Существование, «открытое» Миру

Конечная цель историка религий — понять и объяснить другим поведение homo religiosus, характер его мышления. И это далеко не всегда легко. В современном мире религия как форма жизни и Weltanschauung [205]смешивается с христианством. В лучшем случае западный образованный человек, предприняв некоторые усилия, может познакомиться с религиозным мировоззрением классической античности, а также с некоторыми великими восточными религиями, такими, как иудейство, конфуцианство или буддизм. Но даже такое весьма похвальное усилие в расширении горизонта религиозных познаний не поведет его слишком далеко. Даже с Грецией, Индией и Китаем западный интеллектуал не выйдет за сферу сложных и разработанных религий, располагающих обширной письменной священной литературой. Изучить часть этой священной литературы, ознакомиться с некоторыми теологиями и мифологиями классического мира или Востока еще недостаточно для того, чтобы проникнуть в мыслительную вселенную homo religiosus. На этих мифологиях и теологиях лежит печать длительной работы, проводившейся над ними разными образованными людьми. Даже в тех случаях, когда они не являются в буквальном смысле «Книжными религиями», подобными иудейству, зороастризму,[206]христианству, исламу, они имеют свои священные писания (Индия, Китай) или, по меньшей мере, испытали на себе воздействие авторитетных авторов (например, Гомера в Греции).

Для того чтобы выйти в более широкое религиозное русло, юлезно было бы познакомиться с фольклором европейских народов; в их верованиях, обычаях, отношении к жизни и смерти еще узнается тожество древних «религиозных ситуаций». Изучив современные европейские аграрные общества, можно понять религиозный мир аграриев эпохи неолита. В большинстве случаев обычаи и верования европейских крестьян представляют некоторое состояние более древней культуры, чем та, что мы обнаруживали в мифологии древней Греции.[207]Действительно, большинство сельских жителей Европы были обращены в христианскую веру более тысячи лет тому назад. Но и в свое христианство они сумели включить значительную часть их дохристианского религиозного наследия, идущего с времен глубокой древности. Было бы неточным полагать, что европейские крестьяне в силу этих причин не являются христианами. Однако следует признать, что их религиозность не сводится лишь к историческим формам христианства; она сохраняет какую-то космическую структуру, почти полностью отсутствующую в опыте христиан-горожан. Можно говорить о неком первичном, доисторическом христианстве. Обращаясь в христианство, европейские крестьяне включили в это новое верование космическую религию, которую они хранили с доисторических времен.

Но перед историком религий, стремящимся понять и объяснить всю совокупность бытийных ситуаций homo religiosus в целом, стоит более сложная проблема. Ведь человеческое общество уходит далеко за пределы земледельческих цивилизаций: это и настоящее «первобытное» общество, и пастухи-кочевники, и охотники, и народы, находящиеся еще на стадии мелкой охоты и сбора плодов. Чтобы постичь мыслительную вселенную homo religiosus, необходимо принять во внимание прежде всего мышление людей первобытных обществ. Однако их религиозное поведение представляется нам сегодня эксцентричным, если не откровенно отталкивающим. Во всяком случае, понять его довольно трудно. Но для того чтобы понять чуждую нам мыслительную вселенную, нет иного пути, как попытаться проникнуть вовнутрь нее, в самый центр, и уже отттуда выйти ко всем тем ценностям, которыми она управляет.

И как только мы ставим себя на место религиозного человека древнего мира, так сразу констатируем, что мир существует потому, что был сотворен богами, что само существование Мира о чем-то «хочет рассказать», что Мир не нем и не непроницаем, что он не есть нечто инертное, без цели и значения. Для религиозного человека космос «живет» и «говорит». Самая жизнь Космоса уже есть доказательство его святости, так как он был создан богами, и боги являются человеку через космическую жизнь.

Именно поэтому на определенной стадии развития цивилизации человек начинает осознавать себя как микрокосмос. Он — часть Сотворенного богами; иначе говоря, он обнаруживает в себе то «святое начало», которое он приписывает Космосу. Из этого следует, что его жизнь аналогична космической жизни, которая в свою очередь становится прообразом человеческого существования.

Вот несколько примеров. Мы уже видели, что бракосочетание расценивается как иерогамия Неба и Земли. Но у земледельцев отождествление Земли и Женщины еще более сложно. Женщина олицетворяет ниву, семена — semen virile,[208]а сельскохозяйственные работы — супружеское совокупление. «Эта женщина пришла как земля: засевайте ее, мужчины, семенами», — гласит Атхарваведа (XIV, II, 14). «Ваши жены — это ваши поля», — говорит Коран (II, 225). Бесплодная царица стенает: «Я подобна полю, на котором ничего не растет!» И напротив, в одном из гимнов XII/ века дева Мария прославляется как terra nоn arabilis quaefructum parturit. [209]

Попытаемся понять бытийную ситуацию того, для кого все эти уподобления не просто идеи, а пережитый опыт. Очевидно, что для него жизнь имеет еще одно измерение: она присуща не только человеку, она еще и «космическая», так как имеет трансчеловеческую структуру. Бе можно определить как «открытое существование», ведь она не ограничена строго только человеческим способом бытия. (Впрочем, известно, что первобытный человек нередко переносит собственную модель в трансчеловеческую плоскость.) Существование homo religiosus особенно в первобытном обществе, «открыто» в Мир; в своей жизни религиозный человек никогда не бывает одинок, в нем живет часть Мира. Но мы не согласны с Гегелем, что первобытный человек «еще зарыт в Природу», еще не осознал себя как нечто отдельное от природы, как самого себя. Индус, обнимающий жену и провозглашающий при этом, что она — Земля, а он — Небо, полностью осознает человеческую сущность, как свою собственную, так и жены. Земледелец Австралии и Азии, называющий одной морфемой и фаллус и лопату, уподобляющий как и другие земледельцы, зерна семян semen virile, прекрасно осознает, что лопата — это инструмент, который он смастерил сам, и что, обрабатывая поле, он совершает сельскую работу, предполагающую определенную гамму технических знаний. Иначе говоря, космический символизм добавляет новое значение какому-либо предмету или действию, без того, однако, чтобы посягать на их собственную непосредственную значимость. Существование, «открытое» в Мир, — это не неосознанное бытие, зарытое в Природу. «Открытость» в Мир делает религиозного человека способным познать себя, познавая Мир, и это познание ему дорого, потому что оно «религиозно», потому что касается Бытия.

Освящение Жизни

Только что приведенный пример помогает нам понять перспективу, в которой находится человек первобытных обществ. Для него вся жизнь в целом может быть освящена. А средства освящения многочисленны и многообразны, но результат, как правило, всегда один: жизнь протекает в двух плоскостях — как человеческое существование и как составная часть трансчеловеческой жизни, жизни Космоса и богов. Есть основание полагать, что в очень далеком прошлом все человеческие органы, все физиологические акты, все жесты человека имели религиозное значение. Это вполне допустимо, ведь все поступки человека были уже совершены in illо tempore Богами или Героями-основателями цивилизаций. Они не только внедрили определенные виды работ, способы питания и любви, формы речевого общения и т. п., но даже жесты, которые, казалось бы, не имеют важного значения. В мифах австралийских караджери два Героя-основателя цивилизации приняли особую позу, чтобы помочиться. И караджери до сих пор копируют этот примерный жест.[210]Нет смысла напоминать, что ничего подобного не происходит на уровне мирского опыта познания Жизни. Для нерелигиозного человека весь жизненный опыт, как в сфере секса, так и питания, труда и игры, лишен священности. Иначе говоря, все физиологические акты лишены духовной значимости и сведены, таким образом, к масштабу сугубо человеческих действий.

Помимо физиологических актов, расценивавшихся как действия, повторяющие божественные образцы, человеческие органы и их функции также приобретали религиозное значение и уподоблялись тем или иным космическим районам или явлениям. Мы уже рассматривали классический пример: уподобление женщины ниве или Матери-Земле, полового акта — иерогамии Неба и Земли и посеву.

Число подобных уподоблений человека Вселенной весьма значительно. Некоторые из них внедряются в наш разум как бы сами собой, например уподобление глаза Солнцу или глаз Солнцу и Луне, плеши на затылке — полной Луне, дыхания — дуновению ветра, костей — камням, волос — траве и т. п.

Но в истории религии встречаются и иные уподобления, предполагающие более сложный символизм, т. е. целую систему микро-макрокосмических соответствий. Таковы уподобления чрева или матки пещере, кишечника — лабиринтам, дыхания — ткачеству, вен и артерий — Солнцу и Луне, позвоночника — Axis Mundi и т. п. Разумеется, все эти аналогии между частями человеческого тела и макрокосмосом не обнаруживаются у первобытных народов. Некоторые системы соответствий человек — Вселенная получили полное развитие лишь в великих цивилизациях (Индия, Китай, древний Ближний Восток, Центральная Америка). Тем не менее их истоки отмечаются уже и в первобытных цивилизациях, где мы встречаем чрезвычайно сложные системы антропокосмических уподоблений, свидетельствующие о неисчерпаемой способности человека к мудрствованиям. Взять хотя бы пример дагонов — древнего народа, жившего на территории Французской Западной Африки.[211]

Однако эти антропокосмические уподобления интересуют нас лишь постольку, поскольку они являются «шифрами» разных бытийных ситуаций. Мы говорили, что религиозный человек живет в «открытом» мире и что, с другой стороны, его бытие «открыто» в Мир. Это равносильно утверждению о том, что религиозный человек подвержен бесконечной серии опытов, которые могли бы быть определены как «космические». И эти опыты всегда имеют религиозный характер, так как Мир — священен. Чтобы понять их, необходимо вспомнить, что основные физиологические функции способны стать таинствами. Ведь существует же ритуальное потребление пищи, при этом сама пища получает различное значение в разных цивилизациях и религиях: продукты питания либо признаются священными, либо расцениваются как дар божий или как принесение в жертву тела богам (например, в Индии). Половая жизнь, как мы отмечали, также носит ритуальный характер, а следовательно, уподобляется как космическим явлениям (дождям, осеменению), так и божественным актам (иерогамии Неба и Земли). Иногда бракосочетание приобретает тройное значение: личностное, социальное и космическое. Например, у народа омаха деревня делится на две части, называемые соответственно «Небо» и «Земля». Браки возможны лишь между жителями разных половин селения, а каждый новый брак повторяет первичный hieros gamos [212]— союз между Землей и Небом.[213]

Такие антропокосмические уподобления, и в первую очередь последовательное освящение физиологической жизни, сохранили жизненность даже в высокоразвитых религиях. Ограничимся одним лишь примером: брачным союзом как ритуалом. Вспомним, какой высокий авторитет приобретает этот союз в индийском тантризме.[214]

Пример Индии блестяще показывает нам, как какой-либо психологический акт может превращаться в ритуал и как, пережив эпоху ритуалов, тот же акт приобретает значение «мистической техники».

Вспомним восклицание мужа в «Брихадараньяка упанишаде»: «Я — Небо, Ты — Земля!» Эти слова произносятся вслед за тем, как жена изобразит из себя ведический жертвенник (VI, IV, 3). В тантризме же женщина перевоплощается в Prakriti (Природу) и космическую богиню Шакти, муж олицетворяет Шиву — Чистый Дух, неподвижный и светлый. Брачный союз (maithuna) — это прежде всего соединение двух принципов: Природа — Космическая Энергия и Дух. Один из тантрических текстов гласит: «Истинный брачный союз есть союз Верховной Шакти с Духом (atman): все другие — лишь плотские связи с женщинами» (Kularnava Tantra, V, 111–112). Речь идет уже не о физиологическом акте, а о неком мистическом ритуале; партнеры уже не просто люди, они «отвязаны» и свободны, как боги. И тантрические тексты постоянно подчеркивают, что речь идет о преобразовании плотского опыта. «Теми же актами, что бросают некоторых людей в Ад, где они горят милллионы лет, йог достигает вечного блаженства».[215]Уже в «Брихадараньяка упанишаде» (V, XIV, 8) утверждается: «Тот, кто знает это, даже если его поступок походит на грех, чист, вечно молод и бессмертен». Иначе говоря, «тот, кто знает», обладает совершенно отличным от мирского опытом. То есть всякий человеческий опыт может быть преобразован и пережит в ином плане, трансчеловеческом.

Индийский пример продемонстрировал нам, какой степени «мистической» утонченности может достичь освящение органов физиологической жизни, освящение, наблюдаемое уже в полной мере на всех уровнях древней цивилизации. Добавим, что придание особой значимости половой жизни как способу участия в священном (в Индии — это способ достижения сверхчеловеческого состояния абсолютной свободы) влечет за собой и некоторые опасности. В той же Индии тантризм был причиной некоторых гнусных и отталкивающих церемоний. В других странах, в первобытных обществах ритуальные половые связи сопровождались самыми разнузданными оргиями. Тем не менее эти примеры с достаточной убедительностью показывают нам наличие опыта, полностью утраченного в современном обмирщенном обществе, — опыта священной половой жизни.