Москва должна говорить громко, если она хочет, чтобы ее услышал

Владивосток. Так говорит Сталин со своим народом. Как видите, его речи очень

обстоятельны и несколько примитивны; но в Москве нужно говорить очень громко

и отчетливо, если хотят, чтобы это было понятно даже во Владивостоке.

Поэтому Сталин говорит громко и отчетливо, и каждый понимает его слова,

каждый радуется им, и его речи создают чувство близости между народом,

который их слушает, и человеком, который их произносит.

Политический деятель, а не частное лицо. Впрочем, Сталин, в

противоположность другим стоящим у власти лицам, исключительно скромен. Он

не присвоил себе никакого громкого титула и называет себя просто Секретарем

Центрального Комитета. В общественных местах он показывается только тогда,

когда это крайне необходимо; так, например, он не присутствовал на большой

демонстрации, которую проводила Москва на Красной площади, празднуя принятие

Конституции, которую народ назвал его именем. Очень немногое из его личной

жизни становится известным общественности. О нем рассказывают сотни

анекдотов, рисующих, как близко он принимает к сердцу судьбу каждого

отдельного человека, например, он послал в Центральную Азию аэроплан с

лекарствами, чтобы спасти умирающего ребенка, которого иначе не удалось бы

спасти, или как он буквально насильно заставил одного чересчур скромного

писателя, не заботящегося о себе, переехать в приличную, просторную

квартиру. Но подобнее анекдоты передаются только из уст в уста и лишь в

исключительных случаях появляются в печати. О частной жизни Сталина, о его

семье, привычках почти ничего точно неизвестно. Он не позволяет публично

праздновать день своего рождения. Когда его приветствуют в публичных местах,

он всегда стремится подчеркнуть, что эти приветствия относятся исключительно

к проводимой им политике, а не лично к нему. Когда, например, съезд

постановил принять предложенную и окончательно отредактированную Сталиным

Конституцию и устроил ему бурную овацию, он аплодировал вместе со всеми,

чтобы показать, что он принимает эту овацию не как признательность ему, а

как признательность его политике.

Один тост в кругу друзей. Сталину, очевидно, докучает такая степень

обожания, и он иногда сам над этим смеется. Рассказывают, что на обеде в

интимном дружеском кругу в первый день нового года Сталин поднял свой стакан

и сказал: "Я пью за здоровье несравненного вождя народов великого,

гениального товарища Сталина. Вот, друзья мои, это последний тост, который в

этом году будет предложен здесь за меня".

Откровенность и простота. Сталин выделяется из всех мне известных

людей, стоящих у власти, своей простотой. Я говорил с ним откровенно о

безвкусном и не знающем меры культе его личности, и он мне также откровенно

отвечал. Ему жаль, сказал он, времени, которое он должен тратить на

представительство. Это вполне вероятно:

Сталин - мне много об этом рассказывали и даже документально это

подтверждали - обладает огромной работоспособностью и вникает сам в каждую

мелочь, так что у него действительно не остается времени на излишние

церемонии. Из сотен приветственных телеграмм, приходящих на его имя, он

отвечает не больше, чем на одну. Он чрезвычайно прямолинеен, почти до

невежливости, и не возражает против такой же прямолинейности своего

собеседника.

Сто тысяч портретов человека с усами. На мое замечание о безвкусном,

преувеличенном преклонении перед его личностью, он пожал плечами. Он извинил

своих крестьян и рабочих тем, что они были слишком заняты другими делами и

не могли развить в себе хороший вкус, и слегка пошутил по поводу сотен тысяч

увеличенных до чудовищных размеров портретов человека с усами, - портретов,

которые мелькают у него перед глазами во время демонстраций. Я указываю ему

на то, что даже люди, несомненно обладающие вкусом, выставляют его бюсты и

портреты - да еще какие! - в местах, к которым они не имеют никакого

отношения, как, например, на выставке Рембрандта. Тут он становится

серьезен. Он высказывает предположение, что это люди, которые довольно

поздно признали существующий режим и теперь стараются доказать свою

преданность с удвоенным усердием. Да, он считает возможным, что тут

действует умысел вредителей, пытающихся таким образом дискредитировать его.

"Подхалимствующий дурак, - сердито сказал Сталин, - приносит больше вреда,

чем сотня врагов". Всю эту шумиху он терпит, заявил он, только потому, что

он знает, какую наивную радость доставляет праздничная суматоха ее

устроителям, и знает, что все это относится к нему не как к отдельному лицу,

а как к представителю течения, утверждающего, что построение

социалистического хозяйства в Советском Союзе важнее, чем перманентная

революция.

Партийное постановление. Впрочем, партийные комитеты Москвы и

Ленинграда уже вынесли постановления, строго осуждающие "фальшивую практику

ненужных и бессмысленных восхвалений партийных руководителей", и со страниц

газет исчезли чересчур восторженные приветственные телеграммы.

Великая цель. В общем и целом новая демократическая Конституция,

которую Сталин дал Советскому Союзу, - это не просто декорация, на которую

можно посматривать, высокомерно пожимая плечами. Пусть средства, которые он

и его соратники применяли, зачастую и были не совсем ясны - хитрость в их

великой борьбе была столь же необходима, как и отвага, - Сталин искренен,

когда он называет своей конечной целью осуществление социалистической

демократии.

Глава IV. НАЦИОНАЛИЗМ И ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ

Статья Конституции. "...Какое бы то ни было прямое или косвенное

ограничение прав или, наоборот, установление прямых или косвенных

преимуществ граждан в зависимости от их расовой и национальной

принадлежности, равно как всякая проповедь расовой или национальной

исключительности, или ненависти и пренебрежения - караются законом", -

гласит 123-я статья Советской конституции.

Национальная проблема. Глава 2 Конституции - Государственное устройство

- перечисляет множество национальностей, и, когда на московском съезде

видишь перед собой всю эту разнообразную массу голов - грузинских,

туркменских, узбекских, киргизских, таджикских, калмыцких, якутских,-только

тогда становится ясно, какую непомерно трудную задачу представляла проблема

объединения этих национальностей под знаком серпа и молота. На разрешение

национальной проблемы Союзу понадобилось некоторое время. Но теперь он ее

окончательно урегулировал; он доказал, что национализм с интернационализмом

сочетать возможно.

Разрешение этой проблемы. Когда в 1924 году Сталин заявил о том, что

русский крестьянин несет в себе возможность социализма, то есть, другими

словами, мог бы, сохраняя свою национальность, стать интернациональным, он

был высмеян своими противниками, объявившими его утопистом. В настоящее

время практика доказала правильность сталинской теории: крестьяне - от

Белоруссии до Дальнего Востока - приобщены к социализму. Любовь советских

людей к своей родине не уступает любви фашистов к их родине; но тут любовь к

советской родине, а это означает, что любовь эта зиждется не только на

мистическом подсознании, но что она скреплена прочным цементом разума.

Великий практический психолог Сталин совершил чудо, заставив служить целям

интернационального социализма патриотизм множества народов. Ныне это стало

действительностью: жители отдаленных сибирских поселений воспринимают

нападение Германии и Италии на Испанскую республику с таким возмущением, как

будто это касается их непосредственно. В каждом доме Советского Союза висит

карта Испании, и я сам видел, как в районах вокруг Москвы крестьяне

оставляли работу и отказывались от еды, чтобы успеть на радиопередачу о

событиях в Испании. Советскому Союзу удалось пробудить даже у сельского

населения, при всем его национализме, чувство международной солидарности.

Национальное по форме, интернациональное по содержанию. Сталинская

формула-культура, "национальная по форме, интернациональная[3] по

содержанию" - в настоящее время проведена в жизнь. Социализм проявляется в

Союзе на многих языках и в разнообразных формах, национальных по выражению и

интернациональных по существу. Национальные особенности автономных республик

- язык, искусство, фольклор всякого вида бережно и с любовью охраняются;

народам, понимавшим до сих пор только устное слово, дали письменность. Везде

созданы национальные музеи, научные институты для изучения национальных

традиций, национальные оперные и драматические театры, стоящие на высоком

уровне. Я видел восторг, с которым москвичи - люди, искушенные в театральных

зрелищах, принимали грузинскую оперу, которая шла в их Большом театре.

Разрешение еврейского вопроса. В том, насколько здорова и действенна

национальная политика Советского Союза, меня лучше всего убедил примененный

Союзом метод разрешения трудного, казавшегося неразрешимым, еврейского

вопроса. Царский министр Плеве, по его собственным словам, не мог придумать

иного выхода, как только принудить одну треть евреев к обращению в

христианство, другую треть - к эмиграции, а третью - к вымиранию. Советский

Союз нашел другой выход. Он ассимилировал большую часть своего

пятимиллионного еврейского населения и, предоставив другой части обширную

автономную область и средства для ее заселения, создал себе миллионы

трудолюбивых, способных граждан, фанатически преданных режиму.

Удовлетворенность евреев. Я сталкивался в Советском Союзе со многими

евреями из различных кругов и, интересуясь положением еврейского вопроса,

подробно беседовал с ними. Исключительные темпы производственного процесса

требуют людей, рук, ума; евреи охотно включились в этот процесс, и это

благоприятствовало их ассимилированию, которое в Советском Союзе шагнуло

гораздо дальше, чем где бы то ни было. Случалось, что евреи говорили мне: "Я

уже многие годы не думал о том, что я еврей; только ваши вопросы снова

напоминают мне об этом". Единодушие, с которым евреи, встречавшиеся мне,

подчеркивали свое полное согласие с новым государственным строем, было

трогательно. Раньше их бойкотировали, преследовали; они не имели профессии,

жизнь их не имела смысла, - теперь они крестьяне, рабочие, интеллигенты,

солдаты, полные благодарности новому порядку.

Еврейские крестьяне. Необыкновенна жадность, с которой евреи, долгие

годы оторванные от земледелия, бросаются на этот открывшийся им новый род

занятий. Ко мне много раз являлись представители от еврейских колхозов с

приглашением посетить их. Но меня интересовали больше рассказы советских

крестьян не-евреев об этих колхозах: я полагал, что антисемитизм, если он

существует, должен проявиться здесь больше, чем где-либо. Тут выяснилось,

что эти крестьяне не-евреи первоначально действительно были полны суеверных

представлений о евреях и считали евреев абсолютно непригодными к земледелию.

Теперь они только добродушно посмеивались над своими прежними

предрассудками. Мне рассказывали о большом дружеском соревновании между

евреями-поселенцами и не-евреями на Украине, в Крыму и в Донской области.

Донские казаки говорили мне: не победа евреев в сельскохозяйственном

соревновании рассеяла их старое недоверие к ним, а то, что евреи оказались

лучшими наездниками.

Молодая еврейская интеллигенция. Страсть, с которой евреи, отрезанные в

продолжение сотен лет от образования и науки, устремились теперь в эти новые

области, тоже очень велика. Мне говорили, что в еврейских селах ощущается

заметный недостаток в людях в возрасте приблизительно от пятнадцати до

тридцати лет: вся еврейская молодежь уходит в города учиться.

"Вредная иллюзия еврейской народности". Таким образом, если

хозяйственное развитие Советского Союза, с одной стороны, благоприятствовало

ассимиляции евреев, то, с другой-Советский Союз, окончательно ликвидировав

тезис о "вредной иллюзии еврейской народности", дал возможность своим евреям

сохранить их национальность.

Еврейский национализм в Советском Союзе. Национализм советских евреев

отличается некоторого рода трезвым воодушевлением. Как неромантично,

практично и вместе с тем отважно это воодушевление рисуют следующие два

факта. Первый это то, что своим языком советский еврей признает не

насыщенный традициями, благородный, но и не очень целесообразный

древне-иудейский язык, а выросший из обыденной жизни, составленный из

разнородных элементов еврейский, который, по меньшей мере, пятью миллионами

людей признан разговорным языком. А второй факт тот, что страна,

предоставленная евреям для устройства их национального государства, страна,

в которой они поселились, отдаленна и жизнь в ней трудна, но она таит в себе

неограниченные возможности.

Еврейский язык. К еврейскому языку, как и ко всем национальным языкам в

Советском Союзе, относятся с любовью. Существуют еврейские школы, еврейские

газеты, первоклассная еврейская поэзия, для развития языка созываются

съезды; еврейские театры пользуются большим успехом. Я видел в Московском

государственном еврейском театре превосходную постановку "Король Лир", с

крупным артистом Михоэлсом в главной роли и с замечательным шутом Зускиным,-

постановку, блестяще инсценированную, с чудесными декорациями.

Еврейское государство Биробиджан -- это утопия. Устройство

национального еврейского государства натолкнулось вначале на неимоверные

трудности, и противники Союза, да и не только они одни, считали, что этот

проект является столь же дерзким и безнадежным предприятием, как и

построение социалистического хозяйства в одной стране. Недостаток финансовых

средств затруднял осуществление проекта; многие из переселенцев уезжали

обратно, и противники, уже торжествуя, объявили, что этот утопический план,

как они предсказывали с самого начала, потерпел крушение из-за отдаленности

области, из-за неблагоприятных геологических условий почвы, малярии,

местного бича - комаров, а больше всего из-за непригодности вырождающихся

русских провинциальных евреев к пионерской деятельности.

Еврейское государство Биробиджан -- это действительность. Однако теперь

в Биробиджане стоит настоящий город - со школами, больницами,

правительственными зданиями, театром, и прямого сообщения экспресс привозит

вас туда прямо из Москвы. Хотя план иммиграции на ближайшие три года

предусматривает переселение ста тысяч евреев, все же властям приходится

проводить весьма строгий отсев, так как желающих переселиться слишком много.

Я получил из Биробиджана много писем и говорил с довольно большим

количеством людей, приехавших оттуда. Жизнь там - этого никто не отрицает -

пока еще тяжела, но никто не отрицает и того, что самое трудное уже сделано

и что мнимая утопия превратилась в действительность. Еврейская

социалистическая республика Биробиджан существует. Она крепко стоит на

месте, хотя геологические условия почвы так же не допускают этого, как

вечные законы национальной экономии не допускают построения

социалистического хозяйства в одной, отдельно взятой стране.

Глава V. МИР И ВОЙНА

Начнется ли завтра война? Повсюду на земле много говорят о

приближающейся войне, и вопрос: "Когда, думаете Вы, начнется война?"

является излюбленной темой разговора. Но, несмотря на то, что каждый

заигрывает с мыслью о войне, на Западе никто, за исключением жителей

фашистских стран, не принимает ее по-настоящему, всерьез, подобно тому как

люди живут и строят планы, не принимая серьезно в расчет собственную смерть,

хотя и не[ ]сомневаются в ее неизбежности. Однако в Советском

Союзе каждый на все сто процентов уверен в предстоящей в ближайшем будущем

войне. Уже одно растущее с каждым днем процветание нашей страны, говорят

советские люди, является таким очевидным опровержением всех фашистских

теорий, что фашистские государства должны, если они хотят сами жить, нас

уничтожить. Как ремесленники, жившие продуктами труда своих рук и

примитивных инструментов, почувствовав себя под угрозой машин, объединились

и напали на эти машины, так и фашистские государства в конце концов нападут

на нас. Правда, вожди их прекрасно понимают, что война против нас неизбежно

повлечет за собой их собственную гибель. Все же эту войну вести им придется.

Хозяйственные затруднения, которые они себе сами создали, в конце концов

принудят их к этому. Правительство не может, подобно тому, как это делает

например германское, отнимать у своего народа масло и жиры, отнимать у него

все больше продуктов питания и предметов первой необходимости, обещая взамен

отлить пушки, которые вернут им все сторицей, и при этом оставлять эти пушки

вечно только в качестве декорации.

"Человек германского духа никогда не будет интеллигентом". Не легкая

задача рассказать, как рисует себе фашистов средний советский гражданин.

Приверженцы Гитлера, Муссолини, Франко кажутся ему своего рода первобытными

людьми, дикарями, которые, несмотря на свое современное техническое

вооружение, не имеют элементарнейших понятий о цивилизации. Фашисты, думает

советский гражданин, считают цивилизацию своим злейшим врагом и поэтому

посягают на жизнь его, советского гражданина, как представителя этой

враждебной им цивилизации. Из всех изречений немецких фашистов советские

люди запомнили особенно крепко одно. Оно помещено в официальном Календаре

германцев, распространилось не только в Германской империи, но и на всем

Востоке и гласит: "Человек германского духа никогда не будет интеллигентом".

А так как все советские люди - каждый крестьянин, рабочий и солдат -

стремятся именно к тому, чтобы стать интеллигентами, то германский фашист

является для них олицетворением враждебного принципа. Они питают к нему,

собственно, не ненависть, а скорее отвращение, как к неприятному, ядовитому

насекомому.

В одной руке лопатка каменщика, в другой - меч. Каждый шестой рубль

общих поступлений в Союзе отчисляется на мероприятия по обороне против

фашистов. Это тяжелая жертва. Советский гражданин знает, что все неудобства,

которые еще по сей день делают жизнь в Союзе труднее, чем на Западе, были бы

давно устранены, если бы только можно было распоряжаться этим шестым рублем.

Всякий мог бы лучше одеться, лучше жить. Но советские люди знают также, что

у границ их злобные глупцы с нетерпением выжидают момента для нападения на

них и что эти границы они должны действенно охранять. Поэтому над

строительством своего социалистического хозяйства они трудятся так, как

трудились евреи над постройкой своего второго храма - с лопаткой каменщика в

одной руке и с мечом - в другой. О войне говорят не как о событии далекого

будущего, а как о факте, предстоящем в ближайшем будущем. Войну

рассматривают как жестокую необходимость, ждут ее с досадой, но с

уверенностью в себе, как болезненную операцию, которую нужно перетерпеть и

благоприятный исход которой не подлежит сомнению.

Потребность в мире. Вместе с тем, разумеется, делается все, чтобы как

можно дольше задержать взрыв войны или даже, вопреки всякой вероятности,

избежать ее. Союз кровно заинтересован в возможно более длительном

сохранении мира. Он как раз начал обставлять свой дом, комнаты становятся

уютнее, он сам становится с каждым днем богаче и сильнее. Таким образом, он

испытывает потребность полюбоваться своим домом, когда он будет окончательно

закончен, не вступая в драку с злым соседом; он знает также, что чем дольше

ему удастся оттянуть войну, тем сильнее он будет сам и тем меньше жертв

будет ему стоить его конечная победа.

Готовность к войне. Но так как считают, что эту войну остановить ничто

не может и что она завтра уже будет действительностью, то к ней готовятся.

Именно этой готовностью к войне объясняется, как было сказано, многое из

того, что иначе осталось бы непонятным. Я уже говорил о военных пьесах и

военных фильмах, которые господствуют в репертуаре, о бесчисленных книгах и

произведениях, воспевающих героизм партизан в гражданской войне и во время

интервенции. Едва ли на фронте за четыре года мировой войны можно было

увидеть столько убитых, сражений и боев, сколько я видел на сценах и экранах

за десять недель моего пребывания в Москве.

"Наша Армия". Отчетливее всего эта готовность к войне проявляется в

положении, которое занимает Красная Армия. Она является народным войском в

особо глубоком смысле этого слова; если вообще какое-нибудь войско в мире

может называться "Наша Армия", то это именно она. Нужно слышать собственными

ушами, с какой любовью советские люди говорят об этой "Нашей Армии". Между

армией и населением существует тесный контакт. Не только командиры в

огромном большинстве вышли из крестьянских и пролетарских слоев, так что

мышление вождей, солдат и населения совершенно одинаково, но и вообще

гражданское население во всех отношениях тесно связано с армией. Солдаты

чувствуют себя в рабочих клубах, как дома, отдельные воинские части

шефствуют над организациями культурного и спортивного типа, каждое звено

армии в свою очередь дружески связано с отдельной областью, с отдельным

городским районом, с отдельной рабочей или крестьянской организацией. Во

время больших демонстраций армия демонстрирует не отдельно, она идет вместе

с гражданским населением.

Ее культурные задачи. Подобно римской армии, Красная Армия считает

одной из серьезнейших своих функций колонизаторскую деятельность,

продолжение обучения населения. Красная Армия построила прекрасные театры,

монументальные библиотеки и в высшей степени щедро поддерживает кино. Она

издает ряд газет и журналов общекультурного значения. На одном чае, который

дал в честь меня виднейший московский литературный журнал "Знамя", я

удивился, увидев среди присутствующих чрезвычайно много командиров. Мне

объяснили, что этот журнал издается и поддерживается армией.

Писатели и солдаты. Бросается в глаза разносторонность интересов

военных, особенно их повышенный интерес к литературе. Писатель Лев Троцкий

был одним из организаторов Красной Армии, и писатели еще поныне играют в ней

большую роль. Я знаю нескольких генералов, которые занимают высокие посты

одновременно и в Красной Армии и в журналистике. Многие писатели принимали

участие в империалистической и гражданской войнах, некоторые и теперь еще

занимают командные посты в армии, и почти все советские писатели

интересуются военными вопросами. Один из руководителей армии, напоминающий,

между прочим, прусского офицера лучшей старой школы, завоевал известность

как лирический поэт; его стихи очень хорошо читаются и в немецком переводе,

отредактированном им самим. С другой стороны, один русский писатель немало

способствовал благоприятному ходу борьбы в Испании. Я не знаю другой страны,

в которой так часто сочеталась бы писательская одаренность с военными

способностями; громадное количество авторов и редакторов считают, что,

возможно, уже завтра, вместо того чтобы продолжать диктовать рукопись, они

будут командовать военными частями.

Ответственность. Узкий профессионализм редко встречается в Красной

Армии как среди офицеров, так и среди солдат. Может быть, это происходит

оттого, что все эти люди знают, что им предстоит война, которая потребует от

каждого из них большего, чем только военных знаний.

Разумный энтузиазм. Психологическое преимущество, которое в случае

войны будет иметь Красная Армия перед своими противниками, заключается в

том, что ее солдаты будут бороться за дело, дорогое им не только в силу

неясного чувства патриотизма, но и потому, что это дело они считают своим.

Глава VI. СТАЛИН И ТРОЦКИЙ

Борец и работник. В Советском Союзе, как было сказано выше, имеются

люди, проявившие себя не только как борцы, но и как организаторы

промышленности и сельского хозяйства. Иосиф Сталин представляется мне именно

таким человеком. У него боевое, революционное прошлое; он победоносно провел

оборону города Царицына, ныне носящего его имя; по его докладу Ленину осенью

1918 года - доклад в семьдесят строк-в общий военный план были внесены

коренные изменения. Однако творчество Сталина, организатора

социалистического хозяйства, превосходит даже его заслуги борца.

Автопортрет Троцкого. Рисуя свой собственный портрет - прекрасно

написанную автобиографию, - Лев Троцкий стремится доказать, что и он,

Троцкий, является тоже талантливым человеком, великим борцом и великим

вождем строительства. Но мне кажется, что как раз эта попытка, предпринятая

лучшим адвокатом Троцкого - им самим, только подтверждает, что его заслуги,

в лучшем случае, ограничиваются его деятельностью в период войны.

Великий политик? Автобиография Троцкого, несомненно, является

произведением превосходного писателя и, возможно, даже человека с

трагической судьбой. Но образа крупного государственного деятеля она не

отражает. Для этого, как мне кажется, оригиналу недостает личного

превосходства, чувства меры и правильного взгляда на действительность.

Беспримерное высокомерие заставляет его постоянно пренебрегать границами

возможного, и эта безмерность, столь положительная для писателя, необычайно

вредит концепции государственного деятеля. Логика Троцкого парит, мне

кажется, в воздухе; она не основывается на знании человеческой сущности и

человеческих возможностей, которое единственно обеспечивает прочный

политический успех. Книга Троцкого полна ненависти, субъективна от первой до

последней строки, страстно несправедлива: в ней неизменно мешается правда с

вымыслом. Это придает книге много прелести, однако такого рода умонастроение

вряд ли может подсказать политику правильное решение.

Характерная деталь. Мне кажется, что даже одной мелкой детали

достаточно, чтобы ярко осветить превосходство Сталина над Троцким. Сталин

дал указание поместить в большом официальном издании "Истории гражданской

войны", редактируемом Горьким, портрет Троцкого. Между тем, Троцкий в своей

книге злобно отвергает все заслуги Сталина, оборачивая его качества в их

противоположность, и книга его полна ненависти и язвительной насмешки по

отношению к Сталину.

Верные слова. Конечно, побежденному человеку трудно оставаться

объективным. Это понимает и сам Троцкий, выразивший это в прекрасных словах:

"Я не привык, - заключает он в предисловии к своей книге, - рассматривать

исторические перспективы под углом зрения личной судьбы. Познать

закономерность событий и найти в этой закономерности свое место - вот

первейшая обязанность революционера. И она доставляет высшее личное

удовлетворение человеку, который не связывает своей задачи сегодняшним

днем".

Видел лучшее, но выбрал худшее. Никто, я думаю, не смог бы более

определенно указать на опасность, перед которой оказался Троцкий после

своего падения и которой подвергается каждый побежденный, а именно:

опасность "рассматривать исторические перспективы под углом зрения личной

судьбы". Троцкий сознавал эту опасность. Он понимал, перед свершением какой

ошибки он стоит. Он видел эту ошибку, которой суждено было его заманить.

Видел, решил ее не делать - и сделал. Зная, что лучше, он выбрал худшее.

Пафос и истерия. Троцкий представляется мне типичным

только-революционером, очень полезный во времена патетической борьбы, он ни

к чему не пригоден там, где требуется спокойная, упорная, планомерная работа

вместо патетических вспышек. Мир и люди после окончания героической эпохи

революции стали представляться Троцкому в искаженном виде. Он стал

неправильно воспринимать вещи. В то время как Ленин давно приспособил свои

взгляды к действительности, упрямый Троцкий продолжал крепко держаться

принципов, оправдавших себя в героическо-патетическую эпоху, но не

применимых при выполнении задач, выдвинутых потребностями текущего дня.

Троцкий умеет - и это видно из его книги - в момент большого напряжения

увлечь за собой массы. Он, вероятно, был способен в патетическую минуту

зажечь массы порывом энтузиазма. Но он был неспособен ввести этот порыв в

русло, "канализировать" его, обратив на пользу строительства великого

государства. Это умеет Сталин.

Прирожденный писатель. Троцкий прирожденный писатель. Он с любовью

рассказывает о своей литературной деятельности, и я ему верю на слово, когда

он говорит, что "хорошо написанная книга, в которой встречаешь новые мысли,

и хорошее перо, при помощи которого можно поделиться собственными мыслями с

другими, были и являются для меня наиболее ценными и близкими благами

культуры". Трагедия Троцкого заключается в том, что его не удовлетворяла

перспектива стать большим писателем. Повышенная требовательность сделала из

него сварливого доктринера, стремившегося принести и принесшего несчастья, и

это заставило огромные массы забыть его заслуги.

Писатель, но не политик. Я хорошо знаю этот тип писателей и

революционеров, хотя и в несколько уменьшенном масштабе. Некоторые

руководители германской революции, как Курт Эйснер и Густав Ландауер, имели,

правда в миниатюре, немало общего с Троцким. Упорная приверженность к догме,

неумение приспособиться к изменившимся условиям, короче говоря, отсутствие

практически-политической психологии сделало этих теоретиков и доктринеров

только на очень короткое время пригодными к политическим действиям. Б о льшую

часть своей жизни они были хорошими писателями, а не политиками. Они не

сумели найти пути к народу. Они слишком слабо разбирались в психологии

народа и массы. Они соприкасались с массами, но массы не шли к ним.

Расхождения в характере и во взглядах. Не подлежит сомнению, что

расхождения во взглядах по решающим вопросам являются причиной большого

конфликта между Троцким и Сталиным, и эти расхождения вытекают из глубоких

противоречий. Различие характеров этих людей являлось причиной тому, что они

приходили к противоположным выводам в важнейших вопросах русской революции -

в национальном вопросе, в вопросе о роли крестьянства и возможности

построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Сталин утверждал, что

полное осуществление социализма возможно и без мировой революции и что при

соблюдении национальных интересов отдельных советских народов социализм

может быть построен в одной, отдельно взятой стране; он считал, что русский

крестьянин способен построить социализм. Троцкий это оспаривал. Он

утверждал, что мировая революция является необходимой предпосылкой для

построения социализма. Он упорно держался марксистского учения об абсолютном

интернационализме, защищал тактику перманентной революции и, приводя

множество логических доводов, настаивал на правильности марксистского

положения о невозможности построения социализма в одной стране.

Прав оказался Сталин. Не позднее 1935 года весь мир признал, что

социализм в одной стране построен и что, более того, эта страна вооружена и

готова к защите от любого нападения.

Что мог сделать Троцкий? Что же мог сделать Троцкий? Он мог молчать. Он

мог признать себя побежденным и заявить о своей ошибке. Он мог примириться

со Сталиным. Но он этого не сделал. Он не мог решиться на это. Человек,

который раньше видел то, чего не видели другие, теперь не видел того, что

было видно каждому ребенку. Питание было налажено, машины работали, сырье

добывалось в невиданных ранее размерах, страна была электрифицирована,

механизирована. Троцкий не хотел этого признать. Он заявил, что именно

быстрый подъем и лихорадочные темпы строительства обусловливают непрочность

этого строительства. Советский Союз - "государство Сталина", как он его

называл, - должен рано или поздно потерпеть крах и без постороннего

вмешательства, и он, несомненно, потерпит крах в случае нападения на него

фашистских держав. И Троцкий разражался вспышками беспредельной ненависти к

человеку, под знаменем которого осуществлялось строительство.

Попробуем теперь представить себе Сталина.

Первые шаги Сталина. Еще в ранние годы Сталин занимался проблемами,

требовавшими своего разрешения немедленно после окончания войны. Уже в 1913

году Ленин писал Горькому: "У нас здесь есть один чудесный грузин, который

работает над большой статьей по национальному вопросу, вопросу, которым

надлежит серьезно заняться"[4].

Трудности восхождения. И Сталин занялся этим вопросом. У него были

идеи. Он проявил себя организатором. Но Сталин не ослеплял; он оставался в

тени рядом со сверкающим, суетливым Троцким. Троцкий хороший оратор,

пожалуй, лучший из существующих. Он очаровывает. Сталин говорит, как я уже

указывал, не без юмора, но пространно, рассудительно. Он упорным трудом

завоевывал себе популярность, которая другому легко давалась. Своим успехом

он обязан только себе.

Он выступает вперед. Блеск Троцкого, не всегда неподдельный, в

продолжение многих лет мешал заметить действительные заслуги Сталина. Но

наступило время, когда идеи только-борца Троцкого начали становиться

ошибочными и подгнивать; первым это заметил и высказал Сталин. Уже в декабре

1924 года Сталину стало окончательно ясно, что, в противоположность прежней

теории, построение полного социалистического общества в одной, отдельно

взятой стране возможно. Уже тогда он последовательно, более отчетливо и в

более острых формулировках, чем Ленин, указал путь к этому построению -

усиленная индустриализация страны и объединение крестьян в артели. Он в

ясных словах провозгласил то, что до сих пор оспаривалось, а именно: при

правильной политике партии решающая часть русского крестьянства может быть

втянута в социалистическое общество, и он обосновал это утверждение

простыми, убедительными и неопровержимыми аргументами.

Неопровержимые аргументы. Троцкий своей блестящей риторикой опроверг

также неопровержимо неопровержимые аргументы Сталина. Сталин знал, что

выдвинутые им аргументы действительно неопровержимы, но он видел, что многие

верили в блестящие по форме и фальшивые по содержанию возражения Троцкого.

Неопровержимые дела. Сталин не ограничивался одними правильными

высказываниями. Он работал, он шел по правильному пути. Он объединил

крестьян в артели, развивал промышленность, возделывал почву для социализма

в Советском Союзе и строил социализм. Действительность, создаваемая им,

опровергала неопровержимые теории Троцкого.

"Катон на стороне побежденных". "Боги на стороне победителей, Катон на

стороне побежденных". Троцкий не хотел признать себя побежденным. Он

выступал с пламенными речами, писал блестящие статьи, брошюры, книги,

называя в них сталинскую действительность иллюзией, потому что они не

укладывалась в его теории. Троцкий мешал. Съезд партии высказался против

него - он был сослан, а затем изгнан из страны.

Магия тезисов. Дело Сталина процветало, добыча угля росла, росла добыча

железа и руды; сооружались электростанции; тяжелая промышленность догоняла

промышленность других стран; строились города; реальная заработная плата

повышалась, мелкобуржуазные настроения крестьян были преодолены, их артели

давали доходы, - все более возрастающей массой они устремлялись в колхозы.

Если Ленин был Цезарем Советского Союза, то Сталин стал его Августом, его

"умножателем" во всех отношениях. Сталинское строительство росло и крепло.

Но Сталин должен был заметить, что все еще имелись люди, которые ни хотели

верить в это реальное, осязаемое дело, которые верили тезисам Троцкого

больше, чем очевидным фактам.

Опасные друзья. Да, именно среди людей, другом которых был Сталин,

которым он поручил ответственные посты, нашлись некоторые, поверившие больше

в слово Троцкого, чем в дело Сталина. Они мешали этому делу, чинили ему

препятствия, саботировали его. Они были привлечены к ответственности, их

вина была установлена. Сталин простил их, назначил их снова на высокие

посты.

Чрезмерно приверженные. Что должен был продумать и прочувствовать

Сталин, узнав о том, что эти его товарищи и друзья, невзирая на явный успех

его начинаний, все еще продолжали тянуться к его врагу Троцкому, тайно

переписывались с ним и, стремясь вернуть своего старого вождя в СССР,

старались нанести вред его - Сталина - делу.

В период между двумя процессами. Когда я увидел Сталина, процесс против

первой группы троцкистов - против Зиновьева и Каменева - был закончен,

обвиняемые были осуждены и расстреляны, и против второй группы троцкистов -

Пятакова, Радека, Бухарина и Рыкова - было возбуждено дело; но никому еще не

было известно в точности, какое обвинение им предъявляется и когда и против

кого из них будет начат процесс. Вот в этот промежуток времени, между двумя

процессами, я и увидел Сталина.

Сталин. На портретах Сталин производит впечатление высокого,

широкоплечего, представительного человека. В жизни он скорее небольшого

роста, худощав; в просторной комнате Кремля, где я с ним встретился, он был

как-то незаметен.

Манера говорить. Сталин говорит медленно, тихим, немного глухим

голосом. Он не любит диалогов с короткими, взволнованными вопросами,

ответами, отступлениями. Он предпочитает им медленные обдуманные фразы.

Говорит он очень отчетливо, иногда так, как если бы он диктовал. Во время

разговора расхаживает взад и вперед по комнате, затем внезапно подходит к

собеседнику и, вытянув по направлению к нему указательный палец своей

красивой руки, объясняет, растолковывает или, формулируя свои обдуманные

фразы, рисует цветным карандашом узоры на листе бумаги.

Скрытно и откровенно. Тема моего разговора со Сталиным не была заранее

согласована. Никакой темы я и не подготовлял, я ждал, что она возникнет сама

собой под впечатлением человека и момента. Втайне я боялся, что наш разговор

превратится в более или менее официальную, приглаженную беседу, подобную

тем, которые Сталин вел два-три раза с западными писателями. Вначале

действительно беседа направилась по такому руслу. Мы говорили о функции

писателя в социалистическом обществе, о революционном воздействии, которое

иногда оказывают даже реакционные писатели, как, например, Гоголь, о

классовой принадлежности или бесклассовости интеллигенции, о свободе слова и

литературы в Советском Союзе. Вначале Сталин говорил осторожно, общими

фразами. Однако постепенно он изменил свое отношение, н вскоре я

почувствовал, что с этим человеком я могу говорить откровенно. Я говорил

откровенно, и он отвечал мне тем же.

Стиль речи. Сталин говорит неприкрашенно и умеет даже сложные мысли

выражать просто. Порой он говорит слишком просто, как человек, который

привык так формулировать свои мысли, чтобы они стали понятны от Москвы до

Владивостока. Возможно, он не обладает остроумием, но ему, несомненно,

свойственен юмор; иногда его юмор становится опасным. Он посмеивается время

от времени глуховатым, лукавым смешком. Он чувствует себя весьма свободно во

многих областях и цитирует, по памяти, не подготовившись, имена, даты, факты

всегда точно.

Своеобразие. Мы говорили со Сталиным о свободе печати, о демократии и,

как я писал выше, об обожествлении его личности. В начале беседы он говорил

общими фразами и прибегал к известным шаблонным оборотам партийного

лексикона. Позднее я перестал чувствовать в нем партийного руководителя. Он

предстал передо мной как индивидуальность. Не всегда соглашаясь со мной, он

все время оставался глубоким, умным, вдумчивым.

Сталин и "Иуда". Он взволновался, когда мы заговорили о процессах

троцкистов. Рассказал подробно об обвинении, предъявленном Пятакову и

Радеку, материал которого в то время был еще неизвестен. Он говорил о

панике, в которую приводит фашистская опасность людей, не умеющих смотреть

вперед. Я еще раз упомянул о дурном впечатлении, которое произвели за

границей даже на людей, расположенных к СССР, слишком простые приемы в

процессе Зиновьева. Сталин немного посмеялся над теми, кто, прежде чем

согласиться поверить в заговор, требует предъявления большого количества

письменных документов; опытные заговорщики, заметил он, редко имеют привычку

держать свои документы в открытом месте. Потом он заговорил о Радеке -

писателе, наиболее популярной личности среди участников второго

троцкистского процесса, - говорил он с горечью и взволнованно; рассказывал о

своем дружеском отношении к этому человеку. "Вы, евреи, - обратился он ко

мне, - создали бессмертную легенду, легенду о Иуде". Как странно мне было

слышать от этого обычно такого спокойного, логически мыслящего человека эти

простые патетические слова. Он рассказал о длинном письме, которое написал

ему Радек и в котором тот заверял в своей невиновности, приводя множество

лживых доводов; однако на другой день, под давлением свидетельских показаний

и улик, Радек сознался.

Противоположное в характерах Сталина и Троцкого. Ненавидит ли Иосиф

Сталин Льва Троцкого, как человека? Он, вероятно, должен его ненавидеть. Я

уже указывал на то, что противоположность их характеров в такой же мере

разделяет их, как и противоположность во взглядах. Едва ли можно представить

себе более резкие противоположности, чем красноречивый Троцкий с быстрыми,

внезапными идеями, с одной стороны, и простой, всегда скрытный, серьезный

Сталин, медленно и упорно работающий над своими идеями, - с другой.

"Внезапная идея-это не мысль, -сказано у австрийского писателя

Грильпарцера.-Мысль знает свои границы. Внезапные идеи пренебрегают ими и,

осуществляясь, не сходят с места". У Льва Троцкого, писателя, -

молниеносные, часто неверные внезапные идеи; у Иосифа Сталина - медленные,

тщательно продуманные, до основания верные мысли. Троцкий - ослепительное

единичное явление. Сталин - поднявшийся до гениальности тип русского

крестьянина и рабочего, которому победа обеспечена, так как в нем сочетается

сила обоих классов. Троцкий - быстро гаснущая ракета, Сталин - огонь, долго

пылающий и согревающий.

Еще о противоположностях. Драматурга, который пожелал бы изобразить в

своем произведении две столь противоположные индивидуальности, обвинили бы в

надуманности и погоне за эффектами. Троцкий ловок в речи и жестах, он без

труда изъясняется на многих языках, он высокомерен, красочен, остроумен.

Сталин скорее монументален; упорной работой в духовной семинарии он

завоевывал свое образование. Он не ловок, но он близко знает нужды своих

крестьян и рабочих, он сам принадлежит к ним, и он никогда не был вынужден,

как Троцкий, искать дорогу к ним, находясь на чужом участке. Разве эта

красочность, подвижность, двуличие, надменность, ловкость в Троцком не

должны быть Сталину столь же противны, как Троцкому твердость и угловатость

Сталина?

Ненависть. Сталин видит перед собой грандиознейшую задачу, которая

требует отдачи всех сил даже исключительно сильного человека; а он вынужден

отдавать очень значительную часть своих сил на ликвидацию вредных

последствий блестящих и опасных причуд Троцкого. "Небольшевистское прошлое

Троцкого это не случайность" - говорится в завещании Ленина. Сталин,

несомненно, постоянно помнит об этом, и он видит в Троцком человека, который

благодаря своей большой гибкости может в любой момент, уверенный в

правильности своих убеждений, повернуть обратно к своему небольшевистскому

прошлому. Да, Сталин должен ненавидеть Троцкого, во-первых, потому, что всем

своим существом тот не подходит к Сталину, а во-вторых, потому, что Троцкий

всеми своими речами, писаниями, действиями, даже просто своим существованием

подвергает опасности его - Сталина - дело.

Ненависть - любовь. Но отношения Сталина и Троцкого друг к другу не

исчерпываются вопросами их соперничества, ненависти, различия характеров и

взглядов. Великий организатор Сталин, понявший, что даже русского

крестьянина можно привести к социализму, он, этот великий математик и

психолог, пытается использовать для своих целей своих противников,

способностей которых он никоим образом не недооценивает. Он заведомо окружил

себя многими людьми, близкими по духу Троцкому. Его считают беспощадным, а

он в продолжение многих лет борется за то, чтобы привлечь на свою сторону

способных троцкистов, вместо того чтобы их уничтожить, и в упорных

стараниях, с которыми он пытается использовать их в интересах своего дела

есть что-то трогательное.

Глава VII. ЯСНОЕ И ТАЙНОЕ В ПРОЦЕССАХ ТРОЦКИСТОВ

Процессы против троцкистов. С другой стороны, тот же Сталин решил в

конце концов вторично привлечь своих противников-троцкистов к суду, обвинив

их в государственной измене, шпионаже, вредительстве и другой подрывной

деятельности, а также в подготовке террористических актов. В процессах,

которые своей "жестокостью и произволом" возбудили против Советского Союза

мир, противники Сталина, троцкисты, были окончательно разбиты. Они были

осуждены и расстреляны.

Личные ли это мотивы Сталина? Объяснять эти процессы - Зиновьева и

Радека - стремлением Сталина к господству и жаждой мести было бы просто

нелепо. Иосиф Сталин, осуществивший, несмотря на сопротивление всего мира,

такую грандиозную задачу, как экономическое строительство Советского Союза,

марксист Сталин не станет, руководствуясь личными мотивами, как какой-то

герой из классных сочинений гимназистов, вредить внешней политике своей

страны и тем самым серьезному участку своей работы.

Участие автора в процессах. С процессом Зиновьева и Каменева я

ознакомился по печати и рассказам очевидцев. На процессе Пятакова и Радека я

присутствовал лично. Во время первого процесса я находился в атмосфере

Западной Европы, во время второго - в атмосфере Москвы. В первом случае на

меня действовал воздух Европы, во втором - Москвы, и это дало мне

возможность особенно остро ощутить ту грандиозную разницу, которая

существует между Советским Союзом и Западом.

Впечатления от процессов за границей. Некоторые из моих друзей, люди

вообще довольно разумные, называют эти процессы от начала до конца

траги-комичными, варварскими, не заслуживающими доверия, чудовищными как по

содержанию, так и по форме. Целый ряд людей, принадлежавших ранее к друзьям

Советского Союза, стали после этих процессов его противниками. Многих,

видевших в общественном строе Союза идеал социалистической гуманности, этот

процесс просто поставил в тупик; им казалось, что пули, поразившие Зиновьева

и Каменева, убили вместе с ними и новый мир.

В Западной Европе - одно. И мне тоже, до тех пор, пока я находился в

Европе, обвинения, предъявленные на процессе Зиновьева, казались не

заслуживающими доверия. Мне казалось, что истерические признания обвиняемых

добываются какими-то таинственными путями. Весь процесс представлялся мне

какой-то театральной инсценировкой, поставленной с необычайно жутким,

предельным искусством.

В Москве - другое. Но когда я присутствовал в Москве на втором

процессе, когда я увидел и услышал Пятакова, Радека и их друзей, я

почувствовал, что мои сомнения растворились, как соль в воде, под влиянием

непосредственных впечатлений от того, что говорили подсудимые и как они это

говорили. Если все это было вымышлено или подстроено, то я не знаю, что

тогда значит правда.

Проверка. Я взял протоколы процесса, вспомнил все, что я видел

собственными главами и слышал собственными ушами, и еще раз взвесил все

обстоятельства, говорившие за и против достоверности обвинения.

Маловероятность обвинений против Троцкого. В основном процессы были

направлены, прежде всего, против самой крупной фигуры - отсутствовавшего

обвиняемого Троцкого. Главным возражением против процесса являлась мнимая

недостоверность предъявленного Троцкому обвинения. "Троцкий, - возмущались

противники, - один из основателей Советского государства, друг Ленина, сам

давал директивы препятствовать строительству государства, одним из

основателей которого он был, стремился разжечь войну против Союза и

подготовить его поражение в этой войне? Разве это вероятно? Разве это

мыслимо?"

Вероятность обвинений против Троцкого. После тщательной проверки

оказалось, что поведение, приписываемое Троцкому обвинением, не только не

невероятно, но даже является единственно возможным для него поведением,

соответствующим его внутреннему состоянию.

Причины. Нужно хорошо себе представить этого человека, приговоренного к

бездействию, вынужденного праздно наблюдать за тем, как грандиозный

эксперимент, начатый им вместе с Лениным, превращается в некоторого рода

гигантский мелкобуржуазный шреберовский сад[5]. Ведь ему, который

хотел пропитать социализмом весь земной шар, "государство Сталина" казалось

- так он говорил, так писал - пошлой карикатурой на то, что первоначально

ему представлялось. К этому присоединялась глубокая личная неприязнь к

Сталину, соглашателю, который ему, творцу плана, постоянно мешал и в конце

концов изгнал его. Троцкий бесчисленное множество раз давал волю своей

безграничной ненависти и презрению к Сталину. Почему, выражая это устно и в

печати, он не мог выразить этого в действии? Действительно ли это так

"невероятно", чтобы он, человек, считавший себя единственно настоящим вождем

революции, не нашел все средства достаточно хорошими для свержения "ложного

мессии", занявшего с помощью хитрости его место? Мне это кажется вполне

вероятным.

Алкивиад у персов. Мне кажется, далее, также вероятным, что если

человек, ослепленный ненавистью, отказывался видеть признанное всеми

успешное хозяйственное строительство Союза и мощь его армии, то такой

человек перестал также замечать непригодность имеющихся у него средств и

начал выбирать явно неверные пути. Троцкий отважен и безрассуден; он великий

игрок. Вся жизнь его - это цепь авантюр; рискованные предприятия очень часто

удавались ему. Будучи всю свою жизнь оптимистом, Троцкий считал себя

достаточно сильным, чтобы быть в состоянии использовать для осуществления

своих планов дурное, а затем в нужный момент отбросить это дурное и

обезвредить его. Если Алкивиад пошел к персам, то почему Троцкий не мог

пойти к фашистам?

Ненависть изгнанного к изгнавшему. Русским патриотом Троцкий не был

никогда. "Государство Сталина" было ему глубоко антипатично. Он хотел

мировой революции. Если собрать все отзывы изгнанного Троцкого о Сталине и о

его государстве воедино, то получится объемистый том, насыщенный ненавистью,

яростью, иронией, презрением. Что же являлось за все эти годы изгнания и

является и ныне главной целью Троцкого? Возвращение в страну любой ценой,

возвращение к власти.

Шекспир о Троцком. Кориолан Шекспира, придя к врагам Рима - вольскам,

рассказывает о неверных друзьях, предавших его: "И пред лицом патрициев

трусливых, - говорит он заклятому врагу Рима, - бессмысленными криками рабов

из Рима изгнан я. Вот почему я здесь теперь - пред очагом твоим. Я здесь для

мщенья. С врагом моим я за изгнанье должен расплатиться".

Так отвечает Шекспир на вопрос о том, возможен ли договор между Троцким

и фашистами.

Ленин о Троцком. Небольшевистское прошлое Троцкого - это не

случайность. Так отвечает Ленин в своем завещании на вопрос о том, возможен

ли договор между Троцким и фашистами.

Троцкий о Троцком. Эмиль Людвиг сообщает о своей беседе с Троцким,

состоявшейся вскоре после высылки Троцкого на Принцевы Острова, около

Стамбула. Эту беседу Эмиль Людвиг опубликовал в 1931 году в своей книге

"Дары жизни". То, что было высказано уже тогда, в 1931 году, Троцким, должно

заставить призадуматься всех, кто находит обвинения, предъявленные ему,

нелепыми и абсурдными. "Его собственная партия, - сообщает Людвиг (я цитирую

дословно. - Л. Ф.), - по словам Троцкого, рассеяна повсюду и поэтому трудно

поддается учету. "Когда же она сможет собраться?" - Когда для этого

представится какой-либо новый случай, например война или новое вмешательство

Европы, которая смогла бы почерпнуть смелость из слабости правительства. "Но

в этом случае Вас-то именно и не выпустят, даже если бы те захотели Вас

впустить". Пауза - в ней чувствуется презрение. - О, тогда, по всей

вероятности, пути найдутся. - Теперь улыбается даже госпожа Троцкая". Так

отвечает Троцкий на вопрос о том, возможен ли договор между Троцким и

фашистами.

Правдоподобны ли обвинения, предъявленные Радеку и Пятакову? Что же

касается Пятакова, Сокольникова, Радека, представших перед судом во втором

процессе, то по поводу их возражения были следующего порядка: невероятно,

чтобы люди с их рангом и влиянием вели работу против государства, которому

они были обязаны своим положением и постами, чтобы они пустились в то

авантюрное предприятие, которое им ставит в вину обвинение.

Идеологические мотивы обвиняемых. Мне кажется неверным рассматривать

этих людей только под углом зрения занимаемого ими положения и их влияния.

Пятаков и Сокольников были не только крупными чиновниками, Радек был не

только главным редактором "Известий" и одним из близких советников Сталина.

Большинство этих обвиняемых были, в первую очередь, конспираторами,

революционерами; всю свою жизнь они были страстными бунтовщиками и

сторонниками переворота - в этом было их призвание. Все, чего они достигли,

они достигли вопреки предсказаниям "разумных", благодаря своему мужеству,

оптимизму, любви к рискованным предприятиям. К тому же они верили в

Троцкого, обладающего огромной силой внушения. Вместе со своим учителем они

видели в "государстве Сталина" искаженный образ того, к чему они сами

стремились, и свою высшую цель усматривали в том, чтобы внести в это

искажение свои коррективы.

Материальный вопрос. Не следует также забывать о личной

заинтересованности обвиняемых в перевороте. Ни честолюбие, ни жажда власти у

этих людей не были удовлетворены. Они занимали высокие должности, но никто

из них не занимал ни одного из тех высших постов, на которые, по их мнению,

они имели право; никто из них, например, не входил в состав "Политического

Бюро". Правда, они опять вошли в милость, но в свое время их судили как

троцкистов, и у них не было больше никаких шансов выдвинуться в первые ряды.

Они были в некотором смысле разжалованы, и "никто не может быть опаснее

офицера, с которого сорвали погоны", говорит Радек, которому это должно быть

хорошо известно.

Возражения против порядка ведения процесса. Кроме нападок на обвинение

слышатся не менее резкие нападки на самый порядок ведения процесса. Если

имелись документы и свидетели, спрашивают сомневающиеся, то почему не

держали эти документы в ящике, свидетелей - за кулисами и довольствовались

не заслуживающими доверия признаниями?

Ответ советских граждан. Это правильно, отвечают советские люди, на

процессе мы показали некоторым образом только квинт-эссенцию,

препарированный результат предварительного следствия. Уличающий материал был

проверен нами раньше и предъявлен обвиняемым. На процессе нам было

достаточно подтверждения их признания. Пусть тот, кого это смущает,

вспомнит, что это дело разбирал военный суд и что процесс этот был в первую

очередь процессом политическим. Нас интересовала чистка внутриполитической

атмосферы. Мы хотели, чтобы весь народ, от Минска до Владивостока, понял

происходящее. Поэтому мы постарались обставить процесс с максимальной

простотой и ясностью. Подробное изложение документов, свидетельских

показаний, разного рода следственного материала может интересовать юристов,

криминалистов, историков, а наших советских граждан мы бы только запутали

таким чрезмерным нагромождением деталей. Безусловное признание говорит им

больше, чем множество остроумно сопоставленных доказательств. Мы вели этот

процесс не для иностранных криминалистов, мы вели его для нашего народа.

Гипотезы с авантюрным оттенком. Так как такой весьма внушительный факт,

как признания, их точность и определенность, опровергнут быть не может,

сомневающиеся стали выдвигать самые авантюристические предположения о

методах получения этих признаний.

Яд и гипноз. В первую очередь, конечно, было выдвинуто наиболее

примитивное предположение, что обвиняемые под пытками и под угрозой новых,

еще худших пыток были вынуждены к признанию. Однако эта выдумка была

опровергнута несомненно свежим видом обвиняемых и их общим физическим и

умственным состоянием. Таким образом, скептики были вынуждены для объяснения

"невероятного" признания прибегнуть к другим источникам. Обвиняемым, заявили

они, давали всякого рода яды, их гипнотизировали и подвергали действию

наркотических средств. Однако еще никому на свете не удавалось держать

другое существо под столь сильным и длительным влиянием, и тот ученый,

которому бы это удалось, едва ли удовольствовался бы положением

таинственного подручного полицейских органов; он, несомненно, в целях

увеличения своего удельного веса ученого, предал бы гласности найденные им

методы. Тем не менее противники процесса предпочитают хвататься за самые

абсурдные гипотезы бульварного характера, вместо того чтобы поверить в самое

простое, а именно, что обвиняемые были изобличены и их признания

соответствуют истине. Советские люди только пожимают плечами

Советские люди смеются. Советские люди только пожимают плечами и

смеются, когда им рассказывают об этих гипотезах. Зачем нужно было нам, если

мы хотели подтасовать факты, говорят они, прибегать к столь трудному и

опасному способу, как вымогание ложного признания? Разве не было бы проще

подделать документы? Не думаете ли Вы, что нам было бы гораздо легче, вместо

того чтобы заставить Троцкого устами Пятакова и Радека вести изменнические

речи, представить миру его изменнические письма, документы, которые гораздо

непосредственнее доказывают его связь с фашистами? Вы видели и


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: