Боль и память

Когда невротик впервые претерпевает расщепление созна-

ния, одновременно происходит и разделение его памяти.

В памяти остаются реальные воспоминания, хранящиеся в са-

мых отдаленных уголках сознания вместе с болью, и воспоми-

нания, связанные с системой нереального сознания. Функция

нереальных систем заключается в экранировании, фильтрова-

нии или блокаде воспоминаний, которые могут привести к боли.

Каждая новая первичная сцена вынуждает маленького ребенка

вычеркивать из сознания все новые и новые переживания, по-

этому каждая основная первичная боль окутана плотным по-

кровом ассоциаций, которые блокированы и не могут выйти в

сознание. Чем сильнее травма, тем более вероятно ее влияние

на некоторые аспекты памяти.

Суть первичной гипотезы состоит в том, что эта память хра-

нится вместе с болью и восстанавливается при сознательном

ощущении этой боли. Мои пациенты, прошедшие сеансы пер-

вичной психотерапии удивляются тому, как лечение открыва-

ет хранилище их памяти. Был случай, когда одна женщина в

самом начале лечения пережила события, происшедшие с нею

в возрасте шести месяцев, во все следующие дни терапии она

переживала другие события первого года жизни, а потом вспом-

нила события всей своей жизни, заново пережив их. На каж-

дом из сеансов память ее раскрывалась, но охват этого раскры-

тия не выходил за пределы того возраста, которому был посвя-

щен каждый данный сеанс. Так, когда она вспомнила, как ее

оставили одну в кроватке, она припомнила также обстановку

дома, где в то время жила, вспомнила, как с ней играли при-

шедшие в гости бабушка и дедушка, вспомнила, как старший

брат щипал ее, когда она — спеленатая — беспомощно лежала

в кроватке.

Память интимно связана с болью. Забываются те воспоми-

нания, которые являются слишком болезненными для включе-

ния в сознание. По этой причине у невротика имеют место не-

полные воспоминания о критически важных моментах жизни.

Вот примеры некоторых сеансов, на которых пациенты пе-

реживали первичные сцены. Сцена первая: тридцати пятилет-

няя женщина, школьная учительница вспоминает сцену, при-

ходя во все большее смятение: «Они везут ее по прихожей. В

доме темно. Ее укладывают в кровать. Она остается одна. Ей

страшно... О! (Она складывается пополам, словно от сильной

боли в животе) Боже мой! Меня уложили в кровать на три года.

Я не вынесу этого. Я не вынесу этого!».

Эта сцена вспомнилась пациентке на четвертом месяце те-

рапии. В тот день она была очень расстроена, но сама не знала,

почему. Когда она начала рассказывать и чувствовать, то ее бес-

покойство стало нарастать, она начала говорить о себе в тре-

тьем лице: «Они везут ее по прихожей». Внезапно она сгибает-

ся от боли и переходит от третьего лица «ее» к первому лицу —

«я», это знаменует переход от расщепленного сознания к со-

знанию целостному. Сказав: «Я не вынесу этого!» она начала

кричать и корчиться от первичной боли. В тот день, о котором

она рассказывала, этой женщине был поставлен диагноз рев-

матического порока сердца, и в возрасте пяти лет ее уложили в

постель, в которой она провела следующие три года. Это было

переживанием такой безнадежности и обреченности, что толь-

ко вытеснение ее из сознания сделало чувство переносимым. С

тех пор она рассматривала свою жизнь с той точки зрения, что

ее прожили два совершенно разных человека. То, что она гово-

рила можно было выразить по другому: «Это случилось не со

мной; это случилось с ней».

(Как уже было сказано выше, не каждая первичная сцена

происходит при непосредственном участии родителей. Но если

у ребенка любящие и добрые родители, то независимо от силы

травмы, расщепление не возникает. Я помню, как одна жен-

щина рассказывала о том, как во время войны на детский при-

ют на югославско-итальянской границе, где она жила, сыпа-

лись бомбы. Основным чувством до настоящего момента оста-

валось: «Мама, я боюсь. Где ты? Приди, защити меня!» Она об-

суждала со мной этот пункт после сеанса первичной терапии и

сказала, что война ошеломила ее, потому что рядом не было

никого, кто мог бы объяснить, что это такое, никто не мог при-

крыть ее собой и она чувствовала себя совершенно незащищен-

ной. Она не смогла выдержать этого раннего стресса, выпав-

шего на ее долю на заре жизни.)

Сцена, описанная женщиной, страдавшей ревматизмом, до

сеансов была для нее лишь смутным воспоминанием. Были

воспоминания о пролитом в кровать молоке, о книжках с цвет-

ными картинками, но ничего более существенного: боль оста-

лась в глубинах памяти, унеся с собой память и погрузив ее в

глубины подсознательного. Пережив первичную сцену, она

сообщила, что явственно ощущает мышцы ног и кости стоп.

Внезапно до нее дошло, почему она всю жизнь избегала физи-

ческих нагрузок. В ней были притуплены не! только сознатель-

ные желания; даже сами конечности — на инстинктивном уров-

не — были лишены естественного стремления к движению, бегу

и играм.

Для того, чтобы воспроизвести эти воспоминания, потре-

бовалось четыре месяца психотерапии. Когда же это случилось,

воспроизведение было практически автоматическим, словно

организм подготовился принять еще более сильную боль и про-

тивостоять ей, сохранив цельность и единство сознания. Вос-

поминания прошли обратный путь с момента своего зарож-

дения. Сначала возникло воспоминание о расщеплении со-

знания, когда пациентка описывала «ее» и рассказывала, что

случилось с «ней». Потом вспомнились отрывочные и фраг-

ментарные сцены: коляска в холле, перенос в кровать и т.д.

Накопление этих разрозненных припоминаний было подобно

слиянию, они склеивались одно с другим до тех пор, пока не

превратились в единое целое, не вызвали в памяти тот един-

ственный и неповторимый момент расщепления на «она» и «я»,

которые вновь соединились в одну нераздельную личность.

Сцена вторая. Двадцатитрехлетняя женщина вспоминает

это на третьей неделе первичной психотерапии: «Мне было семь

лет. Меня взяли в больницу навестить маму. Я явственно вижу

синий халат и белые тугие простыни. Я вижу ее вьющиеся не

расчесанные волосы. Я сижу на краю кровати... не знаю. Это

все, что я могу вспомнить». Я настаиваю на том, что она долж-

на глубже прочувствовать сцену. Вглядеться в нее. Женщина

продолжает: «Думаю, что я сижу рядом с мамой. Я смотрю на

нее... О! Ее глаза! Ее глаза! Она не узнает меня. Она безумна.

Моя мама сошла с ума!»

Это пример раскрытой памяти. Пациентка всегда думала,

что мать однажды хотела ее убить, но позже смогла вспомнить,

что у матери на самом деле был какой-то нервный срыв, и в

этом состоянии она пыталась убивать детей. Охват памяти не-

медленно расширился. Она поняла, что это была психиатри-

ческая лечебница, куда поместили мать. Она всегда помнила

фрагменты виденной сцены — поездка в больницу, подъем на

лифте и т.д. — но никогда не помнила подробностей визита, не

помнила, что видела мать и поняла, в каком состоянии она на-

ходится.

Расщепление сознания, имевшее место в этих сценах, мо-

жет быть уподоблено состоянию амнезии, но не столь драма-

тичной и полной, как та, о которой нам иногда приходится чи-

тать. Правда, если ситуация была абсолютно невыносимой (на-

пример, изнасилование родным отцом, о котором рассказала

одна из моих пациенток), когда из сознания под воздействием

сильнейшей первичной боли может начисто стереться память

о годе или двух, в течение которых произошло такое событие.

Иногда сеанс гипноза помогает извлечь из подсознания эти

воспоминания, так как гипнотический транс подавляет фак-

тор боли, но я лично не думаю, что гипноз позволяет проник-

нуть в память при такой подавляющей и ошеломляющей боли.

Пациентка, которую изнасиловал отец в раннем детском воз-

расте, смогла добраться до этого воспитания только после очень

многих сеансов и за множество этапов.

Двадцати семилетний мужчина, вспоминая о своем детстве

во время сеансов психотерапии споткнулся при воспоминании

о том, как его ударило по голове качелями, о чем он совершен-

но забыл. Воспоминание не соответствовало боли, какую он

испытал в тот момент. Он пережил сцену в следующем поряд-

ке: «Я сам не знаю, почему мне так плохо. Вот качели, и сейчас

меня стукнет. Удар почти сбивает меня с ног. Какая обида. Но,

постойте, здесь должно быть что-то еще. Где мама? Мама, мама!

Вот оно что. Никто не пришел. Вообще никто не пришел. О,

мама, мама, приласкай меня, пожалуйста!» Он сказал, что при-

чина, по какой он забыл этот эпизод в том дворе, заключается в

том, что он не желал вспоминать, каким одиноким и покину-

тым он оказался в тот злосчастный момент. «Поэтому я и за-

был тот случай с качелями». Воспоминание об ударивших это-

го пациента качелях были неважным и незначительным само

по себе. Значение обстоятельств, сопутствовавших этому слу-

чаю, напротив, было катастрофическим. Катастрофичность

заключалась в том, что в тот момент никто не пришел к нему на

помощь, ему было отказано в сочувствии и заботе, и с тех пор

мой пациент всю жизнь пытался заставить людей помогать себе.

Когда же он обрел способность понять, что в действительности

мать, которую он считал любящей и доброй, нисколько о нем

не заботилась, его воспоминание о случае с качелями стало

осознанным, законченным и реальным.

Невротическое воспоминание зачастую похоже на снови-

дение, и люди обыкновенно при попытке вспомнить события

раннего детства испытывают те же затруднения, что и при по-

пытке вспомнить сновидение. Я полагаю, что условием проч-

ного, конкретного воспоминания является конкретное пережи-

вание — то есть, человек должен полностью погрузиться в свое

переживание и не вытеснять его из сознания, поддавшись стра-

ху или возбуждению. Некоторые пациенты идут по жизни, прак-

тически не сознавая, что происходит вокруг них. Они часто

жалуются, что в их жизни не происходит ровным счетом ниче-

го. Но все дело в том, что «что-то» происходит с их «нереаль-

ными двойниками». Они идут по жизни, но их личность, их

сознание, присутствуют в жизни не полностью. Обычно такие

люди живут за своеобразным барьером, который отфильтровы-

вает переживания, впуская в сознание только приятные пере-

живания. Когда на сеансах первичной психотерапии пациент

начинает подкапывать барьер, то он обретает способность уви-

деть, что в действительности означают его переживания и не-

которые аспекты поведения, притуплённые болью.

Возьму на себя смелость предположить, что память подав-

ляется в той степени, в какой это соответствует степени ключе-

вой первичной боли, причиненной во время первичной сцены.

Если какое-то текущее оскорбление высвобождает старую боль

и обиду — например, ощущение собственной тупости — то та-

кое событие либо забывается совершенно, либо вспоминается

очень смутно. Насколько ярким и достоверным будет воспо-

минание зависит от того, насколько сложившаяся ситуация

будет похожа на ту, которая вызвала первую обиду, то есть, при-

чинила первичную боль.

К тому факту, что система нереальной памяти начинает

работать во время первичной сцены, надо сделать несколько

важных примечаний. Например, невротик может иметь фено-

менальную память на даты, места и исторические факты и даже

факты, касающиеся его собственной жизни, но при этом его

память может служить только одной цели — поддерживать за-

щитный барьер, который словно говорит ему: смотри, какой я

умный и знающий. Более же глубокие аспекты памяти могут

быть полностью блокированы. Воспоминания нереального «я»

избирательны и застревают в мозгу только чтобы ослабить на-

пряжение и морально поддержать «ego». Это означает, что так

называемая хорошая память невротика есть, по сути, лишь ору-

дие защиты от реальной памяти.

Один конкретный случай из практики поможет прояснить

взаимоотношение первичной боли и памяти. Одна молодая

женщина чуть старше двадцати лет, хорошо поддалась лечению

сеансами первичной терапии, пережила два эпизода первич-

ного воспоминания и оказалась весьма проницательной. В кон-

це второй недели она попала в серьезную дорожную аварию.

Был диагностирован перелом нескольких костей и сотрясение

головного мозга. Придя в сознание, она ничего не помнила о

происшествии. Лечащие врачи сомневались, что она когда-ни-

будь вспомнит обстоятельства получения травмы и сказали боль-

ной, что если она так ничего и не вспомнит в течение несколь-

ких недель, то память об аварии будет стерта навсегда.

Спустя несколько недель она окрепла настолько, что смог-

ла возобновить посещения психотерапевта. Незадолго до ви-

зита у нее начались схваткообразные боли в животе и не было

стула в течение трех дней. После того, как она вспомнила пер-

вичную сцену из раннего детства, когда возникла сильная пер-

вичная боль, пациентка без всяких моих указаний продолжала

вспоминать, и память привела ее к обстоятельствам дорожно-

транспортного происшествия. Она вспомнила, как получила

травму, во всех подробностях, вспомнила осознанно, без малей-

ших усилий. Она увидела приближающийся автомобиль, услы-

шала звук удара, ощутила удар по голове и испустила страшный

крик. Она могла теперь обсуждать все обстоятельства получения

травмы без малейших помех. Воспоминание было совершенно

отчетливым и ясным.

Этот случай говорит о том, что за амнезию (то есть, за поте-

рю памяти) могут отвечать не только физические причины, обус-

ловленные сотрясением мозга; сопутствующая сильная первич-

ная боль тоже может погасить воспоминание о катастрофичес-

ком событии. Если это допущение верно, то, вероятно, можно

вызвать у пациента первичное воспоми нание в случаях тяжелых

моральных травм, например, изнасилования, и восстановить в

памяти эпизод.

Я не думаю, что невротик способен полностью восстано-

вить все свои воспоминания до тех пор, пока у него сохраняет-

ся первичная боль. После успешного прохождения сеансов пер-

вичной психотерапии память пациентов разительно улучшает-

ся, и большинство больных самостоятельно возвращаются в

памяти к первым месяцам жизни, вспоминая один инцидент

раннего детства за другим. Создается такое впечатление, что

переживание первичной боли вскрывает хранилище памяти.

В понятиях первичной теории принимается в качестве ис-

ходного допущения, что не может быть невроза без напря-

жения. Полсловом напряжение я, в дан ном случае, имею в виду

неестественное напряжение, каковое не имеет места у психи-

чески здорового человека, это не то естественное напряжение,

в котором каждый из нас нуждается, чтобы нормально мыслить

и чувствовать. Неестественное напряжение является хроничес-

ким и представляет собой давление стремящихся получить вы-

ход отрицаемых или неразрешенных чувств и потребностей.

Везде, где я упоминаю понятие напряжение, я имею в виду

именно невротическое напряжение. То, что невротик ощущает

вместо реальных чувств измеряется степенью напряжения. При

уменьшении напряжения самочувствие улучшается, при уси-

лении напряжения, наоборот ухудшается. Всем своим поведе-

нием невротик добивается того, чтобы лучше себя чувствовать.

Откуда же появляется напряжение и какова его функция? Я

полагаю, что напряжение, будучи частью невроза, является ме-

ханизмом выживания, который мобилизует организм на удов-

летворение потребностей или же защищает организм от ощуще-

ния катастрофических для него чувств. В обоих случаях напря-

жение служит поддержанию непрерывности и цельности орга-

низма. Например, если нас не кормят, то голод побуждает нас

к поиску пищи и насыщению голода. Если к нам не прикаса-

ются и мы не получаем достаточной сенсорной стимуляции, мы

тоже испытываем побуждение к соответствующим действиям

и поисковому поведению. Если же такая неудовлетворенная