Часть 2 15 страница

Часть 2

Этой ночью, когда я залез в кровать, весь мокрый, и чистый, и практически с посиневшими яйцами, Белла стояла на пороге, уставившись на меня. Ее волосы еще не были расчесаны, и они были мокрыми, со спутанными прядями, каскадом спускающимися ей на плечи толстыми локонами.
- Что? – спросил я, убирая покрывало и похлопывая по месту рядом со мной. У нее был странный взгляд – надутые губы, когда она рассматривала меня. Она была такой чистой, и такой влажной, и… блять, ее соски были эрегированы, выступая из-под тонкой футболки, которая на ней была. Как всегда, душ делал мой мозг полностью, блять, однодорожечным.
Эрекция была словом ночи.
Это странно, что ее вид в моей футболке и боксерах был таким сексуальным, ведь я видел ее в душе полностью, блять, обнаженной и намыленной?
- Ничего, - она пожала плечами, но начала эти непристойные – покачивающие – вещи, продвигаясь к кровати.
Я приподнял бровь и…
Я стал еще тверже? Блять….
- Какого цвета блузка была сегодня на Лорен? – вдруг спросила она, приближаясь и забираясь на кровать в… необычном месте.
На мои ноги.
Мое дыхание сбилось, когда она стала медленно приползать по мне, и я прижал спину к постели, наблюдая, как ее мокрые волосы щекочут мои ноги и бедра, пока она медленно ползет по моему телу.
Гребано расставив ноги. Опять.
Воротник ее футболки опустился, и я мог разглядеть ее сиськи.
Определенно, определенно эрегированные.
- Ну, я даже не знаю, - неопределенно ответил я, и она застыла, обхватив ногами мои бедра. Я подавил стон и перевел глаза на открытую дверь.
- Эсме, - шепотом предупредил я, хотя мои руки уже поползли к ее бедрам. Она носила мои боксеры, и моя талия была больше, чем ее. Боксеры провисли на ее бедрах и обнажили верх ее симпатичных маленьких трусиков. Я прижал ее ближе и типа улыбнулся и скривился одновременно, потому что между нами не было толстого покрывала и блять… я мог ее чувствовать.
Я закрыл глаза и вжал голову в подушку, вжимаясь эрекцией в вес ее тела. Это было не совсем уж непроизвольно. Кроме всего прочего, большая часть нашей терапии учила получать пользу от потакания нашим желаниям без вины.
Да, это прямо касалось жизни в доме Карлайла и Эсме и принятия их любви.
Да, я исказил смысл, оправдывая потирание моего члена о Беллу.
Нет, я не был хитрым хреном.
- Ммм, - промычала она, ставя свои ладони по обеим сторонам моей головы. Она наклонилась и шепнула мне в ухо.
- Эсме никогда не приходит сюда, и ты это знаешь. А на Лорен была красная блузка, обнажающая шею, и ее сиськи были направлены прямо на тебя.
Затем она качнула своими бедрами, и я издал реально омерзительный звук, нечто среднее между удушьем и «fuck». Ее дыхание горячо отдавалось на моей коже, щекоча мою мочку уха, и учащалось на глазах.
Мои глаза опять метнулись к открытой двери, и я… не отказывал себе толкнуться в нее еще раз. Мой живот сжался, и я рассеянно ответил.
- Я не заметил. На тебе был тот коричневый свитер… короткий…и такой, блять, обтягивающий… - мой голос оборвался страдальческим вздохом, и мои руки двинулись к ее заднице. Я засунул пальцы под боксеры, которые были на ней, и приласкал ее кожу. На долю секунды я встретил ее взгляд, слишком переживая об открытой двери, чтобы удержать его. На мой взгляд, ее глаза были закрыты, щеки разрумянились, и губы приоткрыты.
- Поцелуй меня, - выдохнула она.
Я захватил ее губы и немедленно – ее язык надавил на меня. Я открыл рот и встретил ее язык, тихо постанывая, вжимаясь в нее членом, прижимая мои пальцы к ее заднице и массируя ее нежное тело. Похоже, мы никогда так не целовались – сексуально озабоченно и невнимательно. Мои глаза были все еще открыты, устремлены на дверь, и поцелуй был похотливым, параноидальным и наполненным ее легкими стонами, и ее бедра вжимались в мой член, и… проклятье, почему мы не могли заняться этим дерьмом в душе?
Оторвавшись от меня, она прижала свой лоб к моему и часто дышала в мое лицо. Она облизала свои покрасневшие губы и шепнула, объясняя,
- Когда я ревновала, я представляла тебя в постели, поджидающего меня и отворачивающего покрывало, как ты только что делал, - она прижала губы к моей шее, целуя меня за ухом.
Я задыхался, и извивался, и становился тверже, чем…
Я был таким несвязным, что даже не мог подобрать подходящей аналогии.
И я был гребано огромным для аналогий. Вот каким твердым я был.
Но затем она сглотнула, и это было громко, и нервно, и ее дыхание отзывалось в моем ухе. Ее следующие слова вырвались дрожащим шепотом:
- Это делает меня… мокрой.
Мое тело застыло, и дыхание застряло в горле. Я губами произнес:
- Мать твою, - резко поднимая голову встретить ее взгляд.
Ее глаза были застенчивыми, и она прикусила губу, зажав нежную кожу между зубами.
Я пытался отыскать голос. Он потерялся где-то в порочных-словах-сказанных-Беллой.
- Боже, Белла, ты не можешь просто…говорить мне такого рода дерьмо, - настаивал я, ее слова эхом отзывались в моей голове повтором. Повтор. Повтор.
- Почему тебе не нравится это? – тихо спросила она, сжимая вокруг меня бедра.
Тряхнув головой, я издал стон/смешок и ответил,
- Нет, потому что когда ты делаешь так, я начинаю хотеть исследовать тебя, а мы оба знаем, что я не могу.
Я подчеркнул эту правду, скользнув моими пальцами опасно близко к тому месту, где она, похоже, хотела их, и взглянул на дверь. Я прижался к ней и вдавил ее на мой член, немного изгибаясь, потому что я был ненадежным, сексуально озабоченным ублюдком, который научился потакать своим желаниям. Я услышал больше, чем увидел, ее улыбку, когда она ответила,
- Ты можешь исследовать все, что захочешь, ты же знаешь. Я не буду возражать.
И затем она скользнула по мне, дернувшись бедрами назад вдоль моего члена, вклиненного между нами.
- Эсме, - задохнулся я опять, но положил руки на ее бедра- дать ей знать, как сильно мне нравится все это скольжение. Фактически это «скольжение» было для меня чем-то новым. Это было так давно… Наполовину сделанной ручной работы за шесть месяцев было явно недостаточно, чтобы сдержать гормонально озабоченного ублюдка.
Конечно, теперь я понимал, что гормонально озабоченного ублюдка не существует.
Он был оправданием хотеть чего-то, что я не верил, что заслужил.
Гребаный ад, почему я думаю об этом дерьме сейчас?
Со вздохом она повторила.
- Я уже говорила тебе, никто сюда не придет. Зачем? – спросила она, и надавила своими сиськами на мою грудь, прижимаясь ко мне сильнее. Ее вес на мне был минимальным, но таким, блять, тяжелым одновременно. Это сжало мою грудь, хотя дыхание стало невозможным. Оно булькало без меня, и расширяло меня, и это было настолько неопределенно для любого мысленного описания.
Выпрямившись и напрягшись, я напомнил,
- Но… Эсме и Карлайл, и… Это не здесь… когда ты… Блять, Белла, почему мы не занялись этим в душе? – спросил я, озвучивая мои ранние мысли, потому что то, что я думал сейчас, было, очевидно, достаточно, блять, невозможно связно изложить.
- Стоп, - шепнула она, наконец останавливаясь и оставаясь молчаливой, пока я не встретил ее взгляд.
Когда я сделал это, ее брови были сведены и нахмурены, и маленький вздох слетел с ее приоткрытых губ.
- Я не сделала этого в душе, потому что я хотела сделать это здесь, - пояснила она, еще больше скользнув по мне.
Моя челюсть сжалась, и я еле сдержал стон, наблюдая за ее прикрытыми глазами.
Выдохнув, она продолжила,
- И в душе все имеет тенденцию… становиться ненадежным. Может произойти несчастный случай, а когда мы занимаемся сексом, нам не нужны несчастные случаи, правильно? – спросила она, выжидательно поднимая бровь.
Я кивнул и сглотнул, все еще кидая взгляды на нее и на дверь поочередно.
Но я заинтересовался этим делом по поводу секса. Я задумался, может, мы сможем, выбрать дату или другое дерьмо, но прикинул, что спросить что-то такое будет немного, блять, прискорбно. Потом я задумался, когда это я стал таким, блять, жадным.
Со вздохом, который еще сильнее прижал ее грудь ко мне, она умоляла,
- Пожалуйста, - и нагнулась ко мне опять, ее глаза закрылись, ресницы дрогнули, а губы приоткрылись.
- Это было так давно, Эдвард…
И затем я осознал, что Белла, возможно, не кончала значительно дольше, чем я. Я вспомнил, как она говорила мне в тот день, когда мы обсуждали мои пороки – что я отказываю другим в том, что они хотят, из-за моей собственной веры в то, что я не заслуживаю получить побочную выгоду.
Ну, я прикинул, что могу достичь одного оргазма за раз.
- Типа этого, - спросил я, все еще уставясь на дверь, и скользнув ею по моей длине, поднимая себя в нее с резким выдохом.
И затем она простонала. Это не было действительно громким стоном, просто один из тех стонов типа мурлыкания.
Он отразился из ее горла в ее грудь к нашим соединенным пахам, и от этого я, блять, дернулся.
- Боже, да, - ответила она, повторяя движение. Она опять приподнялась на своих ладонях и поглядела вниз на меня, покачиваясь и вздыхая. Ее мокрые волосы закрыли наши лица и затруднили наблюдение за дверью. Конечно, после пяти или шести этих восхитительных скольжений бедрами, это стало немного похоже на… «Какая, нахер, дверь?».
Она приподнялась и задержалась на мне, доводя до минимума контакт между собой и моим членом, полностью скользя по нему.
- Это… - она вздохнула, округляя свои бедра и задевая своим клитором меня. Ее глаза потемнели, пока она двигалась, шепча:
- Мне так хорошо…
И так как я по большей части оставался неподвижным, просто позволял ей делать то, что она хочет, следя глазами за дверью. Движения ее бедер были так невероятны несдержанны – с небольшой амплитудой от меня, и ее частое дыхание, когда она ускорила свои движения, делая их беспорядочными самым сексуальным способом. Это чувствовалось так, блять… лично, словно я шпионю за этим маленьким моментом полной несдержанности. Она не скрывала ничего – ни того, как ее бедра округлялись, ни того, как она двигалась, контактируя с головкой моего члена. Она позволяла мне видеть ее сосредоточенное выражение, слышать ее хныкание и смешное сексуальное и неровное дыхание.
Она… использовала меня, чтобы кончить? Эта мысль, блять, свела меня с ума. Моя голова наполнилась ее горячим дыханием и скольжением по моему члену, так что я шепотом дал указания,
- Это правильно. Просто чувствуй, что тебе хорошо…
И потом я подумал «Ебать дверь» и сосредоточился на ее лице, румяном и нахмуренном в концентрации. Я посмотрел вниз – к месту нашего соединения, и наблюдал за ее движениями на мне. И затем я сглотнул. А затем я начал задыхаться вместе с ней, умоляя о большем трении и торможа себя, пока она не получит свое. Она неистово двигалась, зафиксировав свой взгляд на мне, а ее лицо светлело от тонкой блестящей пленки пота.
- Коснись, - простонала она, выгибая свою спину в мою грудь. Без колебания мои руки сдвинулись с ее бедер и проскользнули под ее тонкую футболку, нащупывая нежную плоть ее груди и со страстным желанием лаская ее.
Больше стонов.
Я массировал и ласкал, и она настойчиво двигалась на мне, стимулируя меня, и мои руки становились более настойчивыми, сжимая ее соски и возбужденно прижимая их ладонью.
Я не помнил, чтобы у нас был такой жизненный опыт без ощущения стыда или вины. Я часто гадал, о чем была вся эта активная реклама. Кончить было весело и все, но что после? Что в том, когда я лежал в кровати ночью и осознавал, что я испытал наслаждение и использовал кого-то, чтобы получить это. Это было плохо, но сейчас – это было правильно.
Потому что Белла не использовала меня для получения удовольствия. Она подарила мне возможность - наблюдать, как она испытывает наслаждение – показывая мне ту свою сторону, которая, возможно, оставлялась для смущающих исследований поздней ночью, или другого дерьма. Это было так реально, наблюдать, как она полностью раскрепощается. Похоже, что она не беспокоилась, если будет выглядеть нелепой. Она могла оставить это в прошлом и дать мне насладиться этим вместе с ней. Это была действительно своего рода эпопея – наблюдать, как она скручивается, изгибается и трется. Одна из ее бедренных косточек обнажилась, и это было непристойно, но никто из нас не дал этому дерьма.
Потом она посмотрела на меня вниз с этим безумным серьезным выражением, и было почти смешно, когда она выдохнула,
- Я реально близко, - типа я мог сделать что-то неосторожное, чтобы отобрать у нее оргазм.
Я удержался и не засмеялся. Ее голос был таким, блять, предостерегающим. Она просто удерживала мой взгляд с чем-то похожим на «Не похерь это» взглядом и задвигалась невозможно быстро. Я держал ее грудь в своих руках, нерегулярно вспоминая, что ее надо сжать и массировать. И потом ее бедра сжались вокруг меня, ее брови сошлись вместе, губы всосались в ее рот, и она начала дрожать. Когда она отпустила губы, они приоткрылись, и она простонала,
- О боже…
Я знал, когда это произошло, потому что она наконец-наконец полностью надавила на мой член и скрутилась на нем, закрыв глаза. Ее зубы сжались вместе, она захныкала и жестко качнулась на мне, содрогаясь, и ее пятки вжались в мои бедра.
Освободившись с резким, тяжелым вдохом, я ответно прижался в нее и, наконец, позволил себе сделать то, что ощущалось для меня хорошим. Она свалилась на меня, задыхаясь, и я поднял мои бедра и скользил своим членом по ней, зафиксировав бдительные глаза на двери. Я обхватил ее маленькие бедра и двигал ее противоположно моим толчкам, встречая ее усталый взгляд с тем, что было, возможно, подлинно отчаянным и терпеливым выражением.
Я подумал, что высушил ее кульминацию ради члена.
Каким хреном был я? Лишенным прикосновения пальцев?
Но я делал свое, и был уже близок, когда она начала целовать мою шею и полу-промурлыкала, полу-выдохнула в мою шею,
- Я просто так сильно кончила на твоем члене…
И потом маленький кусочек меня, блять, умер и перешел в Скольжение-В-Рай.
И потом я схватил ее бедра и зарычал, и двинул мой член в нее – и потом я кончил.
В мои трусы.
Вздрагивая, я дергался между нами и стискивал ее крепче, постанывая в ее мокрые волосы, покрывающие мое лицо. Я бросил мою голову назад в подушку и прошипел, пока я пульсировал и дергался под ней, переживая это наше восхищение.
Когда я наконец снизил тяжелое дыхание, несвязное бормотание пропало, я прижал ее теснее и забыл все о двери и о факте, что мне нужно вымыться опять.
Я не чувствовал никакой вины за эту ночь – только немножко Беллу, удовлетворенно дышащую рядом со мной.

------------

- Я как… это близко к рвоте, - сказала Элис, встав на пороге и вгрызаясь в корень сельдерея. Она держала его двумя пальцами, точно показывая, как близко она была, но все, что я мог, это сосредоточиться на дерьмовой палке, покрытой листьями.
Кто, блять, ест сельдерей? Сам по себе?
- Красавица, - промурлыкал я в волосы Беллы.
- Ты можешь делать это где-нибудь еще? – рассеянно спросил я, потирая маленькими кругами бедренные кости Беллы.
Моя девочка пришла домой со своего сеанса в четверг, и я положил ее рядом со мной на диван. Мы никогда не вели себя так дома. Обычно Эсме могла посчитать меня ненормальным или я в целом чувствовал себя некомфортно. Однако сегодня был другой день. Сегодня моя девочка пришла домой в одном из своих мрачных настроений, и я не дал дерьма.
Белла вздохнула на мне, вжавшись спиной в мою грудь. Мы лежали на диване, опираясь на подлокотник.
- Тебе нечего делать, Элис? – небрежно спросила она, опуская голову на мое плечо.
Элис пожала плечами и прожевала.
- Джаззи ушел со своей матерью.
Я хихикнул, немного тряхнув Беллу, и насмешливо выдохнул «Джаззи» в ее волосы.
Белла едва скривилась в улыбке.
Элис, видимо, действительно применила свои способности к наблюдению и, наконец, оставила нас одних.
После того, как она ушла, я вздохнул и поглубже устроился в подушках дивана, теснее прижимая к себе Беллу.
- Как твой сеанс? – осторожно спросил я, потому что это он, очевидно, повлиял на нее. После школы она была в полном порядке.
Она пожала плечами и заложила волосы за ухо – явно не отвечая.
Этого дерьма было недостаточно.
Вздохнув, я прижал губы к ее шее и попросил в ее кожу,
- Пожалуйста, не давай этому дерьму нагноиться.
Я не хотел быть назойливым, но видеть ее хандру в доме и даже не знать, почему она наступила, серьезно превращало меня в задумчивого ублюдка.
Она немного повернулась и закрыла глаза, прижимаясь лицом к моей шее.
- Мы можем поговорить об этом в понедельник, - тихо пообещала она и сплела руки под подбородком.
- Ну, это достаточно, блять, оскорбительно.
- Так… что? – спросил я, немного наклоняясь, пока она не встретила мой взгляд.
- Мы не можем поговорить, пока Кармен не будет посредником между нами? – я почувствовал, как мой лоб наморщился и руки ослабевают, когда я заценил ее Ой-Я-Типа-Ебнулась-Немного-Не-Так-Ли? лицо. Да, ты определенно сделала это. Я сухо решил.
- Это действительно дерьмово.
- Я не имела в виду именно это… - настаивала она, нахмурившись.
Переместив нас в сидячее положение, я отвернулся и хихикнул, расстроенно пробегая руками по волосам.
- Я знаю, что ты не имела это в виду, но я думаю, эти отношения становятся немного переполненными людьми, так? Знаешь, можно просто поговорить со мной, не начиная процесс.
Конечно, я сам использовал дерьмо «Давай подождем разговора с Кармен» однажды, но это был другой случай – ожидание короче – и с тех пор я не делал так.
Это было то дерьмо, которое она уже ожидала, что я скажу. Я видел это в том, как опустились ее плечи, как она смотрела вниз на свои руки, играя со своими маленькими пальцами.
Теперь я был невозмутимым с Кармен, и был рад сеансам, которые у нас были, но что в них толку, если мы не можем применить их в реальной жизни? Я мог сказать, что Белла уже ожидала, что я это скажу, потому что просто посмотрела на меня, проигрывая, и закатила глаза.
- Это колледж, - проворчала она, но внезапно посмотрела в сторону и села поглубже в диван.
- Ох, - был мой невероятно, блять, короткий ответ. Я ожидал что-то… ну, я сам не знаю, что ожидал, но «колледж» был далек от этого.
Затем, чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что это было, возможно, очевидно. Джаспер и Элис изучали колледжи с тех пор, как я вернулся домой – возможно, и до этого. Они болтали об этом на ланче. Элис составляла списки, выбирая за – и против различных мест. Джаспер обычно пялился на ее сиськи и соответственно кивал, довольно удачно. Белла и я игнорировали их, и были заняты, обсуждая что-то реально, блять, непохожее-на-старшую-школу, типа когнитивной поведенческой терапии, или почему я бросил свои полотенца на пол, или как прекрасны были ее намыленные сиськи в моих руках, когда мы принимали душ…
Окей – это немного было похоже на жизнь-старшей-школы.
- Ты даже не думал об этом, - сознательно шепнула она.
Я встретил ее взгляд.
Она не была разочарованной. Фактически она была типа расслабленной.
- Нет, действительно, - признался я.
Она вздохнула и подогнула ноги под себя, теребя кончики своих волос.
- Ну, я не знаю, вопрос ли это в действительности.
- Почему ты так говоришь? – спросил я.
Только теперь я осознал, что это достаточно важно. Вернувшись в Чикаго, я был сосредоточен на там-и-тогда, а здесь, я был сосредоточен на здесь-и-сейчас. Я никогда даже не уделял Карлайлу большого внимания, когда он убеждал меня в этом в редких случаях. Я даже никогда не задумывался над будущим, но теперь, когда сделал это, то был действительно немного… возбужден?
Гребаная Элис. Я мог сделать графики, в которых положить ее маленькие черные и белые полоски графиков неприятностей. Я думал… успею распланировать целую профессиональную карьеру. Я думал, что могу, как минимум, подождать до весны – для некоторых реальных экстравагантных цветных карандашей или другого дерьма. Даже лучше, я был уверен, мы можем сделать это на принтере.
Лицо Беллы вытянулось, и она посмотрела в сторону, вздыхая,
- Будь реалистом, Эдвард. Я не могу… - она покачала головой, и ее голос сломался.
Я увидел, где это произошло, и мне не понравилось это. Один кусочек. «Я не могу» было несколько недосказано.
Я полез к ней опять, но она оттолкнула меня и продолжила разочарованно,
- Мое восстановление идет очень медленно. Я чувствую себя спокойно только здесь, и… уезжать в переполненное общежитие… я просто… не могу, - сглотнув, она продолжила.
- Всегда есть заочные курсы или что-то такое онлайн. Это выход.
Никаким хреном моя девочка не соберется куда-то, что она описывает словами «это выход».
Полностью игнорируя дерьмовое общество колледжа, я ответил, пожав плечами,
- Ну так мы можем жить вне кампуса.
Она встретила мой взгляд и дернула щекой, вся гребано освобождающая.
- Делаешь успехи! Мы можем жить вместе. Это может быть, блять, очень смешно, - подчеркнул я, тайно осмотрев комнату, чтобы убедиться, что мы одни, и затем очень неприлично поцеловал ее за ухом. Я наклонился и прижал губы к ее коже, лизнув ее языком и пробуя ее на вкус, мурлыкая.
- Дверь не имеет значения, - хрипло шепнул я.
Она, похоже, не разделяла мой энтузиазм, и я отклонился. Фактически, ее лицо потемнело, и челюсть поджалась. Она начала сиплым голосом,
- Как минимум, я помню толпу по дороге в каждый класс. Я нахожу самое дальнее место от людей и ожидаю специального внимания от профессоров. А в кампусе… это просто еще один час с бесчисленными шкафчиками, напоминающими мне о том, как я далека от того, чтобы быть…
Нормальной.
Я предположил, что она начала длинный путь, решив не использовать этот очень субъективный термин. Не то чтобы это имело значение. Я хотел сказать ей, чтобы она перестала быть гребаным ребенком, но… она была так терпелива со мной, когда я был ничем, кроме как раздражительной задницей, и я не мог.
Затем она отвернулась и пробормотала, почти неслышно.
- Я все еще в двадцати шести дюймах от тебя, - и убрала локон волос за ухо.
- Что?
- Двадцать шесть дюймов, - повторила она, нахмурясь.
- На столько я могу подойти к твоей гардеробной, прежде чем полностью чокнусь.
А потом она поджала колени, что четко показало, что она завершила выступление.
- Блять, Белла, - прорычал я, дергая себя за волосы. Мне трудно было оставаться терпеливым, так что я сделал глубокий вдох.
- Это все куча дерьма. Тебе будет лучше, - напомнил я нежно.
- Помнишь Тайлера? – и как я хотел пнуть его по яйцам?
Разочарованная, она отбросила непослушную прядь волос со своего лица и уставилась прямо вперед.
- Ебать Тайлера.
Вот тогда я осознал, что это был один из этих дней. Один из этих дерьмовых, раздражающих, «Врешь Ты Все» дней. Возможно, это было дерьмо типа ПМС, безмолвно заметил я, уже выучив это после жизни в одном доме со столькими женщинами, но не сказал вслух.
Я решил, что я заболел и гребано устал от таких дней. Я знал, что они приходят и уходят, и моя девочка, возможно, растратила больше, чем достигла, и я сидел и наблюдал за этим дерьмом, как будто оно не убивало меня.
Но не сегодня вечером.
Она обманула. Это правда. Гребано обманула. Я бил себя по заднице, пойдя на терапию, услышать побольше, как помочь ей, и она отступила. Это было так не – блять – нечестно. Я отказывался допустить, что это типа очевидная регрессия или другое дерьмо. Она зашла так далеко. Я зашел так далеко.
Мы заработали наши идиотские гребаные раскрашенные цветом списки колледжей.
Я встал, протягивая мою руку и приказывая.
- Пошли.
Она все еще продолжала пялиться на стену, так что я схватил ее сам и потянул с дивана.
Она вопросительно и заносчиво уставилась на меня, когда я потащил ее вверх по ступенькам, раздраженный и сердитый, и убивающий мои навязчивые мысли о списках.
Не найдя Мидола (препарат от ПМС) в аптечке, я бубнил на каждой ступеньке.
Когда мы встали в комнате в тридцати дюймах от моей гардеробной, на ее лице появилось понимание и глаза резко расширились. Мой шкаф не был большим. Я знал, что она пошла на терапию изначально по двум причинам – разозлить меня и порыться в моем дерьме. Это маленькое пространство было недоступно для нее, и я прикинул, что это должно было доводить ее до безумия. После того, сколько она прожила здесь, я не удивился, что она сформировала сверхвпечатление о нем. Ее кривая версия, возможно, включала что-то типа порно-журналов и фотографий девочек из школы – и бог знает что еще. На самом деле моя гардеробная была на редкость гребано скучная.
Кроме всего, это пугало ее. Она избегала всей этой части комнаты – всегда. Я держал корзину для белья вне гардеробной – чтобы она пользовалась ей, пока я не приду – и она держала свою одежду в гостевой спальне или в половине моих ящиков. Если честно, я не мог понять этого. Какая-то моя упрощенченская и реально ослиная часть задумывалась, что, черт возьми, так сложно подойти к двери, открыть ее и закрыть. Но я знал, что это невежественно.
Хотя лично мне было несложно заглянуть в гардеробную, ее ужас был для меня так реален, как и сам шкаф.
Разумом я знал, что не могу понять эту часть ее разума. Это настолько же, блять, расстраивало меня, как ее ограничения – ее. Хотя мое расстройство большей частью определялось моей необразованностью – моей неспособностью постичь это или взять все на себя.
Потом она повернулась ко мне и встретила мой взгляд. Ее выражение заставило меня серьезно переосмыслить все это.
В ее глазах стояли слезы.
- Я всегда говорила, что не могу, - настаивала она тихим, дрожащим голосом, от которого моя грудь сжалась. Она выглядела такой, блять, извиняющейся, типа давала мне понять, что это маленькая задача за пределами ее способностей.
Но я схватил ее за плечи, развернул, прижал ее спину к своей груди, заставил замолчать и попросил.
- Ты можешь сделать это со мной вместе.
Мы оба знали, что я прошу. Ей, возможно, нужно было сделать это самой, но это не было какой-то дерьмовой зависимостью, о которых так любит нудеть Кармен. Это даже не было моим подарком ей. Если она разрешит, я буду рядом с ней каждый раз, как она захочет залезть в гардеробную. Если ей нужно будет достать туфли, или положить одежду в корзину, или просто захочет достать свою зимнюю куртку, я буду здесь. Это было обещанием.
Есть большая разница между зависимостью и обязательством.
Я наблюдал за ее лицом, когда она стояла перед дверью, размышляя над моим предложением. Это было так очевидно, со всеми ее недавними большими достижениями, что ее маленькие провалы сильно подрывали ее веру. Она всегда произносила дерьмовую фразу «Рим за день не строился». Она знала, что ей нужно больше терпения, и технически, была даже более терпелива, чем любой в ее положении. Кармен могла говорить ей, что верит, что у нее были еще самые высокие барьеры, но моя девочка знала, что ее достижения многое значат для нее, и эта гардеробная была, очевидно, в начале списка. Медленное продвижение вверх ее губ в бледную улыбку, сказавшую мне, что она была права насчет ее попыток пересечь это.
- Окей, - наконец шепнула она, нервно кивая. Ее маленькая ухмылка и неуловимые подпрыгивания выдавали ее предвкушение.
Я хотел хихикнуть, но не стал, потому что понял, что вполне вероятно, что она будет неспособна сделать это, и мне придется увидеть ее разочарование и страдание, когда это произойдет.
С глубоким вздохом я положил ей руки на плечи и приказал закрыть глаза.
Я начал массировать ее мышцы, применяя знания, которые я получил от Кармен по поводу помощи ей. Она вздохнула, и ее плечи начали понемногу расслабляться, и руки бессильно повисли по бокам.
Я залез пальцами под воротник ее футболки, чтобы получить контакт кожа-к-коже и зарылся носом в ее волосы, потому что Кармен могла знать все это техническое дерьмо, но я знал, что нежные методы работают лучше. Когда она начала покачиваться от моего массажа, я знал, что она расслабилась так, как могла, без того, чтобы свалиться без чувств, так что я подтолкнул ее вперед.
Ее глаза открылись, и она сделала шаг к предполагаемой двадцатидюймовой границе. Она не «чокнулась», но я знал, что ответственность за это несло мое присутствие. Я продолжил массировать ее плечи и придвинул пальцы ног к ее пяткам, заставляя ее делать шаги вместе со мной. Ее спина напрягалась с каждым маленьким шагом, и я работал еще сильнее, чтобы расслабить ее опять.
Когда мы, наконец, дошли до двери, ее дыхание начало изменяться. Это было осторожное отклонение от ритма. Пульсирующая точка на ее шее начала мгновенно ускоряться. Я нахмурился и направил мои пальцы по коже ее спины. Мы еще даже не открыли дверь, и это уже была точка, на которой я остановился.
Расслабить ее заняло долгое время, и я даже не был способен сделать это до конца. Ее спина двигалась рядом со мной, поднимаясь и опускаясь от коротких, резких выдохов, пока мы стояли перед окрашенным белым деревом. Ее ладони терлись об обтянутые джинсами бедра, и глаза расширялись с каждой секундой. Она встала перед препятствием.
Когда я потянулся к ручке, она начала дрожать, дыхание вырывалось короткими, беспорядочными всхлипами.
- Я не могу, - проскрипела она, прижимая спину ко мне и поворачиваясь встретить мой взгляд.
То, что я увидел, блять, разорвало меня.
Ее глаза по краям покраснели, молчаливые слезы текли по ее щекам. Это даже не было разочарованием или провалом. Это было чистым, неподдельным ужасом. Убежать от этой гардеробной - в этот момент – было самой важной вещью в ее мире. Ее глаза говорили:
«Ебать колледж, ебать Кармен, ебать «нормальность». Дай мне удрать к чертям отсюда». Ее ноги начали разворачиваться, но были блокированы моими.
Я не мог решить, что будет лучше – дать ей краткосрочное облегчение или надавить сейчас и заработать более долгосрочное?
Надо признать, моя девочка обводила меня вокруг своего маленького пальчика. Я был абсолютно, блять, слабым противником. Я должен был дать ей все, чтобы сделать ее счастливой, но это я уже дал. Мог я сейчас заставить ее помучиться, если от этого она будет счастливой позже?
Я решил, что я ненавижу это – реально, блять, не выношу – но могу.
Она сделала это для меня, и это было ценно. Мне просто необходимо было дать ей увидеть опять эту основу связи. Ее ужас закрывал это. Таким образом, я твердо удержал ее взгляд и решил,
- Обещай, очень симпатичная девочка, «прекратить это трусливое дерьмо».
Она хныкнула и повернула голову вперед, осознав, какими многозначительными были мои слова. Она кивнула, но начала дышать еще тяжелее, ее прерывистое дрожание трансформировалось в интенсивную, тревожащую дрожь. Она выглядела так, словно ее разум уже сделал то, что она только собиралась, и это увеличило ее беспокойство десятикратно.
- Шшш, - шепнул я в ее ухо и провел ладонями по ее рукам, но они были прикрыты. Так что я взял край ее свитера и снял его через голову, едва справляясь с этим так, чтобы не потерять контакта.
Ее белая футболка, надетая под свитер, была тонкой, и мои ладони начали растирать ее теперь обнаженные руки, доходя до ее шеи и проходя через живот. И потом я взял ее руку своей и положил ее на ручку. Я почти ожидал, что она отдернет ее назад, но она не сделала этого. Она схватила эту херню так крепко, что она задребезжала в ее трясущейся руке.
Ее дыхание стало беспокоить меня, но я продолжал поворачивать ручку, медленно помогая ее руке полностью повернуть ее. Я отказывался уступить ей.
Она поблагодарит меня позже – я реально, блять, надеялся на это.
Вместе мы распахнули дверь одним быстрым движением, и затем я уставился на стопки моей сложенной одежды и темноту. Наши руки были все еще зафиксированы на ручке. Белла хрипела. Это был странный, высокий, писклявый звук, напомнивший мне умирающее животное.
Дребезжание ручки стало громче, и ее выдохи стали такими короткими, словно она совсем не получала воздуха.
Мое сердце заколотилось.
Запаниковав и ужаснувшись до смерти, что она просто потеряет сознание, я быстро передвинул мою руку на переднюю часть ее футболки и прижал руку к ее груди. Я тесно прижал ее к себе и безотлагательно проинструктировал в ее ухо,
- Визуализируй, как говорила Кармен. Блять, Белла. Чувствуй мое дыхание и дыши вместе со мной, Окей? – она страстно кивнула и закрыла глаза, но продолжала хныкать.
Я решил дать ей минуту, прежде чем потянусь обратно и захлопнул дверь. Это было достаточно много, но этого недостаточно, чтобы непосредственно повлиять на ее здоровье. Я убрал от лица ее волосы – бледного и напряженного – и шептал всякие идиотские, нелепые вещи в ее ухо. С каждым моим словом ее дыхание понемногу углублялось, так что я продолжал. Я говорил идиотское дерьмо типа «король сердец на самом деле только король червей в стандартной колоде игральных карт», и «Эвиан, прочитанный в обратном порядке, означает «наивный» (Evian – naïve)», и «Нобелевская премия мира - полностью гейская, потому что там стоят три голых ублюдка, трогающих друг друга», и «слово «testify’» - давать показания – было придумано чуваком в римском суде, который поклялся на своих тестикулах», и «у усоногого рачка самый большой член из всех животных мира по отношению к его размерам, а у игуан, коал и комодских драконов их по два».
На этом месте она открыла один глаз, поймала мой взгляд и свела брови,
- Два члена? – спросила она. Ее дыхание сейчас еще не было нормальным, но уже далеко от внушающего ужас.
Я кивнул и вымученно улыбнулся, продолжая,
- Пенис кита называется dork.
Она кивнула, поднимая брови.
- Ты, конечно, много знаешь о членах, и тестикулах, и геях, и червях, и… дизайнерах питьевой воды, - она подчеркивала это с тем, что я принял бы за насмешливый взгляд – хотя и слабый.
Я пояснил.
- Я выбрал то, что решил, заинтересует тебя. Я знаю, ты, конечно, интересовалась, когда мыла меня, - и потом я подмигнул.
На ее щеки почти вернулся румянец, немного окрасив ее щеки, с маленькой ухмылкой, и я ощутил, что издал вздох облегчения. Повернувшись опять к гардеробной, она опять напряглась, но не начала хныкать, так что я убрал руку от ее футболки и продолжил массировать плечи.
- Эдвард, - нервно сказала она, ее тело медленно расслаблялось под моими пальцами. Я ответно хмыкнул и услышал ее громкий глоток.
- Я стою перед гардеробной. И… она открыта… - она остановилась, и я не мог определить, боится она или гордится.
Один взгляд на ее лицо открыл, что это была гребаная смесь обоих чувств.
Чувствуя, что она смогла зайти так далеко – большее достижение – я массировал ее мышцы до тех пор, пока она не расслабилась, насколько смогла в данных обстоятельствах. Ее губа была зажата между зубами, и руки все еще беспокойно терлись о ее бедра, но я мог видеть ее глаза. Она пялилась в пространство с намеком любопытства, опуская взгляд на коробку, стоящую на полу и мини стеллаж, впихнутый к задней стенке.
Она была гребано любопытной и очаровательной.
Затем, как гром среди ясного неба, она сильно выдохнула и кивнула, поворачиваясь ко мне с решительными глазами. Она решила.
- Мы пойдем туда.
И мне не нужно было совета, потому что она показывала в темное пространство, типа могла полностью обладать этой сукой.
Так что я развернул ее от гардеробной и обвил руками ее талию. Я прикинул, что будет лучше, если она не увидит этого, темного, неясного и страшного. Ее смущение быстро прошло, и я медленно повел нас спиной вперед в темноту. Она резко закрыла глаза, и вернулась ее небольшая дрожь, но она продолжала дышать вместе со мной, сильнее прижимаясь ко мне. Я предположил, что она мысленно увидела, когда мы наконец остановились, прямо в середине моей гардеробной.
Стоять там было немного по-дурацки, но я решил… если она сможет сесть, это сделает все происходящее намного более громадным.
Быстро удрать проще, если ты стоишь, размышлял я. Я инстинктивно выучил, что знает ее мозг. Именно поэтому она предпочитала спать как можно дальше от двери, и лицом к ней всю ночь. Она, возможно, и не понимала этого, пока я как-то утром не показал ей это. Она постоянно защищалась, даже не зная этого.
С дрожащим вздохом я медленно опустился с ней на пол и посадил ее на мои колени, вытягивая вперед мои ноги и сажая ее между них. Она осторожно села и начала немного раскачиваться, скручиваясь вперед, держа глаза крепко сжатыми. Беспокоясь, что она ударится головой, я обвил ее руками и ободряюще промурлыкал,
- Ты делаешь это так гребано хорошо, Белла. Так хорошо.
Потом я целовал ее щеку и шею, и обвился вокруг нее, прижимая щеку к ее плечу, внимательно наблюдая за ее лицом. Наши головы задевали нижний край одежды, висевшей над нами.
Мы сидели так, похоже, вечность, медленно покачиваясь вперед и назад, а я мурлыкал ей ободрения и говорил, как я горжусь ею. Она, похоже, не слушала, но я продолжал делать это и надеяться, что она понимает, каким гребано огромным это было. Она сидела здесь, в гардеробной, без слез или паники. Не имело значения, что я был здесь и помогал ей. Не имело значения, что она работала, чтобы пройти через этот ужас сейчас, месяцы. Не имело значения, что она одна пришла за помощью к медикам.
Имело значение то, что она сделала это.
Может, сегодня и не была ночь типа «Врешь ты все». Может, она сделает «Гигантское Миндальное Печенье» в третий раз за месяц.
- Что ты представляешь? – в конце концов спросил я, после добрых двадцати минут, просто с неподдельным любопытством. Ее лицо было таким… сосредоточенным, блять. Я хотел знать, где она, и может, я мог быть там тоже. Мой голос странно отразился в маленьком пространстве, и это сделало мой шепот громче, чем он был в действительности.
Ее брови были сведены от сосредоточенности, и когда она ответила, это было так рассеянно,
- Тот… луг около реки.
На моем лице возникла слабая улыбка, и я предложил,
- Мы можем сходить туда как-нибудь.
Ее качания немного замедлились, и она кивнула, наконец открывая глаза и тревожно оглядывая ими пространство вокруг.
- До того, как станет совсем холодно, - пробормотала она, отвлеченно соглашаясь. Она сплела руки на коленях в поисках несуществовавших рукавов, и повернула голову, разглядывая коробки и полки, и обувь вокруг нас.
- Что это? – внезапно спросила она, показывая на маленькую, картонную коробку со старыми альбомами. В основном они были заполнены моими неудачными попытками нарисовать другие предметы, отличающиеся от моих родителей или самой Беллы.
- Старые рисунки. Достаточно скучно – натюрморты и другое дерьмо, - ответил я.
Она полностью прекратила покачивание и вытянула шею, ее волосы упали на ее плечи, и она неуверенно наклонилась к ним.
- Можно посмотреть? – шепнула она, в голосе послышалось возбуждение, когда она добралась до них.
Я хихикнул и остановил ее руку своей, приподнимая бровь.
- Мы можем еще поговорить о колледже? – искусно предложил я обмен, и более чем немного убеждался, что ее желание засунуть нос в мое дерьмо побьет ее тревогу сейчас.
Ее рука зависла в воздухе и она поджала губы, изучая пространство еще раз, прежде чем кивнуть в уступке. Я прикинул, что она хочет удрать из гардеробной, как только получит в свои руки что-то интересное, так что приготовился вставать.
Я был немного, блять, шокирован, когда она прижалась к моей груди и открыла первый, прислонившись ко мне, не спокойная, но настолько не напряженная, насколько могла быть. Это было гребаное чудо.
Это была даже не ночь «Гигантского Миндального Печенья». Я был уверен, что она придумает что-то свое. А после того, как она сделает их, я попрошу ее испечь мне порцию «Непристойных Ублюдочных Списков», потому что если она может покорить гардеробную, она сможет и все остальное.
Пожав плечами, я облокотился на колено и начал,
- Если бы ты могла поехать в любой колледж, куда бы ты хотела?
Она перелистывала страницы полу-законченных рисунков, обводя линии и наклонив голову.
- В тот, куда хочешь ты, конечно, - был ее ответ.
Я усмехнулся, но продолжал настаивать,
- Вообще-то это был вопрос. Серьезно. Я поеду туда, куда захочешь ты. Я -, - я остановился и нахмурился.
- Мои оценки реально гребано ужасны, - пробормотал я, полный раскаяния.
Она просто кивнула.
- Это точно.
Закатив глаза, я хитро спланировал,
- Но если ты хочешь в Лигу Плюща, я смогу подобрать что-нибудь близкое, куда меня примут.
Белла фыркнула и наконец отвела свои глаза от реально дерьмового рисунка «жрачки Стивенса», встретив мой взгляд.
- Мои оценки едва ли лучше твоих.
Вздохнув, она вернула взгляд в альбом и сообщила,
- Я бы хотела остаться поближе к Эсме и Карлайлу и… Кармен.
Я молча согласился с этим, но предпочел промолчать. Вместо этого я спросил,
- Вашингтон?
Она кивнула и бросила на меня взгляд из-под ресниц.
- В Университете Вашингтона очень хорошая программа бизнеса, - шепнула она, прежде чем опять устремила взгляд в книгу.
- Бизнес? – пробурчал я, наморщив лоб.
- Я реально надеюсь, что это не относится ко мне, потому что я не смогу вести собственное дело, Белла.
Гребаный боже, я знал это старое дерьмовое, изречение, «Покупатель всегда прав». Ебать все это дерьмо. «Покупатель» обычно полный придурок и заслужил, чтобы о нем так говорили. Что я и делал. Часто.
Она издала тихий смешок и покачала головой.
- Не для тебя. Для меня, - тихо уточнила она, избегая моего вопросительного взгляда.
- Ты хочешь завести дело? – с недоверием спросил я. Не то чтобы я сомневался, что у нее получится. Я просто предполагал, что она займется литературой или чем-то таким.
- Ну, - начала она, поворачиваясь ко мне, и теперь опираясь на мою приподнятую ногу. Она нервно осмотрелась, после чего встретила мой взгляд и объяснила,
- В Сиэтле есть художественный институт, который славится своей кулинарной программой.
Она отвернулась и прикусила губу, пожимая плечами, и опустила голову.
- Это, возможно, типа идиотизм, но… - она прервалась, как бы смутившись.
Я продолжил,
- Но ты можешь применить бизнес к кулинарии и… что? Открыть ресторан?
Она посмотрела на меня и ответила.
- Я не заглядывала так далеко, но это все то, что я могу делать. Деликатесы, и выпечка, и магазин для гурманов… - она немного покраснела от возбуждения в ее глазах, размышляя над различными возможностями.
Я благоговел от того, что она могла чувствовать что-то такое, учитывая факт, что она сидела в середине темной гардеробной.
От моего открытого рта ее лицо вытянулось.
- Это идиотизм? – ровно спросила она.
Опомнившись, я принялся настаивать,
- Нет! Нет, я не думаю, что это идиотизм! Я думаю, это великолепно! – я подчеркнул это одной из своих кривоватых улыбок, которая, я знал, заставит ее покраснеть и опьянеть.
- На самом деле? – спросила она, и я кивнул, радуясь ее вздоху облегчения, и она опять начала листать страницы.
- А ты? Искусство? – с любопытством спросила она, придерживая альбом.
Я усмехнулся и покачал головой.
- Никаким гребаным способом. Это хобби, а не профессия, - рисование было чем-то, что я использовал, чтобы отвлечься от дерьма. Адвокаты ненавидят законы, бухгалтера ненавидят деньги, и шлюхи ненавидят секс. Я не собирался разрушать восхитительную вещь, приносящую удовольствие. Плюс я чувствовал, что не мог бы гордиться искусством. Все, что я рисовал, не было достаточно хорошо. Это не изменит жизнь или сделает различие.
- Но ты реально хорош, - настаивала она, нахмурясь, показывая страницу с наброском старой акустики Джаспера мне в лицо.
Страстно желая отвлечь ее от себя, я вслух заметил,
- Ты тоже достаточно хороша, ты знаешь? Ты сидишь здесь. Ты не даешь себе достаточного кредита.
Вдруг ее спина внезапно напряглась, как будто она только что осознала, где находится. Я поднял свою руку к ее шее и пытался поработать над ее явным напряжением. Ее расширенные глаза медленно переставали напрягаться, и она медленно, но постепенно расслаблялась под моими прикосновениями.
Она вздохнула и вернулась взглядом к альбомам.
- Это все ты, Эдвард, - ответила она, но не угрюмо. Улыбка плясала на ее лице, когда она взглянула на меня.
- Спасибо, - шепнула она, ее голос был полон признательности и неизмеримой искренности. Меня что-то сжало, подобное происходило всегда, когда она заставляла меня почувствовать себя нужным или ценным, или типа я мог действительно сделать что-то и не похерить это изменение.
С дрожащим выдохом она добавила:
- И ты лучше в этом, чем сам даешь себе кредит.
Я подумал, что она начала опять обсуждать рисунки, но вместо этого она провела рукой между нами и обвела пространство гардеробной, и вернулась к альбому.
В моей жизни, возможно, было большое количество определяющих моментов. Первый было невыносимо вспоминать – воспоминание о разрушенной реальности и обуглившихся остатков, которые могли стать прекрасной жизнью с двумя родителями, любящими меня. Вторым- обнаружение другого родителя., который мог любить меня так же безоговорочно. Третий – падение в любовь с моей девочкой. Четвертый – когда я оставил мою мать, чтобы вернуться к моей девочке. И пятый произошел только что, в эту секунду, пока я сидел на полу гардеробной с кем-то, кто – по всем причинам и логике – не мог даже открыть дверь. Она вычеркнула это из своего списка, и мы разговаривали, просто сидя здесь и планируя наше будущее. Она собиралась начать бизнес, и затем стать лучшим в мире кулинаром, или шеф-поваром, или специалистом по выпечке, или любым чертом, которым она хотела быть.
И в эту секунду я оглянулся на все это – мое прошлое – мои величайшие достижения, и знал, кем я хочу быть в моем будущем. Эти слова из моей последней ночи в дерьмовом старом Чикаго никогда не были более ясными.
Я не могу помочь моей матери, но я могу помочь кому-нибудь еще.
Я мог выучить все о состоянии моей девочки в процессе. Я мог подойти так близко к ее пониманию, как возможно. Я мог работать своей задницей для этого, и, когда придет время, может, смогу вернуть немного надежды, которое это давало мне, какому-нибудь ебнутому человеку в мире, которого я пока не знал. Я могу делать это, и я могу быть счастлив.
Я мог быть доктором Эдвардом Калленом, Мозготрахом, PhD.