— Группы послали?
— Да.
— За Шевкопляс усиленную?
— Как ты и просил, — заверил Шрамко и глянул на часы. — Уже должны работать.
Климов сокрушенно мотнул головой и двинулся к машине:
— О! Это такая стерва! Лучше не встречаться.
— Ну уж, — недоверчиво сказал Шрамко и открыл дверцу. — Телепатка?
— Хуже! — садясь позади Андрея, выпалил Климов. — Что-то сверхъестественное, труднообъяснимое, но — после… — Он судорожно вздохнул и потер небритый подбородок. — Вы тут как? Что нового?
Шрамко сел рядом, и Андрей нажал на газ.
— Да обыскались вас, Юрий Васильевич. Кто ж знал…
— Ну, — возбужденный радостной встречей, невнятно отозвался Климов и сочувственно признался, что он и сам бы ни за что не догадался искать в психушке.
— Мы ведь и «москвич» нашли, да толку чуть. Его они сожгли.
— А кто хозяин?
— Человек вне подозрений.
— Значит, угнали. Скорей всего, Червонец.
— Мы его нашли под Краснодаром, — сообщил Андрей.
— Червонца?
— Нет, «москвич». Вернее, то, что от него осталось.
— Таксист вам мою просьбу передал?
— А как же. Тут он молодец. Да мы завязли на переезде: подвела коробка передач. Ни тпру ни ну… Прямо на рельсах.
— Не завидую.
— Едва под электричку не попали.
Представив, как оперативная группа на руках перетаскивает их «жигуль» с железнодорожного полотна, Климов понимающе кивнул:
— Что Бог ни дает…
Гульнов по-своему истолковал его слова.
— Еще секунды три, и этой красотули, — он похлопал по рулю, — у нас бы не было.
— Я не о ней, — начал было Климов, но Андрей не дал договорить:
— Юрий Васильевич, совсем из памяти… Ответ пришел на ваш запрос.
— Из министерства?
— Да.
— Давно?
— Сегодня утром.
— Ну и что?
Гульнов притормозил у перекрестка, дождался, когда вспыхнет желтый свет, потом зеленый, и повернул направо, к управлению. Прибавляя скорости, ответил:
— Я не посмотрел, вы позвонили.
— Ладно. Это может быть не к спеху. Главное, за Шевкопляс поехали.
— Как вы сказали.
Через час оперативные группы стали съезжаться. На этот раз сработали четко, без осечки.
О том, что Климов вырвался на волю, Шевкопляс знать не могла, была в отгуле, и взяли ее дома, вместе с мужем. Задереева арестовали на работе, когда он собирался покинуть кабинет. При задержании он имел вид человека, только что ошпарившегося кипятком: глаза навыкате, рот открыт, а крика нет. При обыске в его квартире ничего компрометирующего не нашли, зато из-под стоматологического кресла извлекли климовский пистолет и удостоверение.
— Откуда это у вас? — жестко спросил Гульнов, и все лицо любителя китайских безделушек обметало мелкой мутной сыпью внезапного пота.
— Не знаю, — отшатнулся он от пистолета, словно не имел к его обнаружению никакого касательства. Судя по всему, он был потрясен. До умопомрачения. — Не знаю.
— Напомнить? — переступил порог стоматологического кабинета Климов, и его появления было достаточно, чтобы тот начал давать показания. Выложил он все и даже больше:
— Одежду товарища…
— Для вас я гражданин.
— Простите, — скуксился любитель сексуальных оргий, — вашу одежду взял себе Червонец, а книга «Магия и медицина» спрятана у шефа, в его старом диване.
— У Озадовского? — спросил Гульнов, поскольку было непонятно, у какого «шефа». Задереев кивнул: у него.
— В кабинете?
— Наверху.
— Сам он ничего не знал?
— Откуда? — удивился Задереев. — Это Шевкопляс припрятала. Так что ценный раритет хранился у него под боком.
— Он что, болел? — поинтересовался Климов и услышал утвердительное «да». Ловко придумано, отметил он про себя и заторопился наверх, где находилась кафедра, но, вспомнив, что у них нет ключей от профессорского кабинета, махнул рукой: потом заедем, заберем, сейчас необходимо взять Червонца. Климова еще подмывало показаться на глаза Пампушке, но он счел это ребячеством. Позвав Гульнова, он скорым шагом направился к машине. Был он все в тех же ватных брюках, казенной стеганке, только на ногах вместо галош сияли чьи-то лакированные туфли. Они сто лет уже валялись у него в шкафу, а вот сегодня пригодились. Кто их там оставил и когда, он этого не знал. Правда, на размер великоваты.
— Поехали, Андрей!
Задереева повели к другой машине. Шел он с невменяемым лицом великомученика. Но если он был полностью подавлен происшедшим, то Червонец, как и следовало ожидать, оказал сопротивление. В жизни люди каждый раз ведут себя по-новому, но уголовники считают своим долгом покобениться.
Сначала в глазах Червонца промелькнуло паническое замешательство, но потом раздался яростно-срывающийся крик:
— В гробу я вас видал, менты поганые!