Глава 5 Беспомощный друг и заклятый враг

Миле чрезвычайно повезло. Когда она рассталась у Менгира с Виртом, дождь затих и снова зарядил лишь тогда, когда она переступила порог Дома Знахарей. Спросив у знахарки в зеленой униформе, дежурящей за стойкой на первом этаже, в какой палате лежит профессор Безродный, Мила направилась к лестнице.

Гурия поместили в одной из палат верхнего этажа. Миле уже не в первый раз приходилось посещать Дом Знахарей, и, насколько она успела разобраться, чем выше был этаж, тем сложнее было состояние пациентов, на нем размещенных.

На круглой площадке верхнего этажа людей было совсем мало. Один из знахарей катил вперед коляску со старушкой-колдуньей. Женщина спала, смежив морщинистые веки и склонив подбородок на грудь. За старушкой в коляске стелился ковровой дорожкой след из диких цветов: синих васильков, белых ромашек, желтых одуванчиков и ярко-красных маков.

Дверь одной из палат открылась, выпуская еще одного знахаря и полную молодую волшебницу.

— Я теряю всякую надежду, знахарь Фенхель. Отец уже пятнадцать лет под заклятием… Я была совсем крошкой, когда он говорил со мной в последний раз.

— Не отчаивайтесь, госпожа Ждигода, — подбадривающим тоном ответил знахарь утирающей слезы женщине. — Нельзя терять надежду.

Мила прошла мимо них и остановилась возле палаты 9-Ж. Предварительно постучав, она осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь.

Сидящая у постели больного женщина с густыми каштановыми волосами, собранными в длинный хвост, повернула лицо к двери и, улыбнувшись, поднялась с места.

— Мила, слава Богу, тебя выпустили!

Акулина крепко обняла свою подопечную, после чего пристально оглядела ее с головы до ног.

— Ты в порядке? Тебе никто ничего плохого не сделал? С тобой хорошо обращались?

— Не волнуйся, я в порядке. Меня просто держали взаперти, но не пытали и кормили три раза в день.

Мила мягко высвободилась из рук своей опекунши и подошла к кровати. На фоне белых простыней Гурий казался каким-то прозрачным, словно его кожа просвечивалась насквозь. Его глаза были закрыты, грудь едва заметно поднималась и опускалась. Он выглядел так, словно очень сильно похудел за короткий срок: впалые щеки, темные круги вокруг глаз, неестественно тонкие руки поверх простыни. На лице его было множество мелких порезов — уже затянувшихся, но выглядели они все равно нехорошо.

— Как он? — тихо спросила Мила и подняла глаза на опекуншу. Сейчас, когда они подошли ближе к окну, она заметила, что глаза у Акулины красные, воспаленные, словно она совсем недавно плакала.

— Никак, — последовал ответ.

Акулина взяла руку Гурия в свою и тяжело вздохнула.

— Ухудшений нет, улучшений тоже. Знахари даже не могут сказать, слышит ли он голоса, понимает, что вокруг него происходит, или нет.

— Они знают, что с ним случилось? — спросила Мила. — Почему он без сознания?

Акулина покачала головой.

— Они молчат.

Мила нахмурилась.

— Разве они имеют право скрывать от тебя, что с ним? Ты же его невеста.

— Если у них есть приказ о неразглашении от Розыскной или Судебной палаты, они будут молчать. Я не виню их. Госпожа Мамми пообещала мне, что они сделают все возможное, а это главное.

Робкий солнечный луч, на миг пробившийся сквозь тучи, коснулся лица Гурия и тотчас исчез.

— А что думаешь ты? Что с ним произошло, по-твоему?

Акулина неуверенно качнула головой.

— Слишком сложно. Я ведь не знахарь, да и… Он встретился с некромантом, а некромантия не та область, в которой я хорошо разбираюсь.

Мила посмотрела на застывшее, словно маска, лицо Гурия.

— А тебе это не напоминает то, что случилось два года назад? — спросила она Акулину. — Тогда четыре человека были под заклятием Некропулоса. Они несколько месяцев находились без сознания…

— Порабощение души, — кивнула Акулина. — Нет, Мила, это не то. Насколько я понимаю, используя силу мертвых, некромант тянет душу из живого человека. Это не просто заклинание, которое теряет связь с заклинателем сразу после того, как было произнесено. Здесь связь между заклинателем и жертвой длится столько, сколько нужно для извлечения души.

Она посмотрела на Милу.

— Некропулос мертв, значит…

— Если бы это было порабощение души, то Гурий либо уже умер бы, либо связь прервалась бы со смертью Некропулоса и Гурий бы очнулся, — закончила вместо нее Мила. — Понятно.

Около минуты они молчали.

— А как насчет обычной нетопырьей атаки? — спросила Мила, не отрывая взгляда от лица Гурия. Она слышала, как Акулина вздохнула.

— Обычная нетопырья атака объясняет раны на его лице, но не то, что он до сих пор не приходит в сознание. Тут может быть только одно объяснение: когда на Гурия была наслана нетопырья атака, вмешался какой-то побочный фактор.

— Еще какие-то чары? — спросила Мила.

Акулина задумчиво качнула головой.

— Может быть. Я не знаю, Мила. Честное слово, я просто не знаю.

Около минуты они молчали. Акулина села на край больничной койки, не отпуская руку Гурия. Мила опустилась на стоящий рядом стул.

— Расскажи мне, что было в Менгире, — попросила Акулина, подняв на Милу встревоженный взгляд.

Пока Мила пересказывала события последних трех дней, а в главной степени — сегодняшнего утра, лицо Акулины сделалось мрачнее тучи. Не усидев на месте, она встала и подошла к окну. Когда Мила закончила, Акулина какое-то время молчала, а потом вдруг резко стукнула кулаком по подоконнику, так что оконные стекла опасно задребезжали.

— Не понимаю, что делает Мстислав! — яростно произнесла она. — Не понимаю! Он всегда слишком придерживался буквы закона, всегда был чересчур придирчив, но здравый смысл ему никогда не изменял! Такое чувство, что из тебя хотят сделать козла отпущения.

— Какого-какого козла? — попробовала пошутить Мила.

Акулина вздохнула и покачала головой, словно пыталась взять себя в руки. Потом повернулась, подошла к Миле и порывисто обняла.

— Ты молодец. Держишься как настоящий боец. Не плачешь и не жалуешься.

Мила не стала говорить, что дело не в ее бойцовских качествах, а в том, что после смерти Гарика все ее чувства странно притупились, словно их завернули в непроницаемый целлофан равнодушия.

За окном снова пошел дождь. Капли какое-то время несмело стучали по карнизам Знахарской башни, пока мелкая дробь не превратилась в сплошное шипение дождевых струй, словно в соседней комнате кто-то включил душ.

— Я рада, что тебя взялся защищать Виртангель Нобиль младший, — сказала Акулина, вернувшись к Гурию и снова взяв его безвольную руку в свою.

— Ты знаешь его? — спросила Мила.

— Не знакома, но наслышана. Говорят, он выигрывал даже самые безнадежные дела. Нобиль считается самым дорогим Защитником Троллинбурга.

Мила непроизвольно округлила глаза.

— Ох! О деньгах я даже не подумала.

— И не думай, — успокоила ее Акулина. — Если он взялся за твое дело, значит, у него были свои причины. Можешь даже не сомневаться, он с самого начала знал, что тебе и твоим близким будут не по карману те гонорары, какие ему обычно выплачивают.

Мила вспомнила слова Вирта о Чаше Лунного Света: «Спасибо, что вернула ее нам. Мы в долгу перед тобой», однако, сама не зная почему, не стала говорить об этом Акулине.

— Я привезла из Плутихи сумку с твоими вещами, — сказала Акулина. — Оставила в Львином зеве.

Она недовольно покачала головой и, нахмурившись, отстраненно произнесла, словно ни к кому конкретно не обращаясь:

— Как чувствовала, что ты не сможешь сейчас вернуться домой.

Мила пожала плечами.

— Придется до начала занятий пожить в Львином зеве, — ответила она. — Правда, я думала, Дома Факультетов закрываются на лето.

— Нет, — покачала головой Акулина. — Для деканов это их дом. Профессор Ледович, Орион, Амальгама Мендель с детьми живут в Домах Факультетов. Если и уезжают, то не больше, чем на месяц, в отпуск. Обычно у учителей Думгрота отпуск в июне — июле. К августу почти все преподаватели возвращаются в Троллинбург. В любом случае, профессор Ледович сейчас в Львином зеве. Она взяла у меня твои вещи, сказала, они будут ждать тебя в твоей комнате. Шалопай сейчас тоже там. Ждет тебя.

— Хорошо, — кивнула Мила. — А ты когда поедешь домой?

— Не знаю, — ответила Акулина. — Я сейчас временно вернулась во флигель Думгрота. Владыка предложил… — Она со вздохом коснулась русых волос Гурия, словно убирала их со лба. — Хочу быть как можно ближе к нему.

Потом повернулась к Миле.

— Тебе наверняка нужен отдых после Менгира. И нормальная еда. Иди, Мила. В Львином зеве тебя есть кому встретить.

— Прогоняешь меня? — насупилась Мила.

Акулина улыбнулась.

— Придешь еще, когда отдохнешь. Посетителей к Гурию пускают свободно.

Мила удивленно хмыкнула.

— Странно, что даже меня пустили, — едко заметила она. — Это ведь я напала на Гурия — так они говорят. Почему же меня пускают? А вдруг я опять на него нападу?

Акулина снова возмущенно покачала головой.

— Знахари пускают тебя, потому что им не давали указания не делать этого. Такое чувство, что следователям Розыскной палаты безразлично, что на самом деле случилось с Гурием. Им просто нужно возложить на кого-то вину за случившееся.

Мила задумчиво посмотрела в пол.

— Мне тоже показалось, что Мстислав очень старается сделать так, чтобы виноватой признали меня.

— Я не понимаю мотивов Мстислава, — твердо сказала Акулина, — но уверена, что Велемир нам поможет. Он уже помог. У тебя теперь лучший Защитник.

Мила кивнула и встала.

— Ладно, я, наверное, и правда пойду. Надо переодеться.

Она посмотрела на свои джинсы, которые пришлось закатать, чтобы не было видно грязи — она испачкала их еще три дня назад в Плутихе, когда искала Шалопая.

— Я в этом уже несколько дней хожу. Да и по Шалопаю соскучилась.

— Возьми зонтик. — Акулина кивнула на стоящий у двери стул, за выступ спинки которого был подвешен зонт с изящной деревянной ручкой и куполом из брезентовой ткани цвета шоколада. — Ты же сейчас без перстня — Скорлупу создать не сможешь. А там ливень. Промокнешь.

Скорлупой назывались чары, создающие вокруг человека тонкую водонепроницаемую оболочку. Она была невидима для глаза и не ощущалась, но хорошо оберегала от дождя — капли скатывались по Скорлупе, так и не коснувшись тела.

— А ты зачем с собой зонтик носишь? — удивилась Мила.

Акулина пожала плечами.

— Это Гурий подарил. Лето было дождливое, вот он и… Гурий не любит дарить вещи, как-то связанные с…

— Магией, — закончила за нее Мила.

Акулина кивнула.

— Я решила ходить с его зонтиком вместо Скорлупы. Пока он не очнется. — Она посмотрела на Гурия. — Глупо, да? Это ведь не поможет.

Мила на секунду задержала дыхание — Акулина еще никогда не казалась ей такой уязвимой, как в этот момент. С силой протолкнув воздух в легкие, Мила сказала:

— Он очнется. Только пусть попробует не очнуться. Акулина подняла на нее удивленный взгляд.

— Он еще должен на тебе жениться, — уверенно улыбнулась Мила.

* * *

Держа над головой шоколадный брезентовый купол, Мила торопливо шла в сторону Львиного зева. Зонт укрывал от дождя голову и плечи, но не спасал от обезумевшего ливня остальные части тела. Рукава кофты и джинсы промокли насквозь. Ноги внутри кроссовок пока еще оставались сухими, но Мила была уверена, что вода еще успеет пробраться и туда. Время от времени Мила косилась на витрины магазинов, мимо которых проходила. Ее съеженная фигура отражалась в мокром стекле — из-за шапки зонта похожая на ходячий гриб.

Мила не хотела брать зонтик. Ей казалось, что таким образом она как будто посягает на что-то личное. Конечно, нет ничего зазорного в том, чтобы позаимствовать зонтик у своей опекунши, но только не в таких обстоятельствах. Для Акулины ведь этот зонтик был свидетельством того, что, раз она им пользуется, как и должно поступать с подарком, то все идет своим чередом. А раз все идет своим чередом, то и Гурий не сегодня — завтра очнется.

Мила была на полпути к Львиному зеву, когда зонтик рванулся из ее руки, подпрыгнул в воздух и со свистом бросился на мостовую. Две или три спицы, ударившись о камень, сломались.

В первый момент Мила растерялась: дождь внезапно обрушился ей на голову одновременно почти ослепив ее. Мила часто-часто заморгала, рефлекторно пытаясь защитить глаза от капель. Почти сразу ей пришло в голову обернуться. За спиной у нее стоял Лютов в сопровождении своего приятеля Рема Воронова. Оба в Скорлупе — сухие и непринужденные, дождя для них как будто не существовало.

— Рудик. Какие люди и без охраны, — без выражения произнес Лютов.

Мила промолчала, прямо глядя в черные глаза.

— Не ответишь мне? — озадаченно спросил Лютов. — Я же заставил тебя мокнуть. Зонтик твой в лужу швырнул… Не ударишь в ответ заклинанием каким-нибудь, нет? Ты же меня ненавидишь. — Он почти весело улыбнулся. — Видишь, я запомнил… Неужели тебе не хочется порезать меня на кусочки? Ты, говорят, отлично владеешь заклинанием «Резекцио»…

Мила продолжала молчать. Он был прав — ей очень хотелось порезать его на кусочки. Но она осталась без своего карбункула и ничего не могла сделать.

— Что-то тут не так, — недоверчиво произнес Лютов.

Воронов мерзко ухмыльнулся. Лютов тем временем оглядел Милу с головы до ног. Его взгляд остановился на ее правой руке. Он поднял глаза на лицо Милы, и его губы дернулись в тонкой улыбке. Он смотрел на нее так, словно не мог поверить в свою удачу.

— Без перстня?

Вокруг его мориона на руке тотчас разгорелось черное сияние. Лютов резко вскинул руку в сторону зонта, так и лежащего в луже на мостовой.

— Диссекцио! — громко произнес он и прочертил сжатой в кулак рукой две линии — крест-накрест.

Зонтик тотчас подпрыгнул в воздух, и по матерчатому куполу поползли разрывы, как будто кто-то невидимый разрезал ткань чем-то острым. Спустя несколько секунд разорванный и бесполезный зонтик упал на мокрую брусчатку дороги. Теперь он выглядел таким жалким, как живое существо, которое жестоко изувечили — воплощение немого вопроса «За что?»… Подарок Гурия Акулине. Мила сделала глубокий вдох и перевела взгляд на Лютова.

— Что скажешь? — обратился он к ней. — Не хуже тебя владею Чарами Сечения, нет?

— Ублюдок ты, Лютов, — тихо сказала Мила.

Он перестал улыбаться и шагнул к ней.

— В этот раз он тебя не защитит, я прав? Ну! Где он — твой Ромео?

Лютов злорадно усмехнулся ей в лицо и со злостью прошептал:

— Ай-ай-ай, кажется, он умер.

В первый момент Милу словно окатило кипятком, она даже перестала чувствовать холод дождевых струй, стекающих по ее коже. Да как у Лютова хватило наглости вообще вспоминать о Гарике?! Но уже в следующий миг ею овладело странное спокойствие. Она посмотрела на Лютова и негромко сказала:

— Даже мертвый он стоит больше, чем ты живой. Даже мертвого его помнят и любят. А ты… Ты по-прежнему никому не нужен, Лютов. — И почти шепотом, едким и равнодушным, добавила: — Никому-никому не нужен.

Его ноздри раздулись, а рот искривился.

— Надо было дать тебе упасть тогда, — прошипел он, — чтобы ты сдохла.

— Что ж ты не дал? — парировала Мила.

— Это всегда можно исправить!

Он вскинул руку, и черный морион уставился Миле в лицо. Сияние камня наполнилось иссиня-черным светом, и Мила тотчас почувствовала, как голова становится тяжелой, наполняется неясным гулом и голосами, смутными и неотчетливыми. По ногам пробежала дрожь, а колени охватила странная слабость. В тот момент, когда Мила почувствовала, что начинает оседать на мостовую, с лицом Лютова произошло что-то странное. Злоба и ненависть сменились растерянностью. Он словно удивился чему-то. Опустил руку. Чары мориона тотчас отпустили Милу.

— Рем! — позвал он и велел: — Разберись с ней. Покажи ей, кто чего стоит.

Лютов отошел, пропуская вперед своего приятеля. Маленькие глазки на вытянутом лице Воронова посмотрели на Милу многообещающе. Его на редкость неприятное лицо со сросшимися на переносице густыми черными бровями и тонкогубым ртом искривилось в ухмылке. Мила пренебрежительно хмыкнула и демонстративно отвернулась от него.

— Блема хора! — в тот же миг воскликнул он, и Мила почувствовала, как щеку полоснуло болью.

Она поднесла руку к лицу и посмотрела на испачканные кровью пальцы. Мила не глядела на Воронова, но знала — прямо сейчас он ждет, когда она покажет, что ей больно, что она испугалась, боится его. Так и не удостоив Воронова вниманием, словно он был пустым местом, Мила нашла взглядом Лютова. Тот стоял в стороне, скрестив руки на груди, и наблюдал за ней, угрюмо и пристально. Мила усмехнулась.

— Что такое, Лютов? А сам? Или ты теперь только с зонтиками драться можешь?

— Блема диес! — озлобленно крикнул Воронов.

Боль хлестнула по другой щеке, заставив Милу откинуть голову в сторону. Она непроизвольно поморщилась и снова повернулась к Лютову, продолжая игнорировать его приятеля.

— Нил Лютов — гроза зонтиков! — с нарочитой иронией провозгласила она и, не удержавшись, хихикнула.

— Блема хора! — снова воскликнул Воронов, и в этот раз боль разрезала лодыжку.

Ноги Милы невольно подкосились. Она упала на колени, и лужа под ее ногами тотчас окрасилась в красный цвет. Мила наконец подняла глаза на Воронова. Тот ухмыльнулся, обрадовался.

— Сочувствую, — невозмутимо сказала ему Мила. — На такого урода, как ты, девушка обратит внимание только в том случае, если ты ее хорошенько порежешь.

Лицо Воронова исказилось в приступе бешенства.

— Блема стабилис! — сквозь рычание выкрикнул он и уже занес руку, чтобы нанести Миле еще одну рану, но внезапно рядом с ним возник Лютов и, схватив Воронова за запястье, удержал его руку в воздухе. Сгусток сияющей магии взлетел вверх и растворился без следа в небе, исчерченном дождевыми струями.

— Хватит! — приказал Лютов и грубо откинул руку приятеля в сторону.

Несколько секунд Воронов смотрел на Лютова удивленно, потом нахмурился и, не скрывая досады, сплюнул. Но, несмотря на разочарование, послушался и отошел.

Лютов повернулся к Миле и проследил, как она поднимается на ноги.

— Зонтик не забудь, — холодно сказал он, повернулся к ней спиной и, не замечая дождя, последовал за приятелем.