Сюрреалистические сюрпризы

— Быстро ты от нас уходишь…

Обращение на «ты» свидетельствовало о том, что Инесса Карповна разговаривает с Женей не как начальница, а как подруга матери, знающая Женю «еще вот такой крошечной» (ладони разводятся в стороны сантиметров на десять).

— Одиннадцать месяцев, — Женя считала время неделями и месяцами, но никак не годами. — С отпуском — все двенадцать.

— Точно надумала?

— Точно, — подтвердила Женя.

— В банке, значит, лучше, чем у нас… — Инесса Карповна недовольно поджала губы. — Чем же, интересно?

— Там больше возможностей для карьерного роста, — начала перечислять Женя, — работа более ответственная, полномочий больше, ну и зарплата…

— А у нас здесь, значит, — безответственная работа? — Инесса Карповна начала наливаться краской.

— Ну, если уж начистоту, то да, — лгать и изворачиваться Жене не хотелось. — Я только оформляю, составляю, готовлю документы, но сама ничего не решаю. А там у меня будет своя «поляна» и, вдобавок, тренинги. Я, вообще-то, планирую заняться вопросами коммуникативного взаимодействия, может, и диссертацию соберусь написать… Как-то так.

— Тебе видней, — неожиданно легко согласилась Инесса Карповна. — Мне ведь тоже когда-то было двадцать пять, и я это время еще не забыла. Все хочется попробовать, на месте сидеть скучно, хочется чего-то… Ладно, если что — приходи обратно. «Повинную голову меч не сечет» — знаешь такую пословицу?

— Знаю, — кивнула Женя, — и спасибо за приглашение, но обратно я точно не вернусь.

— Разве тебе у нас было плохо? — в голосе Инессы Карповны зазвучал металл. — Вот уж не подумала бы!

— Мне было хорошо, — улыбнулась Женя, — просто у меня принцип такой — двигаться вперед, а не назад.

— Я-то скоро на пенсию собираюсь… — многозначительно сказала Инесса Карповна.

— Кто же вас отпустит! — подпустила меду Женя. — Без вас, Инесса Карповна, здесь все наперекосяк пойдет.

— Ты давай без грубой лести! — голос начальницы еще сохранял строгость, но взгляд уже смягчился. — Незаменимых нет, и без меня здесь ничего наперекосяк не пойдет. Вон хотя бы Раису назначат… А могла бы и ты…

— Могла бы, но не хочу! — твердо сказала Женя. — Все равно с вами я не сравнюсь, нечего и пробовать.

— Ох, хитрая ты девчонка! — Инесса Карповна улыбнулась и покачала головой. — Знаешь, на какой козе меня объехать. Давай свое заявление!

Женя пододвинула к Инессе Карповне заявления, гневно отшвырнутые в сторону десятью минутами раньше. Заявлений было два — на отпуск и на увольнение по собственному желанию.

— Давно хотела спросить, а почему ты пошла в гуманитарии? — Инесса Карповна положила завизированные листы в красную папку с тисненой золотом надписью «На подпись». — Мне всегда казалось, что у тебя чисто математический склад ума.

— Где, по-вашему, должна учиться девочка, не способная постичь отличие интеграла от логарифма и путающая валентность с турбулентностью? — вопросом на вопрос ответила Женя. — Из всей физики я помню только одно — «угол падения равен углу отражения», и то благодаря тому, что это любимое присловье моей мамы, заменяющее в ее устах избитое «как аукнется, так и откликнется». Уж вы-то знаете. Такая бестолочь, как я, просто обязана была попробовать проявить себя на гуманитарном поприще.

— А музыка?

Вдобавок к общеобразовательной, Женя окончила семь классов музыкальной школы и умела играть на пианино столь же хорошо, сколь сильно ненавидела это занятие. Видимо, сказались детские комплексы — как пошла в музыкальную школу по настоянию родителей (слово «настояние» вполне можно было заменить на «принуждение»), так и проучилась в ней без всякого удовольствия.

Женя пожала плечами, намекая на неопределенность своих отношений с музыкой.

— Но психология это тоже очень интересно, — сказала она. — А склад ума у меня совсем не математический. Просто я люблю докапываться до причин.

— Ой, хорошо, что вспомнила! — Инесса Карповна наклонилась и достала из нижнего ящика письменного стола увесистую картонную папку с завязочками и положила ее перед Женей. — Знаешь, как в армии принято — тем, кто демобилизуется, командир дает последнее задание. Как закончишь — так свободен. Называется «дембельский аккорд». Вот это — твой дембельский аккорд! Жалобы, поступившие и рассмотренные в первое полугодие. Ксерокопии, не оригиналы, но тем не менее прошу вернуть в целости и сохранности. Подготовь мне по ним отчет с разбивкой по отделениям, просчитай отдельно обоснованные и необоснованные, по обоснованным дай статистику принятых мер. Вот тебе для образца прошлогодние отчеты, полугодовой и по итогам года…

Из верхнего ящика стола Инесса Карповна достала тонкую пластиковую папку красного цвета.

— Это оригиналы, — предупредила она. — С ними, пожалуйста, поаккуратнее.

«Ничего себе, жалоб за полгода», — с тоской подумала Женя, косясь на папку.

Судя по толщине папки в ней было никак не меньше трехсот листов стандартного формата, если не все четыреста. И все это «богатство» предстояло обрабатывать вручную.

— Сколько у меня времени? — обреченно спросила Женя.

— До начала отпуска.

До начала отпуска оставалось две недели. Ничего, вполне можно успеть. По графику, составленному и утвержденному в конце прошлого года, Женя должна была уйти в отпуск двенадцатого августа, но в связи с увольнением попросила отпустить ее с первого числа.

Вернувшись на свое рабочее место, Женя развязала тесемки, заглянула в папку и порадовалась тому, что жалобы были написаны на двух-трех листах. Значит — их не более двухсот. Придется, наверное, пожертвовать ближайшими выходными. Если не отвлекаться на посторонние дела, двух дней будет более чем достаточно. Нет, хватит и субботы, ведь жалобы не обязательно читать с начала до конца. Можно заглянуть в начало, чтобы узнать, о каком отделении идет речь, а потом заглянуть в подколотый сзади к каждой жалобе листочек с указанием принятых мер.

В субботу прямо с утра, благо никто не мешал — родители еще вчера днем уехали на дачу, — Женя начала разбор жалоб в прямом смысле этого слова, для начала раскладывая их по отделениям. Одну туда, другую сюда и сразу же наглядно видно, на кого жалуются чаще, а на кого — реже. В итоге на первое место вышли жалобы на реанимационные отделения (это закономерно — там лежат тяжелые больные, туда не пускают родственников, и вообще режим более «строгий», чем в целом по больнице), а меньше всего жалоб, две за полгода, написали на патологоанатомическое отделение. Одна на «нечуткость к горю» — не так ответили на вопрос, другая на то, что не отдали тело без вскрытия. Отдавать тело без вскрытия или не отдавать — решает не заведующий патологоанатомическим отделением, а главный врач, и не по своей прихоти, а руководствуясь определенными правилами, но крайним традиционно оказывается заведующий отделением.

Раскладка по отделениям много времени не заняла, но монотонность процесса немного наскучила, захотелось прочесть что-то из разобранного, вот хотя бы жалобу, озаглавленную очень нестандартно: «Крик души». Криком души жаловались на врача отделения неотложной кардиологии для больных инфарктом миокарда. Женя начала читать. Крик оказался пронзительным:

«Лечащий врач Нещаткина А. В. систематически терроризировала меня и всю нашу палату ранними приходами на обход. Так уж получилось, что все мы в палате были совами, просыпались не на рассвете, а немного позже, но Нещаткиной было не до нашего режима — она живет в своем режиме и на чужие ей наплевать. Мы неоднократно просили ее приходить позже, хотя бы в двенадцать часов, а лучше всего — после обеда, но она упорно продолжала приходить от половины десятого до десяти, ссылаясь на то, что так принято. Я понимаю, что каждому принято так, как удобно, но если врач находится на работе до четырех часов дня, а то и позже, то почему бы ему не сделать обход после полудня? Нас всех очень удивило, что заведующая отделением ответила нам теми же словами, что и лечащий врач и отказалась входить в наше бедственное положение. Когда же я спросила, а как же нам быть, нам цинично посоветовали ложиться спать пораньше…»

«Прямо вопиющий цинизм, — усмехнулась Женя. — Как можно лечь спать, всласть не наболтавшись с соседками по палате? За день в отделении происходит столько интересного…»

«Особо нас возмутило то, что рано приходил на обход даже профессор. Уж от кого, а от научных работников высокого ранга можно было бы ожидать чуткости и сострадания. Я пишу все это не для того, чтобы кого-то наказали, а для того, чтобы в наших больницах начали соблюдать биологические режимы пациентов!..»

Перебрав с десяток жалоб, лежавших верхними в стопках, Женя выудила еще одну под стать первой:

«…Лечащий врач в резкой форме сделал мне замечание на предмет выставленных на подоконнике банок с водой, которые якобы нарушают порядок, потому что мешают санитарке убираться в палате и вообще питьевую воду надо держать в закрытых емкостях. Я вразумительно объяснил, что вода стоит на подоконнике, потому что в каждой банке находится целебный минерал саньгит, аккумулирующий солнечную энергию и делающий воду живой, а живая вода должна дышать, поэтому банки не закрыты. А если какая муха туда и попадет, то ее можно просто выловить ложкой или пальцами. Живую воду муха не испортит, потому что кроме своих энергетических свойств целебный минерал саньгит обладает и дезинфицирующими свойствами. Недаром Чингисхан велел, чтобы кусок саньгита был у каждого воина, чтобы в войске не было эпидемий холеры, чумы и других антисанитарий, а тех, у кого саньгита не было, расстреливал на месте. Я объяснял очень подробно, но лечащий врач так меня и не понял и распорядился банки убрать. Оставшись без живой воды, я замедлил свое выздоровление, в результате чего у меня начались осложнения…»

Дело происходило не в психосоматике, как могло показаться на первый взгляд, а во втором травматологическом отделении. Женя представила расстрел во времена Чингисхана. Дробное позвякивание бубнов… лучники натягивают тетивы… сотник (или кто еще там?) дает команду, и негодяй, посмевший пренебречь саньгитом, падает на землю, утыканный стрелами и оттого немного похожий на дикобраза. Сюрреалистический сюрреализм, то есть — сюрреализм в квадрате.

Чтение увлекло Женю настолько, что она совсем забыла о деле. Сидела и читала одну жалобу за другой.

«…По поводу осколочного перелома верхней трети левого бедра мне провели операцию остеосинтеза с установкой пластины. Ни лечащий врач, ни заведующий отделением, ни подозрительная личность, именующая себя профессором (настоящие профессора выглядят совсем иначе), не предупредили меня о том, что пластина вызовет прерывание энергетического меридиана. А ведь должны были предупредить! Всякую хрень проговаривали по сто раз, а о таком важном моменте не сказали ни слова. В результате врачебной халатности у меня ощутимо снизилась потенция, появились боли в левом боку и поразился кариесом один из нижних коренных зубов слева. И не надо убеждать меня в том, что это совпадение, как делает мой участковый врач. Я не первый день живу на свете и прекрасно знаю, что ворон ворону глаз не выклюет, а врач всегда будет защищать другого врача, даже если они оба неправы, потому что вся медицина есть не что иное, как мафиозная структура, действующая на законных основаниях! Сразу же после того, как я встану на ноги, я пойду в суд и добьюсь компенсации за причиненные мне страдания. Как бы вам не пришлось продать один из своих корпусов, чтобы со мной расплатиться! Я всегда думал, что хотя бы у Склифософского сохранился гуманизм, о котором столько говорят, но разочаровался…»

Женя заглянула в листок с решением и прочла, что жалоба признана необоснованной. А как обстоятельно и со знанием дела написано!

Девятой или десятой по счету попалась Жене жалоба, начинавшаяся словами: «Все не слава Богу, но слава Богу, что уже все позади!» Начало заинтриговало.

«Порядки, царящие в реанимационном отделении, ошеломляют. В отделении сутками напролет горит свет, по ночам туда-сюда то и дело ходят врачи и медсестры, они, видите ли, работают, а на то, что мы спим, им наплевать. У моего соседа реанимационные мероприятия проводились с таким шумом, что я проснулся, несмотря на назначенное мне снотворное. Должен сказать, что персонал работает очень неаккуратно. Например, моего соседа били электрическим током, чтобы завести ему сердце, так сильно, что он весь подпрыгивал, и хоть бы кто придержал его за руки-ноги в этот момент…»

Даже Жене, чистейшей воды гуманитарию, было понятно, что держаться за человека, получающего электрический разряд, не следует.

«…Мониторы — это отдельная песня. Они очень громко пищат, но убавить звук никого не допросишься! В результате — один пищит, а не спят все. На мою жалобу медсестра Кашина ответила, что я еще успею выспаться. Потом она оправдывалась тем, что якобы имела в виду отделение, куда меня должны были перевести, что там будет спокойнее, но я прекрасно понял, что она желала мне заснуть вечным сном…»

«Желала мне заснуть вечным сном» — прекрасный образец того, что Женина школьная учительница литературы презрительно именовала «высоким штилем». Женя подумала, что это выражение надо запомнить и вместо грубого «чтоб ты сдох» говорить: «желаю вам заснуть вечным сном». Смысл тот же, а впечатление и послевкусие разные.

«Пользуясь тем, что в реанимацию не допускаются родственники, персонал крайне халатно относится к своим обязанностям. Вот пример — напротив меня лежал какой-то тяжелый больной, без сознания. Так вот его никто не подумал покормить с ложечки, если человек не привлекает к себе внимания, то о нем забывают… Разве так трудно взять тарелку и ложку и покормить больного человека? Или, если неохота возиться с ложкой, то хотя бы открыть рот и влить туда немного жидкой баланды, которую вы называете „столом номер один“…»[23]

Да, именно так — открыть рот и влить туда немного жидкой баланды. Чтобы пациент сразу захлебнулся.

«…Ну а отсутствие в реанимации телевизора вообще не нуждается в комментариях. Неужели никто не задумался о том, что людям для выздоровления нужны не одни лишь лекарства! Или телевизор унес к себе домой заведующий отделением? Не удивлюсь, если это так…»

Самые-самые интересные жалобы Женя отсканировала и сохранила в своем ноутбуке. Подумала, что из этого может получиться интересная статья для какого-нибудь журнала. Затем посмотрела на часы, ужаснулась, что пробездельничала столько времени, порадовалась тому, что забыла пообедать (есть надо меньше, а то незаметно набрала два лишних килограмма), и приступила к составлению отчета…

Утром в понедельник Женя шла по Садовому кольцу, щурилась на солнце, радовалась тому, что лето в этом году выдалось не таким жарким, как прошлое, и размышляла о том, хорошо ли жить там, где всегда солнечно и тепло, где всегда лето. Хорошенько подумав, решила, что, наверное, не очень — ведь если лето никогда не кончается, то, соответственно, исчезает вся радость от его прихода, от того, что вот оно сейчас — лето! Его попросту перестаешь замечать, принимаешь как данность. Нет, так, как у нас — со сменой сезонов, гораздо лучше. Не переживешь зиму — не порадуешься как следует весне и лету.

— Девушка, а где здесь клиника Склифософского? — спросила женщина с двумя большими пакетами в руках.