Контактная сфера общественно-политической жизни (управление, идеология, общественно-политические настроения)

Установление нового общественно-политического режима в Западной Беларуси привело к смене состава местных политических элит. Первым этапом в межэтнической борьбе за новое общественно-политическое положение стал период с начала второй мировой войны до ввода частей Красной армии на территорию Западной Беларуси. В этот короткий промежуток времени – с 1 по 17 сентября 1939 г. – определялись позиции социальных и этнических групп к предлагаемым перспективам присоединения западных областей Беларуси к БССР. Реакция белорусов и евреев на вступление частей Красной армии на территорию Западной Беларуси по сути вбила первый клин в отношения между поляками с одной стороны и белорусами и евреями с другой. Поляки болезненно переживали утрату польской государственности и прогнозируемые грядущие изменения в личной судьбе. Травмирующий эффект усугублялся «предательским» с точки зрения поляков поведением представителей других этнических групп. Многочисленные реляции польских граждан показывают, что они крайне болезненно воспринимали энтузиазм евреев и белорусов, которые принимали активное участие в организации отрядов самообороны и милиции, действующих против отступающих частей польской армии и подготавливающих мероприятия для торжественной встречи Красной армии. Патриотические чувства поляков были оскорблены. Кроме того, поляки, ранее имевшие приоритет во всех сферах жизни, гарантированный польским государством, с потерей государственности ощутили утрату этнической безопасности. Яркий пример антипольского общественного психоза описан в воспоминаниях Джека Кагана о ситуации в Новогрудке после вступления в город частей Красной армии: «Некоторые евреи плакали от радости. Они бежали к танкам с цветами в руках, перегораживали дорогу, целовали красноармейцев. Бедные крестьяне собрались на Рыночной площади, когда вдруг увидели высокого мужчину в новом длинном пальто, который шел в сторону улицы Мицкевича. Достаточно было одному человеку крикнуть: «Вон идет судья, который годами сажал нас в тюрьмы!», как сотни людей кинулись на мужчину и начали его бить. Красноармейцы, увидев это, подбежали и спасли несчастного […] Он не был судьёй, он просто шел встречать Красную армию»[2].

Поскольку части Красной армии проходили в стороне от многих деревень, в сельской местности на протяжении нескольких дней и даже недель наблюдалось безвластие и криминализация населения. В этот период происходили такие эксцессы, как убийства отступавших польских военнослужащих, местных представителей польской администрации, а также организация ответных насильственных действий со стороны польской армии в отношении белорусов и евреев – так называемые акции пацификации. В городах и местечках, через которые пролегал маршрут Красной армии, конфликты, происходившие на этнополитической и этносоциальной основе, были взяты под контроль быстрее. Исключения составляли только те местности, через которые происходило отступление польских частей (Гродно, Скидель, Кольно, Кольбушово, Волковыск)[3].

После установления нового режима советские следственные и судебные органы занимались рассмотрением дел, связанных с убийствами, которые происходили в Западной Беларуси в сентябре 1939 г. Приговоры, вынесенные обвиняемым, настолько выразительны, что заслуживают комментариев. 17-24 июня 1940 г. в г. Гродно состоялся процесс по делу о еврейском погроме в городе накануне вступления частей Красной армии. В убийствах и грабежах еврейского населения под руководством вице-президента Гродно Романа Савицкого принимали участие польские военнослужащие. Евреи были обвинены в сочувствие советской власти, укрывательстве освобожденных из тюрьмы политзаключенных и стрельбе по отступающим польским войскам. В ходе погрома было убито 25 евреев, многие жители города подверглись избиениям и издевательствам, их дома были разграблены. Областной суд приговорил четверых обвиняемых к расстрелу, трёх – к 10-и годам заключения, 3 – к 8-и годам, 1 – к 6-и годам, двое обвиняемых были оправданы. Судебный процесс, по словам прокурора Гродненской области вызвал исключительное внимание населения, вынесенный приговор был встречен с одобрением[4].

В феврале 1940 г. в Брестском областном суде рассматривались дела по обвинению малоритских крестьян в убийстве бывшего солтуса и коменданта полиции, которое произошло 26 сентября 1939 г. Все четверо обвиняемых были полностью оправданы как трудящиеся крестьяне, совершившие убийства «на почве классовой мести». Вопрос о возбуждении Брестской областной прокуратурой судебного производства по убийствам поляков-угнетателей – помещиков, офицеров, полицейских, провокаторов и пр. – в марте 1940 г. рассматривался на бюро Брестского обкома партии и действия прокуратуры были признаны «политическим искривлением» и «грубейшей ошибкой». Решением бюро было предложено освободить от занимаемой должности и привлечь к партийной ответственности прокурора Малоритского района, который требовал применения к одному из обвиняемых высшей меры наказания. В постановлении бюро было также отмечено, что работники областной прокуратуры должны вести «настоящую революционную борьбу с действительными правонарушителями, как например, со спекулянтами»[5].

Население Западной Беларуси, которое внимательно следило за исходом судебных процессов по делам об убийствах в сентябре 1939 г., получило недвусмысленный сигнал от властей о введении норм двойных стандартов. При том, что с правовой точки зрения убийства поляков и евреев были идентичны, решение суда по делу об обвинении малоритских крестьян являлось юридическим нонсенсом. Советское судопроизводство не находило в убийствах «угнетателей»-поляков состава преступления, оправдывая убийц, но приговаривало к расстрелу участников еврейских погромов.

Проявившееся противостояние «поляки – белорусы + евреи» усугубилось на втором этапе межэтнической борьбы за новое место в общественной структуре – в период советизации Западной Беларуси.

На межэтнические отношения оказывает существенное влияние то, какими кадрами по национальному признаку укомлектован на всех уровнях аппарат управления. Это служит ориентиром в вопросе о лидерах и аутсайдерах среди этнических групп, определяет общественный статус, своего рода «престижность» каждой национальности. Советский режим ликвидировал монополию поляков в сфере управления, ввёл в состав аппарата управления представителей других этнических групп, расширив тем самым контактную зону и создав предпосылки для изменения характера межэтнических взаимоотношений.

Евреи воспользовались устранением польской интеллигенции и служащих из сферы управления, появлением вакансий в создаваемом административно-хозяйственном аппарате. В период советизации западных областей Беларуси была прекращена деятельность различных еврейских структур, происходила стремительная дезорганизация еврейской общинной жизни, необратимая девальвация прежних традиций. На смену пришли новые нормы, потребности и интересы, изменилась система ценностных ориентаций. В этот период менялся окружающий контекст существования евреев Западной Беларуси, что вызывало эмансипацию еврейского населения, появление новых моделей поведения, социальных контактов и общения, поиск нового места в новых условиях. Следствием маргинализации еврейского населения стало появление группы, готовой к решительным действиям для реализации своего личностного, социального и общественного потенциала. Следует отметить традиционно высокий процент среди евреев людей свободных профессий, т. е. наличие интеллигентной и полуинтеллигентной массы населения. Представители советской власти на местах высоко оценили готовность евреев участвовать в укреплении советского режима. Анкетные данные выдвиженцев-евреев отвечали требованиям партийных и советских чиновников, поскольку последние относились к «угнетаемой» при Польше национальной группе, в большинстве имели подходящее социальное происхождение и владели русским языком. В 1939-1940 гг. еврейская маргинальная масса хлынула в образовавшуюся нишу, занимая места в новых государственных структурах. Как отмечалось на совещании секретарей районных комитетов КП(б)Б и начальников районных отделов НКВД пограничных районов БССР 19-20 сентября 1940 г.: «С приходом советской власти евреи быстрее пошли на помощь советской власти в проведении мероприятий партии и правительства. Естественно за исполнение их ухватились»[6]. Нетерпимое отношение к евреям, как к представителям советской власти, с тревогой отмечали советские служащие. Например, в докладной записке заведующего красным уголком при электростанции г. Гродно М.Г. Пузевского, еврея по национальности, подчеркивалось, что в целях увеличения эффективности агитации и пропаганды на этом предприятии, где 75 % рабочих и служащих составляли поляки, следует прислать коммуниста-нееврея: «…эту ненависть, которую они [поляки] чувствуют к евреям, не удаётся сразу уничтожить […], если агитатор хочет иметь у них авторитет, он не должен быть евреем»[7].

Различные источники подтверждают, что поляки крайне негативно оценивали участие евреев в установлении советской власти в Западной Беларуси. В оперативных донесениях НКВД фиксировались типичные для этого времени высказывания: «Было бы всё хорошо, если бы не было жидов, они всю власть взяли в свои руки и делают над поляками всё, что захотят, их надо всех вешать»[8], «Советская власть освободила евреев, а не поляков. Пусть они и голосуют»[9], «Мы не должны подчиняться евреям […]. Нас, поляков, много и мы ещё вернём нашу Польшу», «В состав Советского Союза входить нам незачем, ибо там Конституция не народная, а еврейская»[10]. В ходе проведения избирательных кампаний, в организации которых активно участвовало еврейское население, в городах, местечках и деревнях Западной Беларуси стали появляться листовки и плакаты, носившие антисоветский и антисемитский характер: «Поляки, сопротивляйтесь русификации, будьте поляками и католиками, вон – евреи и коммунисты», «Да здравствует Польша, прочь – большевики, вон – евреи»[11], «Не голосуйте за Любошицкую, потому что она жидовка […]. Каждый жид – антихрист», «Долой евреев и коммунистов!»[12]. Иногда избиратели-поляки достаточно открыто выражали свое недоверие советской власти и опекаемым ею кандидатам и членам избирательных комиссий – евреям. На 4-м избирательном участке Сидранского округа Сокулковского повета группа поляков заявила, что не будет участвовать в выборах, пока в избирательной комиссии находится еврей Фридман[13]. Аналогичная ситуация сложилась в г. Гродно во время избирательной кампании по выбору кандидатов в местные советы. Как отмечалось в докладной записке на имя секретаря ЦК КП(б)Б по пропаганде и агитации В.Н. Малина, «крепко дала себя чувствовать национальная рознь (наследие польского государства)»: на 2-м, 3-м, 5-м избирательных участках 9-го округа, 4-м участке 12-го округа и др. участках в г. Гродно поляки заявляли агитаторам и доверенным лицам, что отказываются голосовать за евреев, выдвинутых в местные советы. Отмечалось, что аналогичные действия были замечены и со стороны еврейского населения: на 4-м избирательном участке 9-го округа один избиратель-еврей заявил, что не будет голосовать за кандидата-поляка[14]. Межнациональная вражда поляков и евреев проявлялась во время собраний избирателей. В ходе избирательной кампании по выдвижению кандидатов в депутаты Народного собрания в одном из избирательных округов м. Мир, где баллотировался еврей – кузнец Брук, выступление на собрании еврея в поддержку кандидата было прервано поляками, которые потребовали говорить по-польски. Когда слово взял избиратель-поляк, евреи в свою очередь потребовали, чтобы он выступал по-еврейски. Противостояние было достаточно сильным, среди населения ходили слухи, что сами евреи не считают кандидатуру малограмотного Брука подходящей, но будут голосовать за него, «чтобы насолить полякам»[15]. В целом, анализ соотношения фактов об антиеврейских настроениях польского населения и антипольских настроениях еврейского населения в период избирательных кампаний показывает, что польская часть общества гораздо более решительно заявляла свою позицию.

Массированная советская пропаганда была направлена на формирование в обществе восприятия событий 17 сентября 1939 г. как освобождения населения Западной Беларуси от гнета «панской Польши» и воспитание «классового чутья». Жителям западных областей Беларуси было сложно разобраться во всех нюансах советской идеологии, поэтому происходили инциденты, которые не вписывались в схему, намеченную линией партии. На митинге в конторе связи г. Гродно, посвященном началу избирательной кампании в Верховный Совет, была предложена резолюция, в которой выражалась благодарность Красной армии, освободившей население от польских помещиков и капиталистов. Техник телеграфной станции Малярчик предложил изменить формулировку резолюции и указать, что Красная армия освободила жителей Западной Беларуси от польских помещиков и жидовских капиталистов. Несмотря на сделанные разъяснения, что такая поправка является неправильной и даже контрреволюционной, за предложение Малярчика проголосовало 7 чел.[16]. Часть жителей западных областей Беларуси не могла игнорировать явные противоречия, которые замечались в пропаганде и действиях нового режима: с одной стороны советская власть провозглашала классовое и национальное равноправие, а с другой стороны придала образу врага всего народного (советского) национальную польскую окраску. Тем самым нивелировался классовый подход, давалась своего рода политическая амнистия другим национальным группам, также имевшим собственных «угнетателей-эксплуататоров». Политика двойных стандартов закономерно приводила к возникновению слухов о фаворитизме евреев, о том, что советская власть запрещает критически отзываться о любых представителях этой группы.

Усиление польско-еврейской конфронтации в общественно-политической сфере способствовали формированию чрезвычайно живучих мифологем «польского происхождения»:

– о предателях евреях, «вонзивших нож в спину» сражающемуся польскому государству;

– о ненависти евреев ко всему польскому, к полякам и Польше, об их желании мстить полякам;

– о единодушной поддержке еврейским населением советского режима;

– об адресном покровительстве советского государства евреям.

По каждому из приведённых пунктов можно привести множество конкретных фактов, показывающих несостоятельность данных стереотипов (случаи спасения евреями поляков во время «польских погромов»; репрессии в отношении еврейских политических лидеров и предпринимателей; значительное число диссидентов среди евреев; выезд евреев, несогласных с установленным режимом, за границу; депортации беженцев-евреев; ограничения в вопросе выдвижения местных еврейских кадров в аппарат управления; притеснения верующих-иудеев и пр.). Но важно подчеркнуть, что вопреки очевидным фактам, практически полное отождествление евреев и советской власти стало исторической реальностью. Проявлялась закономерность: рост антисемитских настроений приводил к усилению антисоветизма, а результатом всё более критического восприятия действий советской власти являлось увеличение антипатий в отношении евреев.

Формирование предвзятого восприятия поляками именно еврейской группы было обусловлено рядом причин. В 1930-е годы польское государство проводило массированную пропаганду, направленную на формирование мифа о «жидобольшевизме». Хотя еврейские общественно-политические партии и организации на «кресах всходних» не давали повода обвинить их в действиях против польской власти, но убеждение в том, что в Советском Союзе главенствующую роль играют евреи, заняло определённое место в общественном сознании. Изменение статуса еврейского населения в Западной Беларуси с установлением советской власти закрепило восприятие советской власти как власти евреев и для евреев. Случалось, сами евреи, официально выступающие от имени советской власти, подчеркивали, что еврейское население находится под покровительством советской власти и его обидчики понесут наказание. Представители советской власти отмечали, что в ходе проведения агитационной работы некоторые лекторы-евреи «сгоряча» разъясняли на встречах с населением, что «раньше евреи преследовались поляками, а сейчас пришла наша власть и полякам […] придётся туго»[17].

Поляки болезненно воспринимали изменение манеры поведения местных евреев в период советизации. Еврейское население впервые, как этническая группа, почувствовало себя под защитой государства. Изменилась самооценка евреев, они ощутили себя равноправными гражданами, и это заметили окружающие. Эти перемены описывает в своих воспоминаниях жительница д. Теребунь Брестского района Анна Демчук: «Когда пришла советская власть, евреи очень изменились, стали на высоте. Они уже не торговали – куда это всё делось, они уже пошли в чиновники, стали какими-то кладовщиками, уже им стало намного лучше. При Польше их называли «пане-жиди», а попробуй, когда русские пришли, скажи на еврея «пан-жид» – арестовывали, забирали в милицию, и они очень себя высоко поставили»[18]. Даже первый секретарь ЦК КП(б)Б П.К. Пономаренко с неприязнью говорил о фактах проявления со стороны евреев агрессии в отношении поляков: «Я сам видел в Белостоке, как один толстый, жирный еврей – владелец большого магазина, это было в самом начале, когда к нему зашла работница-полька с кошелкой, он схватил ее за шиворот и выбросил из магазина, при этом заявив, что довольно попили нашей крови…». П.К. Пономаренко оценивал подобные действия евреев негативно и призывал «решительно кончать» с ними: «Особенно еврейское население в этом отношении распустилось. Евреев угнетали здорово там, по некоторым улицам даже не разрешали ходить, антисемитизм был такой. И после освобождения евреи стали набрасываться на всех поляков, на всех без исключения, потому что поляки в своё время жали всех без исключения евреев»[19].

Нарастанию антисемитских настроений в польской среде способствовали инициативы со стороны евреев, имеющие целью утвердиться в новом качестве, подчеркнуть повышение статуса еврейской группы и одновременно «поставить на место» ранее привилегированную польскую группу. Как отмечалось в одном из донесений польского подполья о ситуации в г. Белостоке: «Еврейская молодёжь вела себя вызывающе и провоцировала молодых поляков фразами типа: «Вашей Польши больше нет. Ваша Польша больше не вернётся». В м. Августове евреи обратились к советской администрации с просьбой отвести им два часа для того, чтобы отомстить полякам за пережитое в период польского правления[20].

Сами евреи признавались в том, что испытывали приятные чувства при известии о репрессиях в отношении знакомых поляков-антисемитов, что подтверждают воспоминания милиционера г. Лиды Самуэля Манского: “ Однажды я имел удовольствие конвоировать моего бывшего учителя-антисемита в тюрьму. Русские солдаты арестовали его и приказали мне его сопровождать. Когда мы вели заключённого по улицам Лиды в тюрьму, я шёл впереди с винтовкой, 2 русских солдата шли позади его. Какова была его судьба, я не знаю ”[21].

Аналогичные изменения восприятия евреев в принимающем обществе после установления советской власти происходили в западных областях Украины и в Прибалтике. В памяти свидетелей того времени в первую очередь запечатлевалось не то, ЧТО делали евреи, а то, КАК они это делали. В воспоминаниях литовцев о событиях 1940 г. отмечается нетактичность евреев-партийцев, их напористость, пристрастность, темпераментность. Местные евреи, которые до этого отличались смирением и даже в конфликтных ситуациях с соседями стремились решать проблемы мирным путём, неожиданно для окружающих «осмелели», стали «совсем другими», сами провоцировали конфликты, обвиняя литовцев в антисемитизме, национализме и фашизме[22].

Присланные для укрепления советской власти в Западную Беларусь «восточники» – партийные и советские работники, среди которых также определенную часть составляли евреи, в ряде случаев своими действиями невольно вызывали обратный эффект. Знакомство местного населения с методами командно-административного руководства приводило не столько к росту авторитета советской власти, сколько к формированию критического взгляда на политику страны Советов и её представителей. В воспоминаниях управляющего пинской фанерной фабрики «Тобал» Якова Элиасберга описан «красный директор» Долкарт. Повелительная манера обращения с рабочими и служащими, резкость и некомпетентность в вопросах производства присланного из восточных областей директора были достаточно типичны для руководителей новой советской генерации. Автор описывает характерный эпизод, рисующий неприятие рабочими отношения к ним со стороны красного директора: «К Долкарту явилась делегация, которая просила увеличить ставки, в чем он, без дальнейших разговоров, отказал. Делегаты столь же безуспешно коснулись выдачи профессиональной одежды и топлива, а также приведения в исполнение на­ходящегося в техническом отделе готового плана устройства венти­ляции. Такая полная неудача вызвала неожиданную реакцию со сторо­ны нашего заслуженного старшего слесаря Михаила Ивановича Лешкевича, лучшего специалиста по ремонту машин. Он весь побагровел и со злостью в голосе сказал Долкарту: «Вот ты, красный ди­ректор, на все говоришь: «Нет», а наш старый директор, когда к нему приходили, обычно говорил: «Да»[23].

В сельской местности к обострению «еврейского вопроса» приводила политика коллективизации. Организация колхозов вызывала озлобление крестьян и рост антисоветских настроений. Неприятие социалистических преобразований в сельском хозяйстве иной раз выражалось в отказе признавать присылаемых в деревню на работу евреев: председателей колхозов, учителей и культработников. Показательной является история назначения, а затем и снятия еврея Борта с должности председателя колхоза им. Парижской коммуны Давид-Городокского района Пинской области. Поведение председателя послужило предметом специального разбирательства в райкоме партии. Всего лишь за месяц работы Борт сумел настроить против себя большую часть колхозников, которые жаловались на грубое обращение председателя и его отказы на просьбы о помощи, а также откровенное присвоение материальных ценностей. Особое раздражение у крестьян вызывало то, что Борт покровительствовал местным евреям, бесплатно отпускал им продукты и назначал на менее тяжёлые работы. Подобные действия дискредитировали советскую власть и политику колхозного строительства, что вынудило Давид-Городокский райком вмешаться и провести перевыборы председателя колхоза. 10 ноября 1940 г. секретарь райкома КП(б)Б т. Осипов на собрании колхозников выступил с заявлением о том, что «райком КП(б)Б в рекомендации колхозу председателем Борта как еврея ошибся, в силу чего в колхозе стала процветать национальная вражда»[24]. Интересно отметить, что решение о снятии Борта с должности мотивировалось не тем, что его деятельность привела к развалу работы в колхозе, а тем, что назначение еврея на должность председателя колхоза спровоцировало рост антисемитизма.

Сводки НКВД по сельской местности показывают, что часто антиколхозные настроения крестьян приобретали антисемитскую окраску. В колхозе им. Молотова Ивановского района было зафиксировано следующее высказывание: «Советское государство насильное, правят там жиды, там люди босые, голые, голодные, поэтому недовольны советской властью, и если только Германия пойдёт на Советский Союз, то разобьёт его за две недели…»[25]. В колхозе им. XVII-го съезда ВКП(б) Давид-Городокского района в огороде было найдено письмо со словами: «Россия, Россия, жаль мне тебя, жиды-комиссары грабят тебя. Нас оставляют на вечное страданье, терпите, просите Бога, чтобы освободил нас от большевистского ига и коммунистического гнёта»[26]. Директор одной из школ Ивановского района высказывал не только собственное мнение, но и определённой части общества в словах: «Теперь в каждом учреждении сидят евреи и что хотят, то и делают. Наши крестьяне ужасно озлоблены тем, что большевики посылают в деревню работать в сельсоветы и райсоветы евреев, ведь они забыли, как эти купчики сосали кровь крестьян хуже всяких помещиков»[27].

Уровень антисемитских настроений в сельской местности поднимался не такими быстрыми темпами, как в городе, поскольку присутствие евреев в партийном и советском аппарате здесь не было столь значительным, а массовая коллективизация – основная причина общественно-политического конфликта в деревне – в западных областях Белоруссии ещё не была развернута. Контактная зона в сельской местности не была активизирована в той мере, как в городах и местечках, где градус накала общественно-политической жизни был несравненно более высоким.

Для польских и белорусских обывателей городов, местечек и деревень, которые в довоенный период очень в малой степени имели представление о бурлящей внутри еврейских общин общественной жизни, полной неожиданностью стал выход евреев из общинных рамок и стремительное включение евреев уже на другом – государственном уровне – в общественную жизнь западных областей Беларуси. Напор, энергия и быстрая адаптация евреев в меняющихся условиях вызывали у окружающих различные эмоции – от зависти до возмущения.

Основной конфликт складывался в городе между двумя меньшинствами – поляками и евреями. Польской этнической группе было выгодно спекулировать «еврейским вопросом»: негативная проекция в отношении еврейской группы в перспективе готовила почву для объединения польского и белорусского лагерей на общей антиеврейской идеологической платформе. В этом смысле симптоматично появление в августе 1940 г. в г. Белостоке листовки, подписанной «Партией беспартийных белорусов и поляков-большевиков» с характерным текстом: «Западная Белоруссия попала уже в полное еврейское иго […] Белосток – это еврейская республика»[28]. Уже в первый год советизации западных областей Беларуси противостояние «поляки – белорусы + евреи» начало меняться на противостояние «поляки + белорусы – евреи».