Часть третья

«Война и мир» — это роман о человеке и истории. Толстой вывел своих героев за рамки камерного существовании. Как мы видели, герои романа все время сталкиваются с необходимостью определить свое отношение к политическим событиям, свидетелями и участниками которых они являются. И не только определить свое отношение Толстой хочет подвести нас к одной из самых важных мыслей романа — к мысли о границах свободы человеческой воли. В письме к М. П. Погодину (1868) он писал «Мысли мои о границах свободы и зависимости и мой взгляд на историю — не случайный парадокс, который на минуту меня занял. Мысли эти плод умственной работы моей жизни и составляют нераздельную часть того миросозерцания, которое бог один знает, какими трудами и стараниями вырабатывалось во мне и дало мне совершенное спокойствие и счастье. А вместе с тем я знаю и знал что в моей книге будут хвалить чувствительную сцену барышни, насмешку над Сперанским и т. п. дребедень, которая им по силам, а главное-то никто не заметит»⁷.

Чтобы предельно ясно выразить свой взгляд на историю и, главное, на степень зависимости от нее человека, Толстой, наряду с образным воссозданием действительности, как будто бы не доверяя ему полностью, вводит с начала третьей части второго тома теоретические рассуждения, или, как принято говорить, философские отступления. Эти отступления по существу — тезисы. Художественное повествование призвано доказать тезис, сделать его жизненно наполненным.

— Какую жизнь называет Толстой «настоящей» и в каком отношении, по его мнению, она находится к другой, «ненастоящей» жизни? — «Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла, как и всегда, независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном и вне всех возможных преобразований». Таков тезис. Настоящая жизнь — это внутренняя жизнь отдельного человеческого «я», это связь с людьми, основанная на подливных, а не эфемерных чувствах и интересах,— а искусственная, ненастоящая жизнь — это политические интриги «высшего петербургского общества», искусственная дружба и вражда «двух властелинов мира», это «внутренние преобразования во всех частях государственного аппарата», ничего по существу не меняющие. Человек счастлив лишь тогда, когда он живет настоящей жизнью, и все несчастья — от попытки принять участие в ненастоящей, искусственной жизни. В третьей части, на примере князя Андрея, внутреннего его развития, Толстой иллюстрирует этот тезис.

— Давайте прочитаем главу I третьей части. Весна. Целые весенние облака. Яркая синева неба. Какое настрое-пне у князя Андрея? — «Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам». Ему так же «легко», как и кучеру. — Что подумал князь Андрей, глядя на старый дуб? — «...Пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, наша жизнь кончена!» — К какому заключению он приходит? — Нужно «доживать жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая». И сознании все еще скепсис, пессимизм. Но чувства его уже подготовлены к возрождению — и разговором с Пьером, и весной. Он уже подошел к новому, светлому этапу своего развития. — Соответствует ли воззрениям князя Андрея образ его жизни? Какие преобразования произвел он в своем имении? — «Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина вменена оброком». Мысли князя Андрея заняты и военным уставом, и устройством рязанских оброчных. Убеждение в благе ничегонеделания лежит где-то на поверхности сознания, коренные же основы его существа толкают его к деятельности.

— Кого встретил князь Андрей на аллее отрадненского дома Ростовых? — «Впереди других, ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно-тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, понизанная белым носовым платком, из-под которого выбивались пряди расчесавшихся волос». Это — Наташа. Мы узнаем ее хотя бы потому, что она подбегала. Наташа всегда дается в движении. Вспомним встречу Николая Ростова: «Наташа... расцеловала все его лицо, отскочила от него и... прыгала, как коза»; затем подскочила к Денисову. А после объяснения с матерью, когда Денисов сделал Наташе предложение, она «побежала через гостиную залу». Она вносит в роман свет и движение.

Наташа входит в жизнь князя Андрея весной. «День...л так хорош, солнце так ярко, кругом все так весело...» «князю Андрею вдруг стало... больно». Ему больно оттого, что где-то вне его идет счастливая жизнь. Ему хочется причаститься этой жизни. Ночью эти новые чувства уже переполняют князя Андрея. Прочитаем одно из самых поэтических мест романа — «Лунная ночь в Отрадном».— «Ночь была свежая и неподвижно-светлая». Два, девичьих голоса поют какую-то музыкальную фразу. Князь Андрей слышит взволнованный голос Наташи. Как это характерно для речи Наташи — повторять полюбившееся слово: «Соня... Да ты посмотри, что за прелесть Ах, какая прелесть.. Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало». Прелестна не только ночь, прелестна и сама Наташа.— Забежим немного вперед и вспомним, какое ощущение охватывает князя Андрея, когда он в первый раз танцует с Наташей.— «...Вино ее прелести ударило ему в голову».— А сейчас она сидит на окне я восхищается лунной ночью. Ей так больно, что Соня не понимает прелести ночи, даже слезы слышатся в ее голосе. И как многозначителен ее диалог с Соней. О чем она мечтает? — «Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки — туже, как можно туже, натужиться надо. Вот так!» Ведь это она князю Андрею подсказывает: натужиться надо — и полететь. А голос Сони: «Полно, ты упадешь» — это и внутренний голос Андрея,; но уже ему чуждый. Он полностью во власти Наташи, ее веры в прелесть жизни и в счастье полета.— Какие чувства охватывают князя Андрея? — «В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни...»

И вот — вторая встреча с дубом. Дуб — отражение увядания и расцвета души князя Андрея — как бы подслушал то, что происходило с ним после встречи с Наташей, и теперь «млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни? корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя — ничего не было видно». К Андрею Болконскому ^приходит долгожданная гармония. Уже нет противоречия между готовностью души к радостному приятию мира и мрачным взглядом на жизнь. «На него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления». Но это не вдруг, это логический итог его развития в последние месяцы. «Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему». Вот они — вехи: «И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна — все это вдруг вспомнилось ему». Авторская речь Толстого становится ритмической, близкой к стихотворной. Она соответствует тому бодрому и радостному чувству, которое теперь уже надолго овладело князем Андреем. Это чувство, по мысли Толстого, совершенно иррационально. Не случайно здесь слово «беспричинное», так же как не случайно, думая о счастливой жизни, какой живет Наташа, князь Андрей называет эту жизнь «глупой». Глупой не в значении антонима «умной», а в смысле отсутствия рефлексии, бесплодных рассуждений.

— Какое решение принимает князь Андрей?—Он решается ехать в Петербург служить. «Он даже теперь не понимал, как мог он когда-нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему прийти мысль уехать из деревни». Разум в поворотные моменты всегда у героев Толстого — слуга чувств. Он делает выводы, подсказанные чувством, инстинктом. Инстинкт любви к жизни требовал доводов в пользу необходимости служить. И доводы нашлись, так же как раньше и отвращение к жизни подкреплялось у князя Андрея рассуждениями о бесполезности деятельности. «Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни и даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь, после своих уроков жизни, опять бы поверил в возможность приносить пользу и возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал< cовсем другое».

Итак, князь Андрей решил служить. А вспомним его мнение о том, что нужно для участия в государственной деятельности. — Для этого нужна, как говорил он Пьеру, известная «добродушная озабоченная пошлость». Однако теперь он с головой окунается в преобразовательскую деятельность. — С кем сближается князь Андрей? Чем понравился ему Сперанский? — «Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России». — Какая главная черта Сперанского? — «Непоколебимая вера в силу и законность ума». Князь Андрей всегда тоскует по идеалу: после Наполеона появляется Сперанский. — Чем вызвана эта тоска по идеалу? — «Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал...»

Мы уже говорили о дублировании путей Пьера и Андрея. Воздействие Сперанского на Андрея очень напоминает воздействие масона Баздеева на Пьера. В обоих случаях — покоряющая сила убежденности, которая столь властно влияет на колеблющихся. В Пьере и Андрее много гамлетовского, а потому они восхищаются людьми, для которых вопрос «быть или не быть?» уже решен. Степень внутренней сопротивляемости зависит от различия темпераментов Пьера и Андрея. — Какая разница в том, как слушал Пьер Баздеева и Андрей — Сперанского? — Пьер «не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот... человек». Князю же Андрею «неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить». Но все-таки это различие формальное, по существу же князь Андрей столь же скоро перешел в веру Сперанского, как Пьер в масонскую веру. И зерна разочарования, неверия взошли в их душах одинаково быстро. Как Пьер уже в день приема в ложу думал, не смеются ли над ним, так и князя Андрея уже в первые дни знакомства многое смущает в Сперанском. — Что сразу показалось неприятным князю Андрею в Сперанском? — «...Одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука... Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему-то раздражали князя Андрея». И даже то, что, казалось бы, более всего привлекало его к Сперанскому, — «вера в силу и законность ума», если не князю Андрею, то самому Толстому было несимпатично. «Видно было, что никогда Сперанскому не могла прийти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя все-таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли все то, что я думаю, и все то, во что я верю?»—Толстой замечает у Сперанского ту «озабоченную пошлость», которая так сильно отталкивала раньше князя Андрея от государственной деятельности. Андрей Болконский эту пошлость не сразу увидел, но, как и все любимые толстовские герои, начал чувствовать раньше, чем понимать. «Зеркальный взгляд» и «белая рука» Сперанского «почему-то» раздражают Андрея. Он уже не принимает Сперанского, хотя не понимает пока, почему. В том, как Толстой раскрывает эти противоречивые ощущения (восторг и раздражение), как он подготовляет тот вывод, который сделает Андрей после непродолжительного сотрудничества со Сперанским, и подводит читателя к самой дорогой своей мысли — мысли о степени свободы и зависимости человека,— сказывается редкое мастерство Толстого-психолога.

Пока князь Андрей верит в Сперанского и деятельно участвует в работе всяческих комитетов, Пьер успевает разочароваться в масонстве.— Какое чувство начал испытывать Пьер по прошествии года своего участия в масонской ложе? — Раньше «он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота». Но «поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте». Масонство оказалось грязным болотом. Мы видели, что Пьер сразу заметил в масонстве что-то фальшивое. Теперь же, как свойственно и Пьеру и Андрею, разум «догнал» первоначальные ощущения. Чувство не обмануло.— Что оттолкнуло Пьера от масонов? — «...Из-под масонских фартуков и знаков; он видел... мундиры и кресты, которых они добивались в жизни».— Попытался ли он воздействовать на масонов? — Да, он призывал их к действию.— Как были приняты его идеи?—С полным непониманием. И Пьер почувствовал, что с масонами ему не по пути. «На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся». Добавим — та тоска, которая владела князем Андреем между Аустерлицким сражением и встречей со Сперанским. Опять — явное сходство. У этих постоянно сменяющихся и повторяющих друг друга положений, чувств, мыслей двух героев есть глубочайший толстовский подтекст, к которому мы в свое время обратимся.

Вместе с тем какие бы этапы развития ни проходили Андрей и Пьер, какие бы разочарования они ни испытывали, к каким бы заблуждениям ни приводили их искания, само это развитие, эти искания выводят их за рамки характерного для их класса бытия. Люди их круга воспринимают действительность однолинейно, идут по заранее намеченному пути. Пьер и Андрей ищут свое место в жизни. Берг, Друбецкой, Курагины эксплуатируют жизнь, они действуют наверняка, с точностью автоматов. Андрей и Пьер ошибаются, часто избранная ими дорога приводит их в тупик.— Какие цели у Берга, Друбецкого?—В сущности, у них две цели — нажива, обогащение и продвижение по службе, желание быть среди великих мира сего. Это единственные объекты их размышлений.— Интересует ли это Андрея?—Аракчеев предложил князю Андрею войти в комитет по составлению военного устава без жалованья. «Князь Андрей улыбнулся: «Я и не желаю». А когда Сперанский назначил князя Андрея начальником отделения, Толстой замечает, что князь Андрей «этого никак не ожидал».— А что почувствовал Пьер, когда масоны возложили на него обязанности ритора?— «Чувствую себя слабым и недостойным»,— записывает он в дневнике.

Мы уже говорили о том, что композиционный фундамент романа — антитеза. Сменяющие друг друга картины, эпизоды, характеры воссоздают русскую действительность в резких контрастах. Впереди Отечественная война 1812 года, предстоит полное размежевание общества. Это размежевание уже намечается.

— Какую цель поставил перед собой Берг? — Жениться на Вере Ростовой. Он был абсолютно уверен, что достигнет этого. «Das soll mein Weib werden» («Она будет моей женой»),— говорит он (solleп — глагол необходимого долженствования). — Каково общественное положение Берга в это время и как он его достиг? — Он был «на отличном счету у начальства», он «нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди». Он был «капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие-то особенные выгодные места». (Характерно это — «какие-то выгодные места». Когда Толстой пишет о князе Андрее, он точно указывает, что князь Андрей — член комиссии по составлению воинских уставов; Бергу же безразлично, чем заниматься, важно, что место выгодное.) Достиг Берг такого положения тем, что «показывал всем свою раненную в Аустерлицком сражении правую руку», а в финляндской войне «поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего, и поднес начальнику этот осколок». Последнее особенно показательно: и из смерти человека Берг извлекает выгоду,

Из сестер Ростовых Берг выбрал Веру. Почему ему понравилась Вера, а не Наташа? — «...Я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный — очень хороший. Вот другая ее сестра — одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет такого, и эдакое, знаете?.. Неприятно...»

Бергу Наташа, олицетворяющая для князя Андрея счастье, неприятна.— Что же олицетворяет счастье для Берга? — «Берг, проткнув его быстро языком, выпустил круглое маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастье».— Что, по его мнению, должно быть основой семейного благополучия? — «У меня служба—у нее связи и маленькие средства». Эти «маленькие средства» Берг, «почтительно, приятно улыбаясь», вымогает у старика Ростова. «Кротко» улыбнувшись, он заявляет, что «никак не может устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч». Улыбка мещанина — одна из тех улыбок, которая, по убеждению Толстого, раскрывает человеческую суть. К «новой жизни» стремятся князь Андрей и Пьер, они ищут и не могут найти ее. Бергу все предельно ясно, и его «новая жизнь» стоит так дешево — всего 20—30 тысяч чистыми.

Если Берг крайне примитивен и «однолинеен», то в Борисе Друбецком происходит душевная борьба. — Какие чувства борются в нем? — С одной стороны, «воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса», с другой стороны, он считал, что «не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней — девушке почти без состояния — была бы гибелью его карьеры». Борис идет по пути вытравливания из себя поэзии. Он в развитии, как Андрей и Пьер. Но если те, отрицая ложь и непоэтичность отдельных сторон действительности, поднимаются по ступеням, ведущим к величайшей поэзии — поэзии единения со всем миром, то Борис Друбецкой по этим же ступеням спускается вниз, все более и более приближаясь к пошлости и подчиняя мир интересам своего эгоистического «я». Это тоже своеобразная диалектика души. Мир сужается в восприятии Бориса до интересов карьеры и обогащения, краски блекнут. И — неизбежное наказание: тот, кто видит мир узким и серым, сам становится узким и серым. Когда человек через темные очки смотрит на мир, мир ничего не теряет, а теряет человек в темных очках.

— Как сравнивала Наташа Бориса с Пьером? — Борис, признается она, «не совсем в моем вкусе — он узкий такой, как часы столовые... Узкий, знаете, серый...» А Безухов — «тот синий, темно-синий с красным, и он четвероугольный». У Наташи порой проявляется способность к такому восприятию людей, мира, которое характерно для художника-абстракциониста. Она чувствует сущность человека и это свое чувство стремится, но не может передать. — Вспомним, как Наташа разглядывала Бориса, впервые появившегося у них после войны. — Борис «чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда»; Наташа глядит на него «исподлобья», глаза у нее «любопытные, вызывающие и несколько насмешливые». И после этих наблюдений — вывод: «узкий... как часы столовые... серый». Друбецкой, подобно Долохову, как пробка из воды, выталкивается из Наташиного поэтического мира, ибо недостоин его. Наташу должен оценить кто-то другой, «какой-то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина». Борис заметил, что Наташа — девушка почти без состояния, поэтому она теряет для него интерес; богатство ее натуры — ничто в сравнении с бедностью приданого, которое дают за ней. И Борис теряет истинное человеческое богатство. Ведь Наташа права была, когда думала о себе: «Все, все в ней есть... умна необыкновенно, мила, и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка — плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Борис меняет необыкновенного человека на обыкновенные деньги, как Берг покупает новую жизнь за 20 тысяч чистыми.

Какими чувствами переполнена Наташа на своем первом большом бале? — Наташа, «сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе». Наташа не умеет делать и чувствовать что-нибудь вполовину. Именно величайшее горе охватило ее, когда ее никто не приглашал танцевать. Именно величайшая радость заполняет ее, когда она танцует первый вальс с Андреем Болконским. Ей «весело, как никогда в жизни». — Каким представляла себе мир счастливая Наташа?— Мир преображается в свете ее счастья. «На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга; никто не мог обидеть друг друга и потому все должны были быть счастливы». Мир Наташиных представлений — это «должный» толстовский мир. Таким мир кажется Наташе, когда она «на высшей ступени счастия» и когда человек, как говорит Толстой, «делается вполне добр и хорош и не верит в возможность зла, несчастия и горя».

— Как выглядела Наташа в сравнении с Элен? — «Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки...» Так впервые встретились два антипода. И сравнение, кажется, не в пользу Наташи. «...Но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу», а Наташа поражает своей чистотой, непосредственностью.

Когда Толстой писал роман, он чувствовал потребность указать на величие (Тушин, Кутузов) и красоту (Наташа, княжна Марья) незаметного. Он разоблачает лживую форму величия (Наполеон) и красоты (Элен).

— Почему князю Андрею сразу понравилась Наташа?— Он «любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка».— Какой улыбкой встретила Наташа приглашение князя Андрея? — «Замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой». В роман снова входит онегинская тема.— Что сказала Наташа всем своим существом князю Андрею?— «Давно я ждала тебя» (вспомним: «Ты чуть вошел, я вмиг узнала...»).— Как повлияла на князя Андрея встреча с Наташей на балу? — Она, как и первая встреча в Отрадном, возбудила в князе Андрее мечты о счастье. «...Он почувствовал себя ожившим и помолодевшим».— Как меняется его отношение к государственной деятельности? — «Какое дело мне... до того, что государю угодно было сказать в совете? Разве все это может сделать меня счастливее и лучше?» Мы возвращаемся к философскому отступлению: «...настоящая жизнь людей с своими существенными интересами... поэзии... любви... страстей шла... вне всяких возможных преобразований». У Толстого в 60-е годы нарастает неприязнь к государству. Еще в конце 50-х годов он пишет в записной книжке: «Все правительства равны по мере зла и добра. Лучший идеал — анархия»⁸. Ленин отмечал у Толстого «беспощадно резкий протест против государства»⁹. Не мысля себе государство трудящихся, Толстой отрицал государство вообще, как социальный институт.

Князь Андрей вдруг начал удивляться, «как мог ок приписывать важность тому, что делал Сперанский»; ему удивительно, «как он мог так долго заниматься такой праздной работой». Интересны пути, которые привели князя Андрея к столь важной мысли — что государственная работа — праздное занятие и что «существенный интерес» человека в том, чтобы быть «счастливее и лучше». Опять таки, как и во всех других случаях, ощущение перегнало логические доводы.— Что неприятно поразило князя Андрея в Сперанском? — «...Звонкий тонкий смех государственного человека странно поразил его»; он «с грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Все, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперан-. ском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно». Но этот 1 фальшивый смех, оскорбивший князя Андрея, замечен был ' им потому, что он всем своим существом, еще незаметно для; себя самого, вошел в иную жизнь — жизнь искреннего, ] неподдельного счастья Наташи. Существенный интерес его жизни сосредоточился теперь на Наташе. А все преобразования и преобразователи сделались для него чуждыми, безразличными. Ненастоящая, т. е. государственная, жизнь вытесняется настоящей, существенной жизнью, с ее интересами «поэзии... любви... страстей». Интуиция, чувство, по мысли Толстого, не обманут человека нравственного. Они укажут, где настоящая жизнь, а где — ложная. Нужно только безраздельно отдаваться интуитивному ощущению — и тогда человек гарантирован от ошибок. Так, что-то сразу отталкивало Пьера от Элен, но он не послушался своего подсознательного ощущения,— и целая полоса жизни его превратилась в тяжелую драму; у масонов он сразу почувствовал что-то фальшивое, но доводы разума влекли его к ним,— и он оказался в положении человека, который провалился в болото и не может из него выбраться.

Князю Андрею сразу не понравился «не пропускающий в себя зеркальный взгляд Сперанского», но он не поверил этому ощущению и затратил долгие часы на «праздную работу». И лишь после того, как чувство неприязни к Сперанскому и его окружению определилось, князь Андрей рассудил, почему работа в разных комитетах — это праздная работа. В размышлениях его отразились взгляды передового человека не только начала XIX века — времени действия романа, но и взгляды передового человека 60-х годов — времени «великих» реформ. Князь Андрей «вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительна обсуживалось все, касающееся формы и процесса заседаний комитета, и кратко обходилось все, что касалось сущности дела... Потом он живо представил себе Богучарово,.. вспомнил мужиков, Дрона-старосту и, приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам», удивился, «как он мог так долго заниматься такой праздной работой».

Так князь Андрей после отрицания военной службы приходит к отрицанию государственной деятельности и делает еще один шаг на пути к единению с общим, народным. Он видел, что Наполеон «счастлив от несчастья других» (других — т. е. погибших солдат); он увидел, что работа комитета Сперанского никак не касается сущности дела (интересов мужиков): он понял, что не может быть счастлив ни на военной, ни на государственной службе. Наташа возвращает князя Андрея к большой жизни души. Рационалистическая жизнь государственного человека кажется ему теперь узкой.

Пение Наташи так же потрясает князя Андрея, как и Николая Ростова. — Что почувствовал Андрей, слушая, как поет Наташа? — Он «почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой».— Любопытная ошибка великого художника: он забыл, что князь Андрей уже однажды был показан плачущим слезами радости (из-за рождения сына) и горя (из-за смерти жены). Но Толстому очень важно показать «возможность» слез у князя Андрея, что выделяет его из мира государственных и военных деятелей, к которому он принадлежал, но которому, сам того не зная, был внутренне чужд. Отсюда: возможность этих слез «он не знал за собой». В третьем томе Толстой скажет, что для того чтобы быть полководцем, «нужно отсутствие самых высших, лучших человеческих качеств — любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения». Андрей, по мысли Толстого, и не мог быть ни полководцем, ни чиновником.

Он часто сомневался, знал любовь и нежность, чувствовал поэзию. И счастливым он становится тогда, когда отдается настоящей жизни, отказываясь от жизни ложной, искусственной. После встречи с Наташей он думал: «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» И вот теперь он опять вспоминает разговор с Пьером на плоту: «Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него».

В искусстве всегда неотразимо действует закон контраста. Толстой видел величие тем лучше, чем определеннее вырисовывалось перед ним ничтожество. Человечество при всем разнообразии оттенков знает два вида счастья: необъятное счастье творчества и любви и — нищее счастье мещанства. Отсюда в романе — смена планов. Князю Андрею «открылась жизнь со всеми ее радостями», и сразу — сцена ужина у Бергов.

Функция образа Берга ясна. Берг — та тень человечества, которая делает ярче свет. Берг не только мещанин сам по себе, он частица вселенского мещанства. Для мещанина мир так же мелок, как он сам. Поэтому такого мещанина, как Берг, можно рисовать только в окружении мелочей, определяющих его жизнь.

— В каком виде явился Берг к Пьеру? — «В чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович».— Как описан его кабинет? — «Новый, чистый, светлый, убранный бюстиками и картинками». Но эта «мелкость» — свойство не только Берга. Не случайно это сравнение: «с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович». Берг горд своей причастностью к мещанству великих. Мы уже говорили о том, каким видит Толстой царя Александра. Недаром он включает его то в мир Элен, то в мир Берга.— А как относился царь к Андрею Болконскому? — «Князю Андрею всегда... казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и все существо его». Царю антипатично все существо Андрея, а к миру Берга и Элен царь причастен какими-то сторонами своей натуры. Царь, Шерер с ее окружением, Берг — это один мир.

— Что было главным для Берга в его вечере? — То, что «вечер был как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами». Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, где было совершенно гак же, как у других». Таким видит свой вечер как бы со стороны Берг. И он стремится к этой внешней похожести. Он ликует, когда ему это удается. Мы присутствуем на миниатюрном повторении вечера Анны Павловны Шерер. Интересная деталь: «Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии... Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул...» Пьер и на вечере у Анны Павловны расстроил симметрию своими высказываниями о революции, всем своим поведением.

Здесь же, на этом сером мещанском фоне, начинается история любви Андрея и Наташи. Душевная пустота и искусственность отношений, свойственные светскому обществу, выявляются благодаря контрасту рельефнее. Меняется I методология работы Толстого. От описания вещей, окружающих Берга, он переходит к описанию нюансов чувств Наташи и Андрея.

Любовь меняет мироощущение.— Что князь Андрей сказал Пьеру о своем новом отношении к жизни после встречи с Наташей? — «Весь мир разделен для меня на две половины: одна — она, и там все счастье надежды, свет; другая половина — все, где ее нет, там все уныние и темнота...» И: «Я не могу не любить света, я не виноват

Что касается Наташи, то «изменилась ее нравственная физиономия».— Попробуем восстановить развитие чувства Наташи.— В ней сразу загорается «внутренний огонь» — тот огонь любви, который иногда разгорается в княжне Марье и делает ее прекрасной, тот огонь, который никогда не зажигался в Элен, несмотря на то что на количество своих увлечений она не может жаловаться. Одновременно в Наташе просыпается страх. «Мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем». Потом отчаяние (князь Андрей уехал к отцу). «...Как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала...» Она думает, что князь Андрей не. вернется. Ей кажется, что над ней «смеются и жалеют о ней»; «...это тщеславное горе усиливало ее несчастие». Наконец, душевная разрядка: князь Андрей делает ей предложение. «Да, да,— как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала». И новое горе — разлука на год. «Целый год!» Она спешит жить. Прав В. В. Ермилов, когда пишет, что князь Андрей, согласившись отсрочить женитьбу, совершил непоправимую ошибку. «...Он не смог до конца понять, что Наташа — сама жизнь! И жизнь никого и никогда не ждет... Он не смог понять, что нельзя остановить жизнь. Жизнь не терпит рассудочных схем»¹⁰. Но вместе с тем эта разлука, может быть, была и необходима; может быть, Наташе, с ее переизбытком чувства, страсти, недоставало еще закаленности, жизненного опыта, через который нужно пропустить любовь, чтобы она стала такой, какой была она у князя Андрея.

— Что почувствовал князь Андрей, когда Наташа зарыдала? — «В душе его вдруг повернулось что-то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания...» (это то, что есть и у Наташи), «а... был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею» (а вот этого «сознания долга» еще нет и не может быть у Наташи; это сознание дается на тяжелых дорогах жизни, которыми еще не ходила Наташа, но которые прошел Андрей). Наташа «горя не знала». Она окружена всеобщей любовью, всеобщим преклонением. Не зная настоящего горя, маленькие девичьи неприятности (никто не приглашает танцевать) она воспринимает как трагедию.

В. В. Ермилов очень верно подчеркивает «соотнесенность всего со всем» в «Войне и мире». Только что мы узнали о переживаниях Наташи — и Толстой рисует жизнь княжны Марьи в доме отца. Мы имеем теперь возможность объективно сопоставить два горя. С одной стороны — горе из-за разлуки на год с женихом, которого любишь и который любит,— и горе иное, горе княжны Марьи.

— Как относился отец к княжне Марье? — «Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью...»; «Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее».— Кем окружена княжна Марья, что было ее главным утешением? — «Утешительную... мечту и надежду дали ей божьи люди — юродивые и странники...» — Почему она так любила этих «божьих людей»?—Потому что, как она думает, только они нашли «верный путь жизни».—В чем же княжна Марья видит верный путь жизни? — «Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы, не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем, с места на место, не делая вреда людям и молясь за них...» — Но может ли она жить, «не прилепляясь ни к чему»?—Всегда, когда княжна Марья слышит зов жизни, она чувствует непреоборимую потребность измены богу. И это главное, что тревожит ее: противоречие между ее идеалами христианского самоотречения и время от времени пробуждающимся в ней стремлением к личному счастью. Эта борьба — движущая сила развития княжны. Марьи, в ней внутренняя драма княжны Марьи. — Смогла ли она уйти из дома как странница? — Нет. «Увидев отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чембога».

Два начала — языческое и христианское — всегда боролись в Толстом. В конце жизни своей, прославляя христианский аскетизм, он наслаждается художественным творчеством, сочными красками рисуя картины жизни. Наслаждение жизнью всегда составляло естественную, непреоборимую потребность великого художника. Христианское отречение от нее лежало на поверхности его сознания. Горький писал: «Он напоминает тех странников с палочками, которые всю жизнь меряют землю... Мир не для них, бог — тоже. Они молятся ему по привычке, а втайне душевной ненавидят его: зачем гоняет по земле из конца в конец, зачем?»¹¹ Толстой, как и княжна Марья, чувствует себя грешником: больше любит язычницу Наташу, чем христианку княжну Марью. И, чувствуя этот грех, лишает княжну Марью монашеской безликости и ханжества и показывает ее любовь к отцу и племяннику, которая мешает ей любить бога. Но все же о ее терзаниях он пишет лишь одну главку, а затем целую четверть второго тома посвящает описаниям языческих наслаждений природой, охотой,) играми, любовью...