визжал. Очевидно, мои стремления были немы, потому что все
это случилось тогда, когда я еще не умел говорить. Тогда я еще
не научился говорить. Позже, когда я заговорил, мои чувства
были уже отключены, я настолько потерял всякое представле-
ние о любви, что не мог членораздельно попросить о ней. Меня
охватило оглушающее чувство, неуемное желание кричать — не
произнося ни единого звука — как кричит ребенок, не осоз-
нающий пока своей потребности в любви. Этот крик вскрыл
все. Сегодня я прочувствовал все, что не мог прочувствовать,
будучи младенцем. Я ощутил ужасающую, разрушительную
пустоту, которая вознаградила меня за мою мольбу, крик, плач
и неподдельную детскую скорбь и печаль. Помимо этого, я в
полной мере ощутил мое понимание того, что меня слышали,
но не подумали дать мне любовь, и особенно это касается ма-
тери, чью любовь — или ее отсутствие — я ощутил сегодня, как
никогда, остро.
Вскоре после этой сцены, когда я, расслабившись, лежал
на кушетке, мне пришло в голову, что вся мой жизнь могла обер-
нуться по-другому, если бы в детстве были удовлетворены мои
потребности. Если бы меня брали на руки и подносили к гру-
ди, когда все мое тело так желало этого...
Июня
Я дал возможность моему организму призвать к себе на по-
мощь самые укромные и отдавленные части моего существа,
чтобы издать громкий и пронзительный крик. Я делаю это по-
стоянно, снова и снова — но, конечно, меня так никто и не ус-
лышал. Причина того, что я снова делал это в субботу, заклю-
чалась в том, чтобы не оставить и грана сомнений в том, что я
кричал достаточно громко для того, чтобы меня услышали. Вот
почему мой крик так силен, вот почему он исходит из самого
моего нутра, вот почему я кричу так долго. Я знаю, я чувствую,
что если я поверю в то, что меня слышали, но не проявили к
моему крику никакого интереса, то я почувствую ОДИНОЧЕ-
СТВО, а именно этого ощущения я и старался всеми силами
избежать. Кроме того, почувствовать, что я могу покончить с