Хаос и космос в личности

Мы уже указывали выше, что на первом этапе изменения лич­ность движется к «потенциальному Я». Этот этап связан с соци­альной и психологической реализацией личности. Затем наступа­ет тупик, человек проявлен — исчезает перспектива самосовер­шенствования. Как мы указывали выше, при достижении самореализации у человека возникает ощущение невыносимой легкости жизни.

Жизнь становится удивительно доступной и понятной. Ты от­даешь энергию пространству, а пространство начинает питать тебя

еще больше. Это напоминает ситуацию, когда маленький ребенок начинает говорить, и окружающие его взрослые испытывают ог­ромный энтузиазм по этому поводу. Умение говорить — это свое­образная точка реализации ребенка.

В точке реализации человек перестает встречать сопротивле­ние. Наступает некий застой в самосовершенствовании. Челове­ку некуда меняться. Наступает так называемый кризис стабиль­ности. Все есть, но невыносимы само постоянство и стабильность, если даже они ассоциированы с богатством, с социальным успе­хом, славой.

Именно эта невыносимая тоска стабильности вызывает к жиз­ни одну из главных потребностей человека — потребность к изме­нению. С одной стороны, личность стремится к внутреннему кос­мосу и порядку, с другой стороны, заявляет о себе тенденция к пер­вичному хаосу, дестабилизации, безумию беспорядка.

В конце концов человек сознательно или бессознательно совер­шает инвакацию, приглашает хаос. Жизнь в «потенциальном», «ре­ализованном Я» выстроена, рациональна, эффективна, но от нее пахнет тоской порядка. Каждый русский знает эту тоску, когда на несколько недель приезжает в Германию. Все хорошо, но так скуч­но, что выть хочется.

Всего хватает, все обустроено. Но что-то сильно не так.

То ли не хватает бомжей, то ли грязи, то ли колдобин на дорогах, то ли бесконечного простора, то ли сокровенного понимания в гла­зах прохожего...

Гомеостазис (равновесие) личности, с одной стороны, удержи­вается внутренними силами личности, а с другой — социумом.

Стержень устойчивости личности погружен в социум и во мно­гом социальная среда является силой, которая поддерживает ста­бильность личности через механизмы обусловленности ролями, ста­тусами, диспозициями, установками. В связи с этим методологичес­ки самый надежный способ изменения личности — изменение места в социальной структуре или изоляция от привычного социума. Как только мы меняем место, изнутри начинает пульсировать энергия хаоса, когда сила социума не обуславливает личность.

Трансформация возможна, когда мы просто меняем место. В этом смысле выездные тренинги с погружением наиболее благоприят­ны для расширения осознания, самосовершенствовании личности. В реальной жизни личность, которая «застревает» в кризисе ста­бильности, сметается силой эволюции (или силой хаоса, силой из­менения) через возникающую социальную ситуацию. Чем мощнее космос (упорядочивание), тем мощнее хаос (ситуативный, возраст­ной или психодуховный кризис).

При нарушении баланса в сторону консерватизма сила хаоса сминает жестко структурированную личность — либо за счет об­щей интенсивности процесса, либо за счет прицельного воздействия на слабые точки личности [37, 38, 84, 90].

«Не-Я»

Когда при достижении «Я-потенциального» личностью осозна­ется потребность в изменении, то оказывается, что меняться неку­да. Она целостна. Остается единственная возможность самосовер­шенствования — через интеграцию фрагментов огромной под­структуры в личности, которую можно обозначить как «не-Я».

Третий шаг касается огромной Эго-структуры, зеркального от­ражения Эго, но за счет него как раз и существует само Эго. Это подструктура, которая называется «не-Я». В.Н. Мясищев обозначил эту структуру отрицательной тенденцией.

Целостность личности, структура личности существует не как некое свободное пространство, с которым мы можем идентифици­роваться. Оно существует только за счет того, что в каждом из нас существует барьер, охранная граница с «не-Я». Между «Я» и «не-Я» всегда существует полевое напряжение. Это напряжение может быть огромным, и человек может никак не перейти через него. Бо­лее того, само приближение к «не-Я» уже пугает.

Для любого «Я» существует «не-Я», также как и для любого «не-Я» существует «Я». За счет напряжения между «Я» и «не-Я» обеспе­чивается целостность личности. Если мы возьмем некий фрагмент «Я», то должны понимать, что существует и «не-Я», которое мы от­рицаем. С любым фрагментом Эго-структуры сосуществует некая отрицаемая, вытесняемая «не-Я»-структура.

Сознание человека бинарно, и в силу этой особенности в психи­ке человека существует «не-Я» как глобальная система «анти-Я-кон-цепция», и с любой подсистемой «Я» соответственно сосуществует «не-Я» — как некое зеркальное отражение «Я» с отрицательной ва­лентностью в соответствующей мозаике («я — отец», а «не отец — это не я»; «я — умный профессор», а «глупый профессор — это не я»; «я — богатый», «бедный — не я» и т.д.).

Для любого «Я» в человеческом сознании, в том числе и бессоз­нательной его части, существует противоположная структура, кото­рую можно обозначить как «не-Я».

Как в материальной, социальной, так и в духовной подсистемах существуют постоянно действующие психологические комплексы, фрагменты «Я» и «не-Я», мы все время находим след этой бинарной структуры, мы все время натыкаемся на эту бинарность. Более того, мы и есть эта бинарность.

Личность сохраняет качество гомеостазиса до тех пор, пока есть внутреннее соответствие между бинарными составляющими. Лич­ность выступает как уникальная мозаика дуальностей, а не иденти­фикаций.

Если провести аналогию с полевыми структурами, личность представляет собой систему напряжений между «Я» и «не-Я». Система этих напряжений является гарантом сохранности и ста­бильности личности.

Поход в «не-Я»

Какова же динамика самосовершенствования?

Кризис «невыносимой легкости жизни» и дальнейшая эволю­ция личности приводят к походу в «не-Я» и этот поход в «не-Я» со­провождается разрушением границы между «Я» и «не-Я», в резуль­тате которого образуется третье пространство внутри личности, ко­торое мы обозначим как «Равностность» или неотождествленность (см. рис. 11).

Равностность

«Я»

«Не-Я»

Рис. П. Три зоны в личности

Смысл интеграции заключается не в том, чтобы проворачивать колесо «Я — не-Я», а в том, чтобы полностью слить пространство между «Я» и «не-Я» в зону «Равностности».

В силу того что само понятие Равностности привнесено нами в российскую психологию из буддизма, то оно требует дополнитель­ного описания и уточнения.

В буддийской психологии это состояние называют благородным, драгоценным, возвышенным [17, 18].

Сами эти эпитеты вроде нам знакомы, но в буддийской психоло­гии и психотехнике в них вкладывается особый смысл.

Этимология слова «благородный» на русском языке достаточно проста: «благого рода», то есть «благого намерения». Изначально это слово указывало на то, что этот человек имеет особую кровь (из «благородных», «особого происхождения». В настоящее время это слово употребляется при обозначении качества человека, его спо­собностей и склонностей на благой, особый (по доброте, бескорыс-

тности, честности) поступок. Обозначая состояние Раностностно-сти «благородным», мы делаем акцент на первом качестве. Более того, мы хотим до предела довести смысл «особости», «редкости», «благого происхождения» и подчеркнуть то свойство этого состоя­ния, которое в человеческом сознании чрезвычаййо редко встре­чается. Это состояние «благородно» в том смысле, что уникально. Это как найти слиток золота на улице Кирова в Ярославле или, что более знакомо для всех, на Красной площади в Москве.

Это состояние драгоценно в том смысле, что обладание им имеет качество сверхценности не только в любой духовной традиции, но и в философии, психологии, психотерапии.

Оно возвышенно, т.к. является вершиной духовных и личност­ных достижений. Оно являлось в буддийской психологии одним из качеств просветленного — архата.

После этих объяснений читателю может показаться, что все про­сто и все понятно. Но равностность не распакуема в логическом дискурсе.

Равностность — это нечто, что невозможно понять. Можно тыся­чу раз выслушать, не меньшее количество раз повторить, выучить наизусть, написать об этом трактат, поставить фильм и построить великолепной красоты демонстративную модель, но понять невоз­можно. И дело не в том, что человек дурак или, как выражаются в кругах холистического направления, «непродвинутый», а состоя­ние сложно.

В конце концов — можно пережить это состояние.

Но очень трудно его удержать.

Равностность — это состояние равного ко всем и ко всему отно­шения — глубинное выражение фактуальности жизни. Для нас жизнь — это всегда вовлеченность в отношения. Мы кого-то любим, кого-то ненавидим, к кому-то равнодушны, кого-то презираем, что-то считаем правильным, что-то неправильным... В Ревностности нет разницы между людьми независимо от пола, возраста, расовой, ка­стовой или этнической принадлежности, достатка, образования, род­ственных отношений...

Из точки Ревностности нет различия между негром и русским, японцем и чеченцем, евреем и татарином, моей женой и матерью, моим сыном Вадимом и эвенком, сидящим в чуме, миллиардером и нищим, сущностного различия между Христом и Буддой Шакьяму-ни, Мохаммедом и Ошо.

Из пространства Ревностности нет различия между человеком и другими живыми существами. В этом смысле кот Максим, лежащий прямо сейчас рядом на кресле, на сущностном уровне равен Бодхид-

i

харме и обладает той же природой. Ревностность — это не равноду­шие. В православной религии аналогом этого состояния является Великое смирение. Ревностность — это состояние беспристрастно­го отношения к реальности — к живой и неживой, пробужденной и спящей, к духовной и бездуховной, к словесной, эмоциональной, пер­цептивной, символьной, знаковой... Человек наблюдает за рекой жизни и является наблюдением вне отношений и вовлеченности.

Это состояние личности, когда ее предельным выражением яв­ляется служение людям, и она полностью проявлена в своей духов­ной потенции, одновременно свободна от отождествлений, жела­ния быть кем-то и чем-то.

Человек ни за что не хватается и ничего не считает своим, у него ничего нет, и в то же время есть все. В нем все есть: все состояния, все идеи, все реакции — он ничем не является. Он встал над полем чело­веческих переживаний. И уже из этой точки имеет возможность вхо­дить в любую форму, в любое переживание, в любое состояние, в любое отношение, в любой контакт с реальностью, не теряя связи с состоянием Равностности.

Самое важное в этом состоянии то, что мы впервые начинаем смотреть на мир из обретенной свободы — индивидуального созна­ния. Откуда мир является просто возможнотью воплощения в мыс­ли, образы, чувства, ощущения, поведение и отношения.

Именно из Равностности Эго является возможностью быть, но быть любым — гибким и многомерным, творческим и спонтанным.

К сожалению, работа современного психотерапевта или прак­тического психолога заключается как раз в «проворачивании» ко­леса «Я — не-Я». При этом меняется содержание идентификаций, но напряжение и ограниченность между бинарностями не исчеза­ет. Приходит на консультацию к психологу или психотерапевту жен­щина, у которой проблема во взаимоотношениях с мужчинами (она ненавидит мужчин). После некоторого процесса работы с профес­сионалом ее проблема разрешена — она начинает принимать и лю­бить мужчин. Изменилось содержание идентификации, но она не стала свободнее. В первой ситуации запрет на любовь, во второй —. на ненависть. Она «трансформировалась» (см. рис. 12).

Ревностность

«Я»

«Не-Я»

Рис. 12. Мнимая трансформация

Такого рода «трансформация» не имеет смысла, потому как же­сткая бинарная структура личности остается, личность по-прежне­му не имеет степени свободы — она идентифицирована (в содер­жании, в качестве, в поведении, поступках) с фрагментами «Я». Она жестко идентифицирована с определенными установками, ценностями, картами реальности.

Третий шаг самосовершенствования — интеграция «не-Я» в Равностности. В конце концов, «Я» и «не-Я» — это определенные смыслы, наполненные отношением и переживанием личности. Самое главное: возможные варианты этих смыслов и отношений в жизни уже существуют и они в любой момент просто являются объектами выбора.

Ревностность

«Не-Я» — это просто возможный выбор поведения, деятельнос­ти, активности, эмоционального состояния и т.д. Можно интегриро­вать напряжение между противоположностями, в результате чего возникает некое новое пространство в структуре личности. И это новое пространство мы называем «Равностностью».

Это пустое пространство, здесь человек ни с чем не отождеств­лен и вообще никем не является.

Во всех мистических традициях мира того человека, который ви­дит истину сквозь иллюзию противоположностей, бинарностей от­рицания и утверждения, называют «освобожденным». Так как он «свободен от двойственности» противоположностей, он свободен в своей жизни от всех бессмысленных по своей сути проблем и конф­ликтов, вызываемых борьбой противоположностей, отождествлен-ностей «Я» и «не-Я».

Не добро против зла, а ницшеанский выход за пределы добра и зла [151]. Не жизнь против смерти, а центр осознания, превосхо­дящий и то, и другое.

Самосовершенствование и достижение Равностности заключа­ется не в том, чтобы структурировать бинарность и добиваться «по­ложительного прогресса» в психотерапевтическом процессе. Смысл Равностности в том, чтобы объединять и гармонизировать противоположности как положительные, так и отрицательные, от­крывая за пределами «Я» и «не-Я» ту основу, которая превосходит и включает в себя обе полярности.

Таким образом, разрешение войны противоположностей требу­ет отказа от всех границ, а не прогрессирующего жонглирования противоположностями в их борьбе друг против друга. Борьба про-

тивоположностей является выражением границы, принятой за ре­альную, и чтобы осознать свободу, мы должны прийти к корню са­мого предмета — границы Эго являются истой галлюцинацией.

Любое «Я-интегрированное» является возможной формой отож­дествления. Например, могу — так, а могу — и наоборот. И то и другое является выбором. Что касается идентификации в «Я», вы­бора в «Я» нет. Любой выбор в «Я» — абсурд, потому что любая структура и мифологически, и исторически подкреплена.

Первый шаг к свободе — это интеграция дуальностей. Как только возникает эта интеграция дуальностей, появляется выбор.

С. Л. Рубинштейн, Б. Г. Ананьев считали, что основным для раз­вития личности является принцип интеграции. Ананьев писал, что «развитие действительно есть возрастающая по масштабам и уров­ням интеграция — образование крупных «блоков», систем или структур, синтез которых выступает как наиболее общая структу­ра личности».

На высоких уровнях интеграции по нашему мнению такой наи­более общей структурой и выступает Равностность. При этом Рев­ностность не нужно путать с равнодушием, потому что в этом со­стоянии в любой момент жизни человек полностью живет в форме: чувствует, действует, желает, достигает, имеет цели и т.д., он пол­ностью реализованно живет. Но при этом, он не отождествлен с формой. Это очень важно. Он никогда не покидает своего основно­го пространства — Равностности.

Единственно возможное пространство беспроблемного суще­ствования — это Равностность. Там нет проблем, потому что там нет решетки личности, там нет формы.

На самом деле Равностность (как мы уже писали выше) почти невозможна или мало возможна. Как показывает опыт, Равно­стность — пространство, где жизнь просто является потоком осоз­нания за пределами болезни, старости и смерти. Жизнь, все фор­мы жизни являются просто возможным выбором, и при этом чело­век не теряет ощущение своей внутренней гармоничности.

Это то состояние личности, когда она не идентифицирована ни с материальным, ни с социальным и живет в основном в духовном пространстве. Дело не столько в том, что человек имеет или не име­ет, а в том, что точка Равностности является пространством фоку­сировки осознания, основным пространством жизни.

Личность не является свободной, когда социально идентифи­цирована, адаптирована, отождествлена с определенным нормо-типическим поведением, образом жизни.

Личность становится свободной тогда, когда она входит в про­странство Равностности, где «Я» и «не-Я» не имеют уже никакого

смысла, а являются просто возможностями выбора. Ты можешь вой­ти, как в форму, в любое содержание установок, стереотипов, цен­ностей, картин мира, поведения, масок, ролей, но ты из точки Равно-стности не являешься ни тем, ни другим, ни третьим. Личность на­конец становится осознанно свободной в зоне Равностности.

Смысл самосовершенствования заключается не в том, чтобы ме­нять личностные формы, проворачивая колесо «Я — не-Я», а в том, чтобы трансцендировать формы, выйти за пределы всех форм, ин­тегрировать формы в пустотность Равностности, выйти за пределы форм. В этом я вижу духовное сердце самосовершенствования.

Смысл интеграции — это осознание конфликтов между «Я» и «не-Я», «так» и «не так» и открытое принятие того, что ранее отвер­галось, отрицалось, подвергалось подавлению и было нерефлекси-руемо.

В конце концов, интеграция — осознание выбора «Я» и «не-Я» как конфуза дуальности. Принятие зоны «Равностности» дает чело­веку вместо жесткого ограничения гибкий выбор.

Цель самосовершенствования находится за пределами мучитель­ных дуальностей «да» и «нет», которые являются качественными характеристиками Эго. Цель — устойчивое обживание простран­ства Равностности, где каждый может отыскать равновесие и цело­стность, которые ему подходят.

Из точки Равностности возможно входить и в «Я» и в «не-Я», и наконец, когда большое количество значимых фрагментов «Я» и «не-Я» сливаются, в пространстве Равностности происходит то, что на­зывают земным просветлением или мудростью (см. рис. 13).

МуАрость

Это «освобождение от двойственности» в христианской мифо­логии является открытием Царствия Небесного на земле. В эзоте­рическом, сакральном смысле это открытие не является состояни­ем наличия всего положительного и отсутствия отрицательного, но состоянием осуществления «непротивополагания» или «недвой­ственности». В «Евангелии от Фомы» написано: «Они сказали ему: Что же, если мы младенцы, мы войдем в царствие? Иисус сказал им: Когда вы сделаете двоих одним, и когда вы сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону, и внешнюю сторону как внутрен­нюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним... тогда вы войдете в [цар­ствие]».

На поверхности возникшей мандалы остаются лишь основные экзистенции личности, что воспринимается как самая благородная

самоактуализация в социуме. Примером такого рода в православии могут быть биографии святых Сергия Радонежского, Иоанна Крон-штадского, Серафима Саровского и др.

Человеку в современном прагматичном мире трудно одновре­менно поклоняться всем трем аспектам жизни и быть свободным от них.

Быть богатым, здоровым и счастливым нетрудно. Но это касает­ся профанического, материального аспекта земного существования. Одновременно с этим быть проявленным и актуализировать свою духовную природу — вот здесь испытываются трудности.

Я уже пятнадцать лет веду академический курс трансперсональ­ной психологии на факультете психологии Ярославского универ­ситета и заметил, что и студентам, и мне больше всего нравятся две темы — «Парадигма в научном исследовании» и «Расширенные картографии сознания».

Когда во время лекции всерьез начинали обсуждаться пробле­мы состыкованности, взаимоперехода психоделических состояний сознания, безумия в обыденном понимании этого состояния и сат-тори, в аудитории возникала какая-то блаженная тишина. Когда в воздухе вибрировали слова о постижении Дао, аллаи, возникало ощущение значимости момента и проникновения всей группы вместе с преподавателем в какую-то сакральную территорию со­знания.

Главная идея, лежащая в основе всех великих религий, заклю­чается в том, что человек живет в мире своих грез и заблуждений. Он отсекает себя от универсального сознания, от Бога, чтобы зак­рыться в тесной скорлупе своего Эго. Выйти из этой скорлупы, распрощаться с желаниями и иллюзиями «Я», вновь обрести един­ство с универсумом — это было действительной целью духовного пути, как определили ее великие учителя духовности Иисус Хрис­тос, Будда Шакьямуни, Бодхидхарма, Магомет, Лао-цзы и Сократ. Это проявление, воссоединение и просветление и есть цель лич­ностного роста. Хотя этой истине учили в течение веков мудрецы и просветленные учителя всех традиций, она остается во многом понятой неправильно.

«Не толкай реку — она и так течет...»

В последние пятнадцать лет на каждом тренинге я говорил о про­светлении, иногда с энтузиазмом, иногда с сарказмом. Я встречался с людьми, которые считали себя просветленными, встречался с людь­ми, которые считали себя святыми и чудотворцами.

Когда я готовился к этим встречам, в душе возникал трепет. Я видел внутри себя ребенка, который очень хочет сказочного чуда:

«Вдруг... может в этот раз... случится...» После встреч каждый раз меня обволакивала мягкая грусть. Это очень похоже на то, как в хорошую погоду ты отдаешься длинным волнам в море. Лежишь на спине, чайки летят, море несет тебя на своем теле, мир и покой внутри...

Во мне после этих встреч просыпался старик, проживший на зем­ле уже не одну тысячу лет, знавший Экклезиаста, Лао-цзы, Бодхид-харму. Он уже не знает грусти, скепсиса, воодушевления. Каждый раз он говорит: «Все нормально, Владимир. Было бы странно, если бы было по-другому».

Но невзирая ни на что — я верю в архатство каждого, с кем встре­чаюсь в жизни.

«Не-Я»

«Я»

Ревностность

Рис. 13. Три зоны в личности при освобождении

Целостная личность, транслируя через свою личность основ­ные экзистенциальные ценности, является хранителем человечес­кой духовности. При достижении высокого уровня интеграции Рев­ностность приобретает качество целостности — пространства ни­чем не ограниченных четырех прекрасных, драгоценных состояний сознания: Любящей доброты (приносящей чистую радость), Со­страдания (удаляющего страдание), Радостности (счастья в счас­тье других).

Любящая доброта — это Любовь вне страсти, вне отношений к объекту желаний, вне обусловленности объектом. Любовь как со­стояние дарения доброты и милости, как благостность, жертвен­ность отдачи, божественная любовь Христа на кресте, милосерд­ный взгляд Будды Шакьямуни ко всему живому и неживому под деревом бодхи... «...Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Сво­его Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную...» (Иоанн, 3:16).

Сострадание — это состояние вне страдания, полное знания, силы и ясности, открытости для честной и безупречной помощи другим существам. Сострадание существует вне эмоциональных

переживаний сочувствия, жалости, эмпатии. Когда мы захвачены чувствами, мы теряем ясность и осознанность, теряем знание. Мы становимся чувствами. Когда мы сострадаем, мы не вовлечены в чувства другого человека, мы не вовлечены в чувства, которые воз­никают у нас по отношению к ситуации. Великое сострадание — это открытость в энергии, помощи другому и другим вне осуждения, вне отношения к тому, что делает человек, как он проявляется. Вели­кое сострадание находится за пределами добра и зла.

Третий аспект целостности — это Радостность. Радостность — это гимн жизни, это чистое проявление чувства. Радостность — это когда человек свободен в потоке чувств, когда тело, глаза, го­лос, уши — все в человеке празднует жизнь. Радостность — это состояние сознания, когда человек является носителем чистой энергии жизни, которая светлыми лучами струится на все суще­ствующее.

Равностность никогда не приходит одна. Сострадание и мило­сердие — границы, через которые фильтруется Равностность.

Объем Равностности — это любовь и радостность. Эти четыре качества являются драгоценными состояниями сознания в буддиз­ме, ламаизме, христианстве, магометанстве потому, что они чрез­вычайно редко встречаются. Если нет какого-либо из этих состоя­ний сознания, то нет и пространства великого сострадания (Маха-каруны).

Для человека возможна разработка этого пространства, знание о нем, знание пути к этому пространству. Выработанная Равно­стность как основное психическое состояние или осознанное пси­хическое состояние является той Родиной, которая, с одной сторо­ны, питает, а с другой стороны, той Родиной, которая приводит че­ловека в баланс и гармонию в любой момент, и той Родиной, в которой ничья помощь не нужна, где становишься свободным.

Именно в целостности бьется духовное сердце самосовершен­ствования — за пределами всех форм, за пределами отождествле­ний, за пределами человеческой дуальности.

Путь самосовершенствования и развития личности — это путь не изменения форм, а их интеграции в целостность. В соответствии с этой целью психология третьего тысячелетия должна опираться на огромный опыт психодуховных традиций, быть открытой огром­ному полю психотехник, начиная от различных эзотерик и закан­чивая искусством.

Возможен последний шаг в трансформации — полная интегра­ция личности за пределами брахма-вихары. Это совершенная ман­дала интеграции (см. рис. 14).

Рис. 14. Полное просветление

Уже нет личности, ни «Я», ни «не-Я», нет служения, нет мило­сердия, нет четырех драгоценных состояний сознания, нет отно­шения и связи с реальностью, нет пульсации желаний. Ничто че­ловеческое не узнаваемо в этой мандале. Говорят, что в этой манда­ле пульсирует окно в божественное. Я видел это, когда впервые мой сын после рождения открыл глаза и посмотрел на меня, сквозь меня, за пределы меня. Я там увидел вечность за пределами чело­веческого, я не увидел там ничего человеческого. Сейчас я знаю, что нас «не минует чаша сия».

Сейчас я знаю, что полная интеграция, тотальное уничтожение личности, полет в Брахму, где пройдена точка возврата и служения людям, абсурдна. В брахма-вихаре рождается Божественный Ре­бенок, сдувающий своим дыханием пыль суеты с зеркала Ревно­стности.

Ревностность — это одновременно состояние и срединный, ин­тегративный путь жизни. Смысл этого пути в том, что он вбирает в себя все остальные формы возможного духовного пути.

Мы рассматриваем все остальные традиции как некие возмож­ности, как некие формы, переживаемые сознанием, которые чело­век может объективизировать, наполнить их личным смыслом и таким образом выстроиать свой уникальный, индивидуальный путь к интеграции.

При этом традиции являются лишь временным материалом, а психотехники, используемые в традициях, — временным инстру­ментом для личностной интеграции и существования в Махакару-не, Великой Равностности.

Главное — это то, что личность не отождествляется ни с одной традицией.

Человек, идущий этим путем, — ни даос, ни буддист, ни христи­анин, ни тантрист, но при этом использует формы этих традиций в холистических целях, в целях достижения целостности и поддер­жания этого состояния.

Человек, выбравший Равностность как цель и занимающийся срединным путем, похож на ребенка, который знакомится с игруш-

ками, а потом выбрасывает их. Он также знакомится с традицией,' играет с традицией и выбрасывает традицию, зная об ее суще­ствовании. И в этом смысле это срединный путь, предполагающий неотождествленность с традицией. Это божественная игра, где ре­бенок имеет все игрушки и не имеет ни одной.

Равностность непротиворечива и не встает в оппозицию, пото­му что вообще не имеет никакой позиции.

Сохраняя Равностность, ты все понимаешь: что хочет этот чело­век и что — другой. Уши твои открыты голосам жизни. Сердце твое живет в Любящей доброте, Радостности и Великом сострадании сущему. Одновременно зеркало твоего сознания чисто и отраже­ние четко и ясно.

Психология призвана извлекать и интроецировать в свое кон­цептуальное поле психодуховный опыт, накопленный в неистовом поиске человека своих высших духовных состояний для усиления его самопонимания и самосовершенствования.

Провозглашая в 1990-е годы принцип многомерности истины в качестве частно-методологического принципа прикладной психо­логии мы имели ввиду ее открытость и необходимость встроить существующие практики работы с человеком, которые уже пока­зали свою эффективность и надежность в течение тысячелетий, удовлетворяя базовую потребность человека в духовных аспектах своего существования, но не применялись в академической пси­хологии из-за идеологических шор.

Уже второе десятилетие занимаясь психологическими практи­ками, я могу — опираясь на огромный практический опыт взаимо­действия с десятками тысяч людей — сказать, что не может суще­ствовать универсальной психологической модели для всех.

На феноменологическом уровне мы не можем встретить двух одинаковых людей даже по структуре, не говоря уже о содержа­нии. Да, — есть тип людей, идентифицированных в основном с «материальным Эго», или с «социальным Эго», или, что реже встречается, — с «духовным Эго». Уже на уровне этой диффе­ренциации мы можем говорить о различной мотивации, о различ­ном поведении, о различном восприятии и оценке реальности, о различных типах людей и — соответственно — о потребности раз­вертывать различные типы психологии — как теории, так и пси­хотехник.

В реальной социальной культуре существуют совершенно раз­личные образы человека. В современной психологии в соответствии с реальностью многообразия предмета должны существовать со­вершенно различные типы психологической концептуализации и

методологии практической работы с человеком, различные языки осмысления психического и соответствующие психотехнические пространства.

И потому, господа психологи и психотерапевты, творите каж­дый раз с каждым человеком новый мир - простор психического открыт и нет границ ни во времени, ни в пространстве.

Глава 5

ОСНОВНЫЕ МОМЕНТЫ СТРАТЕГИИ РАБОТЫ ПСИХОЛОГА: ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ И ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ

Вопрос о кризисе психологии, о ее неспособности корректно описывать феномены религии, культуры, психики, сознания, об­суждался в XX и XXI веках неоднократно. Всякий раз этот кризис был связан с тем, что классический научный подход «срезал» спе­цифику гуманитарных явлений, уподобляя их явлением приро­ды, а предполагаемые новые подходы, стремящиеся сохранить эту специфику, оказывались недостаточно научными, в смысле их соответствия критериям классической науки — объективнос­ти, рациональности, повторяемости, предсказуемости и т.д.

Многочисленность проектов новых психологических подхо­дов, а также интегративной психологии, способной адекватно по­знавать и природу, и человека; завидное постоянство поисков в этом направлении и отсутствия решающей новой научной пара­дигмы — все это в совокупности наводит на мысль, что ситуация кризиса связана с наиболее фундаментальными предпосылками и ограничениями классического научного познания мира.

Психология и психотехника -зазор между мирами

Занимаясь изучением традиционных психотехнических куль­тур, мы также сталкиваемся с трудностью их научного описания на языке психологии, лишь иногда усматривая в отдельных аспек­тах какое-то подобие структуры. Мир психотехники — это мир практического психологического знания, искусства, мастерства, это традиционные методы саморегуляции, управления психичес­кими и психосоматическими процессами и состояниями сознания. Традиционные — значит существующие в контексте практичес­кой, духовной или религиозно-философской традиции. В более широком смысле психотехника может рассматриваться как осно­ва любого психического процесса, поскольку невозможно даже произнести осмысленное предложение без наличия техники по­рождения речи или совершить моторное действие без сформиро­ванных функций управления движениями.

Таким образом можно зафиксировать три основных взгляда на психотехнику:

1) как на фундамент любого человеческого опыта;

2) как на традиционную психокультуру вообще;

3) как на традиционную психокультуру саморегуляции и само­совершенствования.

Следует различать психотехнику и психотехнологию. Психо­техника в большей степени является искусством, мастерством. Психотехнология же является конкретным методом для конкрет­ной ситуации.

В процессе изучения психотехнических культур мы постоян­но натыкаемся на границы собственных возможностей выраже­ния, осмысления, понимания. Дальнейшее размышление пока­зывает нам, что эти границы не связаны, по-видимому, лишь со способностями отдельного человека, но более фундаментальны. Они укоренены в общечеловеческих, более того, в онтологичес­ких характеристиках сознания и возможностях его описания в существующем научном языке.

Ситуацию, наглядно демонстрирующую это, можно назвать си­туацией зазора между двумя мирами: миром научной психологии и миром психотехники. Известно, как мало психология может по­мочь в ряде наисущественнейших областей человеческой жизни, сколь велика нужда в элементарной психологической помощи, консультации, психологической культуре отношений. А эта куль­тура закладывается с раннего детства и развивается таинствен­ными путями, которые очень сложно воспроизвести намеренно, и очень трудно получить знание об этих путях, на основе которого можно было бы излечить болезни человеческих отношений, вос­полнить, скажем, отсутствие любви. Мы также знаем, что многие вещи в человеческом мире не возникают от желания этих вещей: требуются какие-то другие фундаментальные условия для их осу­ществления.

Вспомним ситуацию, которая уже много столетий очерчивает проблему взаимосвязи научной психологии и практических пси­хологических знаний в европейской культуре. Известно, что Де­карт — великий философ и один из основателей европейской на­уки, европейского рационализма — считал, что такой науки как психология нет и быть не может. Наше знание о душе имеет прин­ципиально вненаучную природу и не может стать предметом тео­ретического научного мышления. Источником этого знания, по Де­карту, является практический опыт, мы набираем его, «вращаясь в свете, путешествуя и т.д.»

Другой великий мыслитель — Кант, считал, что научная психо­логия либо невозможна, либо неинтересна, бессодержательна. Та­кая психология способна выражать столь ничтожную часть чело­веческого опыта, что не имеет никакой практической пользы.

Опуская множество менее известных имен, напомню позицию Фрейда, который утверждал, что психоанализу невозможно на­учиться: настоящий психоаналитик столь же редок, как настоящий художник, ученый и т.д. И наконец приведем свидетельство Э.Бер­на, известного современного психолога, основателя трансактного анализа. Он писал, что практические психологические знания пя­тилетнего ребенка намного превышают теоретические познания профессора психологии.

Итак — ничтожество наших научных психологических знаний с одной стороны и безбрежная область практической психологии с другой. Чтобы конкретизировать эту ситуацию на современном материале, напомним несколько тем, которыми занимается совре­менная психология и которые она не в состоянии объяснить. Это, например, получивший большую известность так называемый «ре­лаксационный отклик» — явление, изученное американским пси­хофизиологом Х.Бенсоном. Бенсон разработал очень простой ме­тод введения клиента в особое состояние сознания через замедле­ние дыхания, расслабление и самовнушение. С помощью этой техники достигаются поразительные результаты в саморегуляции, обучении иностранным языкам, лечении стрессов, спорте и т.д., но его исчерпывающего научного объяснения пока не существует.

Широко известен пример эффекта плацебо, когда пациент по­лучает вместо лекарства сахарную пилюлю и выздоравливает толь­ко силой веры в новый чудодейственный препарат. Эффект извес­тен давно, но его психологические и нейропсихологические меха­низмы неясны. В Стенфордском университете изучается феномен ясных сновидений, когда спящий знает, что он видит сон. Овладе­ние таким знанием связывают даже с возможностью нового эво­люционного скачка в развитии человека. Разработаны эффектив­ные методы обучения ясным сновидениям, которые используются для решения психологических проблем и творческих задач. Тех­ника известна, феномен можно повторять, однако объяснения не существует.

Еще более загадочен феномен множественности личностей в одном теле, интенсивно изучаемый с середины 1970-х годов, когда у человека четко фиксируются различные субличности. Средне­статистическое число субличностей — 7, максимально зафикси­рованное — 18. Известно, что эти субличности имеют не только разный характер, лингвистические способности, но и разный пси-

хологический пол, психофизиологические параметры, функцио­нальные асимметрии, скажем, леворукость или праворукость. Этот поразительный факт совершенно необъясним в настоящее время.

Широко известны и другие, еще более экзотические феномены, связанные с экстрасенсорным восприятием. Сегодня мало кого можно удивить телекинезом, диагностикой на расстоянии, предви­дением будущего или неопознанными летающими объектами. Име­ются сообщения и о вещах совсем уж фантастических. Так, амери­канский профессор психиатрии С.Сендвайс пишет о способности современного индийского святого Саи-бабы материализовать из ничего предметы.

Таким образом, ситуация зазора между двумя мирами — науч­
ной психологии и психотехники — очерчивает необъятную область
практических умений, которые наука не способна адекватно опи­
сать в своем понятийном аппарате. Научная психология мало что
может дать для понимания ряда ключевых практических задач,
стоящих перед человеком: самосовершенствования, самоизмене­
ния, осмысления мира и своего места в нем. Эта диспропорция
принципиальна и связана с основополагающими установлениями
классической науки в том виде, как мы ее понимаем сегодня. Дело
в том, что эти установления таковы, что все наши знания о природе,
полученные с этих пор, имеют следующую цену — незнание о мире
души, сознания. .,.,

Ситуация радикального зазора между двумя мирами, можно ска­зать, создана «картезианским бумерангом» (от латинизированно­го имени Декарта — Cartesius). Она прослеживается с XVII века, когда Декарт узаконил разрыв между «вещью протяженной» (ми­ром природы) и «вещью мыслящей» (миром разума) и установил, что языки описания этих вещей, или субстанций, не пересекают­ся. Именно Декарт сконструировал классические понятия субъек­та и метода научного познания и наложил запрет на все естествен­ные связи между субъектом и объектом и языками их описания. По Декарту эти языки принципиально взаимонепереводимы и не до­пускают взаимнооднозначного соответствия. Как следствие, в рам­ках классической науки научные знания о мире природы возмож­ны лишь ценой научного незнания о мире психической жизни.

Разделение «протяженного» и «мыслящего» проводит к тому, что целостные феномены человеческой жизни теперь описывают­ся как два ряда параллельных явлений без возможности и фор­мального права говорить об их связи: с одно^й стороны, физико-химические процессы на языке классической науки, с другой — процессы внутренних переживаний на языке символов и метафор. Разумеется, глубинной основой этой ситуации является более дав-

ний, идущий от христианства дуализм тела (плоти) и сознания (духа), который, в свою очередь, имеет еще более глубокие корни.

Особый, принципиально вненаучный статус психотехника как практическое знание получает начиная с Декарта. Классический рационализм отсекает то, чем мы можем владеть практически, от того, что мы можем знать научно. Это и есть возвратившийся удар картезианского бумеранга, или плата за научное знание мира при­роды.

Каким же образом сознание вносится в основание классичес­кой науки, которая, как задумывалось, дает объективную картину мира независимо от индивидуального сознания и присущих каж­дому человеку установок, ценностей, иллюзий, ограничений? Как уже отмечалось, первый необходимый шаг на этом пути — узако-нивание разрыва между субъектом и объектом, дуализмом мате­рии и сознания. При таком подходе каждая субстанция не содер­жит ничего от другой и никак не связана с ней. Важнейшее след­ствие из этого — возможность уподобления всего мира гигантскому неодушевленному механизму, совершающему повторяющие дви­жения при равных начальных условиях. Все законы этого механиз­ма известны лишь «небесному геометру» — Богу, который зрит их непосредственно. Но и человеку даны проблески божественного ус­мотрения, когда он, руководствуясь правильным методом, уподоб­ляет свой интеллект божественному.

Второй необходимый шаг — постулат абсолютной истины, со­зерцаемой всеведающим, всеприсутствующим существом. На тре­тьем шаге качество всеприсутствия, всеведения, всемогущества божественного интеллекта проецируются в объективный внешний мир как абсолютность, однородность и непрерывность простран­ства и времени. Этот перенос, наряду с постулатом о механистич­ности мира, позволяет совершить следующий шаг — математиза­цию естествознания и ввести понятия геометрического простран­ства и линейного времени, исчисляемых количественно в системе трех взаимоортогональных направлений декартовых координат и оси времени.

Таким образом, атрибуты абсолютного субъекта постепенно и незаметно становятся свойствами внешнего мира и необходимы­ми предпосылками его познания. «Абсолютное время», «абсолют­ное пространство», «абсолютная истина», «непрерывность», «од­нородность», «геометрическое пространство», «линейное время», «количество», «мир как механизм» — уберите эти постулаты, и клас­сическая наука распадается одномоментно.

Вся совокупность этих постулатов удерживается вместе в мето­де научного познания. Следовать такому методу, начиная с Декар-

товы.х «Правил для руководства ума» и «Рассуждения о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках», означало освободиться от ошибок, заслоняющих «естественный свет» божественного интеллекта.

Научение методу неотъединимо от практического освоения всех предпосылок и идеализации познания, вхождения в действу­ющую научную парадигму. Метод дает человеку органы позна­ния, не данные ему от природы и — как это ярко выразил М.К.Ма-мардашвили — переводящие его в космическое, божественное из­мерение. Но этим методом уже невозможно познавать жизнь и сознание, не уподобив их прежде механическому объекту перед взглядом божественного ока.

В этом смысле классическая наука способна познавать только мертвое, и научная картезианская психология по необходимости имеет дело лишь с тенью человека, пытаясь разгадать жизнь души по механическому подергиванию гальванизируемого трупа.

Здесь коренится тот грандиозный искус иллюзорного знания, которому подвергалась и подвергается бихевиористская, когни­тивная и прочие позитивистские психологии, когда знания о тени переносятся на живого человека. Так возникают мифы: человек — это машина, это — социальное животное, это — компьютер, это — социобиосутцество и т.д.

Однако вновь и вновь гуманистическая, экзистенциально-фе­номенологическая, трансперсональная и интегративная психоло­гия, наряду с другими гуманитарными науками, ищет некласси­ческие пути познания человека, способы постижения живого и со­знательного, не сводящие их к механическому.

Для того чтобы лучше представить перспективы и суть этих по­исков рассмотрим несколько модернизированную типологию зна­ния, первоначально предложенную А.И.Неклессом. Руководству­ясь формальными критериями, мы можем различать знание по способу представления как рациональное и иррациональное, по степени отчетливости как явное и неявное, по характеру функцио­нирования как отчуждаемое и неотчуждаемое. Таким образом, со­гласно этой типологии возможно восемь базисных типов знания.

Например, классическая наука является рациональным, явным и отчуждаемым знанием и процедуры ее первоустановления со­здают субъект, объект и метод получения именно такого знания. Остальные семь типов знания классической наукой не конструи­руются, не охватываются и отвергаются как ненаучные. Однако они — тоже знания! Скажем, любой человек является носителем знания, которое принципиально неотделимо, неотчуждаемо от его деятельности. Ни он сам, ни кто-либо другой не в состоянии полно-

стью объективировать, отделить и прояснить, например, его ак­терское мастерство или педагогический талант.

Человек может и не знать, что он знает нечто, пока это знание не актуализируется в какой-либо ситуации, допустим, в результате воп­роса. То есть человек знает нечто, но неявно. Это характерный пара­докс дуалистически организованного знания: мы познаем то, что уже каким-то образом знаем, как в случае припоминания неземного опы­та у Платона или механизма психологической защиты в психоана­лизе, где для невоспринимания травмирующих переживаний необ­ходимо уже как-то опознавать их как таковые, воспринимать до вос­приятия.

Удобно изобразить данную типологию графически как восьми­мерное «пространство знания». В этом пространстве мы можем наглядно изобразить ее не как формально-логическую оппозицию, а в виде непрерывного спектра. Так, можно рассматривать раз­личные типы, виды и степени рациональности (иррациональнос­ти) или явности (неявности) знания.

Одни точки этого пространства легко интерпретируются, и им можно найти соответствующие субъект, объект и метод познания, скажем, уже упоминавшийся классический- Другие — вполне пред-ставимы. Например, можно определить сюрреалистическую живо­пись как иррациональное, отчуждаемое, явное знание или музы­кальную импровизацию в момент ее рождения как иррациональ­ное, отчуждаемое, неявное знание; шаманское искусство вхождения в транс как рационально-иррациональное, явно-неявное, неотчуж­даемое знание.

Некоторые же типы знания выглядят в этом пространстве весь­ма загадочно. Чему, спросим, соответствует нулевая точка этого пространства, где знание не является ни рациональным, ни ирра­циональным, ни явным, ни неявным, ни отчуждаемым, ни неот­чуждаемым и в то же время обладает всеми характеристиками од­новременно? Может это прообраз какой-то будущей парадигмы целостного знания, а возможно — лишь бесплодная игра ума?

Можно расширять данную типологию, вводя новые различия. Так, по уровню описания, степени обобщения знание различается на теоретическое и эмпирическое (практическое), по своему пред­мету (объекту) — на объективное (внешнее) и субъективное (внут­реннее), — ведь не следует заранее исключать принципиальную возможность прямого необъективируемого научного знания внут­реннего мира.

По характеру воспроизводимости знание может быть повторя­емым и неповторяемым (уникальным), причем неповторяемость мо­жет быть связана с характеристиками ситуации, в которой сошлись

вместе невоспроизводимые намеренно или маловероятные природ­ные условия, как в случае происхождения жизни, прозрения Будды или знания Страшного суда. Знание может различаться по органи­зации на иерархическое (принцип Мирового Древа) и номадичес-кое (принцип ризомы, корневища — как того требует французский философ Ж.Делез). Только с учетом этих предложений получается 128 типов знания и лишь одно из них соответствует классическому образу.

Введенная перспектива вовсе не преследует цели дать исчер­пывающую классификацию знания, да и используемые для нее по­нятия пересекаются друг с другом и не вполне прояснены для тре­буемой терминологической четкости. Ее цель — проиллюстриро­вать возможность иных миров знания, со своими особыми предметами, субъектами, методами, обосновывающими процеду­рами, критериями научности, типами рациональности, рефлексии и способами получения исходных идеализации.

Эта перспектива дается исходя из элементарного жизненного опыта, присущего любому человеку, что, в свою очередь, говорит о том, насколько такой опыт шире мира классической науки, сколь неправомерно игнорировать и принижать его, следуя идеологи­ческим претензиям этой науки на всеохватность и исключитель­ную достоверность. Воистину, есть многое в мире, что и не снилось ортодоксальным ученым-психологам, и психотехника, выскочив, подобно черту из табакерки, поставила психологию в весьма кон­фузное положение перед нищетой ее достижений и спесивостью претензий.

Хотя научного понимания психотехники не существует, тради­ционные психотехнические культуры насчитывают не одну тыся­чу лет, а значит, имеются эффективные методы их передачи, ис­пользующие какой-то специфический психотехнический язык. Что это за язык, каковы его законы и особенности? Для поиска ответа на этот вопрос следует смотреть психотехнику в модальности ее существования: почему она есть и как она возможна?

Первый ответ состоит в том, что человек — существо конечное и воплощенное. Сознанию, не ограниченному телом, не было нуж­ды ни в какой психотехнике, оно могло бы реализовывать свои на­мерения непосредственно. Наш же человеческий опыт телесно-центрирован и телесноопосредован.

Любая психотехника самосовершенствования направлена на преодоление инертности плоти, подверженной механическим за­конам, старению и распаду. Значит, язык психотехники должен как-то впитывать ряды телесно-материальных и духовных терми­нов, являясь с точки зрения классической науки странным кентав-

роподобным существом, бесконечно далеким от строгости научно­го языка.

Второй ответ состоит в том, что в нашей жизни имеются интег­ральные неаналитические целостности, которые хорошо были из­вестны и Декарту, и Марксу, и многим другим. Маркс называл их превращенной формой. Ориентируясь по этим целостностям, на­пример по цене товара, мы можем судить о всей ситуации и эф­фективно действовать в ней.

Феномен морали также относится к такой группе явлений, и моральные нормы есть своеобразная «свертка» гигантского ду­ховного и исторического опыта человечества. Одна такая целост­ность — антропный принцип — широко обсуждается в современ­ной науке. Этот принцип, по существу, утверждает наличие фун­даментальной неаналитической соразмерности мира и человека.

Третий ответ приходит из современной психологии развития: мы владеем лишь тем, что создали сами (в том числе и в себе). Спо­собности и органы владения создаются в этом же процессе. И на­оборот, все несозданное (неосознанное) владеет нами.

И наконец — четвертый ответ, который является иным выра­жением третьего, гласит, что человек способен к так называемому «второму рождению», хорошо известному во всех духовных тра­дициях. Посвящения, ритуалы перехода, вступление на духовный путь означали отказ от прежнего «Я», зачатие, вынашивание и но­вое рождение в лоне учения (учителя). Именно поэтому язык тра­диционных психотехнических культур наполнен терминами, от­носящимися к зачатию и родам, смерти и возрождению.

В силу того что человек — это воплощенное, телесно-духовное существо, духовные традиции передавались через особого рода смыслонасыщенные целостности, несущие в себе психобиологи­ческие программы сонастраивания с тем, что мы называем духов­ностью.

Если язык психологии состоит из системы психологических по­нятий, организованных в ту или иную теорию, соотносящуюся со всей системой научного знания, то языком психотехники являют­ся особого рода интегральные целостности, смыслонасыщенные гештальты.

В отличие от европейской психологии такой язык был создан в буддистской традиции, эффективный и систематически организо­ванный. Так, ключевой термин буддистской психологии «дхарма» (более подробнее — в моей книге «Дао трансформации») означает целостную ситуацию переживания. В буддизме существует (мы уже затрагивали выше эту тему в другом контексте) поддающаяся пе­редаче система из более чем 100 дхарм. В ней зафиксированы ка-

ионические состояния или модальности переживания. А значит, существует некий базисный алфавит, в котором могут быть состав­лены слова и предложения языка состояний сознания.

В «Абхидхармакоше» буддистского мыслителя IV-V вв. Васубан-дху последовательно излагается теория дхарм как атомарных час­тичек потока сознания, описываются дхармические эквиваленты эмпирических и мистических состояний сознания, охватывающие весь спектр переживаний. Этот язык ориентирован на человека, идущего по пути самосовершенствования, начиная от какой-то от­правной точки, где он находится, до полного пробуждения.

Очень сложно найти аналог буддистскому языку состояний со­знания в европейской традиции науки и культуры. Буддистская традиция в большей степени ориентирована на гештальтное вы­ражение, а европейская — на аналитическое.

Вернемся к особого рода целостностям, являющимися своеоб­разными атомами психотехники. Хорошо известно, что для эффек­тивной психологической и психотерапевтической помощи в ситу­ации недостаточно затронуть ее какой-либо один даже наисуще­ственный аспект. Только на элементарном уровне мы можем пользоваться аутотренингом или популярным ныне нейролингви­стическим программированием. То же относится к подпороговому программированию, для которого выпущены тысячи аудиокассет на все случаи жизни — для похудения, отучения от курения, обуче­ния языкам и т.д.

Для реального изменения и помощи необходимо преобразовать всю жизненную ситуацию, и в этом деле существенны не какие-то отдельные аспекты, а все, включая контекст. И хороший практичес­кий психолог знает это и работает не с изолированными проблема­ми, а со всей ситуацией. Даже незначительное изменение требует сильной воли. Каждый, кто ставил такую задачу, знает это на соб­ственном опыте. Еще сложнее измениться фундаментально — об­рести второе рождение, качественно преобразиться.

По сути дела, большую часть своих жизней мы живем по чужо­му сценарию. Хотим помыслить или начать что-то новое — и не можем, застряв в колее повторяющихся чувств и переживаний, из которой, как кажется, невозможно выбраться. В буддистской психо­логии для этой ситуации имеется классический пример с колесом сансары, которое описывает всю жизнь человека как взаимосвя­занную цепочку причин и следствий — пратитьясаммутпады — от рождения до смерти и следующего рождения и т.д. Согласно буд­дизму, есть только один путь выхода из колеса сансары — путь к пробуждению, открытый Буддой. Доведется услышать те много­мерные камертоны, звучащие во всем регистре духовного диапа-

зона и откликнуться на их зов, помогающий сонастроиться с цело­стными состояниями — выход возможен. Если нет — скорее всего сансара нас не отпустит, и мы обречены на обезьянничанье, на имитацию чужих, не нами прожитых жизней.

Примером такой имитации может служить ситуация с даосской телесно-духовной практикой Тайцзи-чжуань, которая подвергает­ся на чужой культурной основе тонким искажением, утрачивая способность ко второму рождению. В традиционной же культуре Китая Тайцзи-чжуань являлась, прежде всего, психотехникой вто­рого рождения и создания условий возможности такого рождения. Ведь родиться по желанию невозможно. Для этого требуется нали­чие животворных сил и катализаторов, а также непостижимого со­четания счастливых условий, которые заранее не заданы и не пре­допределены. Эти неконтролируемые аспекты хранит и трансли­рует традиция.

При механическом заимствовании «рациональных компонент» учения они неизбежно утрачивают части, поскольку язык тради­ционной психокультуры не поддается экспликации и отчуждению.

Европейское же традиционное воспитание таково, что мы с дет­ства не научаемся различать эмоциональные состояния, у нас от­сутствует культура чувств, развитый диапазон дифференцирован­ных переживаний. И если человек, не имеющий такого опыта, при­нимается за обучение Тайцзи-чжуань, фактически ничего в его жизни не изменяется, ибо не задействуются аспекты жизненной ситуации. Мы продолжаем жить в эмоциональных тисках, в кото­рые попали в начале жизни, и возможности дифференцировки чувств у нас оборваны. А не пройдя этой дифференцировки, невоз­можно обрести аналогичную тонко дифференцированную культу­ру и в других сферах, в том числе в сфере двигательной, в сфере сценического мастерства, в сфере общения, в сфере межличност­ных отношений.

Приведем еще пример психотехнического языка. В тибетском буддизме символическим (и весьма практическим) выражением Цели, Пути и его Завершения (т.е. Пробуждения) является манда­ла, которая в двумерном изображении обычно выглядит как слож­ная многоцветная симметричным образом организованная вокруг центра структура, заполненная символическими образами. В бук­вальном переводе с санскрита это слово означает круг, который, как известно, является символом полноты, законченности, совер­шенства сознания [17, 18, 48, 50, 115, 183].

Сознание пробужденного, подобно когерентному лазерному всенаправленному лучу, видит в любой частичке мира — гигантс­кой динамической голограмме — все взаимосвязанное существо-

вание. Структура такого сознания и есть структура мандалы. Встав­ший на путь способен различать многочисленные аспекты целос­тного существования, но без возбуждения всенаправленного «ла­зерного» видения, без восприятия полноты.

Одними из ключевых существ, населяющих мандалу, являются пять так называемых дхьяни-будд (один в центре и четыре по сто­ронам света), персонифицирующих пять мудростей (изначальных познавании). Для трех из них можно найти какие-то аналоги в за­падной культуре. Так, некоторые аспекты зерцалоподобной муд­рости могут быть отчасти выражены понятиями рефлексии и от­ражения (хотя в них отсутствует главный аспект этой мудрости — полнота); аспекты мудрости равностности — понятиями бесстрас­тия и трансцендирования всех различий; аспекты различающей мудрости — понятиями различения и автономности. Всеисполня-ющая мудрость не имеет однозначных философско-психологичес-ких соответствий, но ее отдельные аспекты имеют аналоги в хрис­тианском учении о непогрешимом деянии. Наконец, всепроника­ющая мудрость (или, иначе, мудрость дхармового пространства), также не имеет аналогов в философско-психологической сфере.

Таким образом, общая трудность выражения психотехнических тем напрямую связана с целостным, невербальным характером на­шего опыта. Для этого научного описания необходимо разработать эффективный язык состояний сознания и переживания. В совре­менной западной психологии существуют отдельные успешные продвижения в этом направлении. Международную известность получили работы С.Грофа, С.Криппнера, Ч.Тарта и К.Мартиндей-ла по необычным состояниям сознания. Американский психолог Дж. Гибсон разработал принципиально новую экологическую тео­рию зрительного восприятия, в описании которого он полностью отказывается от языка классической психологии. Чрезвычайно ин­тересным является направление, получившее название психоло­гии телесности, в котором сошлись вместе несколько значитель­ных линий от биосинтеза В.Райха до экзистенциально-феномено­логических работ М.Мерло-Понти.

Кентаврическая природа психотехнического языка указывает на необходимость иных обосновательных процедур научного зна­ния, нежели в классической науке. В частности требуется освоить и осмыслить иные формы рефлексии — телесные, эмоциональ­ные, целостные, разработать проблему «мыслящего тела». Психо­техника невозможна вне телесной культуры. Другое дело, что тело здесь — не физико-биологический объект, а «воплощенная разум­ность», владеющая органами, не данными от природы, а создан­ными в процессе развития.

Психология и психотехника: возможен ли синтез? Ответ на этот вопрос зависит от наших базисных установок. Если мы вернемся к выше рассмотренной типологии знания и попытаемся пофантази­ровать о том, какой будет будущая психология, то вполне вероятно, что эта психология сможет работать не только с рациональным, явным, отчуждаемым знанием, но также с рациональным, неяв­ным, отчуждаемым и неотчуждаемым знанием. И развитие в этом направлении уже наблюдается в психологии телесности и экзис­тенциально-феноменологической психологии. Наиболее удачные проекты и идеи в этой области связаны с тем путем, который в каком-то смысле уже пройден на Востоке, а именно с разработкой языков состояния создания и введением понятий телесной, чув­ственной и эмоциональной рефлексии. И на этой основе, расши­рив базисный алфавит переживаний и состояний, можно постро­ить психотехническую дисциплину. Такой проект обольщает тем, что в нем возможно получить систему психотехнических состоя­ний и найти закономерности их связи взаимоперехода, организо­вать эмпирические психотехнические знания по определенной системе. Ведь без получения форм фиксации этих знаний в тради­циях, пусть работающих с неклассическим материалом, невозмож­но удовлетворить столь важным критериям научности, как пред­сказуемость и воспроизводимость.

Основная функция науки — объяснять и предсказывать, и если аналогичные вещи будут достигнуты в языке состояний сознания, то это будет наука во вполне традиционном понимании.

Однако остается еще множество иных типов практического зна­ния, для научного знания которых в рамках классической науки пока не просматривается никаких перспектив. Возможно в ходе дальнейших поисков возникнут контуры.иной, неклассической на­уки, каким-то пока неизвестным образом объединяющей в себе яв­ные и неявные, практические и теоретические, воспроизводимые и невоспроизводимые знания, поиски точных и гуманитарных наук. Например трансперсональная психология, которая перво­начально заявляла о себе как дисциплине имеющей дело с челове­ческим опытом во всем антропологическом масштабе, дисципли­не, преодолевающей антропоцентризм, эгоцентризм, трансценди-рующей культурные границы, исследующей мистический и религиозный опыт, при попытке стать теоретической,обратилась как раз к тем областям современной науки, где наблюдается выход на поверхность новых идей, идет поиск новой научной парадигмы.

Проблемы, с которой столкнулась психология, проявляются и в квантовой механике, и в современной биологии, и в социологии и в других науках. И это отчасти увенчалось успехом. Об этом, напри-

мер, говорит тот поразительный факт, что исторически более ран­няя гуманистическая психология не имеет развитой теории, а трансперсональная психология имеет несколько теоретических подходов, которые являются весьма плодотворными.

Тем не менее, между психологическим и психотехническим ви­дением человека существует глубокое различие. Психологическая парадигма в конечном итоге укоренена в механистическом виде­нии (будь то бихевиористская схема или компьютерная метафо­ра). Она работает с аналитической картиной психики. Психотех­ническая же укоренена в органическом видении (биологическом, голографическом). Она работает с целостными, гештальтными со­стояниями. И в этом смысле задача науки, которая пытается по­нять психотехнику, состоит в том, чтобы научиться воспринимать принципиально неаналитические, целостные образования. А эта проблема стоит не только в психологии.

Другое отличие в том, что психотехника связана прежде всего с духовными практиками, с человеком развивающимся, с создани­ем для человека новых зон свободы через психотехническое осво­ение мира. В этом процессе впервые создаются новые возможно­сти действий и обстоятельств, новые свободные пространства, ко­торые по сути являются инструментами дальнейшего развития. И каждую следующую зону свободы нужно вновь завоевывать творческими актами,, а не манипулятивными или репродуцирую­щими действиями.

Как всякий инструмент, психотехника таит в себе и благо, и зло, может использоваться не по назначению — не для развития, а для манипулирования собой и другими. Поэтому столь существенна антитехнологич