Кризис феодально-крепостнической системы в сельском хозяйстве

1.38. С 20-х гг. XIX в. в России усиленно росли сельскохо­зяйственные общества, появилась обширная агрономиче­ская литература. Все новое в сельском хозяйстве за границей в России обсуждается и пропагандируется. Здесь испытыва­ются новинки европейской сельскохозяйственной техники. В ряде городов появляются сельскохозяйственные выставки. Некоторые помещики вводят научные севообороты, раз­водят породистый скот, устраивают в именьях мастерские по изготовлению машин. В тамбовском имении помещика Гагарина действовала паровая машина, которая молотила, веяла и сортировала по 200 копен пшеницы в день.

Однако новая техника оставалась делом энтузиастов. Один помещик писал: «Если весь хлеб обмолотился с осени, то что же будут делать крестьяне и их жены зимой? Моло­тильная машина стоит денег, требует ремонта и содержа­ния лошадей, а работа крестьян ничего не стоит». Именно то обстоятельство, что работа крепостных ничего не стоила помещику, делало невыгодным применение машин.

1.39. Сельское хозяйство из натурального, каким ему положено быть при чистом феодализме, становится все более товарным. В середине XIX в. товарность земледе­лия достигла 18%. Но рост товарности означал увеличение ренты. При натуральном хозяйстве рента была ограни­чена естественными пределами потребления феодала и его челяди. А для продажи требовалось больше продукции, чем для собственного потребления: теперь дополнительная продукция обеспечивала деньгами. Втянувшись в товарно- денежные отношения, помещики настолько увеличили эксплуатацию крестьян, что вывели ее за рамки феода­лизма.

На черноземном юге барщина иногда увеличивалась настолько, что не оставляла крестьянину времени для работы в своем хозяйстве. Тогда помещик переводил крестьян на месячину, т.е. принимал на себя их содержание, выда- иая ежемесячно продукты питания. Поскольку крестьянин в этом случае уже не вел хозяйства, то такая эксплуатация не могла считаться феодальной. Это уродливая, смешанная i юлуфеодальная-полукапиталистическая форма.

В северных районах страны, где преобладал оброк, поме­щики увеличивали его. За первую половину XIX в. средний размер оброка вырос в два-три раза. Такого роста крестьян­ское хозяйство обеспечить не могло. Теперь крестьяне все чаще занимались промыслами, нанимались в промышлен­ность и оброк платили не столько из доходов от сельского хозяйства, сколько из неземледельческого заработка. Но вычет из промышленного заработка не может считаться феодальной рентой. Однако такое усиление эксплуатации крестьян не давало помещикам требуемого экономического аффекта. Крепостной труд на барщине был непроизводи­тельным: крестьянин не был заинтересован в результатах этого труда. Как писал один помещик, на барщине «...кре­стьянин выходит на работу как можно позже, работает как можно меньше и отдыхает как можно больше». По подсче­там статистиков того времени, наемный труд в сельском хозяйстве был в шесть раз производительнее крепостного. И поэтому помещичьи имения без крепостных в чернозем­ной полосе при продаже оценивались дороже, чем с кре­постными. Оброк тоже не стимулировал развития сельского хозяйства. Поскольку рента в России не была регламенти­рована, крестьянин знал, что с увеличением его доходов помещик увеличит оброк и дополнительный доход будет снимать оброком.

Видя недостатки барщины и оброка, помещики начали применять и наемный труд. В степях юга России, где поме- В1ики увеличивали товарное производство пшеницы, своих крепостных им для этого уже не хватало. И к началу жатвы сотни тысяч крестьян с косами из северных губерний начи­нали наниматься для уборки урожая. Наем теперь был постоянным явлением и в других губерниях, часто приобре­тая уродливые полуфеодальные формы. Например, теперь зажиточные крестьяне уже сами не ходили на барщину, а нанимали вместо себя других. Иногда помещик соби­рал со своих крепостных оброк деньгами, а на эти деньги нанимал их же в качестве наемных рабочих. Рост наемного труда тормозил недостаток наемных рабочих в условиях крепостничества. Поэтому и рождались такие смешанные, уродливые формы найма.

1.40. Развитие товарно-денежных отношений подрывало монополию дворян на землю. Если прежде иметь землю в собственности могли только дворяне, то в начале XIX в. было разрешено землевладение недворян. С 1801 г. допу­скалась свободная торговля землей без крепостных. Земля превратилась в товар. Имения разорявшихся поме­щиков начали скупать купцы и разбогатевшие государ­ственные крестьяне.

В таких капиталистических, по существу, явлениях, как рождение новой техники, рост товарности, наемный труд, непомещичье землевладение и выражался прогресс в сельском хозяйстве. Но их развитию мешала феодально- крепостническая система, поэтому прогрессивные явления приобретали уродливую полуфеодальную форму.

В этих условиях наиболее дальновидная часть дворян­ства начинает понимать, что крепостное право тормозит раз­витие хозяйства России. Наиболее радикально выступали против крепостничества дворянские революционеры — декабристы. И не только они. Из журналов, издаваемых в 30—40-е гг. XIX в., можно сделать вывод, что необхо­димость ликвидации крепостного права была очевидна всем — об этом открыто писали. В первые годы XIX в. в письменных столах крупнейших сановников лежали про­екты ликвидации крепостного права. Все ждали сигнал царя, чтобы представить эти проекты на конкурс. Проект был даже у реакционера Аракчеева¹. Правда, он составил свой проект по приказанию царя.