2015-10-13
644
Я находился за кулисами, пытаясь сосредоточиться на пяти карточках с заметками и обдумать ключевые моменты своего выступления. В зале сидели 1600 преподавателей средних школ и чиновников, представлявших органы управления образованием на федеральном уровне и уровне штатов. Это были не просто учителя, а те, кто ведет углубленные программы подготовки учеников, лучшие преподаватели Америки, отвечающие за подготовку самых способных учащихся к поступлению в колледж.
Мероприятие называлось годовой конференцией Совета высших учебных заведений, организации, осуществляющей надзор над SAT-тестированием — стандартным тестом, который миллионы учеников американских средних школ должны сдать, если они хотят поступить в высшее учебное заведение.
Гастон Кейпертон, бывший губернатор Западной Вирджинии и нынешний президент Совета высших учебных заведений, попросил меня выступить перед собравшимися. Единственное его пожелание выглядело так: «Встряхните их! Раскройте им будущее. Заставьте переосмыслить миссию американской системы образования в глобализированном мире».
Легко сказать. Неизвестно, как учителя отреагируют, если я буду описывать то, что, на мой взгляд, действительно нужно делать. По правде говоря, система образования в Америке, да и в мире в целом, давно превратилась в пережиток прошлого. Программа устарела и никак не связана с реалиями нынешнего экономического и экологического кризиса. Ее методологические и педагогические допущения, которые правили сферой образования почти 150 лет — с момента введения обязательного государственного образования, — в значительной мере являются причиной того, что человечество все ближе и ближе подходит к краю пропасти.
Готовы ли учителя, удобно расположившиеся к креслах и, без сомнения, ожидающие воодушевленной речи о ценности хорошего образования, узнать, что значительная часть того, чему они учат и как учат, неадекватна и пагубна для будущего развития человечества?
Я вышел на сцену, собрался с духом и начал обрисовывать мрачными красками нынешнее состояние мира, чтобы настроить аудиторию на размышления. Я следил, как менялась реакция присутствовавших, особенно выражение лиц и жестикуляция, по мере развертывания картины кризиса, перед которым мы стояли. В зале царило спокойствие, и было непонятно, как расценивать его. Когда дело дошло до разбора традиционной образовательной системы, по рядам прокатился легкий ропот. Настроение публики изменилось решительным образом только тогда, когда я стал описывать новые, распределенные и основанные на сотрудничестве методы преподавания и модели обучения. Сотни учителей оживились и начали кивать в знак одобрения. В конце мне было ясно, что многие учителя уже давно задают себе непростые вопросы о будущем образования, экспериментируют с новыми методами преподавания и педагогическими подходами и пробуют готовить следующее поколение к жизни в распределенном обществе на основе сотрудничества.
Когда я закончил, зал встал и зааплодировал, однако от меня не ускользнуло, что многие при этом обменивались очень выразительными взглядами. Для них это был момент самоутверждения — осознания того, что они шли правильным путем, что их собственные попытки переосмысления американской системы образования не напрасны.
В педагогической среде слышны новые разговоры. По мере того как видение третьей промышленной революции укореняется в общественном сознании и материализуются первые пробные элементы инфраструктуры на пяти столпах, педагоги, а также работодатели и политики начинают спрашивать, какие изменения необходимы, чтобы подготовить будущие поколения к жизни в новой экономической и политической эре. Понятно, что в первую очередь озабоченность вызывает инструментарий. Уже идет широкая дискуссия о новых профессиональных и технических навыках, необходимых учащимся, чтобы стать продуктивными работниками в условиях экономики третьей промышленной революции.
