2015-10-13
274
— Но ведь не нами сказано: «Домашние твои — враги твои».
— Все так, — завозилась на своем диванчике Яшкина, устраиваясь поудобнее, — все так… и все же… Родные дети забывают матерей. Живем в одном подъезде и не знаемся. Мало того, моя невестка спит и видит, как бы укатать меня в дом престарелых. Ведьма! Муж должен восприниматься как друг, но ни в коем случае не как собственность, а она моего сына превратила в пылесос. Единственное, что он вправе делать без ее присмотра, это убирать квартиру. Масонка недобитая!
Климов еле удержался, чтоб не рассмеяться. В юморе ей не откажешь.
— А что, такие еще есть?
— Ведьмы?
— Нет…
— Масоны?
Зрачки ее глаз, и без того по-старчески глубокие, стали еще бездонней, жутко расширившись.
— Конечно!
— Даже не верится.
— Представьте себе, — она зачем-то оглянулась, — есть. И, по всей видимости, еще долго будут.
Если говорить всерьез, он совсем не верил в байки про какие-то особо тайные и разрушающие государство силы, но это, по его убеждению, далекое от истины предположение Яшкиной, или, как там ее, Перетоки-Рушницкой, ровесницы века, показалось ему интересным. Когда он еще сможет покалякать со столбовой дворянкой? Да и что он в конце концов знает о тех людях, что стояли у истоков мятежей и казней? Ее мысль о том, что молодости Господь Бог не нужен, поразила его своей неженской логикой. Зато все молодые бредят неформальными объединениями. Может быть, поэтому масоны и живучи?
— А кто они такие? В двух словах…
Яшкина с пронзительной пытливостью взглянула на него и снова закурила.
— Если вкратце… Государственная власть — вот тот горизонт, к которому стремятся честолюбцы. Все без исключения. Не протестуйте. Пока существует государство, разумеется. Как только исчезнет надобность в государственном устройстве человеческой жизни, жизни наций, честолюбие станет атавизмом. Каждый человек будет приравнен к божеству. О чем он всегда и мечтал.
— Значит, масоны…
— Не перебивайте.
— Извините.
— Все-таки я пожила на свете.
— Все, молчу.
