Путь к высотам

В последние годы возникла и развивается «акмеология» (греч. акте — вершина) — наука о формировании творчески зрелого специалиста, в рам­ках которой даже делаются попытки разрабатывать «акмеограммы специа­листа». Применяя акмеологические подходы, в том числе и к исследователям журналистики, рассматриваются вопросы о необходимых свойствах исследо­вателя и путях их развития. Многие пытались представить структуру или хо­тя бы перечислить элементы личности исследователя, подлежащие оценке, самооценке и развитию. Группировки способностей и их качественных ха­рактеристик бывают самые разные. Поэтому полнота и строгость описа­ния — будущее акмеологии. Но попытаться свести их хотя бы в простом пе­речне важно хотя бы для «самопроверки» исследователя.

Всерьез обсуждается тезис «работайте и убеждайтесь, что вы талант­ливы». Есть и доказательства. Известны факты, когда психологи у «обыч­ных» людей, погруженных в состояние гипноза, обнаружили способность изобретательно и даже талантливо решать предлагаемые экспериментатором задач, выглядевшие вначале непосильными. Отсюда следует вывод, что воз­можности каждого значительно превосходят повседневно проявляемые. Значит, есть возможность перевести латентные качества в реально сущие. Но это непростая задача. Нужны соответствующие мотивации, склонности, активное стремление — и чем они выше личностно и социально, сознатель­но связаны с «любимой» сферой деятельности, тем больше возможностей добиться значимого результата. Молодым (и не только) исследователям сто­ит помнить присловие — «каждый солдат должен носить в ранце маршаль­ский жезл». Разумеется, многое зависит и от активно-разумного отношения к окружающей научной среде. Негативного к ограничениям (стремления «поставить на место») и позитивного к развивающим требованиям («вперед и выше»!). Только и то, и другое надо правильно осознавать, чтобы выбрать путь по возможностям и интересу (правда, надо иметь в виду, что то и другое может серьезно трансформироваться в ходе работы).

Велика роль творческого уровня исследовательского окружения и — особенно — непосредственного руководителя. Ведь одни стремятся полу­чить себе простого «помощника», а другие не боятся (более того, стремятся) помочь максимальному развитию «научной смены», в предельном случае и формированию новаторски превосходящей личности исследователя.

о m

В первую очередь это вопрос о мотивациях, побудительных факторах об­ращения к исследовательской деятельности. Прежде всего — осознание по­требности в новом актуально важном знании в той или иной сфере науки о журналистики, активно переходящей в научный интерес. Если элиминиро­вать все привходящее (хотя часто и важное — забота о своем престиже ис­следователя, стремление к самоутверждению вы мире науки, конкурентную нацеленность и пр.), то остается творческая целеустремленность («не могу не искать истину»), превосходящее все остальные побуждения страстное желание познавать непознанное. Это предполагает стремление решать на­зревшие проблемы, ликвидировать лакуны в имеющемся знании, системати­зировать (а в каких-то ситуациях и перестроить) научные представления в том или ином секторе науки, притом выводя знание в сферу актуализирую­щего применения как в практике журналистики, так и в преподавание журна­листских дисциплин. И важно, чтобы эти стремления были ориентированы на такое развитие журналистики, которое способствует социальному прогрессу.

Все это проявляется в характере исследователя, предполагающем (при всем разнообразие личностных особенностей) небанальное креативное мы­шление, «энтузиазм преодоления», инициативность, самоорганизованность, работоспособность, настойчивость в достижении цели, готовность к риску и даже неудаче, способность удивляться, критичность к другим и себе, уме­ние переживать и преодолевать ошибки.

Разумеется, все это должно «ложиться» на глубокую базовую подготов­ку — владение системой знаний о современном состоянии науки и процес­сах (притом гносеологически и социально разнонаправленных) ее формиро­вания и развития в прошлом. И подготовленность исследователя должна быть широкой и разносторонней — черпать знания важно не только в сфере своей «узкой» специализации, но также и в «смежных» областях науки о журналистике. Мало того — серьезно настроенный исследователь не мо­жет не стремиться расширять свой общенаучный горизонт, поскольку иссле­дование журналистика напрямую связано с владением знаниями едва ли не из всех других областей гуманитарной (и не только) науки. Занимаясь изуче­нием, например, рекламы, как обойтись без владения знаниями в области психологии восприятия, теории искусства, логики, афористики и т.д., а так­же, разумеется, менталитета, цивилизационных свойств предполагаемой ау­дитории, ее мировоззрения и проч. Не случайно учебные планы университе­тов включают по меньшей мере три цикла дисциплин — собственно журналистские, а рядом и в связи с ними — социально-экономические и гу­манитарные. Но для исследователя — это только отправные пункты... В ка­кие области науки углубляться (геополитику или экономические учения, фи­лософию или искусствознание; а может быть не «или» а «и»), «подскажет» творчески активному ученому выбранная им проблемно-предметная сфера исследования.

Уровень реализации мотиваций и знаний зависит от одаренности иссле­дователя, его способностей, прежде всего интеллектуальных. Способнос­ти исследователя — своего рода «божья искра», но в ходе работы они мо­гут возрастать — притом в значительных размерах. Все зависит от силы мо­тиваций, развития склонностей к тому или иному типу исследовательской работы, эвристической активности, силы интуиции, последовательно кри­тичной работы с «литературой вопроса», увлеченного осмысливания эмпи­рического материала, активного характера взаимодействия с научным окру­жением, «открытости» к советам, замечаниям, «подсказкам», рефлексии, са­моанализа, внутреннего «солилоквиума», спора с самим собой и т.д. Если гениями рождаются (да и то гений требует «огранки»), то исследователь­ские способности сильно мотивированного, «открытого» для работы над со­бой исследователя со временем возрастают, поднимаясь до формирования исследовательского искусства и выявления таланта. Впрочем, и работники «средних способностей» занимают важное место в каждом научном коллек­тиве, составляя его, так сказать, подкрепляющую периферию, когда ядром оказывается высоко творческие исследователи, формирующие концепту­альные идеи.

С психологической стороны основой является поглощенность задачей, необходимость психологической устойчивости, готовность к преодолению трудностей в процессе работы, к непониманию и критике, к самоограниче­нию ради достижения цели. И сохранение состояния «холодного ума» рядом с «горячкой гончей». Для исследователя характерен повышенный уровень «непреднамеренной» сосредоточенности на объекте исследования, ведущей к суммированию всех воздействующих факторов, даже вроде бы побочных, и устойчивое сохранение этого состояния даже «на отдыхе». Это называют исследовательской «доминантой», облегчающей работу интуиции.

А затем «приведения в порядок» и развитие вроде бы самых простых пси­хологических качеств, прежде всего — перцептивной открытости, впечат­лительности, восприимчивости. Тут и внимание (главное — объем, селектив­ность, сосредоточенность, распределенность, отвлечение от постороннего при умении фильтровать информацию и вычленять главное и т.д.), сочетаю­щее холодную аналитичность и эмоциональную напряженность. Рядом — развитие восприятия и понимания (надо уметь преодолевать трудности не­обычной, непонятной терминологии, «другого» подхода, взгляда, позиции; сложной или упрощенной — с пропусками в изложении — композиционной структуры). Важен характер и уровень памяти на значащие и наряду с этим на, казалось бы, незначительные детали в «поле исследования», на имеющи­еся трактовки и др. собственные наработки и сделанное другими. При труд­ностях запоминания «всего» возникает естественная необходимость делать выписки и аналитические конспекты. Но нужно постоянно обращаться к за­писям, сохраняя в своей «оперативной памяти» наиболее важные элементы

U)

CM

со

и связи между ними (на первом этапе ассоциативные — по сходству, проти­воположности, смежности — чтобы постепенно формировалась «в голове» связная концептуальная картина изучаемого). Когнитивная психология ука­зывает также на то, что все эти качества «ложатся» на развитую и развиваю­щуюся компетентность, способность репрезентировать знания, решать про­блемы, принимать решения.

Затем важны социопсихологические свойства личности, вытекающие из осознания потребностей общества в новом знании и его применении в инте­ресах общества. Неизбежно взаимодополнение качеств интраверта (ведь не­избежно обращение к своему внутреннему миру) и экстраверта (вниматель­ного к тому, что вне него). И тут необходима прежде всего толерант­ность — внимание и понимание к думающих иначе, признание возможности других подходов и взглядов на проблему и решений ее, стремление понять гносеологические и социальные причины их. Но толерантность, настоянная на критицизме («сомневайся во всем») как к другим, так и к себе (интро­спекция), умении ставить вопросы, способности к анализу, настроенности на конструктивную дискуссию, готовности и умении отстаивать свою позицию и вместе с тем к ее трансформации, если в споре «сторон» доказаны неточ­ности того или иного характера. Принципиальность исследователя, база его мужества в борьбе за истину, несовместима как с догматическим упрямством, так и с мягкотелой уступчивостью настойчивому оппоненту (даже если это руководитель), конформистским пиететом к авторитетам. Важен «пафос дис­танции». Но при этом «чистый» нонконформизм неконструктивен и часто ве­дет в тупик. Позитивно недовольство собой, смелость признания недостаточ­ности теоретических, методологических, эмпирических знаний, что способ­ствует освобождению от стереотипов, предубежденности и порождает инициативность в научном поиске, «открытость» к новым решениям. И со­хранение «детского» любопытства и склонности к «игре». Но теперь к конст­руктивной «игре ума», хотя и с «детским» вниманием к необычному и готов­ностью признать необычное «нормальным». Обращать внимание на не при­влекшие других «детали» и «подробности» и стремление разглядеть в них то, что даст основание нового или обновленного подхода, — существенный при­знак творческого мышления. Мышление исследователя предполагает гиб­кость ума, умение менять подходы и искать нетрадиционные решения, разви­вать остроумие (искать скрытые связи и необычные ассоциации), переносить неудачи, преодолевать уныние, находить выход из тупиковых ситуаций.

Все это — начатки творческого мышления, базирующегося на свойствах интеллекта, уровень развитости и «натренированности» которого опреде­ляет меру созидательной, креативной «мощи» исследователя и, соответст­венно, результатов исследования. Интеллект — это не запас знаний (важ­ный, но недостаточный элемент творчества), а умственное развитие личности, способность решать творческие задачи дедуктивным и индуктивным

путем, средствами абстрагирования и обобщения. Огрубленно — сообрази­тельность, гибкость ума, умение «собирать» детали и видеть целое, остро­умие как способность к сближению «делековатого», способность, натолкнув­шись на «завалы», разбираться в них. Тут важны такие качества как свежесть подхода, комбинаторика, непредвзятость, конструктивность, умение отби­рать существенное, собирать в целое, видя и анализируя различные возмож­ности конфигурации этого целого в зависимости от выбираемых ключевых признаков. И умение сомневаться даже в том, что кажется очевидным.

Так формируется «транслиминарный» (не ограниченный жесткими рам­ками и привычными стереотипами) ум, готовый к творческому прорыву на основе развитой фантазии, который невозможен без «crazy quality» — «су­масшедших» идей исследователя, демонстрирующих смелость поиска и уме­ние идти «против течения». Ведь на пути творческого решения надо преодо­левать барьер привычного.

Обычно первые шаги исследователя связаны с созерцательно-чувствен­ным подходом, фиксирующим внешние свойства изучаемого явления. Затем проявляется рассудочное, «полу»-творческое использование ранее «нара­ботанных» схем, оперирование устоявшимся, кажущимся незыблемым зна­нием и формально-дискурсивным использованием методологического аппа­рата в постановке и решении задач по расширению, а не углублению знания. А от него важен переход на разумное мышление (рассудок — предпосылка разума, и разум невозможен без рассудка) — творчески активное на базе гибкого использования методологии, адекватной проблеме и предмету ис­следования, причем с явным привлечением фантазии, активной «работой» творческого воображения при латентном участии интуиции. Только на этом пути возможно проникновение в «неявленные» другим стороны предмета и движение к пониманию «вещи в себе», сущности изучаемого. Одаренные исследователи гибко сочетают все три эти формы, используя каждую в над­лежащем случае.

При этом исследователю на каждом этапе деятельности необходима ра­циональность — притом в разных проявлениях. Прежде всего это рацио­нальность самого исследователя — выбор, принятие и осуществление такой исследовательской парадигмы, использование которой ведет к верным ре­шениям проблемы. От этого, затем, зависит «предметная рациональность» — обнаружение и «вышелушивание» рациональных, существенно значимых сторон изучаемой проблемной ситуации и ее субъектов — действующих лиц, даже если они субъективно ведут себя иррационально, не осознавая смысла и значения своих поступков. Наконец, это рациональность осознания «сви­детельств» как тех современников и/или участников «проблемной ситуа­ции», кто в дневниках, записках, письмах, показаниях, других документаль­ных свидетельствах так или иначе (в сложном переплетении объективного и субъективного) повествовал о предметной сфере исследования, так и тех,

кто позднее обращался к ней (это не только исследователи, но также и обще­ственные деятели, политики, писатели, потомки участников событий и т.д.). А для этого важно ощущать себя «внутри» рассматриваемой «про­блемной ситуации». Это означает, что исследователю важно обладать спо­собностью к «перевоплощению», чтобы осознавать себя как бы участником журналистской деятельности прошлого или настоящего. Притом в разных ка­чествах — владельца, редактора, автора («своего» и «других» СМИ в их кон­кретных отношениях), социальной среды того времени (законодательства, властей и их отношения к СМИ) и т.д. При этом надо владеть «литературой вопроса» — подходами и интерпретациями других исследователей (если, ра­зумеется, имеются соответствующие работы). И, «отстраняясь» от них, на ос­нове конструктивной критики формировать свой подход и решение, в кото­ром будет не «голое отрицание», а новое, более адекватное решение, вовсе не исключающее включения трансформированных «заимствований». А так­же, разумеется, быть готовым к дискуссии и отстаиванию своего взгляда и возможному его изменению на основе конструктивного принятия серьез­ных возражений и предложений.

Особую сферу менталитета исследователя составляет система его этиче­ских представлений и принципов. Конечно, для исследователя важно зна­ние, владение и следование общим этическим нормам. Специально же следу­ет обратить внимание на две области проявления этических принципов.

Первая — строгое отношение к целевым установкам исследования. Наука должна служить прогрессу журналистики как института демократии. Значит, важно ставить такие проблемы, решение которых актуально для ее развития. И это касается и теории, и социологии, и истории. Для теоретика, занимаю­щегося, скажем, проблемами свободы и знающего, как сложна проблема и как много интерпретаций ее имеется, важна устремленность к объективно­му анализу, который неизбежно содержит этический «заряд» — настроен­ность на создание концепции, которая поможет журналистам быть макси­мально свободными в служении «добру, истине и справедливости». А отсюда и этическая обязанность противостояния взглядам, открыто или скрытно уравнивающим свободу и произвол. Анализ же различных подходов к взаи­модействию с аудиторией («лобовому», «хвостистскому», «манипулятивно-му» и др.) не может не основываться на этическом требовании служить гума­нистическому и демократическому развитию аудитории, а не подчинению ее поверхностным запросам, ложным потребностям (часто сформированным в зависимости от «частных» интересов учредителя или владельца СМИ). Со­ответственно изучение «грязных» технологий в рекламе и PR не может быть объективистски-констатирующим — этично только противостояние им и формирование таких представлений в журналистских кругах, которые от­вратят от «грязи» (хотя «заказчики» исследований часто хотят обратного). Точно так же и в социологии: этика исследователя требует противостояния

«неадекватному» заказу и объективистскому подходу, а тем более субъекти­вистской интерпретации данных исследования. То же требование и к истори­кам — изучение исторического наследия должно обогащать современных журналистов, помогать им познавать, осваивать и использовать позитивный опыт прошлого и отвергать негативный.

Вторая — строгая этичность в отношениях с коллегами-исследователя­ми. Известно, что даже в самой хорошей работе объем оригинального, со­бранного и обработанного самим исследователем, материала в редких случа­ях превышает 20%. Остальное — своего рода «заимствование» из других работ. Прямые заимствования фактов и положений, с которыми автор согла­сен, требуют точной отсылки (цитирования с указанием источника). Особая осторожность требуется, когда в исследовательской работе автор вступает в полемику — недопустимо прибегать к вырванным из контекста цитатам, в результате этого возникает «выгодная», но произвольная интерпретация. Честная полемика предполагает максимальную точность понимания позиции оппонента и уважительное отношение к ней (если это, конечно, не грубая по­делка). Указания на фактические неполноту и неточности, нарушение логи­ки, неточности и ошибки должны быть корректными при всей прямоте суж­дений. Тогда же, когда очевидны софистические «ходы», различного рода сознательные извращения и умолчания, неизбежным оказывается некоторое «повышение тона» критики.

Только в учебных пособиях и учебниках можно обойтись без цитирова­ния, но изложение заимствований должно быть трансформированным, чтобы не было подозрения на плагиат. И лучше снабдить публикацию списком ис­пользованной литературы (который может быть также и в «Программе кур­са», по которой написано пособие или учебник).

(Л

3. ФОРМИРОВАНИЕ НАУЧНОЙ ПАРАДИГМЫ ИССЛЕДОВАТЕЛЯ

Для ученого, к какому бы типу исследователей он ни относился и какого бы уровня и характера исследования ни вел, важно «освоиться» в сложной системе методологического знания. Начальные уроки он (будучи студентом) получает в ходе обучения, затем (в магистратуре и аспирантуре, если ведут­ся соответствующие занятия) формируется общая методологическая подго­товленность в конкретной сфере науки, а в процессе самостоятельных ис­следований на базе уже накопленных базовых знаний и, частично, опыта необходимо каждый раз проходить этап методологической подготовки к конкретному исследованию.

В последние десятилетия систему методологических знаний и подходов все чаще стали называть научной парадигмой исследователя (греч. рага-deigma — образец, модель, способ подхода), которая свойственна исследо­вателю, — это социокультурные основания, диспозиция его научного мышле­ния, основы «стиля» (в широком смысле) работы.

Научная парадигма включает по крайней мере три области методологиче­ского знания.

Во-первых, это «опорная» система знаний о журналистике как сфере ис­следования. При формировании методологических основ своего научного исследования необходимо ясное представление о достигнутом знании сущ­ности и основном корпусе понятий (лучше сказать — категорий) журналис­тики, о состоянии той конкретной сферы науки, в которой он намерен вести исследования (притом в единстве теоретического, исторического и социоло­гического с акцентом, разумеется, на «свой» аспект). Важно освоиться в «ла­кунах», противоречиях, несогласованности, которые неизбежны в науке. На­пример, при «выходе» на типологические исследования (а работ в этой сфере и общетеоретических, и конкретно-практических множество) стоит поставить перед собой вопрос, чем отличаются и как соотносятся типология и классификации, «идеальный тип» и «реальный тип», каково «пространст­во» и иерархия типообразующих факторов, формы их проявления и т.д. И выработать свои концептуальные представления (возможно, отличающие­ся от чуть ли не общепринятых) становящиеся базовыми для конкретного ис­следования, которые называют либо «теорией среднего уровня» либо «дис­циплинарной матрицей».

При этом, конечно, исследователю в силу широкой и глубокой вовлечен-

|| ности журналистики практически во все сферы жизни социума при форми-

vo ровании его научной парадигмы приходится овладевать знаниями в «смеж-

^ГГ| ных» областях. Тому, кто изучает политическую журналистику, естественно

проникновение в мир научного знания и практического действия по имени

«политика». То же для тех, кто в центр внимания ставит экономические отно­шения или процессы в сфере культуры, права, этики или религиозно-церков­ные проблемы. Когда же исследование имеет социально-универсальную на­правленность, всем занятым в нем необходима релевантная система знаний. А то, что наука о журналистике относится к «филологическим наукам» вовсе не предполагает соответствующих ограничений в подготовке исследователя. Правда, иногда вносит в его менталитет ошибочные представления.

Во-вторых, ему нужны широкие социально-философские знания, сло­жившиеся в систему личных мировоззренческих ценностей и установок. Гно­сеологически и идейно-политически они могут быть очень разными (диалек-тико-материалистическими или объективно-идеалистическими; либераль­ными или социалистическими, коммунистическими или консервативными и т.д.). Но поскольку социально-философские позиции исследователя опре­деляют принципиальные ориентиры в понимании истории и современности и, будучи «переведены» в методологическую плоскость, задают подходы к избранной предметной сфере, важно серьезно отнестись к своей социаль­но-философской базе.

И лишь затем, в-третьих, следует обращаться к изучению системы знаний по общенаучной методологии (методы, методики, процедуры, техника иссле­дования), притом в конкретных формах применения к специфически журна­листским объектам исследования.

Такая методологическая подготовленность впоследствии, при организа­ции конкретного исследования послужит надежной базой дополнительной подготовки, что в итоге дает тот или иной уровень обеспеченности «методо­логическим вооружением» для постановки и решения реальных практичес­ких задач исследования в специфической проблемно-тематической сфере.

В целом структуру научной парадигмы можно представить так:

научно-журналистские знания

мировоззренческие ценности и установки

общенаучные методы, методика, техника

Часто особенности научных парадигм, принятые в исследовании, обозна­чают как рабочие «теории среднего уровня». С таким подходом можно бы­ло бы согласиться, если бы они были действительно только «рабочими», | а потому и основывающимися на общей «высокой» теоретической концеп- ^ ции, а в ходе и результате исследования становящейся более продвинутой "^ и отвечающей «реалиям». Однако, к сожалению, это не так. Различные

Оо m

«рабочие парадигмы» бывают слишком субъективны, удаляются от «высо­кой» теории и имеют тенденцию к консервации.

Отсюда вытекает важное требование к исследователям — не догматизи­ровать свою в начале принятую парадигму (во всех трех сторонах: теорети­ко-журналистской, социально-философской, методолого-гносеологичес-кой), проводить «ревизию» всех накоплений на основе изучения новых на­работок в этой сфере и «освежать», пополнять, модифицировать свою пара-дигмальную базу. Это неизбежно и плодотворно: при каждом новом повороте в жизни и науке возникают кризисы — осознаются недостатки, не­точности, противоречия, в сложившейся ранее парадигме, мера ее примени­мости/неприменимости в данных условиях. И важно в связи с этим на осно­ве критического анализа парадигмальной системы (своей и других исследо­вателей) двигаться в сторону все большей объективности подходов к изуча­емой предметно-проблемной сфере в журналистике.

Принципиально важно, чтобы научная парадигма была целостной, сба­лансированной, внутренне связанной и открытой для перемен.

Это существенно как для начинающего исследователя (в том числе и сту­дента), так и для опытного работника исследовательской сферы. Но очевид­на и разница. Начинающий исследователь чаще всего находится под силь­ным воздействием сложившейся парадигмы (тем более исповедуемой и предлагаемой руководителем), причем, конечно, уровень владения ею обычно невысок, нося в некотором смысле «ученический» характер. Опыт­ный, тем более талантливый исследователь, с одной стороны, хорошо «осво­ился» в сложившейся парадигме, а, с другой, в большей или меньшей мере склонен к критическому отношению к каким-то ее сторонам, а иногда и к са­мой системе. Это нормально. Иное состояние научно-исследовательского менталитета — путь к догматизму, что серьезно блокирует успешную (то есть новаторскую) работу исследователя.

Особенно важно творческое, антидогматическое отношение к сложившей­ся парадигме в условиях кризиса в развитии науки и/или динамических из­менений в самой журналистике. Кризис проявляется как осознание недоста­точности, неточности, неприменимости принятой парадигмы в изменившейся ситуации (в науке или журналистике). Кризис может носить частный характер, когда назрела необходимость перемен в парадигме применительно к отдель­ной сфере знания о журналистике (например, при необходимости изменения отношения к идеологии либерализма и либеральной журналистике). Кризис может быть и системным, возникающим в условиях объективной необходимо­сти кардинальных изменений в принципиальных подходах к журналистике.

Не случайно же говорят, что в науке (любой) время от времени происхо­дят «научные революции», которые протекают, впрочем, нередко эволюци-онно и которые вовсе не обязательно сметают с лица земли старые парадиг­мы. Что-то действительно отбрасывается, что-то модернизируется, что-то

трансформируется, а что-то и сохраняется. Эта «разборка» — самое трудное. Иначе говоря, это не значит, что «старая» парадигма отбрасывается и фор­мируется абсолютно «новая». Не случайно те исследователи, которые совер­шали революционные изменения в науке, утверждали, что они «стояли на плечах гигантов», имея в виду сложившиеся в прошлом знания и методы, ко­торые признавались нередко «частным случаем», «исторически необходи­мым этапом» и т.д.

В разные эпохи господствовали разные «стили» научного мышления. Не отвергая ни один, беря и критически перерабатывая позитивное в каж­дом, важно думать о релевантности отбираемого. В наше время исследовате­лям стоит обдумать подходы постмодернизма, распространяемые в искусст­ве и науке. Считается при этом, что постмодерн — это общая характеристика эпохи современного хаоса, когда отдельный человек и все общество дезин­тегрировано, атомизировано, потеряло чувство реальности, погребено под обломками прошлого и не видит «света в конце туннеля». Отсюда — очень сложные процессы в познании, замешанные на индетерминизме, «логике не­логичности» и др. свойствах. Но серьезно обдумывающие ситуацию специа­листы обращаются к идеям синергетики (теории самоорганизации и коэво­люции сложных систем), на основе которых можно говорить, что под воздействием ряда механизмов развития из хаоса будет формироваться со­стояние устойчивого развития. Так что при формировании научной парадиг­мы современности по необходимости будет что-то принято и из идей постмо­дернистской постнеклассической науки.

Правда, психологически (особенно для негибкого ума) легче либо следо­вать уже сложившейся парадигме, либо вовсе отказаться от предыдущей и, сбросив ее с «рабочего стола», строить новую парадигму с «чистого листа». Но обычно в этом случае базой оказывается совокупность постулатов, произ­вольно принятых исследователем и плохо отвечающих потребностям разви­тия науки. Еще хуже, если это «чистый» постмодернизм, субъективистский волюнтаризм.

Поэтому важно, чтобы принятая научная парадигма была заведомо и со­знательно «открытой» для перемен, изменений, дополнений. Это результат здорового самосознания исследователя, постоянно критически осмысливаю­щего свою позицию, сравнивающего ее со взглядами других ученых, их поис­ками и находками, ведущего постоянный солилоквиум, диалог с сами собой, а также и коллоквиум с «товарищами по цеху».

Научная парадигма претерпевает того или иного объема и характера пе­реструктурирование при организации и проведении конкретного исследова­ния. Результаты успешного исследования так или иначе влияют на развитие научной парадигмы ученого, причем иногда решительно, что приводит к «на­учным революциям». Научные революции неизбежны, хотя не всегда их результаты адекватны необходимости. И вряд ли справедливо мнение, что

в результате «научной революции» исследователь входит в «иной мир». Ско­рее все же он «иначе видит мир» своего исследования.

Следует подчеркнуть, что разные исследователи следуют разным пара­дигмам (притом часто, к сожалению, представляющим собой некий эклектич­ный, порой очень неполный, «набор» взглядов, хотя крайне важна целостная, системная их организация).

И нельзя не огорчаться тому, что «методологическая критика» в науке о журналистике в явном виде практически не существует, проявляясь лишь попутно, особенно при полемических схватках. А могла бы сыграть очень важ­ную роль в становлении современной методологии изучения журналистики. Однако часто неосознаваемым, но постоянно работающим будет при этом та научная (а может быть и ненаучная) парадигма, с которой исследователь при­ступил к работе. А эти парадигмы различаются даже у исследователей, рабо­тающих бок о бок. И поэтому одна за одной на полку встают книги (даже име­ющие гриф учебника!), в которых разнятся представления о многих сторонах закономерностей СМИ, в том числе о «журналистском материале (тексте)» и уж тем более о наборе и специфицирующих характеристиках жанровых групп и отдельных жанров. Все это приводит к мысли и о неразвитости, даже слабости научной критики, о невнимании одних исследователей к подходам и аргументам других при продолжающихся творческих поисках и т.д.

Любопытно напомнить, что исследователи публицистики (а выпущено ими в итоге десяток книг) практически не дискутировали друг с другом, а вы­двигали свои концепции на основе субъективно сформулированных пара­дигм. То же происходит в наше время с общей теорией журналистики. Нор­мальный же путь — поиск «полей сходства», а «области несходства» — сфера открытой дискуссии. Например, существует несколько концептуаль­ных подходов к частной, но очень важной проблеме сущности «манипуля­ции». Но одни безоговорочно считают манипуляцию нормальным средством взаимодействия с аудиторией, другие так же безапелляционно считают ма-нипулятивное воздействие средством дезинформации. А дискуссии в поис­ках истины нет... Каждый придерживается своей точки зрения и не обраща­ет внимания на другую. Или — хуже того — без доказательств, с пренебрежением отвергает ее.