К сожалению, всю жизнь пытаясь следовать ее совета, не всегда это получалось

Если продолжить разговор об учителях, то надо сказать, что в первые месяцы учения у нас была «котовасия» с художественным руководством нашего курса.

Мастер, главреж Горьковской драмы, Константин Константинович Дубинин, который нас набирал, вскоре покинул нас и укатил в Саратов возглавлять местный драматический театр.

Лира Ивановна Смирнова, наш мастер и директор училища, была приглашена в Питер. Туда же раньше укатил и Голендеев.

Появился у нас все-таки прекрасный педагог и режиссер Борис Наравцевич со своей дружной актерской компанией: Думпе и Палеес. На первом уроке знакомства, он по кругу всех поднимал, задавал вопросы. Дошло до меня. Я назвался. Смех в аудитории. Борис Абрамович удивился такой реакции. Сотоварищи мои ему подсказали, что, мол, я -- комик.

--Значит, будет трагиком, -- заметил Наравцевич.

Следуя такому напутствию, я впоследствии заметил, что прав был мой педагог. Драматическое у меня всегда получалось лучше.

Первый год обучения мне как-то не запал в память. Учились, веселились. Весной меня призывают в армию, учителя автоматически проставляют отметки за первый курс. (Фото. Училище).

Мне хотелось пойти служить ради любопытства и испытания самого себя. А скорее всего – охота к перемене мест.

На проводы в Дзержинск прикатил весь курс. Этот вечер тоже смутно помню, но до сих пор Надя моя напоминает о том вечере, что я на проводах совсем ее не замечал. Ну, и память у нее!

Армейская учебка

Привезли нас под Москву в деревню Миронцево Солнечногорского района, а через два дня отправили на учебу в Волгоград познавать азы Гражданской обороны.

Мне не хотелось опорочить честь папиного мундира, ведь он участвовал в битве за Сталинград, имеет медаль и орден Красной звезды. Но я обкакался, извините, в прямом и переносном смысле.

Лето семьдесят первого было жарким и инфекционным. Холера окутала весь юг страны и Поволжье. Мне однажды стало нехорошо, поднялась температура… В медсанчасти испугались и отправили меня в госпиталь. Там ничего во мне такого не обнаружили, но 21 день должен был отдохнуть от Гражданской обороны и читать, читать и еще раз читать. Уколы, таблетки, 20 часов сна выбили меня из солдатской колеи. (Фото. Солдат-новобранец).

Прибыл я в свою учебную часть поправившимся духовно и расслабленным физически. А тут в этот же день посылают меня в караул на пост № 1 охранять полковое знамя. Это почетная миссия, для этого отбирают достойных воинов. И вот я ночью с карабином в руке, не выдержав нового режима, прикоснулся к стенке и задремал. Это было тихое место на втором этаже, но я, вырубившись, не услышал шагов проверяющего офицера, а только почувствовал, что кто-то вырывает из рук карабин.

--Стой, кто идет?,- выпалил я, но было поздно. Меня арестовали и отправили на гауптвахту.

А тут приезжает меня навестить мой дядя Коля Келин, который тоже воевал за Сталинград. Они с тетей Галей делали турне на своей «Волге» по местам боевой славы и заехали посмотреть на мою. Меня отпустили на час к КПП, где мне пришлось краснеть перед дядей, с жадностью улепетывая арбуз.

После моей отсидки меня песочат на ротном комсомольском собрании и предлагают исключить меня из комсомола. Я расплакался, раскаялся и получил строгача. Больше меня на учебке на почетный пост не ставили.

Трудности воинской службы скрашивали письма Наденьки. На зависть моим сослуживцам они приходили по два-три в день. Если один день «пустовал», то все мне сочувствовали. (Фото. Наденька. Эту фотку я пронес через всю службу рядом с моим сердцем). Такие письма, как Надины, не писались никому. Я даже некоторые зачитывал моим друзьям: Славе Баранову, Игорю Добрякову. Славик был старше нас и женат, но от его жены он подолгу ждал писем. Потом на гражданке он с ней развелся, и сейчас живут счастливо с Наташей, прекрасной женщиной и хозяйкой, с детьми и внуками. Я был знаком и с той женой, и с матерью, и с отцом Славы. Я поначалу часто после армии приезжал к ним на «Бабушкинскую», но однажды после долгой разлуки, будучи в Москве проездом, я решил заскочить к нему до отхода поезда. Адреса не помню, телефон потерян… Поехал «на ощупь». Такие странные моменты в моей жизни случались не раз, но этот особый. Помню только одно точно: метро «Бабушкинская». Остальное: какой-то трамвай; сел, поехал; какие-то хрущевки, вроде бы они; вышел, много одинаковых пятиэтажек; может этот? Допустим; подъезд возьмем наугад; а какой же этаж? Позвонил в квартиру на третьем этаже и спросил Славу. Открыла его мама, узнав меня, направила в магазин, где Славик с утра стоит в очереди за водочкой. То была не очередь, а внеочередная давка. Я выкрикнул его, мой друг откликнулся из начала очереди, счастливый:

--Тузик, ползи сюда!

Это было лет двадцать после дембеля. А тогда на учебке мне не верилось, что наступит первый день Гражданки. А вот уже 35 лет прошло, да как-то незаметно подкрадывается… гонец.

Письма Наденьки, к сожалению, не удалось сохранить – не положено. Но зато Надя переплела все мои 159 писем, которые я ей отсылал за 23 месяца службы, и получились три рукописных томика. Можно было вставить письма в эту повесть, но Наденька сейчас посоветовала сделать их приложением. Но пусть это будет новая повесть или даже эпистолярный солдатский роман. А?