Обыденное существование

Первая форма является привычным способом жизни для каж­дого из нас. Мы существуем в соответствии с условностями обще­ства, без сильных напряжений — «как все». Общественные убеж­дения, мораль и ограничения или принимаются нами безоговороч­но как вполне естественные, или мы нарушаем их настолько, насколько их нарушают все. Каждый человек в России знает, что добропорядочный гражданин не должен нарушать законы и пра­вила (налоговые законы, правила дорожного движения и др.). Мы их нарушаем настолько, насколько это нарушение является мери­лом здравомыслия, и настолько, насколько это делают все.

В науке данная стадия развития человека называется линей­ной* На этой стадии мы далеки от необычных вопросов и гло­бальных проблем, если конечно они не являются привычным спо­собом структурирования пространства и времени. Обыденность, понятность, серость, наполненная иллюзиями, — вот характери­стики этой формы жизни. Перспективы жизни из этой стадии встроены в привычное мировосприятие, понятны, мы обладаем предельным знанием о том, что хорошо, что плохо; как надо посту­пать, как не надо; куда надо стремиться, куда не надо... Все зна­ния, умения, навыки, которые мы приобретаем в обыденной жиз­ни, являются выражением наших привычных тенденций, моти­вов, целей, интересов.

На Востоке это состояние, эту обусловленность обозначают как ослабленное затуманенное состояние сознания, санскара или майя. Азиатское продвинутое мышление определяет его как захвачен-ность иллюзиями, в европейской философии и психологии оно опи­сывается как всеобщий гипноз, транс консенсуса или стадный мен­талитет, который не замечается, поскольку разделяется всеми.

Мы не знаем ни тревог, ни радости, ни боли... А если они и при­сутствуют в нашей жизни, то не имеют шокирующей интенсивног сти: «Бог страдал и нам велел». Все хорошо настолько, насколько это социально допустимо. Все плохо настолько, насколько бывает у всех...

Я бы сказал, что на этой стадии ничего не происходит, даже если кто-то умирает или рождается: это случается со всеми и не нару­шает ритма жизни.

Для основной массы людей жизнь является нормальной в той степени, насколько она привычна и обыденна. Более того, человек предпринимает все возможные усилия для того, чтобы сохранить эту «нормальность». В некотором смысле мы спим и видим сон, который зовется жизнью, и тихо ненавидим тех, кто хочет разбу­дить нас. На стабильном, линейном отрезке своей жизни люди, как правило, живут в зоне комфорта. В этой зоне ничего не происходит или просто происходит жизнь: время и пространство структури­рованы в соответствии с мотивационно-потребностной и ценност-но-ориентационной системами личности. Смыслодеятельностные структуры самодостаточны и стабильны. Здесь наблюдается нала­женность социально-психологических коммуникаций. Жизнь в комфортной зоне связана с привычным образом, стилем существо­вания. Ассоциативно вспоминается человек-машина Гурджиева. Жизнь в комфортной зоне А. Пятигорский называл профаничес-кой, обычной, обыденной.

Интенсивность жизненных обстоятельств такова, чтобы поддер­живать некую фоновую активность существования. Нельзя ска­зать, что в этой зоне нет проблем, напряжений, конфликтов. Они без сомнения существуют, но имеют обыденный характер и явля­ются некими характеристиками привычных способов взаимодей­ствия с внутренней и внешней реальностью.

В комфортной зоне нет вызова, ситуаций, фрустрирующих лич­ность. У личности существует запас прочности, запас опыта, сис­тема знаний, умений, навыков, чтобы линейно проструктуриро-вать смысло-деятельностное поле и при этом не встречаться с неразрешимыми ситуациями. Помните: «Умный в гору не пой­дет, умный гору обойдет». Именно такова стратегия жизни в ком­фортной зоне — основная стратегия личности как сложной систе­мы, стремящейся к гомеостазу. Более того, я думаю, что многие психологические структуры на уровне восприятия жизни устрое­ны таким образом, чтобы сохранить существование в комфортной зоне. Любая сложная система может функционировать, только имея порог чувствительности. Мы как бы не замечаем или не присоеди­няемся, не хотим вовлечься в эмоциональные состояния и ситуа­ции, угрожающие нарушить комфортный гомеостаз. Все защит­ные механизмы устроены в соответствии с этой логикой. Порог чувствительности часто специально снижается именно нашим стремлением к жизни в зоне комфорта.

Существование в зоне комфорта обеспечивается несколькими переменными:

• бесконфликтностью между основными глобальными структура­ми «Я-материальное», «Я-социальное», «Я-духовное». Без всякого напряжения и конфликтов внутри этих сфер и между ними суще­ствование личности, разумеется, невозможно. Конфликты и про­тиворечия являются источником функционирования личности. Важно, что эти конфликты не обладают травмирующей интенсив­ностью, не имеют стрессогенного заряда. Существование внутри комфортной зоны всегда связано с идеей правильности жизни, с идеей стабильности «Я»;

• тотальной отождествленностью с «Я» и табу на взаимодействие с «не-Я». Применительно к психодуховным кризисам решающее значение имеет задача «развить» себя, освободиться от всего, что человеку фактически больше не соответствует, чтобы подлин­ность, истина и действительность — истинное «Я» становилось все более очевидным и действенным;

• снижением порога чувствительности и высокой селективностью к выражениям «не-Я» за счет увеличения внутренней жесткости и ригидности «Я».

Во многих культурах в переломные моменты жизни, являющие­ся для членов сообществ критическими, кризисными, существова­ли определенные ритуалы перехода из одного статусного состоя­ния в другое.

Например, существовали ритуалы инициации подростков во взрослое состояние. Перед этим молодых людей специально гото­вили к этому важному моменту в их жизни. Они овладевали основ­ными производственными навыками, усваивали основные тради­ции и нормы поведения в обществе, знали наизусть необходимые заклинания, молитвы, ритуальные церемонии. После прохожде­ния ритуала молодой человек, до этого неполноценный член обще­ства, становился его полноценным членом.

Во многом кризисное состояние напоминает обряд инициации, то есть посвящения личности в новые тайны жизни. Именно кри­зисы приводят личность к глубинному переживанию тайны смыс­ла жизни. Кризис — это не просто способ личности перейти в но­вое качество более полноценного социального индивида, но и не­что большее.

Кризисное состояние является посвящением в ядерную смыс­ловую структуру, приводящим к включению в сознание личности новых жизненных ценностей, таким образом происходит действи­тельное преображение индивида.

Кризисное состояние является испытанием на соответствие но­вой ситуации «материального», «социального», «духовного Я» но­вым социальным требованиям.

Психологически кризисное состояние требует концентрации во­едино всех сил для решения задач, которые ставятся перед лично­стью. Позитивная дезинтеграция происходит тогда, когда у лично­сти имеются силы и навыки организации активности по преодоле­нию испытания, а также когда она может и умеет собрать их в одно целое в данный момент. Для позитивной дезинтеграции необходи­мы навыки осознания, самоконтроля, саморегуляции.

Кризисное состояние всегда является лишением, фрустраци­ей. Кризис в некотором смысле является хирургическим вмеша­тельством в структуру личности. Человек привыкает к определен­ной структуре своей жизни и идентификаций, которые в основном являются внешними по отношению к психической реальности —• образ и состояние тела, пища, одежда, более или менее комфорт­ные условия существования, счет в банке, автомобиль, жена, дети, социальный статус, смыслы и духовные ценности. Кризисное состо­яние лишает человека некоторых элементов внешней опоры и имен­но при этом вычленяет, что человеческого останется от человека, что

у него останется внутри, что в нем укоренилось и крепко сидит, а что сразу разрушается, как только убрать внешнюю поддержку.

В психологии существует красивая метафора формирования «внутренней матери». При полноценном развитии ребенка у него формируется образ внутренней матери. Сначала есть реальная, «внешняя» мать, она любит ребенка, поддерживает, помогает, и ре­бенок знает, что всегда может к ней обратиться в трудную минуту, и она придет и поможет. И вот при правильном развитии у ребенка постепенно формируется образ внутренней матери. Он как бы вби­рает в себя свою реальную мать и сам себе оказывает поддержку. Сначала мать оставляет после себя различные заместители (игруш­ки, например, которые напоминают ребенку о присутствии мате­ри), затем постепенно формируется и внутренний образ матери. Мать свою любовь, свои навыки оказания помощи и правила принятия решения в трудную минуту оставляет ребенку. Так ребенок остает­ся с матерью на всю жизнь.

А если такого образа у человека внутри нет, он будет все время цепляться за внешнее, искать поддержки и утешения вне себя.

Кризис всегда является вызовом для личности. Он является ис­пытанием на укорененность, интроецированность каких-то важ­ных установок личности.

Кризисное состояние — это также и разрушение всего внеш­него, неукорененного, всего, что сидит в человеке неглубоко. И од­новременно это проявление внутреннего, укорененного, действи­тельно личного. Это разрушение внешнего и проявление внутрен­него важно, прежде всего, для истинного созревания личности, становления Человеком. Все внешнее выходит наружу в процессе кризиса, и человек начинает осознавать его. Если же он отказыва­ется от этой внешней шелухи, то происходит очищение сознания, соприкосновение с истинной экзистенциальной глубиной челове­ческого существования.

Любой значимый шаг в развитии личности предполагает понима­ние своей ограниченности и выхода за свои пределы. Это не война всех против всех или бунт, предполагающий конфронтацию с соци­альными законами сосуществования и этическими нормами. Это из­менение места восприятия себя в жизни, взгляд на себя из-за преде­лов себя и честное признание своей ограниченности, иллюзий.

В конце концов, возникновение таких предвестников изменений является законом развития. Сначала незаметно, но затем все интен­сивнее жизнь начинает указывать тебе, что то лоно, которое ты об­жил, уже устарело, или тесно, или пахнет затхлостью. Слышишь ты или не слышишь, но зов к изменениям начинает заполнять простран­ство твоей жизни. И этот зов мы называем кризисом.

Зов

Зов кризиса многолик. Это может быть ломка устоявшихся пред­ставлений о своем теле и других частей «материального Я»: бо­лезнь, угроза смерти, потеря дома или денег. Это может быть шо­кирующее столкновение с болезнью, старостью или смертью, как было с Буддой. Иногда не само лишение значимой части своего материального существования, а просто угроза такого лишения становится причиной кризиса, его зовом.

Часто зов реализуется через ломку привычных социальных от­ношений и отождествлений с ролями и статусами: потеря работы, измена жены, невозможность заработать деньги, лишение перс­пектив профессионального роста, развод, потеря детей, друзей, близких родственников... Зов тем сильнее, чем больше значимых частей социального «тела» касается его сметающая сила.

Еще интенсивнее зов кризиса проявляется в духовных измере­ниях личности. Это может быть экзистенциальный кризис, ломаю­щий все привычные представления и убеждения. Иногда зов мо­жет прийти и как толчок изнутри: впечатляющее сновидение или видение; случайно кем-то оброненная фраза, отрывок из книги или глубокий и искренний отклик на учение или учителя.

Зов может воплотиться в зловещие фигуры экзистенциальной тоски, чувства одиночества и отчужденности, абсурдности чело­веческого существования, мучительного вопроса о смысле жиз­ни. Духовный кризис может принять форму щемящей, как бы бес­причинной божественной неудовлетворенности, лишающей смысла привычные интересы, малые и большие удовольствия жизни — удовольствия от секса, славы, власти, телесного наслаж­дения.

Можно предположить, что по интенсивности зов представляет собой проявление гурманской зоны, которая менее обжита челове­ком, но более наполнена жизненностью и странной привлекатель­ностью. Само название уже говорит о чарующей притягательности того, что редко встречается. Гурман (от фр. gourmand) — любитель и знаток тонких блюд, лакомств. Основная масса людей вполне удов­летворена яичницей с колбасой, но есть несколько человек среди тысячи, которым для полноценной жизни обязательно нужно по­пробовать внутренности тигровой змеи или шею летучей мыши. Гур­манская зона притягательна необычными переживаниями, ее ос­новное эмоциональное содержание — смесь любопытства и стра­ха: «Страшно, но любопытно», «Любопытно, но страшно». Не зря самое пиковое выражение любопытства в русском языке звучит как «страшно любопытно».

Гурманская зона всегда является возможностью несколько опас­ного, но реального расширения внутреннего опыта. Она связана с соприкосновением со стенками «не-Я».

Интенсивность гурманской зоны прямо пропорционально свя­зана со степенью напряжения между фрагментами «Я» и «не-Я» в материальном, социальном и духовном аспектах. С гурманской зоной имеют ассоциативную связь такие слова, как «встряхнуть­ся», «взбодриться», «оторваться», «расслабиться»... Как показы­вает смысловой анализ, не так важно, каким образом повышается интенсивность, важно, что личность «прерывает» линейность ком­фортной зоны новыми состояниями. Гурманская зона является игрой «хочу» и «случается», то есть соприкосновение с этой зо­ной связано с субъективным желанием или объективными обсто­ятельствами.

Комфортная зона при всей своей стабильности, устойчивости и надежности в конце концов вызывает тошноту и скуку. Эти чув­ства появляются особенно быстро, если в личности достаточно много жизненной энергии. Я думаю, что если человека еще раз-помес­тить в рай, он и сегодня, при всем своем знании и опыте, опять найдет Древо Познания и вкусит запретный плод.

Личность осваивает новые области переживаний, приобретает новые знания, умения-знания именно в гурманской зоне. Л.С. Вы­готский писал о зоне ближайшего развития как наиболее оптималь­ном варианте обучения. Гурманская зона и есть зона ближайшего развития. Обучение или сверхобучение происходит именно в той жизненной ситуации, когда незнание или неумение опасны. Это хорошо знают студенты во время сессии.

Гурманская зона имеет огромный положительный потенциал в силу того, что вызывает к жизни ресурсы личности, повышает фи­зические, интеллектуальные, эвристические и другие психологи­ческие возможности. Одновременно гурманская зона — это тре­нировка новых возможностей, открытие новых перспектив жизни и узнавание ее новых граней.

Существуют две неприятные закономерности во взаимодействии с гурманской зоной:

• чем больше мы исследуем ее, тем дальше сдвигаются ее гра­ницы, тем большей интенсивности нам нужен опыт для до­стижения новых состояний или воплощенного проживания старых. То есть каждое взаимодействие с гурманской зо­ной раздвигает зону комфорта, и нужна все большая интен­сивность опыта, чтобы достичь гурманской зоны;

• длительное пребывание в гурманской зоне приводит не
только к «наркомании интенсивностью» и девальвации ком­
фортной зоны, но и к психобиологическому истощению, к
формированию привычки жить на пределе возможностей
и, как следствие, к кризисным состояниям с негативной де­
зинтеграцией.

Не так важно, какую форму принимает зов кризиса. Важно, что он лучше слышен при большей интенсивности опыта, чем при обы­денном существовании. Важно, что он задевает самые главные стру­ны личности, извлекая душераздирающий крик отчаяния, и показы­вает ограниченность возможностей «Я», привычного восприятия жизни, зовет человека к новым просторам развития. Важно, что он вызывает страх и панику, но одновременно любопытство и вооду­шевление.

Этот вызов ставит человека перед выбором:

• идти вслед за зовом в непонятные и неизведанные области ре­альности, к новым территориям личности, сознания, деятельно­сти, к новому качеству жизни;

• не принимать вызова, как бы не замечать надвигающегося кризиса и глубже закрыться в привычном,

И в том, и в другом случае человек находится в ситуации карди­нального выбора, который только при первом приближении кажет­ся выражением свободы. Выбор не только высший дар. Часто он становится проклятием для рефлексирующего и сомневающегося человека. Именно в момент зова нужно вспомнить слова Ницше: «Созидающие — будьте тверды» [151].

Зов — это послание судьбы о демиурговом предназначении человеческого духа. Глухота к зову, вызванная тем, что любопыт­ство сковано страхом, может обернуться для человека сожалени­ем об упущенных возможностях, о том, что все могло быть по-другому — лучше, сильнее, глубже, ярче... И тот покой, выбран­ный в какой-то момент ради лежания на привычном диване в сытой лености перед телевизором, может оказаться отравленным чувством нереализованности, никчемности, блеклости привыч­ного существования.

Если зов услышан, то по большому счету человека может ждать более незавидная судьба, чем привычная обыденность. Но таков путь мистерии кризиса — все пять форм осваиваются только во­инами по духу или неистовыми в своей решимости пережить и стать другими.

Смерть и возрождение

Эта фаза является кульминационной в переживании кризиса. Ее опыт заключается в безжалостном уничтожении важных прежних опор и основ в жизни человека. Эту форму мы можем обозначить как смерть прежней структуры, содержания Эго, его оценок, отно­шений. Смерть прежней структуры может являться следствием ин­тенсивного физического переживания (сексуального, болевого, из­менения «образа Я»), эмоциональной катастрофы, интеллектуаль­ного поражения, морального крушения. Смерть и возрождение наступают только в шоковой интенсивности опыта или вследствие кумулятивного эффекта сильных переживаний из гурманской зоны.

При кумулятивном эффекте гурманской зоны и истощении био­психического потенциала шоковый эффект может индуцировать­ся мгновенной «последней каплей». При истощающем кризисе че­ловек сначала эффективно справляется с серией отдельных или связанных со стрессом событий, следующих одно за другим. Но в конце концов сопротивление ослабевает, и человек может дойти до точки, когда уже не имеет достаточных сил и ресурсов — вне­шних и внутренних — для того, чтобы справиться с кумулятивным эффектом последующих ударов. В такой ситуации состояние ост­рого кризиса неизбежно.

При шоковой интенсивности внезапный катаклизм в «матери­альном», «социальном» или «духовном Я» может вызвать сильную эмоциональную реакцию, которая подавляет адаптивные механиз­мы индивида. Поскольку событие происходит неожиданно и чело­век обычно не имеет времени подготовиться к страшному удару, он может впасть в эмоциональный шок и начать «чахнуть». Шоко­вая интенсивность всегда связана с воздействием кризиса на важ­ные ядерные конструкты личности — «образ Я», интегративный статус, экзистенциальные ценности.

Рис. 16. Три зоны интенсивности опыта: J — интенсивность, t—временной континуум

Из шоковой зоны всего четыре выхода:

• позитивная дезинтеграция с переходом на качественно но­вый уровень целостности сознания и личности;

• сумасшествие с различным возможным содержанием;

• негативная дезинтеграция с потерей социальных коммуни­каций, жизненности и возвратом в комфортную зону с мини­мальным уровнем витальности;

• смерть.

При позитивной дезинтеграции смерть Эго воспринимается не как исчезновение с его метафизическим страхом небытия, а каче­ственное преобразование, уход от привычного восприятия мира, от чувства общей неадекватности, необходимости сверхконтроля и до­минирования. Смерть Эго — это процесс самоотречения. Данная форма раскрывается нам через переоценку всех ценностей, изме­нение целей жизни. На этой стадии многое из того, что казалось ценным, таковым больше не является. Многие важные смыслы «сду­вает ветром перемен», и человек может с ними расстаться. Симво­лизм смерти и возрождения на уровне индивидуального осознания вызывает к жизни манифестации мифологических аспектов разру­шения и жертвенных персонажей.

Кризис — это смерть прежней идентичности, уже не соответ­ствующей задачам текущего этапа личностного развития. И в смер­ти возрождается новая ткань жизненности. Старый образ себя дол­жен умереть, а через его пепел должна прорасти и раскрыться но­вая индивидуальность, более соответствующая эволюционной, материальной, социальной и духовной цели.

В новом принятом качестве возникает чувство духовного осво­бождения, спасения и искупленности. Человек воспринимает глу­бинный смысл свободы как состояния. Содержание этого этапа свя­зано с непосредственным рождением новой личности. На этой ста­дии процесс борьбы за новые качества подходит к концу. Движение по передрягам кризиса достигает кульминации, и за пиком боли, страдания и агрессивного напряжения следует катарсис, облегче­ние и наполнение жизни новыми смыслами.

Одновременно нужно иметь в виду, что фаза смерти и возрожде­ния является не только стадией психобиологической или социаль­но-психологической эволюции человека, но и реальным пережива­нием психодуховной эволюции. Этот этап кроме индивидуальных, личностных переживаний имеет выраженное архетипическое, ми­фологическое, психодуховное, мистическое содержание, отличает­ся отчетливо нуминозным характером и связан с глубокими экзис­тенциальными инсайтами, которые открывают всеобъемлющее единство за миром разделенности.

Урок

Фаза урока требует от личности дисциплины и умения быть «уче­ником кризиса». Для нее очень существенен конструктивный опыт. За смертью и возрождением важен поиск новых целей, стратегий жизни, новых ценностей. Их нахождение часто становится про­рывом, который круто меняет восприятие мира. Это могут быть новые социальные проекты, прозрения, касающиеся экзистенци­альных смыслов существования, понимание своего места в обще­стве и своей миссии. В духовном пространстве это может выра­жаться в просветлении, саттори, освобождении, единении с Богом или в чувстве необычной легкости, ясности и простоты жизни. В период осознания и прояснения перспектив в новом качестве люди особенно чувствительны к помощи. Привычные защитные меха­низмы ослаблены, обычные модели поведения представляются неадекватными, и человек становится более открытым для внешних влияний. Минимальное усилие в этот период часто может дать мак­симальный эффект, и соответствующим образом направленная не­большая помощь может улучшить ситуацию эффективнее, чем бо­лее интенсивная помощь в периоды меньшей эмоциональной вос­приимчивости.

За счет опыта кризиса в этой фазе у человека появляются но­вые механизмы разрешения конфликта и развиваются новые спо­собы адаптации, которые помогут ему в будущем эффективнее справляться с такой же или подобной ситуацией.

Главным уроком кризиса, на мой взгляд, является Равностность. Это состояние равного отношения ко всем и ко всему — глубинное выражение фактуальности жизни. Для нас жизнь это всегда вов­леченность в отношения. Мы кого-то любим, кого-то ненавидим, к кому-то равнодушны, кого-то презираем, что-то считаем правиль­ным, что-то — неправильным... В Равностности нет разницы меж­ду людьми независимо от пола, возраста, расовой, кастовой или этнической принадлежности, достатка, образования, родственных отношений...

Наши эксперименты в «Проекте Сознания» показывают, что Равностность является фактуальной характеристикой индивиду­ального свободного сознания (Атмана, души-разума).

Одновременно это состояние, когда главным остается служение другим людям и человек полностью проявлен в своей духовной по­тенции. Он свободен от отождествлений, желания быть кем-то и чем-то, но урок мудрости, полученный из кризиса, делает его проводни­ком высших ценностей человеческого существования — любви, милосердия, сострадания, понимания, сопереживания. Именно кри-

зис выявляет сущностное понимание гуманизма как признания са­моценности личности человека, его права на свободу, счастье, раз­витие и проявление своих способностей. Урок кризиса в высших проявлениях является уроком добродетели — священной обязанно­сти служения каждому человеку на жизненном пути.

Интеграция

Когда кризис завершен, человек становится «умудренным опы­том». Я совершенно уверен, что личность не может обрести муд­рость в обыденности. Учитель рождается в горниле кризиса. Бо­лее того, любая стоящая личность формируется только через опыт кризиса.

Собственно, кризис закончился. Во внутреннем пространстве уже есть ясность понимания и «соль жизни на твоих ладонях». Но внут­ренней ясности недостаточно для полного завершения. Завершен­ность кризиса наступает только в том случае, когда его опыт прояв­ляется в возвращении в привычный социум и в служении другим людям.

Для меня образцом возврата и служения после духовного кризи­са является мифологическая биография Иисуса Христа из Назаре­та. В Евангелии от Марка описывается, как Спаситель обращается к рыбакам Петру, Симону и Андрею словами «...идите за Мною, и Я сделаю, что вы будете ловцами человеков» (Map., 1:17). Древнеев­рейское выражение «леху ахара» (идите за Мной) употреблялось тогда, когда духовный учитель предлагал определенным людям стать его учениками и последователями. Именно готовность сказать «леху ахара», готовность помочь другому словом, делом, сопереживанием и является высшим выражением завершения кризиса.

Ценность людей, которые прожили глубокий кризис, чрезвычай­но велика не только для духовной, но и для социальной, материаль­ной жизни общества. Есть мудрая поговорка «За одного битого двух небитых дают». Часто опыт переживания личностного кризиса яв­ляется бесценным даром прозрения для сотен тысяч людей. Для многих людей моего поколения опыт Павки Корчагина был образ­цом преодоления трудностей. И сейчас, когда многие акценты сме­стились, я чувствую его героический дух воина — еще и потому, что он смог преодолеть эгоцентрические мотивы и для него потребность служить обществу была основной и непреодолимой.

Прохождение кризиса может быть и менее драматичным. Мно­гие переживают кризис, но немногие достигают мудрости. Не все­гда кризис вплетает в себя все пять форм в пиковой интенсивнос-

ти. Мы переживаем в своей жизни много кризисов. Они похожи на серии кругов — подобно спирали, в которой личность снова и снова возвращается к своей обыденности, но каждый раз достигая более высокой перспективы, если конечно какой-то из кризисов не приведет к полному уничтожению личности и невозможности возврата в привычное лоно жизни.

Роль кризиса

Какое же значение имеет для нас этот время от времени по­вторяющийся опыт агонии Эго, который мы обозначаем как лич­ностный кризис?

Для меня ясно, что кризисы являются эволюционным вызо­вом. Это последний механизм селекции наиболее мощных и силь­ных личностей в борьбе за социальное выживание. Это мощное, извечное переживание, испытание которого приводит к предель­ной эффективности человека как носителя человеческого. Мы можем вспомнить в связи с этим Лао-цзы, Будду, Махавиру, Бод-хидхарму, Христа и тысячи других имен, для которых кризис стал горнилом нового понимания жизни. Но всех их объединяет то, что благо человека — это критерий оценки всего происходящего в жизни, а сам человек может быть для другого человека только целью, а не средством.

Ко многим кризис приходит непрошеным гостем. Но эта ситуа­ция является именно тем зовом, который ты можешь услышать — и следовать за ним.

Кризис представляет собой сакральный процесс, скрытый в человеческой психике и таящий в себе эволюционный потенци­ал. Именно он может привести к реконструкции психики, лично­сти и сознания того порядка, который эволюционно необходим для человека и человечества. И потому — а здравствует кризис и возможность пережить его мистерию во всех пяти формах. Имен­но он рождает личность менее конфликтную, свободную от про­шлого, менее привязанную к своим обусловленностям и к стад­ной ментальности, более здоровую и целостную. Именно кризис рождает все лучшее в человеке.

Основная идея работы с психодуховным кризисом заключает­ся в следующем: если кризис начался, ему нужно дать пройти все его логические этапы, поскольку временное торможение кризис­ных процессов, а также применение лекарственных средств мо­гут только растянуть кризис во времени, но не привести к ско­рейшему разрешению проблем клиента и выходу личности на новый уровень целостности.

Стра тегии консультирования и психотерапии при психодуховных кризисах

С каждым годом человек приобретает новые знания, умения, на­выки, становится мудрее, опытнее, умнее, то есть человеческий дух эволюционирует — повышает свою целостность и внутреннюю не­противоречивость. Кризис бросает вызов эволюции духа, так как представляет собой процесс дезинтеграции. Душа человека не тер­пит застоя, и если во время процесса трансформации личности ра­бота по освобождению духа становится актуальной, но не соверша­ется добровольно, со знанием цели и не сопровождается значитель­ными усилиями, тогда силы трансформационного процесса овладевают личностью и способны сокрушить ее.

Кризис — это зов перехода в новое качество, это некая прерыви­стость в линейной области эволюции личности как сложной систе­мы. Как мы указывали выше, при этом существует полярная проти­воположность векторов дезинтеграции:

• скачок в развитии и в психодуховной эволюции, когда проис­ходит исчезновение старого, изжившего себя «образа Я» и его обновление, возрождение и замещение новым, более действен­ным. Позитивную дезинтеграцию мы можем рассматривать как некое возрождение, процесс обновления является есте­ственным циклом, обладающим благотворным потенциалом для роста и трансформации личности;

• углубление кризиса с потерей витальности, то есть негатив­ная дезинтеграция с преобладанием отрицательных эмоций, носящих астенический, пассивно-бессильный характер. Че­ловеком овладевают тоска, отчаяние, неверие в возможность выхода из тяжелой ситуации с возможным переходом в не­вроз, срыв, когда он полностью деморализован и смирился с поражением. Возникают те негативные последствия, которые кризисное состояние оставляет в организме, — депрессия, на­чальные стадии психосоматических заболеваний, которые могут перейти из стадии начальных, преимущественно обра­тимых нарушений, в стадию нарушений стойких, органичес­ких. Негативная дезинтеграция — это причина суицидных намерений индивида, которые могут привести к его смерти.

Под позитивной дезинтеграцией мы понимаем составную часть психологического кризиса, которая является элементом качествен­ного личностного роста и развития.

Понятие «духовный кризис» предполагает и собственно кризис, и возможность подъема на новый уровень сознания. Китайская пик-

тограмма слова «кризис» полно и точно отражает идею духовного кризиса. Она состоит из двух основных радикалов: один изобража­ет опасность, второй — возможность.

Это своего рода коридор, проход по которому часто бывает труд­ным и пугающим, но состояния напряжения и страха заряжены по­трясающе сильным эволюционным и целительным потенциалом. Если правильно понять духовный кризис и относиться к нему как к трудному этапу в естественном процессе развития, то он способен вызвать спонтанное исцеление различных эмоциональных и пси­хосоматических нарушений, благоприятное изменение личности, разрешение важных жизненных проблем и эволюционное движе­ние к тому, что называется высшим сознанием [37, 38, 84, 90].

Из-за того, что в кризисных состояниях присутствует как по­зитивный потенциал, так и опасность, человек, «обнаживший» свой духовный кризис, нуждается в умелом руководстве со сто­роны тех, кто имеет личный и профессиональный опыт экстраор­динарных состояний сознания, знает, как относиться к ним и под­держивать их. Если психодуховный кризис рассматривать как па­тологическое явление, а к индивидам, переживающим его, применять различные подавляющие методы лечения, включая кон­троль над симптомами с помощью медикаментов, то можно поме­шать позитивному потенциалу процесса. Человек, подавленный длительной зависимостью от транквилизаторов с их хорошо изве­стными побочными эффектами, потерявший жизненные силы и смирившийся со своим состоянием, составляет резкий контраст с теми счастливцами, которые пережили трансформирующий кри­зис в обстановке, где он был распознан, поддержан и смог достичь своего завершения.

Стратегии профессионального взаимодействия с клиентом или пациентом, проявляющим признаки психодуховного кризиса дол­жны учитывать следующие моменты:

• консультирование и психотерапия лиц, находящихся в психоду­ховном кризисе, должны строиться на моделях, учитывающих духовные измерения психики и ее потенциальную способность к самоисцелению и самообновлению (трансперсональная и эк­зистенциальная терапия, психосинтез, интенсивные интегра­тивные психотехнологии);

• необходимость учитывать интегративные возможности и энергетические ресурсы личности; длительно протекающий кризис (особенно на фоне применения сильных психотроп­ных средств) истощает потенциал личности, что уменьшает возможность позитивного разрешения психопатологических

расстройств при применении интенсивной эмпирической психотерапии;

• готовность психолога или социального работника столкнуть­ся в ходе работы с кризисной личностью с феноменами, нахо­дящимися далеко за пределами сложившихся (в том числе и профессиональных) представлений о психической норме, и способность расценивать их как потенциально целительные для личности в целом.

• психологическое консультирование клиентов, находящихся в состоянии психодуховного кризиса, должно строиться на принципах экзистенциально-гуманистического и транспер­сонального подходов; необходимо предоставить клиенту дос­таточно информации о том, что происходящее с ним является следствием индивидуальной духовной эволюции.

Психотерапия кризисных личностей подразумевает применение эмпирических техник, связанных с погружением в измененные со­стояния сознания; интенсивность эмпирической психотерапии оп­ределяется интеллектуальной и эмоциональной зрелостью кризис­ной личности, а также ее актуальным физическим состоянием.

Проблемы эмпирического исследования психодуховного кризиса

Метафорическое поле экзистенциально-гуманистической и трансперсональной психологии позволяет формировать психоте­рапевтические мифы, чрезвычайно эффективные для терапевти­ческих и тренинговых ситуаций, однако недостаточные для удов­летворения потребностей научного подхода.

Самое главное в научном понимании переживаний психоду­ховного кризиса — определение их онтологического статуса. Мы можем эффективно изучать те или иные феномены кризисных со­стояний в рамках традиционной науки, но становимся в тупик пе­ред целостной картиной кризиса и его последствий.

Существующие сегодня методы научного исследования не ори­ентированы на изучение глубинной бессознательной динамики че­ловеческой психики. Однако это не должно быть основанием для сведения кризисных переживаний исключительно к клинической психопатологии.

Определенным мостом между традиционными научными под­ходами и феноменологией психодуховных кризисов может быть тот факт, что некоторые формы интенсивной эмпирической пси­хотерапии (холотропная и психоделическая) способны, с одной сто-

роны, приводить к радикальному разрешению кризисных проблем, а с другой — в определенных условиях катализировать кризисные проявления у людей, не имеющих изначально каких-либо осознава­емых внутренних проблем. Следовательно, мощные эмпирические методы могут являться независимой переменной при организации экспериментального исследования психодуховных кризисов.

Наибольший научный интерес, на наш взгляд, представляют по­зитивные последствия пережитого кризисного состояния, которые можно расценить как проявление личностной трансформации. В качестве методик исследования трансформации здесь могут быть использованы батареи тестов, созданных в научном пространстве гуманистической психологии, методологически наиболее близкой трансперсональной парадигме.

Таким образом, феноменология и динамика психодуховных кри­зисов может стать поистине безграничным полем перспективного научного поиска и привести к революционным изменениям в по­нимании природы психического.

Цель психологической и социальной работы в условиях психо­духовного кризиса — приведение личности к большей целостнос­ти, к меньшей конфликтности, меньшей раздробленности созна­ния, деятельности, поведения.

Перед психологом и социальным работником стоят следующие задачи:

• помочь клиенту пережить конфликты и иные психотравми­рующие ситуации;

• помочь клиенту актуализировать творческие, интеллектуаль­ные, личностные, духовные и физические ресурсы для выхо­да из кризисного состояния;

• способствовать укреплению самоуважения клиента и его уверенности в себе;

• содействовать расширению у клиента диапазона социально и личностно приемлемых средств для самостоятельного ре­шения возникающих проблем и преодоления имеющихся трудностей;

• сформировать рефлексивную и поддерживающую соци­альную среду, обеспечивающую позитивную интеграцию опыта кризиса.

В то время как клиент полностью дезорганизован и не знает что делать, работа с ним должна включать структурирование или пе­реструктурирование жизненных целей. Материальные и соци­альные потребности люди могут удовлетворить сами. Вся система

современной социализации направлена именно на это. А удовлет­ворить духовные потребности им могут помочь только професио-налы высокого класса, которые сами прошли через горнило пси­ходуховного кризиса.

Помощь человеку словом и делом во время духовного кризиса нужна для того, чтобы человек в дальнейшем, опираясь на глубо­кий опыт духовных переживаний, строил свою жизнь и совершал поступки, опираясь на основные внутренние этические ценности и сущностные смыслы, так как только соблюдая внутренние запо­веди «духовного Я», человек может сохранить свою внутреннюю гармонию. Другого пути к целостности не существует.

В Евангелии от Иоанна есть удивительной красоты выражение: «Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не прихо­дит к Отцу, как только через Меня» (Иоанн, 14:6). Психодуховный кризис является той истиной и жизнью, которые приводят челове­ка к глубинным смыслам человеческого существования.

Глава 7