала опустошать сумку, комментируя,
- Покрывало, массажное масло, полотенца, влажные салфетки, пластиковые пакеты, и бог знает, что ты планировал сделать с этим.
Она держала в руках баночку взбитых сливок – с шоколадным вкусом, конечно, - и протянула ее мне в лицо.
Ну и что? Я пришел подготовленный. Предъяви мне иск.
Она не одна нервничала по поводу этого трахания. Пока она составляла список для квартиры, я составлял свой список – для секса. Я предусмотрел все. Если бы она продолжила, то нашла бы расческу – так, чтобы мы не пришли домой, выглядя, словно бы только что трахнулись – две смены нижнего белья для случая нашей обжигающе-горячей, страстной любви и мои супероблегающие порванные джинсы – спрей от комаров, потому что ничто так не убивает эрекцию, как укус комара в задницу – и мой новый сотовый.
Я мог бы воспользоваться им, позвонив Кармен, абсолютно запаниковав, или позвонив Джасу, злорадно непристойно рассказав о моей полностью активной сексуальной жизни. И даже хотя я реально хотел позлорадствовать – потому что, честно, этот придурок достал, и у меня не было проблем с приукрашиванием действительности – я не требовал больше, чем она дает. Все, что она не готова была дать – было херней и испорченным, и не ценным. Мы оба знали это дерьмо.
Мои губы дернулись в ленивой улыбке, и я взял банку из ее рук, сообщив непристойным тоном,
- Одно из того, что не требует проникновения – слизывать шоколад… взбитые сливки с тела. Знаешь, что я имею в виду? – спросил я, игриво подмигивая, потому что я знал, что она может получить массу удовольствия от других действий.
Потому что я дрочил два часа назад, чтобы избежать любых смущающих преждевременных эякуляций.
И потому что мы не могли покинуть это поле, пока оба не получим удовлетворение и не воспользуемся как минимум половиной этих предметов.
Ее губы немного приоткрылись, глаза заволоклись пеленой, когда она уставилась на банку и наморщила лоб. Поднявшийся ветер случайным порядком разбросал ее волосы вокруг ее лица, и она встретила мой взгляд. Ее глаза потемнели, и она облизала губы.
Я. Блять, Знал. Ее.
Целиком и полностью делающую из еды идола.
Блять, я любил ее, когда она была чокнутой.
- Прекрасно, - решила она, откладывая банку между нами и прижимаясь ко мне губами. Они были теплыми и безотлагательными, и я прижал ее спину к коре дерева, опять двигая по ней рукой. Когда мой язык коснулся ее, я слизнул толстый слой блеска и замычал. Вкус земляники. Наши языки высунулись и столкнулись, и маневрировали, и, в конце концов, я сдвинул свою руку к ее заднице и прижал ее к моему члену, прижимая ее к дереву, а ее руки залезли под мою футболку, через воротник, и обвились вокруг моей шеи.
- Покрывало, - выдохнул я, пока она стягивала мою футболку, и копался в сумке, придвинув ее считанными движениями.
Потом я сделал несколько реально гребано раздражающих выводов по поводу ветра и неспособности справиться с этими легкими движениями, после которых покрывало должно было превосходно разлечься на траве. Твою мать. Я уставился на это и привел ткань в порядок сам, прижимая края собственными кроссовками. Когда два угла были закреплены, я повернулся кругом спросить у Беллы.
Она стояла перед деревом.
Обнаженная.
- Прекрасно, - оценивающе выдохнул я, мои глаза обшаривали ее бледное тело, брови свелись, и мои руки потянулись к моим джинсам, неуклюже расстегивая их.
- Я хотел сделать это, знаешь ли, - добавил я, снимая все с моих бедер одним движением.
- В следующий раз, - пообещала она, наблюдая за моим эрегированным членом, пока я балансировал на одной ноге и пытался стянуть долбанные джинсы с моей левой лодыжки. Я обычно был достаточно грациозным ублюдком, но нетерпеливость момента и отвлечение внимания на ее грудь, когда она стояла под солнцем, совершенно не стесняясь, отплатили мне неспособностью устоять на ногах.
Я покачнулся и едва устоял вертикально, пока наконец сбросил джинсы с моей ноги. Потом я попытался просто… стряхнуть их с другой, так, чтобы избежать другого почти-битья-себя-по-голой-заднице-перед-голой грудью-Беллы. И это стряхивание, конечно, сделало мой член такой маленькой трясущейся штучкой, от которой она хихикнула и прикрыла свой рот, и… ебать это дерьмо.
Никогда не смейтесь над членом.
Никогда
В любое время.
Всегда.
Я наклонился и сердито нахмурился на мои джинсы, сдирая их с моей ноги, наконец освобождая их и оставаясь только в двух носках, полу-спущенных с моих ног, опускающихся ниже моих лодыжек. Концы их типа хлопали, когда я пошел к ней, и я чувствовал себя долбанным клоуном. Я встал на один, успешно стягивая его за шаг, и повторил то же самое со вторым.
Я решил, что в нашей квартире, трусы и носки будут необязательны.
И футболки.
Просто потому что.
Ее смех умер, и она смотрела, как я ставлю ее обувь на оставшиеся углы покрывала, и потом типа показал этому ублюдку, с финальным вздохом облегчения, чувствуя, что худшая часть осталась позади.
Правильно?
Нет.
Мы начали заниматься сексом на синем, флисовом покрывале, обнаженные и страстно желающие. Но потом солнце растворилось за облаками и стало немного прохладно. Мои яйца захотели залезть назад в меня и показать ей хрен.
Это было абсолютно парадоксально.
Мы лежали бок о бок, тепло нашего возбуждения понемногу делало холодный воздух сносным, я глубоко целовал ее, мои руки гуляли по ее грудной клетке и массировали ее грудь. По какой-то причине я почувствовал себя гребано напряженным и специально полез руками в ее сияющие волосы.
Блять, ебать ее лак для волос в его задницу.
Мои пальцы запутались, и она прошипела, отшатываясь от моих губ, пока я пытался выпутать мои пальцы из ее волос. Я с извинением посмотрел на нее, и сердито посмотрел на свои пальцы, осторожно убирая их, поглаживая ее обнаженное бедро другой рукой.
Когда мы наконец продолжили целоваться, она положила голову мне на бицепс и прижалась ко мне. Наши нижние половины тел начали неизбежно притягиваться друг к другу со стонами на выдохе и путешествующими руками. И потом она подсунула свою ногу под мое бедро и потерлась о меня.
И потом моя рука затекла.
- Дерьмо, - прошипел я, сгибая свой кулак и ощущая уколы булавок и иголок, пока она подняла голову. Кровообращение медленно возвращалось в мою руку, мы оба смотрели на мой кулак, покрытый ее локонами, сжимающийся и разжимающийся.
И после этого я начал задумываться, не могли ли мы быть кем-то секс-прокляты.
С обоюдными вздохами раздражения, мы, колеблясь, посмотрели друг другу в глаза, и я простонал.
- Хочешь просто свернуть все это, блять, и пойти домой? – спросил я, чувствуя, что день уже нельзя повторно использовать.
Мы могли сделать это где угодно. Как минимум, в душе или на кровати, мы могли не морозить наши задницы и не прибивая жучков.
Когда она не ответила, я воспринял это как «да» и сел, дотягиваясь до своей сумки и начиная запихивать все дерьмо обратно. Она села рядом со мной, подавая мне лежащие рядом предметы с извиняющимся выражением.
Потом она добралась до моего альбома и остановилась, подвернув под себя ноги и нахмурившись.
- Это сегодняшний? Прямо сейчас? – спросила она, а мои глаза обшаривали пространство в поисках вредных штанов, начавших эту цепь-сексуальных-неудач.
Я на мгновение взглянул и кивнул в знак согласия, поднимая край покрывала и продолжая поиски.
Она долго молчала, пока я, наконец, не встретился с ней взглядом и вздохнул, собираясь вставать.
- Ты собирался рисовать природу – невыразительно сказала она, уставившись на альбом в ее руках. Белая бумага отразила солнечный зайчик на ее лицо, и она стала почти светящейся, сидящей на покрывале, обнаженной и незащищенной от воздуха. Я наблюдал, как ее взгляд порхал над рисунком, изучая позу, в которой она сидела немного раньше.
Пожав плечами, я ответил,
-Это и есть природа. Видишь, вот дерево, - я показал на намеченный силуэт за ней на рисунке.
Искоса бросив на меня взгляд, она поджала губы и искривила бровь.
- Окей, окей, - ворчливо уступил я, забирая альбом из ее рук.
- Я гребаный читер, все правильно! Но это не моя ошибка. Природа дерьмо, а мертвая жизнь скучная как хрень, и искусство не должно быть работой. Если мне не нравится предмет, я не буду рисовать его, - пояснил я, захлопывая альбом и засовывая его под покрывало с приглушенным «шмяк».
Я собирался расширить кругозор. Но, по-видимому, был так сфокусирован на Белле, что, рисуя что-то еще, отвлекался на совсем другие стороны мира, заслуживавшие моего внимания… или другое дерьмо.
Я не дам хрена за то, что Кармен скажет об этом.
Кора дерева не воспринималась мною.
Кроме сисек перед ней.
Я только собрался встать и начать одеваться, как ее рука обхватила меня за талию, заваливая меня вниз. Я посмотрел на нее, полу-ожидая ворчания за то, что не следую моим собственным задачам, но ее губы изогнулись в слабой улыбке.
Она завела один из непослушных локонов за ухо и потерла большим пальцем мою кожу, спрашивая,
- Так я типа нравлюсь… твоим мыслям? – ее ноги выпрямились, и мне было удивительно легко опять нырнуть в глубину ее карих глаз, сверлящих меня, хотя я знал, что легко мог увидеть ее киску.
Я внутренне вздохнул с облегчением, что она спокойно отреагировала на рисунок, и кивнул, вытягивая ноги перед собой и опираясь за спиной на ладонь.
- Это действительно приятно и очаровательно, - сообщила она с огромной улыбкой, придвигаясь ко мне ближе и подкладываясь под мой бок. Я усмехнулся и лег на спину, позволяя ей устроиться у меня на плече, целуя макушку ее ужасно налаченной головы.
- Я приятный и очаровательный ублюдок, что еще я могу сказать, - пошутил я, растирая ее спину сверху донизу, и доставляя ей удовольствие, касаясь ее кожи.
Лежа на спинах, мы волей-неволей смотрели в небо, и оно было облачным. Это не был один из тех прекрасных дней, какой я пытался реально гребано жестко спланировать. Это был просто светло-серый день, с туманом над верхушками деревьев, и немного холодный. Я вытянул руки и схватил покрывало по краям, заворачивая его вокруг нас в удобный кокон, а мы мирно лежали внутри.
Может, день не будет совсем уж дрянным.
Ее рука скользила по моему животу и груди, прослеживая кончиками пальцев края и линии моих шрамов, и ровно дышала, лежа рядом со мной.
Ее рука, прогуливаясь, спускалась к месту, где у меня была одна из эрогенных зон, часть тела, на которой не осталось шрамов от давнего пожара. И ее рука продолжала движение, и я закрыл глаза, пока она ласкала мой член, одним пальчиком проводя от головки к основанию и обратно.
Она подняла голову, и мне не нужно было открывать глаз, чтобы найти ее губы своими. Они были словно магниты, соединяя нас вместе, и я двинул свое тело немного вниз, чтобы нам было удобно.
И потом мы опять занялись сексом, но на этот раз лучше, и медленнее, и определенно это не было той херней, случившейся чуть раньше. Я повернулся на бок, и она забросила свою ногу на мое бедро, медленно поглаживая мой язык своим и прижимаясь ближе. Ее рука сдвинулась с моего члена на мое бедро, обхватывая его и прижимая меня ближе.
Мой член прижался к влажному, скользкому теплу, и я свел брови, пропуская пальцы через ее волосы и наклоняя голову углубить поцелуй. Мое дыхание переросло в полностью, блять, учащенное и жаждущее, когда я скользил по ней и стонал в ее рот.
Я оторвался, облизывая губы и все еще ощущая остаток земляничного вкуса ее блеска для губ, двинув бедрами и всмотревшись в ее прикрытые глаза. Она прикусила губы и надавила на меня сильнее, увеличивая трение. Я всегда мог сказать, когда она действительно втягивалась в это, потому что она всегда становилась супер-сосредоточенной и абсолютно, блять, задыхающейся.
Очень похоже, что именно это она делала сейчас.
На моем члене.
- Ты так, блять, прекрасна, - выдохнул я, двигая руку к ее заднице и сильно прижимая ее к себе. Я любил видеть ее такой, больше, чем все остальное. Назовите меня гормонально озабоченным ублюдком, я не дам дерьма, когда ее губы приоткрываются и сохнут от ее задыхающихся всхлипов, и появляются эти маленькие трещины, и когда ее нога ложится на мои колени сверху придвинуть меня ближе, и когда я вижу, как ее кожа на шее вибрирует в темпе ее пульса. В этом случае – это самое прекрасное зрелище за всю мою жизнь.
Она выдохнула и простонала, касаясь своим лбом моего, и мы плавно двигались, несмотря на наше неловкое положение. Ее глаза опустились посмотреть между нами, мышцы на моем животе сокращались и расслаблялись при каждом моем движении. Она уставилась на мое тело, промурлыкав:
- Ты тоже.
Ее руки вцепились в мою спину, и я ощутил, что на моей коже появились царапины от ее ногтей. Ее волосы упали с ее плеч, оставив их обнаженными, открывая шею и ее косточки для меня. Я дотянулся до них и начал их лизать, пока мы покачивались, прижимая ее вниз и мгновенно поднимая ее вверх при каждом движении. Мои глаза закрылись, и я просто наслаждался ощущением ее гладкой теплоты, скользящей по мне, а она задыхалась в мою кожу, ее ноги уже начали дрожать вокруг моих бедер. Я начал ускоряться, обеспечивая ей изощренное, стремительное оргазменное дерьмо. Я уже выучил, каким раздражающе деликатным может быть этот момент. Мой член плавно двигался с движениями ее бедер, скользя вдоль с достаточным удовольствием, пока это были короткие, маленькие скольжения.
А потом все типа гребано… соединилось.
Я застыл, кончик моего члена остановился прямо в правильном месте для того, чтобы зайти дальше во влажное совокупление. Ее теплое тело лежало рядом со мной, мы дышали друг в друга, ее лицо в основание моей шеи, и мой нос в ее волосах.
Ощутив наше затруднительное положение, она отклонилась, встретила мой взгляд, положив щеку на синее покрывало между нами. Это было просто… гребано правильно. Там было хорошо и влажно, и практически улыбалось моему члену, и вспыхивало знаками, говорящими,
- Эй, ты! Иди сюда и повеселись, да?
Затаив дыхание, я неуверенно тяжело сглотнул, теснее прижимая к себе щечку ее задницы, следовательно... только сильнее раскрывая ее щелочку для себя.
Упс.
Ее грудь выгнулась, расплющивая ее сиськи о мою грудь с каждым вздохом, и она, покраснев, посмотрела на меня.
- Да? – вдруг сломала она тишину, выдохнув. Ее брови поднялись вверх и создали эту маленькую морщинку на ее лбу. Ее рука, все еще гладящая мою спину, сжалась и придвинула меня ближе.
Она была сексуально озабочена и чрезвычайно, блять, прекрасна.
- Кей, - шепотом ответил я, и видел, как она напряглась в сильном желании, раскрыв глаза, и ее ноги сжались вокруг меня, надавив пятками на мои бедра. Нам не нужно было ничего больше. Все дальнейшие приготовления были бы абсурдными и идиотскими, и это было естественно, как дыхание.
Но с большим проникновением и реально гребано непристойным оргазмом.
Я даже не осознавал, что задерживаю дыхание, когда раздвинул ее шире и начал нежное движение моими бедрами. Мои глаза следили за ее лицом, мои уши слушали ее дыхание – все это дерьмо сейчас уже было непроизвольным. Я разрушил священность безопасного слова как последняя задница. Мы отбросили его вместе с использованием эвфемизма «единорог», и просто согласились с обычным траханием.
- Ой, стоп, - было достаточно. Но я все еще ловил абсолютно все ее реакции, хотел этого или нет.
Так что я задержал дыхание и осознал это, когда внезапно вспомнил, какой абсурдно тесной она была. Я издал этот странный, сквозь зубы, задушенный звук, легко двигая себя вперед и вверх, ее веки закрылись, а из приоткрытых губ вырвался резкий вздох. Ее ногти глубоко впились в мою кожу, и я мог бы забеспокоиться по этому поводу, если бы она не начала дышать этими маленькими всхлипами, смешанными с хныкающими звуками на каждом выдохе.
До этого у меня не было секса без презерватива, и каждое ощущение было усиленным, щекочущим, пульсирующим, когда я глубже проникал в нее.
Задушенным голосом я спросил,
- Делать… как сейчас?
Она только кивнула, прижимая меня ближе и толкая вперед без лишних слов. Если она хотела, чтобы я остановился на середине, я был бы только рад ограничению.
Половина киски лучше, чем никакой, в любом случае.
Оставив свои губы на ее губах, я всмотрелся в ее глаза, затуманенные и прикрытые, и надавил глубже, дрожа от необходимого ограничения входить неглубоко и медленно, и я знал – и блять, полностью уверен в этом - будет день, когда я смогу не обращать внимание на это дерьмо – если мы сможем справиться с этим конкретным моментом, не ебнув его.
В нетерпении я слегка проник глубже, и ее теснота обхватила меня гребано восхитительным способом. И потом я нежно протиснулся вперед и был не способен сдержать неровный, придушенный стон, сорвавшийся с моих губ после итогового, последнего ощущения этого первого полного проникновения. Я немного повернул лицо и уставился на ее плечо, прикрывая веки, и концентрируясь на этом ощущении, горячем, и обжигающем, и сжимающем низ моего живота, подгоняющем делать это еще, и еще, и еще, и быстрее, и жестче, и глубже, и благодарение хрену, что я дрочил это дерьмо, прежде чем мы ушли из дома, потому что я полностью взорвался бы сейчас.
Она глубоко вздохнула, и челюсть осталась немного приоткрытой, дыхание обжигало мою щеку, и она прижимала меня ближе, глубже, теснее.
Я чувствовал трепет внутренней поверхности ее бедер, и ее легкие, непроизвольные покачивания.
Ее брови сошлись вместе, и она спросила мне в щеку,
- Все в порядке?
- Дерьмо… о просто… так гребано… боже… - пытался сказать я, округляя губы перед каждым словом и выталкивая их сквозь стиснутые зубы, повторяя движения – выдвинуться назад и надавить вперед.
- Боже, - простонала она, голос дрожал в мою кожу, и мои бедра остановились и отодвинулись еще дальше, и для случайного наблюдателя, я клянусь, наши слова звучали как молитва.
Возможно, это нельзя продать в порно, но моя девочка и я теперь официально вступили в половые отношения.
Пьяный от похоти и ощущения того, что она так тесно обхватывает меня, я повернул лицо и захватил ее приоткрытые губы. Они были сухие и холодные, но язык был влажным и горячим, и это усилило мои ощущения от моего медленного проникновения. Наши поцелуи, небрежные и отвлеченные, происходили по принципу встань – и - пойди. Я выходил и входил, и мы забывали про движения наших ртов, внезапно вспоминая об этом и быстро одновременно двигая нашими языками и губами. Она оставалась неподвижной, позволяя работать моим бедрам.
И потом, внезапно, она начала непреклонно перекатываться на спину, и я даже не застыл и не засомневался, потому что начал понимать, что это было определенно продолжение этого дерьма, и чем больше я бы прерывал это, тем меньше оставался шанс, что мы пройдем через это без происшествий. Так что я без колебания перекатился вместе с ней, устраиваясь сверху и оперся ладонями на покрывало, приподнимая вес моей груди над ней. Она вытянула ноги, и я прекрасно разместился между ними, вглядываясь в ее порозовевшее лицо и продолжая движения бедрами без паузы.
Ее грудь приподнималась и опадала, ее соски стали твердыми и сжались, и показывали прямо на меня, а у меня появилась возможность входить глубже, и свобода положения позволила нашим бедрам наконец-то встретиться.
Ее дыхание еще больше участилось, и ее остекленевшие глаза сверкали, когда она запустила свои пальцы в мои волосы, а потом, без предупреждения, ее спокойное тело вернулось к жизни, и она приподняла бедра и выгнулась ко мне, встречаясь с моими бедрами и создавая трение, которого она, похоже, хотела. Я прошипел сквозь стиснутые зубы, потому что это чувствовалось теснее и ближе, и если бы это маленькое движение бедрами было бы картиной, я бы вставил в рамку это дерьмо.
Она похолодела и уставилась на меня, встревоженная, словно не понимала, что она делает.
- Это… сделала я? – обеспокоилась она, вдруг засомневавшись. Я чувствовал, как напрягаются ее ноги и видел, как застывают ее плечи, и поспешно успокоил ее.
Обхватив ее за задницу, я приподнял ее к себе и ободрил,
- Хорошо… вверх… вот так, видишь? – и потом она с большей уверенностью потерлась о мой таз, тихий маленький стон сорвался с ее губ, лоб разгладился, и она приподнялась выше.
Оторвав от нее руки, я опять устроился на земле и возобновил медленные движения, покачивая бедрами ниже и почти полностью со стоном выходя из скользкого тепла.
И Белла подстраивалась под меня, и вскоре мы синхронно двигались, нажимая и дергаясь, и касаясь, и терлись друг о друга.
Я раньше никогда не трахался так, девушки всегда были сверху, прыгая на мне, а я просто жадно направлял их на себя. Это так сильно отличалось и было настолько лучше. Ее нежное тело подо мной было соблазнительным, приглашающим, и мы стонали, когда я нежно проскальзывал в нее опять и опять.
Это все еще не было ебнуто.
Ее шея вытянулась вверх, когда наша скорость увеличилась, и я мог разглядеть сжатые связки на ее шее, когда она при дыхании заглатывала воздух, рассеянно уставившись в небо через прикрытые веки. Я захватил ее подбородок своим ртом и сжал в кулаках ткань покрывала, трава под ним вырвалась из грунта, и мое дыхание вырывалось через нос короткими и резкими шипениями.
Ее стоны скоро переросли в задыхающиеся хныкание, и в глазах появилось чувственное, почти умоляющее выражение, наши колебания превращались во все более и более короткие и безошибочные, в конце концов пронизавшие меня. Мои руки начали дрожать, колени врылись в мягкую землю, а мои проникновения становились все более и более беспорядочными. Я поцеловал ее, и она надавила выше, и я прохныкал в ее губы, прижимаясь грубыми поцелуями везде, где мог дотянуться, держа глаза закрытыми.
- Нет… почти… - выдохнула она, ее тело напряглось, а наши качающиеся бедра встречались и расставались в коротких, жестких движениях. Я сжал покрывало, мои руки гребано дрожали, я стиснул зубы и изо всех сил откладывал неизбежное приближение оргазма. Она становилась влажнее с каждой секундой, и я отчаянно безрассудно глубоко погружался в нее, схватив ее за бедра и уже просто, блять, взрываясь. Ее тело начало дрожать, но я не мог быть уверен, наслаждение это или напряжение. С задыхающимся стоном я надавил собой сильнее и всмотрелся в ее глаза, сжав челюсть, уступая своему желанию, и с ворчанием жестко проникая в нее.
Наша долбанная кожа со шлепком соприкоснулась.
Потом ее глаза расширились, ее руки легли на мою задницу, набирая полные пригоршни моего тела, и прижали меня к ней, и она отбросила голову назад, выгибая тело и расплющивая свою грудь об меня.
Я наблюдал, как ее глаза крепко закрылись, она вздрогнула и задрожала подо мной, вся, блять, раскрасневшаяся и задерживающая дыхание, тесно обхватывая мой член. Ее рот открылся в беззвучном крике, и я знал, что она потекла, так что я прижал мои губы к ее шее и дал ей два последних, ударяющихся о кожу, толчка, прежде чем стал неспособным больше сдерживаться.
Я обхватил ртом ее шею и прорычал в ее кожу, глубоко проникая в нее. Мое рычание, приглушенное ее влажной кожей, пока мой язык давил на нее, отражалось в моей груди, пока я поднимал свои губы и еле прошептал,
- Дерьмо, Белла, твою мать…
Покрывало собралось в моих руках, и я положил свои руки рядом с ее головой, конвульсивно и резко дергаясь в ней. Я дрожал, и давил, и сжимал ткань так крепко, что проткнул ее ногтями. Я чувствовал ее пальцы в моих волосах, ее руки и ноги обмякли, и я последний раз потерся об нее.
Потом я упал, задыхаясь, и она гладила мои волосы и глубоко дышала подо мной. Холодный воздух был сейчас даже немного, блять, желателен, и он охлаждал тонкий слой пота на моей шее, когда я повернул голову и поцеловал ее горло, находя ее губы своими.
Наш поцелуй был коротким, и я отступил, выскальзывая из нее, опустив мой лоб на ее живот, прежде чем посмотреть в ее глаза.
Они были теплыми и истощенными, и эта ленивая маленькая полу-улыбка появилась на ее лице. Я улыбнулся в ответ и отвернулся, уставившись на качающиеся деревья, просто… усталый от всего.
Через неделю, вполне, блять, вероятно, мы потеряем одну священную связь, которая связывала нас так долго.
Но, как минимум, одну мы потеряли, а другую нашли.
