Жанровая система литературы древней Руси 3 страница

Таким образом, как отмечает Д. С. Лихачев, центральная идея «Поучения» состоит в призыве, обращенном к детям Мономаха и всем, кто услышит «сию граматицю», строго соблюдать требования феодального правопорядка, руководствоваться ими, а не личными, своекорыстными семейными интересами. «Поучение» выходит за узкие рамки семейного завещания, превращаясь в политическое, и приобретает большое общественное значение. На первый план в «Поучении» выдвигаются задачи общегосударственного порядка.

Образ самого князя играет важную роль в создании художественного образа. Как полагает автор, князь должен быть сам примером высокой нравственности. Основным положительным качеством человека является трудолюбие. Труд, в понимании Мономаха, – это прежде всего воинский подвиг, а затем занятие охотой, когда в непрестанной борьбе с опасностями закаляются тело и душа человека. Владимир приводит примеры из своей личной жизни: он совершил только 83 больших похода, а малых и не упомнит, заключил 20 мирных договоров. На охоте он подвергался постоянной опасности, не раз рисковал своей жизнью: «Тура мя 2 метала нарозех и с конем, олень мя один бол, а 2 лоси, один ногами топтал, а другый рогома бол;...лютый зверь скочил ко мне на бедры и конь со мною поверже». Основным пороком Владимир считает лень: «Леность бо всему мати: еже умеетъ, то забудешь, а егоже не умеешь, а тому ся не учить». Лень поможет повлечь за собой внезапную гибель во время военных походов, нанести ущерб хозяйству князя. Опытный хозяин-вотчинник, полководец, Владимир советует детям в ведении дел не доверять ни тиунам, ни отрокам, а самому вникать во все мелочи, также и во время военных походов не следует во всем полагаться на воевод, а самим «наряжать» сторожей и спать возле воинов, не снимая оружия. Предостерегает Владимир и от лжи, пьянства и блуда: «...в том бо душа погыбаетъ и тело». Сам Мономах предстает в своем «Поучении» человеком необычайно деятельным: «Еже было творити отроку моему, то сам есмъ створил, дела на войне и на ловех, ночь и день, на зною и на зиме, не доя собе упокоя». Владимир выступает ревностным поборником просвещения: «Его же умеючи того не забывайте доброго, а его же не умеючи, а тому ся учите», - говорит он и ссылается на своего отца Всеволода, который «дома седя», т. е. находясь в Киеве, изучил пять языков, «в том бо честь есть от инех земль». Одним из положительных качеств князя является его щедрость, постоянная забота о приумножении и распространении своего доброго имени. Поэтому необходимо, отмечает Владимир, пришедшего гостя, простого или знатного, одарить, накормить и напоить, поскольку эти люди «мимоходячи прославлять человека по всем землям, любо добрым, любо злым». В быту князь должен быть образцом для окружающих: посетить больного, проводить покойника, ибо все смертны. Семейные отношения нужно строить на уважении мужей к женам: «Жену свою любите, но не дайте им над собою власти».

Таким образом, литературный автопортрет Мономаха многообразен и емок: это и «о земле великий печальник», гуманный деятель во всенародном масштабе, первообраз всех позднейших русских «печальников» о земле — Александра Невского, Дмитрия Донского, Михаила Скопина-Шуйского. Но это же и просто типический представитель дружинно-княжеского слоя в Киевском государстве на рубеже XI и XII вв. — воин, ловчий, вотчинный домовладыка, но с расширившимся уже культурным и нравственным кругозором; блестящий писатель, начитанный книжник, но начитанный в литературе своего как раз времени, да и писатель, откликающийся прежде всего на запросы своей эпохи.

Что касается стиля «Поучения», то в нем легко обнаруживаются, с одной стороны, книжные элементы, связанные с использованием Владимиром литературных источников, а с другой – элементы живого разговорного языка, особенно ярко проявляющиеся в описании «путей» и тех опасностей, которым он подвергался во время охоты. Характерная особенность стиля «Поучения» - наличие отточенных, ярких, легко запоминающихся афористических выражений. В «Поучении» многократно цитируется Псалтырь, Поучения Василия Великого, пророчества Исайи, Триодь, Апостольские послания. Мономах обнаруживает не только немалую начитанность, но и широту мысли, вставляя в «Поучение» наряду с дидактическими наставлениями восторженное описание совершенного мироустройства, цитируя, в слегка переделанном виде, «Шестоднев» Иоанна, экзарха Болгарского.

Агиография является еще одним важнейшим разделом древнерусской литературы, развитие которого было теснейшим образом связано с историей русской святости. Однако хронологические вехи первой и второй очень часто не совпадали. Например, первыми по времени жизни и христианского подвига русскими святыми были благоверная княгиня Ольга, мученики-варяги Феодор и Иоанн, равноапостольный князь Владимир. Однако так и остается неизвестным, когда же точно они были причислены к лику святых и когда на Руси началось их церковное почитание. Более того, память о них так и не была закреплена в настоящих, литературно полноценных житиях, их прославляли в других, сопряженных с агиографией, но вторичных по отношению к ней литературных формах, - богослужебных текстах, похвальных словах, кратких проложных сказаниях. Но опять-таки и сами эти формы памятословия возникли сравнительно поздно.

Возникновение агиографической литературы было обусловлено, в первую очередь, тем, что русская церковь стремилась к правовой и идеологической автономии от церкви византийской. С тех пор как в 1051 г. митрополитом был поставлен русский (духовник Ярослава Мудрого — Илларион), все более возрастал авторитет русских монастырей, и прежде всего Киево-Печерского. Русской церкви было чрезвычайно важно добиться канонизации собственных, русских святых, непременным условием которой было наличие жития. Таковы были внелитературные причины возникновения на Руси оригинальных житий. Но, несомненно, немалую роль играли и причины литературно-эстетические: знакомство с переводными византийскими житиями и патериковыми легендами также могло пробудить у русских книжников стремление попробовать свои силы в этом жанре.

Во второй половине XI в. создаются «Житие Феодосия Печерского» и два варианта жития Бориса и Глеба. Так, определились две главные группы агиографических сюжетов: одни жития были «целиком посвящены теме идеального христианского героя, ушедшего из «мирской» жизни, чтобы подвигами заслужить жизнь «вечную» (после смерти), тогда как герои другой группы житий стремятся обосновать своим поведением не только общехристианский, но и феодальный идеал» [1, с. 91].

Примером первой группы сюжетов является «Житие Феодосия Печерского». Житие было написано иноком Киево-Печерского монастыря Нестором. А. А. Шахматов и И. П. Еремин считают, что памятник был создан до 1088 г., а С. А. Бугославский датирует его началом XII в.

В своем произведении Нестор отдал дань и традиционной композиции жития. Так читатель узнает, что будущий святой рождается от благочестивых родителей, что он с детства «душою влеком на любовь божию», чуждается игр со сверстниками, ежедневно посещает церковь. Став иноком, Феодосий поражает окружающих аскетизмом и смирением. Уже будучи игуменом, он одевается настолько просто, что люди, не знающие подвижника в лицо, принимают его то за «убогого», то за «единого от варящих». Многие «от невеглас» (невежд), встречая Феодосия, открыто подсмеиваются над «худостью ризьной». Истязая «плоть», Феодосий спит только сидя, не моется (только «руце умывающа»). Как и положено святому, печерский игумен успешно одолевает «множество полков невидимых бесов», творит чудеса, заранее узнает о дне своей кончины. Он принимает смерть с достоинством и спокойствием, успевает наставить братию и выбрать ей нового игумена. В момент смерти Феодосия над монастырем поднимается огненный столп, который видит находящийся неподалеку князь Святослав. Тело Феодосия остается нетленным; а люди, обращающиеся к Феодосию с молитвой, получают помощь святого: один исцеляется, другому святой, явившись во сне, открывает имя обокравшего его вора, третий, опальный боярин, вновь обретает расположение и милость князя. И, несмотря на присутствие основных агиографических элементов (рождение от благочестивых родителей, смиренное служение, посмертные чудеса), данный памятник построен не в строгом соответствии с византийским житийным каноном.

В «Житии Феодосия Печерского» немало черт, резко ему противоречащих. Здесь дан целый ряд ярких картин мирского и монастырского быта Киевской Руси. Сам Феодосий, в прошлом смиренный нравом отрок, терпеливо сносивший побои матери и издевательства сверстников, становится деловитым хозяином монастыря и смело вмешивается в политическую жизнь страны. Мать Феодосия, вопреки христианскому благочестию, которым, по агиографическому канону, наделил ее Нестор, борется со стремлением сына «датися» Богу. Монахи Киево-Печерского монастыря предстают перед нами вполне земными людьми: они с трудом примиряются с суровым монастырским уставом, далеко уступают своему игумену в трудолюбии, смирении и благочестии. В описании чудес и видений Нестор проявляет удивительное писательское мастерство: он умеет найти и подать такие выразительные детали, которые создают иллюзию достоверности даже в самых фантастических эпизодах. В то же время, если не считать традиционного для житий вступления, где автор молит Бога помочь в написании произведения и сетует на свое «невежество», и некоторых молитв Феодосия, житие лишено риторических рассуждений, оно сюжетно и динамично.

Таким образом, В «Житии Феодосия Печерского» создан гениальный образ идеальной земной жизни, которая возможна, по мысли автора жития, за монастырскими стенами. Уход в монастырь рассматривается в произведении как способ преодоления несовершенства тварного мира. Стремление к Богу в этом житие представляет как отказ от мира. Однако описанные в нем примеры умерщвления плоти Феодосием — это не самоценное стремление к страданию как таковому, а дисциплинирование плоти ограничениями, выработка навыков смирения, терпения и воздержания. Нестор фокусирует внимание на вторичности материального по отношению к духовной сфере. Поэтому подвижничество Феодосия представлено как образцовый пример движения от мира к Богу, но движение это многоплановое, не ограниченное презрением ко всему мирскому и плотскому. В конечном счете, выбор между Богом и миром, духом и плотью осуществляется в пользу первого. При этом Феодосий не отстраняется от политической жизни, от пастырских забот о мирянах и заблудших, он вообще не отстраняется от хозяйственных забот и от самой черновой, непрестижной работы. В отличие от других героев христианской житийной литературы, он не демонстрирует героических подвигов крайне суровой аскезы. Жизнь Феодосия отличалась от жизни собратьев только большей строгостью и требовательностью к выполнению монастырского устава и заповедей Христовых. Его аскеза суровая, но доступная. Поэтому его жизнь проходит в неустанных трудах и молитвах, в трогательных заботах о ближних и о вверенном его попечительству монастырю.

Таким образом, вся его жизнь — это не подвиги ради подвигов, а служение вере и ближним, и в этом своем служении он проявляет твердость и непоколебимость православного русского духа. В понимании Нестора земная жизнь в Боге превращается для подвижника в сплошной праздник благочестия.

Образцами другого типа жития — мартирии (рассказа о святом-мученике) являются два жития, созданные на основе истории о смерти князей Бориса и Глеба. Одно из них, «Чтение о житии и о погублении... Бориса и Глеба», написано Нестором. Автор другого, именуемого «Сказание и страсть и похвала святым мученикам Борису и Глебу», неизвестен. Среди исследователей нет единого мнения о том, когда было написано «Сказание» (в середине XI в. или же в начале XII в.) и, следовательно, до или после несторовского «Чтения…». Ключевое положение занимает именно анонимное «Сказание», текст которого был наиболее популярным на Руси. К настоящему времени известно около 200 списков этого памятника и выявлены его разные редакции.

Внешним поводом для возникновения данных литературных памятников послужили конкретные события русской истории. В 1015 г. вследствие смерти Владимира Святославича пасынок последнего, Святополк Ярополчич, объявил себя великим киевским князем, и в общем это было законно и вполне согласовалось с тогдашним порядком престолонаследования. Но Святополк, стремясь укрепиться на престоле, убивает своих братьев – Бориса, Глеба и Святослава. Другой сын Владимира, новгородский князь Ярослав, выступает против Святополка и после длительной борьбы с ним сам становится великим киевским князем в 1119 г. Гибель Бориса и Глеба от руки святополковых наемников истолковывается многими как смерть мученическая, что подтверждается чудесными явлениями на местах их погребения, и это служит поводом для их особого почитания в народе.

Ярослав Мудрый актом канонизации укрепляет последнее в качестве национального культа и добивается признания святости князей со стороны Византийской Церкви. В связи с этими обстоятельствами и появляются литературные тексты о Борисе и Глебе. Создание церковного культа Бориса и Глеба преследовало две цели. Как утверждает Д. С. Лихачев, с одной стороны, канонизация первых русских святых поднимала церковный авторитет Руси, свидетельствовала о том, что Русь «почтена пред богом» и удостоилась своих «святых угодников». С другой стороны, культ Бориса и Глеба имел чрезвычайно важный политический смысл: он «освящал» и утверждал не раз провозглашавшуюся государственную идею, согласно которой все русские князья — братья, и в то же время подчеркивал обязательность «покорения» младших князей старшим [10]. Именно так поступили Борис и Глеб: они беспрекословно подчинились своему старшему брату Святополку, почитая его «в отца место», а он злоупотребил их братской покорностью.

«Сказание» имеет четырехчастную структуру. Начинается оно с краткого вступления. Основная часть посвящена теме убийства князей Бориса и Глеба. Темой третьей части является возмездие виновнику преступления Святополку и его бесславная смерть. Последняя часть представляет собой похвальное слово, обращенное к убиенным князьям. Наконец, в Успенском списке «Сказания» за завершающим его текст словом «аминь» следует лаконичное описание внешности и морально-нравственаных достоинств Бориса, что уникально для древнерусской литературы того периода.

В начале произведения автор сообщает некоторые сведения о сыновьях Владимира Святославича, «иже и святыимь крьщениемь вьсю просвети сию землю Русьску». Особое внимание уделено здесь Святополку, неправедному происхождению «окаянааго», ибо он родился в результате многократного греха: насильственного расстрижения черницы и ее двойного брака, убийства и кровосмешения («от двою отьцю и брату»). Таким образом, его преступная жизнь предписана была ему на роду.

В рассказе об убийстве главное внимание уделено Борису и Глебу, и рассказ этот полифоничен (многоголосен) по интонации. Изложение эпизодов, предшествующих гибели Бориса и Глеба, драматично: персонажи не столько действуют, сколько произносят внутренние монологи и речи в виде молитв, плачей, прошений, раздумий. Кроме этого, повествование сопровождается авторской оценкой происходящего. Автор рисует братьев отчасти похожими друг на друга, что связано с основной идеей произведения, но перед лицом смерти они ведут себя по-разному.

Об убийстве Бориса «Сказание» повествует значительно подробнее. Прежде всего, автор подчеркивает послушливость и смирение Бориса: князь с радостью выполняет волю отца, отправившись с походом против печенегов, и безропотно предается в руки посланных Святополком убийц, следуя закону подчинения младших старшему в роде. Борис знает, что ожидает его после кончины отца, он растерян и вместе с тем готов принять уготованное ему, дабы стать мучеником перед лицом Божиим: «Сьрдьце ми горить, душа ми съмыслъ съмущаеть, и не вемь, къ кому обратитися и къ кому сию горькую печаль простерети. Къ брату ли, его же быхъ имелъ въ отьца место? Нетъ, мьню, о суетии мирьскыихъ поучаеться и о биении моемь помышляеть. Да аще кръвь мою пролееть и на убийство мое потъщиться, мученикъ буду Господу моему. Азъ бо не противлюся…» Но, решившись идти к Святополку, Борис исполнен сомнений, однако сомнения его вызваны не страхом смерти. Он боится, что люди соблазнят его, как некогда его отца, на борьбу со старшим братом «славы ради и княжения мира сего»; он боится в таком случае погрязнуть в грехах, за которые придется держать ответ на грядущем суде в мире ином. Не случайно он вспоминает слова царя Соломона, что все земное – власть, слава, богатство – «суета и суетие суетию буди», что истинное спасение достигается только добрыми делами, правой верой и нелицемерной любовью. И все же «богоблаженному» Борису до слез жаль себя, его одолевают уныние и сокрушение, так что и спутники его, видя это, «стонааше горестию сьрдьчьною и съмущаахуся о печали». И только обетование Спасителя: «Иже погубити душю свою мене ради и моихъ словесъ, обрящети ю въ животе вечьнемь съхранить ю» – утешительно для Бориса, слова эти заставляют его забыть «скърбь съмьртьную» и преисполниться в уповании на милостивого Господа душевной радости.

Совершенно противоположно описывается в «Сказании» поведение Святополка. В отличие от брата, он полностью, без страха и сомнений, предался воле дьявола. По наущению последнего Святополк, ложно заверив Бориса в своей братской любви к нему, приглашает его к себе, а сам, как некогда Каин, задумывает братоубийство ради достижения единовластия. «Оканьный треклятый» князь призывает вышегородских людей во главе с Путьшей и подговоривает их тайно убить Бориса. А Борис тем временем останавливается у реки Альты. Сопровождавшие его воины предлагают ему пойти на Киев и силой сесть на отцовский престол, однако Борис отказывается «възяти рукы на брата своего», после этого д ружина его покидает. Он остается почти совсем один, «тъкъмо съ отрокы своими», и по-прежнему переживает раздвоение чувств. С «удручьнъмь сьрдьцьмь» и с «душою радостьною» Борис молится у себя в шатре: «Сльзъ моихъ не презьри, Владыко, да яко же уповаю на тя, тако да с твоими рабы прииму часть и жребий съ вьсеми святыими твоими, яко ты еси Богъ милостивъ, и тебе славу въсылаемъ въ векы. Аминь».

Интересно описание смерти «блаженааго страстотьрпьца». На следующий день, «въ святую неделю», рано утром Борис велит своему священнику начать «заутрьнюю» и сам поет стихи по Псалтири. В это время приходят посланцы Святополка. Борис слышит их «шпътъ зълъ окьстъ шатьра», его охватывает трепет, он в слезах, и вместе с тем он благодарит Господа за то, что ему дарована возможность «зависти ради» принять «горькую смерть и все престрадати любъве ради словесе» Божия. Спутники Бориса сопереживают ему. Убийцы же, подступив к шатру, «насунуша» свои копья прямо сквозь полотно. Отрок Бориса, «родъмь угринъ, имьньмъ же Георгий», закрывает его собой, так что князь только ранен. «В оторопе» он выскакивает из шатра. Убийцы, растерявшись, кричат: «Чьто стоите зряще! Приступивъше сконьчаимъ повеленое намъ!» Однако Борис просит их дать ему возможность помолиться в последний раз и вновь славословит Бога за то, что он помог ему «убежати отъ прельсти жития сего льстьнааго», совершить труд «святыихъ мученикъ и съконьчати хотение сьрдьца» своего. В молитве князь еще раз говорит о своем смирении, своей послушливости и о том, что принимает смерть от брата ради Христа, но при этом призывает Бога не осуждать Святополка за такой грех. Помолившись, Борис в слезном умилении говорит убийцам: «Братие, приступивъше, съконьчаите служьбу вашу! И буди миръ брату моему и вамъ, братие!». И от молитвы князя, и от этих его слов убийцы – «къжьдо в душе своей» – преисполнились горькой жалости к нему и восхищения его поведением. Бездыханного Бориса завернули в шатер, положили на телегу и повезли к Святополку, но по пути он очнулся: «начатъ въскланяти святую главу свою». И лишь после этого специально посланные Святополком два варяга-чужеземца «прободоста Бориса мечьмь въ сьрдьце».

После этого автор «Сказания» вновь обращается к образу Святополка, который и не подумал прекратить убийства или раскаиться в совершенном. Напротив, неистовство его стало еще большим. Вселившийся в него сатана стал его «пострекати вящьша и горьша съдеяти». Святополк понимает, что ему ничего не остается, как только продолжать начатое, ибо из-за мести других братьев он может потерять все; положение его безысходно, ведь он покусился на то, что возлюбил Господь, и поэтому он вынужден умножать грехи, поскольку и в будущем веке ему не на что надеяться: «Обаче и матере моея грехъ да не оцеститься и съ правьдьныими не напишюся, нъ да потреблюся от книгъ живущиихъ». С такими мыслями Святополк и зовет к себе Глеба, причем вновь прибегнув к обману: «Приди въбързе! Отьць зоветь тя и несдравить ти вельми».

Глеб тут же отправился в путь несмотря на дурное предзнаменование: «на поле потъчеся подъ нимь конь в рове и наломи ногу малы». Под Смоленском, плывя по реке Смядыне, Глеб получает весть от Ярослава о смерти отца и убийстве Бориса. Он оплакивает их, и плач его есть, главным образом, выражение верности Борису и сокрушения о собственном сиротстве без него. Глеб готов последовать за ним. «О милый мой брате и господине! - взывает он, - Аще еси уполучилъ дрьзновение у Господа, моли о моем унынии, да быхъ азъ съподобленъ ту же страсть въсприяти и съ тобою жити, неже въ свете семь прельстьнемь!» Как видно, в отличие от Бориса Глеб желает умереть не из стремления уподобиться Христу и мученикам Христовым и не руководствуясь принципом непременного послушания воле старшего в роде. Его порыв мотивирован только любовью к брату и отцу.

Вообще, согласно «Сказанию», Глеб по-детски наивен и непоследователен. Когда он увидел святополковых наемников, то «възрадовася душею», «целования чаяяше отъ нихъ приятии», у него и мысли нет об их намерениях. И лишь после того, как они перескочили к нему в ладью с обнаженными мечами в руках, он «разумевъ яко хотять его убити». Но оказывается, Глеб совершенно не готов к смерти, он понимает ее несправедливость и с замечательной трогательностью, «весь слезами разливаяся, а телъмъ утърпая», говорит об этом в надежде избежать ее: «Не деите мене, братия моя милая и драгая! Не деите мене, ни ничто же вы зъла сътворивъша! Не брезете, братие и господье, не брезете! Кую обиду сътворихъ брату моему и вамъ, братие и господье мои? Аще ли кая обида, ведете мя къ князю вашему, а къ брату моему и господину. Помилуйте уности моее, помилуйте, господье мои! Вы ми будете господие мои, азъ вамъ рабъ. Не пожьнете мене отъ жития не съзьрела, не пожьнете класа, не уже съзьревъша, нъ млеко безълобия носяща! Не порежете лозы не до коньца въздрастъша, а плодъ имуща! Молю вы ся и милъ вы ся дею». Христианские мотивы в речах Глеба начинают звучать, когда он осознает неумолимость посланцев Святополка. И теперь его мысли отчасти сопрягаются с мыслями Бориса: как тот просил Бога о милосердии по отношению к Святополку, так и Глеб желает ему избавления от вечных мук: «Спасися и ты, брате и враже Святопълче!» Но ощущение сиротства и брошенности не оставляет Глеба. Молитвенно обращаясь к своему отцу, он говорит о себе как о невинной жертве; взывая к небу и земле, сокрушается, что никто его не слышит; надеясь на покойного брата, просит его о предстоянии за себя перед Господом. Предсмертная молитва Глеба выражает упование на Божие милосердие. Он сам призывает убийц покончить с тем, ради чего они были посланы. И на сей раз это делает собственный слуга князя: «Поваръ же глебовъ, именьмь Търчинъ, изьмъ ножь и имъ блаженааго и закла и, яко агня непорочьно и безлобиво, месяца септебря въ 5 дьнь, въ понеделникъ». О христианском значении гибели Глеба тут же рассуждает автор «Сказания»: «И принесеся жьртва чиста Господеви и благовоньна. И възиде въ небесныя обители къ Господу. И узьре желаемааго си брата. И въсприяста веньца небесныя, его же и въжелеста. И въздрадовастася радостию великою неиздреченьною, юже улучиста».

Весьма важное отличие рассказа о гибели Глеба от рассказа о гибели Бориса заключается в том, что «Сказание» констатирует Божественное попечение об останках Глеба. Его мертвое тело было брошено «на пусте месте межю дъвема колодама», но и спустя долгое время оставалось невредимым. И более того, Господь прославил его чудесными знамениями, которые были явлены проходящим мимо людям: «овогда бо видеша стълпъ огньнъ, овогда свеще горуще и пакы пения ангельская слышааху». Это продолжалось до тех пор, пока Ярослав не победил Святополка.

Третяя часть «Сказания» посвящена теме возмездия за совершенное преступление. Эта часть невелика по объему. Автора не интересует ход борьбы Ярослава со Святополком. Главное для него – страшный конец преступного князя. Ярослав, уповая на молитвенную помощь братьев, которые, по его убеждению, пребывают перед Господом в благодати, одолевает Святополка на том самом месте, где был убит Борис. Святополк бежит, нигде не находя себе покоя: «И нападе на нь бесъ, и раслабеша кости его, яко не мощи ни на кони седети, и несяхуть его на носилехъ. И прибегоша Берестию съ нимь. Онъ же рече: «Побегнете, осе женуть по насъ!» И посылахуть противу, и не бе ни гонящааго, ни женущааго въ следъ его. И, лежа въ немощи, въсхопивъся глаголааше: «Побегнемы еще, женуть! Охъ мне!» И не можааше тьрпети на единомь месте, и пробеже Лядьску землю, гонимъ гневъмь Божиемь. И прибеже въ пустыню межю Чехы и Ляхы, и ту испроврьже животъ свои зъле. И приятъ възмьздие отъ Господа, яко же по-казася посъланая на нь пагубьная рана и по съмьрти муку вечьную. И тако обою животу лихованъ бысть: и сьде не тъкъмо княжения, нъ и живота гонезе, и тамо не тъкъмо царствия небеснааго и еже съ ангелы жития погреши, нъ и муце и огню предасться. И есть могыла его и до сего дьне, и исходить отъ нее смрадъ зълыи на показание чловекомъ». Завершается этот раздел сообщениеми об обретении останков Глеба и погребении их в Вышгороде рядом с останками Бориса, а также о создании посвященных князьям храмов на местах их убийства.

В последней части «Сказания» затронуты четыре темы. Первая тема представляет собой размышление автора, в котором он, восхваляя Бориса и Глеба, осмысляет феномен святости князей, подчеркивает их смирение, благодаря которому Господь их прославил. Кроме этого, смысл святости князей автору видится в их небесной помощи Русской земле: «По истине несумьньне рещи възмогу: Вы убо небесьная чловека еста, земльная ангела, стълпа и утвьржение земле нашея! Темь же и борета по своемь отьчьстве и пособита, яко же и великий Димитрий по своемь отьчьстве». Вторая тема заключающего «Сказание» слова – это утверждение международного значения Вышгорода и славословие ему как второму Солуню, который имеет «въ себе врачьство безмьздьное, не нашему единому языку тъкъмо подано бысть Бъгъмь, нъ и вьсеи земли спасение. Отъ всехъ бо странъ ту приходяще туне (даром) почьреплють ицеление». Третья тема сопряжена с призывом к блаженным страстотерпцам помнить об отечестве своем и всегда молиться о нем перед Господом и способствовать тому, чтобы Он услышал молитвы грешных их соотечественников. Наконец, четвертая тема – покаянно-просительная. Это молитва к Спасителю о милосердии по отношению к Русской земле.

Таково в целом содержание анонимного «Сказания». Очевидно, что это высокохудожественное произведение. Правда, оно мало соответствовало агиографическим канонам, и было ближе к историческому повествованию. Однако в данном памятнике более развиты драматическое и лирико-молитвенное начала, в большей мере использован цитатный материал, заимствованный прежде всего из Священного Писания.

Принятие христианства способствовало политическому и культурному росту Руси. Как мы уже успели убедиться, возникновение письменности и появление литературных памятников связано с этим событием. И зарождение новых литературных жанров обусловлено в том числе и этим историческим фактом. Так, после принятия христианства в конце X века на Руси pacпространился обычай ездить на восток, в Палестину, для поклонения христианским святыням. Участников путешествий в Святую Землю на Руси называли по-разному: либо паломниками (на основании обычая приносить домой пальмовую ветвь), либо каликами (от латин. сaliga – башмак). В Западной Европе для их обозначения использовался термин пилигрим (искаженное от латин. рeregrinus – путешествующий).

Очень быстро стремление поклониться великим христианским святыням обрело на Руси настолько широкие масштабы, что уже в XII веке вызвало обеспокоенность Церкви. Паломники записывали свои впечатления о посещении святых мест, вследствие чего и возник жанр хождения.

Наиболее ранним, значительным и популярным памятником древнерусской литературы хождений является «Житье и хожденье Данила, Русьскыя земли игумена». Составлено произведение в начале XII века, сохранилось почти в 150 списках, древнейшие из которых относятся к XV веку. Об авторе известно только то, что он родился где-то в Южной Руси, был пострижником Киево-Печерского монастыря и затем нес послушание в каком-то из черниговских монастырей. В Палестине Даниил находился около 16 месяцев, в промежутке между 1106 и 1108 гг. Свое путешествие он осуществил в сопровождении соотечественников, имена некоторых из них автор даже называет. Свое «Хождение» Даниил написал, по-видимому, сразу по возвращении на родину (не позднее 1113 г., так как автор упоминает как живого великого киевского князя Святополка II Изяславича, который умер как раз в 1113 г.).