2015-09-06
979
Параллельно со «Смолянками» Левицкий пишет в том же, 1773 году интереснейший портрет П.А. Демидова (Третьяковская галерея). В этом произведении полностью использованы традиции парадного портрета: здесь и фигура в торжественной позе во весь рост, и массивные колонны второго плана, и драпировка из тяжелого бархата. В соответствии с этой традицией в портрете много атрибутов, долженствующих раскрыть особенности, присущие представленному человеку. Но как смело и своеобразно Левицкий придал им интимный характер! Демидов изображен не в парике, а в домашнем колпаке, не в нарядном кафтане со звездами, орденами и лентами, а в халате. На столе размещены не бумаги, перья и другие предметы, которые должны рассказать о положении изображенного человека в государственной жизни страны, а вещи, характеризующие Демидова как страстного любителя садоводства: ученый труд по ботанике, луковица редкого растения и, наконец, прекрасно написанная лейка. Эффектным жестом Демидов указывает не на какие-нибудь «высокие» предметы, а на фарфоровые горшки с выращенными в них редкостными цветами. Но особенно замечательно лицо Демидова. Оно удивительно по своей психологической выразительности. Смотря на это лицо, веришь, что изображен человек, у которого незаурядный ум и широта натуры сочетались с ничем не прикрашенным самодурством.
Конец 70-х - первая половина 80-х годов - период самых зрелых и самых высоких достижений художника. В это время окончательно определяется склонность Левицкого к интимному портрету. В эти же годы достигает особой высоты его мастерство психологической характеристики. Еще более взыскательно стал относиться теперь живописец к средствам художественного выражения, которыми он располагал. Композиция, ритм движения в портрете, красочная гамма - все это ставится художником на службу выражения содержания образа того или иного человека. Именно в этот период с особенной полнотой выразились в творчестве Левицкого здоровые, реалистические начала, присущие передовым явлениям русской художественной культуры XVIII столетия.
Изображение М.А. Дьяковой (1778, Третьяковская галерея), быть может, самое поэтическое и самое тонкое по живописи из всех произведений, созданных художником. Образ молодой женщины полон неизъяснимой обаятельности и притягательной силы. Мария Алексеевна Дьякова тайно вышла замуж за известного архитектора и писателя Н.А. Львова; родители ее не соглашались на данный брак. Три года это скрывалось от всех, и лишь тогда, когда было получено разрешение родителей невесты и гости собрались на свадебный пир, молодые люди признались, что они уже давно женаты. Левицкому удалось в своем портрете сочетать пленительную беззаботность юности, чистоту морального облика молодой женщины с такими чертами ее характера и взглядов, которые позволили ей осуществить шаг, по тем временам чрезвычайно смелый, и таким образом с неожиданной силой утвердить себя как определенную человеческую личность.
Портрет священника, исполненный в 1779 году (Третьяковская галерея), считается изображением отца художника. Правда, к этому времени он уже умер. Поэтому нельзя с безусловностью утверждать, что этот холст действительно является его портретом. Однако весь характер произведения заставляет верить, что здесь представлен человек, действительно интимно близкий живописцу. Изборожденный морщинами лоб, усталые старческие глаза, глубокий и внутренне значительный взгляд - все это передано художником с большой наблюдательностью. С какой-то особенной ласковостью изображает он убеленную сединами голову. Замечательна энергичная живопись портрета с широким использованием светотени, погружающей во мрак одни части изображения и делающей другие ярко освещенными.
Портреты Дьяковой и священника, столь внешне не похожие друг на друга, вместе с тем по-настоящему близки один к другому. Оба они показывают, с какой сердечностью писал Левицкий людей, с которыми его связывали отношения более близкие, чем просто отношения портретиста и модели. Оба эти произведения свидетельствуют, как умел Левицкий в таких случаях видеть в изображаемых людях прежде всего то хорошее и светлое, что было присуще им.
В том же, 1779 году Левицкий написал портрет графа Я.Е. Сиверса (Третьяковская галерея). В лице и во всем облике изображенного художник особенно оттенил волю, энергию, внутреннюю собранность. В позе Сиверса, в манере себя держать, как это представлено Левицким, нет ничего рассчитанного на внешний эффект, показного. Портрет покоряет зрителя большой внутренней силой, проникающей созданный художником образ сдержанный, строгий колорит произведения сочетается с подчеркнутой пластичностью формы и жесткой, решительной линией очерка фигуры. Общий дух портрета не позволяет говорить о нем как о парадном.
В последующие годы Левицкий исполнил целый ряд работ, по своему характеру могущих быть отнесенными к разряду интимных портретов. Однако далеко не все Эти портреты были интимными в том смысле, в каком можно обращаться к данному понятию, говоря о портретах Дьяковой и священника.
Пожалуй, самым богатым в отношении творческих результатов был для Левицкого 1782 год. Именно в это время созданы художником портрет А.Д. Ланского (Русский музей), портреты П.В. Бакунина и его жены, Анны Давиа и молодой графини Урсулы Мнишек (все в Третьяковской галерее).
Написанные в один год, эти работы весьма близки друг к другу но живописи. Вместе с тем сопоставление их показывает, насколько индивидуально было у художника каждое его произведение и в какой мере эта индивидуальность обусловлена характером и существом изображаемого человека.
Работая над портретом фаворита Екатерины II Ланского, художник обратился к традициям парадного портрета. В нем налицо величавость позы, богатство мундира, украшенного орденами и лентами, скульптурный бюст Екатерины II, около которого, опершись левой рукой о край постамента, стоит Ланской, а на втором плане - тяжелая, широкими складками ниспадающая драпировка и основание колонны. Среди всего этого великолепия в портрете, красочному замыслу которого присущи черты декоративности, лицо юного фаворита - не больше, как лицо миловидного юноши. В нем нет ни характера, ни яркой индивидуальности, ни настоящей духовной красоты.
Бакунин был одним из руководителей русской международной политики при Екатерине II. И вот, вглядываясь в черты показанного Левицким лица, зритель не может не почувствовать ума, твердой воли, острой проницательности, присущих этому человеку; лицо безраздельно господствует на холсте. Зеленый кафтан, кружевное жабо, звезда на груди - все это написано совершенно, но лишь как необходимое дополнение к лицу.
Привлекателен и портрет жены Бакунина. Это типичная русская барыня той Эпохи. Умение до конца раскрыть образ человека дает возможность Левицкому с какой-то предельной ясностью охарактеризовать эту женщину: и в ее внешнем облике и в чертах, присущих ее внутреннему складу. Жизнерадостность сочетается у нее со своенравностью, широта натуры - с очень, вероятно, крутыми порядками, поддерживаемыми в доме ею как хозяйкой. И какие полнокровные краски нашел Левицкий для того, чтобы запечатлеть на холсте это выразительное и по-своему интересное лицо! Не только колорит, но даже самая манера наложения красок в портрете Бакунина кажутся подчеркнуто сдержанными и явно суховатыми по сравнению с тем, что дает портрет его жены.
На другом холсте изображена итальянская артистка Анна Давпа - примадонна оперы-буфф, предмет увлечения министра иностранных дел князя Безбородко. Расходы Безбородко на Анну Давиа были столь велики, что Екатерина II, узнав об этом, вынуждена была вынести решение о немедленной высылке из пределов России как самой певицы, так и всей труппы. В портрете, о котором идет речь, предельно остро дан образ актрисы XVIII века, и не просто актрисы, а вместе с тем женщины авантюристического склада. Тут художник нашел необходимым написать руку, для того чтобы показать зрителю жест этой женщины, проникнутый особой манерностью и жеманством. В ее туалете много лент, бантов, букетов цветов, а над пышной прической легко вздымается прозрачная шляпка. Самый колорит стал теперь как бы подчеркнуто нарядным и несколько пестрым. Но это не пестрота, идущая от неумения художника связать цветовое богатство холста в некое нерасторжимое художественное единство. Это пестрота, на которую художник идет сознательно, как на одно 113 средств выражения образа. А как мастерски дано художником лицо Давиа! У нее, как и у Бакуниной, блестящие, влажные глаза. Она, как и Бакунина, улыбается. Но насколько же другими стали и эта живость взгляда и эта улыбка. У Бакуниной они - зеркало души, в котором отражается подлинная сущность данной женщины. У Давиа - это маска, своей внешней обаятельностью и своей «сделанной» приветливостью скрывающая подлинное лицо человека, его чувства, замыслы и стремления.
