Картинка пятая: проверено на себе

Прошло всего две минуты после того, как мы расста­лись с командиром 45-го десантного полка, и меня за­держали.

Сначала больше часа велели стоять прямо посреди разъезженного поля. Потом прикатила бронированная ма­шина с вооруженными бойцами и старшим лейтенантом неизвестной военной этиологии. Схватили, пхнули при­кладами, повезли. «Документы у тебя фальшивые, твой Ястржембский — прихвостень Басаева, а ты — боевичка», — так было объявлено.

Дальше потянулись многочасовые допросы. Молодые офицеры, сменяя друг друга, не представляясь, лишь вкрадчиво напоминая, что они из ФСБ и командир им только Путин, обернули дело так, что свобода закончи­лась: звонить и ходить нельзя, вещи — на стол... Самые омерзительные детали допросов предпочитаю опускать — ввиду их полного неприличия. Однако именно эти детали стали главным подтверждением того, что все сообщен­ное о мучениях и пытках в 45-м полку — не ложь.

Периодически к рьяным молодым подключался стар­шой — подполковник со смуглым лицом и темными ту­поватыми глазами навыкате. Он отсылал молодняк из па­латки, включал музыку, которую считал лирической, и намекал на «благополучный исход» мероприятия при не­которой сговорчивости.

В перерывах между подполковником «молодые» из­девались, умело надавливая на самые болевые точки: рассматривали фотографии моих детей, не забывали ска­зать, что бы с ними стоило сотворить... Так часа три кряду.

Наконец бывалый подполковник, периодически рвав­ший рубаху на груди — мол, кровь тут проливаю, — ска­зал, деловито глянув на часы: «Пойдем. Буду тебя рас­стреливать».

Вывел из палатки, а была уже полная темень. Ни зги в этих местах. Прошли немного, и подполковник произнес: «Кто не спрятался — я не виноват». И тут рядом все заполыхало прерывистым огнем, заскрежетало, страш­но загремело и заухало. Подполковнику очень понрави­лось, что я в ужасе присела. Оказалось, это он подвел меня прямо под реактивную установку «Град» в момент боевого залпа. «Ну, пошли дальше».

Скоро из тьмы показались ступеньки вниз. «Это баня. Раздевайся». Поняв же, что эффекта никакого, очень ра­зозлился, твердя, что «настоящий подполковник к тебе всей душой, а ты, гнида боевицкая, еще...»

В баню вошел еще один офицер — из ФСБ, он сам так представился. Подполковник подвел черту: «Мыться не желает». Фээсбэшник брякнул на стол принесенные бутылки и сказал: «Ну тогда я ее повел». И снова долго водили по темному лагерю. Наконец велел спускаться по лестнице — это был бункер, ставший мне прибежищем до самого освобождения 22 февраля. На стене бункера висел плакат: «119-й парашютно-десантный полк». И объяснения: 18 его военнослужащих удостоены звания Героя России.

Откуда-то принесли чай. Отхлебнула — и тут же по­плыла голова, ноги стали ватными, и пришлось про­ситься за дверь — сильно рвало. В туалет?.. Можно, но в сопровождении. «Жучки с тела пойдешь в туалете сбра­сывать», — так объяснили.

Требовала: предъявите наконец обвинение, составьте протокол, этапируйте в тюрьму, родные принесут хотя бы зубную щетку... Нельзя! Боевичка! Ты ямы смотреть? Гнида! Гадина! Ястржембскому заплатил за тебя Басаев, Ястржембский заплатил твоему главному редактору, и главный редактор послал тебя сюда...

Утром 22 февраля в бункер вошел офицер и сказал, что он — мой сопровождающий до Ханкалы и у него все мои документы и вещи, которые «сдадут в ФСБ». У вер­толета стоял тот самый подполковник, попрощавшийся так: «Расстрелял бы тебя, будь моя воля».

Когда машина села в Ханкале, прямо у люка налете­ли какие-то военные и стали меня отбивать у сопровож­дающего. Офицеры оказались сотрудниками военной прокуратуры Грозного, за что я им крайне признательна, иначе сидеть бы мне опять под присмотром очеред­ного фээсбэшного офицерья, подорвавшего психичес­кое здоровье на «антитеррористической операции». В прокуратуре дала все объяснения, сопровождающий также был допрошен, и оказалось, что в полку у меня украли всё, кроме аккредитационного удостоверения № 1258. У сопровождающего ничего при себе нет. Ни вещей, ни диктофонных кассет, ни фотопленки.

Вот так разрозненные картинки соединились в единое целое, а потому пора подводить окончательную черту...

Это все — в нашей стране. При действующей Консти­туции. При «волевом» президенте — ее гаранте. При Ген­прокуратуре, правозащитниках: общественных и офици­альных, седом красивом лорде, замучившемся гонять из Страсбурга в Чечню и обратно... Ямы, «детские вареж­ки», «танцуешь плохо», «кто не спрятался — я не вино­ват»... И никто не посмеет сказать, что я этого не видела. Проверено на себе.