Качественное знание

В ИССЛЕДОВАНИЯХ ДЕЙСТВИЯ¹

Теперь, когда со дня первого вручения настоящей премии прошло 26 лет, от ее лауреатов со все усилива­ющимся интересом ждут рассказов о любых непосред­ственных контактах с Куртом Левином. В 30-е годы в Университете Беркли (я поступил туда в 1937 г.) мы знали о Левине и по-своему его чтили. Толмен широко ссылался на него в своем классическом труде 1932 г. [89] и пытался привлечь его к работе в Беркли. (Ходи­ли слухи, что администрация заставляла Толмена выби­рать среди ученых-эмигрантов между Левином и Брунсвиком.) Левин написал одну из глав «Учебника по дет­ской психологии» Мэрчисона [66], и я ознакомился с ней, когда работал с Гаролдом Джонсом. В курсе лек­ций «Современные европейские теории личности», про­читанном Эгоном Брунсвиком в 1938 г., Левин был центральной фигурой. Я, таким образом, был хорошо подготовлен к визиту Левина в Беркли летом 1939 г.

В те времена летние факультативные занятия были весьма напряженными. Левин вел два курса для стар­ших студентов — по детской психологии и по психоло­гии личности. Я посещал и тот и другой, и у меня до сих пор сохранились конспекты лекций. Это был удиви­тельный преподаватель. К тому же я имел счастье быть допущенным в узкий круг участников дискуссионного семинара по теории Левина, который вели Левин, Толмен и Брунсвик, а аудиторию составляли шесть или

_____________________________________________________________________________

¹ Выступление по случаю вручения премии Курта Левина на совместном заседании Общества психологических исследований со­циальных проблем и Американской психологической ассоциации (Нью-Орлеан, 1 сентября 1974 г.). C a m p b e l l D. T. Kurt Lewin Award Address. Society for the Psychological Study of Social Issues, Meeting with the American Psychological Association. New Orleans, Sept. 1, 1974.

семь человек, в большинстве своем аспиранты. (Мне запомнилось, в частности, что там участвовал Ричард Крачфилд.) Так что мое пребывание в роли ученика Ле­вина было хоть и кратковременным, но исключительно насыщенным. С тех пор я считаю себя отчасти левиновцем и уделяю особое внимание выявлению изоморфизма между его и другими поведенческими теориями (Campbell [13, 18]).

В те дни мы произносили его фамилию «Лювин» (Luhveén), когда же его стали звать «Левин» — в воен­ные и первые послевоенные годы, в период его работ по групповой динамике, — у меня не было с ним никаких непосредственных контактов. Тем не менее благодаря визитам Джона Хардинга я был постоянно осведомлен о работе основанного Левином центра по исследованию действий, Комитета общественных взаимоотношений, ко­торый работал в Нью-Йорке с 1944 по 1951 г., имея у себя в штате Стюарта Кука, Мортона Дойча, Айсидора Чэйна, Джона Хардинга, Клэр Зеллтиц, Мариан Радке, Гаролда Прошански, Альберта Пепитоне, Дороти Диннерстайн, Сьюзен Дери и др. При подготовке материа­лов к данному докладу Стюарту Куку, Айсидору Чэйну и Джону Хардингу пришлось изрядно потрудиться, чтобы раздобыть для меня неопубликованные отчеты Комитета об «исследованиях действия», «обследованиях опыта» («experience survey») и общественных самооб­следованиях («community self-surveys»).

Мои собственные интересы в последние годы сосре­доточены на методологии социального экспериментиро­вания, на оценивании экспериментальных программ, на трактовке социальных реформ как экспериментов (Campbell [17]). Поскольку мои занятия несут на себе печать левиновских исследований действия, я допускаю, что они оправдывают получение мной премии Курта Ле­вина. Поэтому я и выбрал для своей лекции именно дан­ную сферу и использовал в заголовке словосочетание «исследования действия», а не «оценивание программ»¹.

_____________________________________________________________________________

¹Как отмечает сам автор, данная статья не столь типична для его работы в этой области, как ему хотелось бы. Наиболее важ­ной работой в этом направлении автор считает свой неопублико­ванный доклад «Методы для экспериментирующего общества» [20]. Некоторые идеи этой работы нашли отражение и в статьях, пред­ставленных в данной книге. — Прим. ред.

* * *

Прежде чем начать, я хотел бы поделиться с вами теми чувствами, которые я испытываю в связи с пред­стоящим выступлением. Когда я около десяти месяцев назад остановился на данной теме, я полагал, что она таит в себе известное потенциальное продуктивное на­пряжение. С одной стороны, я снискал репутацию рев­ностного сторонника количественного эксперименталь­ного подхода к оцениванию программ (см., например, Salasin [79]). С другой стороны, в своих экскурсах в эпистемологию я отдавал предпочтение обыденному, ка­чественному, зависящему от контекста знанию. Случа­лось мне заниматься и антропологией, к которой я пи­тал определенные симпатии.

К несчастью, настоящий случай вызвал во мне на­пряжение, которое сохраняется до сих пор, а творческое прозрение, интегративный подход по-прежнему от меня ускользают. Проблема эта представляется мне теперь еще более важной и значительной, чем вначале. Ощуще­ние, что я вполне подготовлен к ней, исчезло. Во многих местах я натыкался на горы самым непосредственным образом относящейся к ней литературы, в которой я несведущ, и на давно поставленные проблемы, которые я еще не продумывал. Я могу лишь надеяться, что это предварительное сообщение поможет моим коллегам, работающим над данной проблемой.

* * *

В настоящее время методология оценивания про­грамм занята энергичными поисками альтернатив коли­чественно-экспериментального подхода. В академиче­ской социальной науке вновь делается упор на методы гуманитарных наук и вновь растут сомнения в приемле­мости модели естественных наук для социальных наук. В этой связи я и говорю о полярности качественного и количественного подхода, подразумеваемой в заглавии. Эти термины представляют собой сокращенные обозна­чения некоего общего содержания целого ряда частично перекрывающих друг друга понятий. Под количествен­ным имеется также в виду научный, сциентистский, естественнонаучный, naturwissenschaftlich. Под каче-

ственным понимается также гуманистический, гумани­тарный, geisteswissenschaftlich, опытный, феноменологи­ческий, клинический, исследование случаев (прецеден­тов), полевая работа, «включенное» наблюдение, оцени­вание и обыденное знание.

Хотя поначалу я буду обсуждать эти вопросы в пла­не эпистемологии и социальных наук в целом, моим главным объектом будет, в конечном счете, оценка по­следствий намеренно осуществляемых социальных ин­новаций. Я употребляю термин «знание» («knowing»), а не «оценка», чтобы указать на стремление подвести под эти вопросы эпистемологическое основание. Слово­сочетание исследования действий особенно подходит к исследованиям, сосредоточенным на сознательных по­пытках осуществить социальное действие. В том виде, в каком этот тип исследований разработали Левин и его сотрудники по героическому Комитету об­щественных взаимоотношений (Lewin [61, 62]; Luppitt, Radke [63]; Chein, Cook, Harding [31, 32]; Selltiz, Cook [84]; Cook: [33]; Harding [51]; Chein [29, 30]; Marrow [64, с. 191—218]; Selltiz [83]), он предполагал мудрое сочетание качественного и количественного подходов. Он обладал к тому же одной важной для данного кон­текста особенностью, которая не получила отражения в заглавии: разработкой процедур, посредством которых группы действия могут измерять свои собственные до­стижения (самооценка программы). По всем этим при­чинам название исследование действия лучше, чем оце­нивание программ, не говоря уже о том, что оно сим­волизирует преемственность в отношении работ Курта Левина.

Следующий далее анализ начинается с эпистемоло­гических соображений, призванных наметить какую-то единую перспективу для количественного и качествен­ного знания, согласующуюся с критическим анализом, предпринимаемым современной философией науки. Он приводит к заключению, что, выходя за пределы каче­ственного знания, количественное знание находится в зависимости от него. Эта зависимость слабо представ­лена в количественной социальной науке. Затем обсуж­даются качественные основы количественных социаль­ных наук и роль качественного знания в оценивании программ.