Глава двадцатая. Снова вместе 4 страница

Сэнди в самом деле понимал, что после смерти матери хакхлийцы взяли из ее тела только образцы ткани и еще каких–то микроорганизмов. И если культуры тканей до сих пор живы, то это только культуры тканей, не больше, просто научный эксперимент.

Но, принять такой взгляд на вещи Сэнди отказывался — и все. Для него культуры эти не были культурами, они были его мамой. Она не жива, но и не мертва.

— Брось, Сэнди. Эти образцы тканей — это вовсе не твоя мать. Просто культуры клеток. Все остальное, давным–давно скормили титчхикам.

Сэнди передернуло. Мысль о том, что тело его мамы съели, была еще более невыносимой. Погребальные обычаи хакхлийцев его не волновали, это правда. С момента рождения Сэнди успел свыкнуться с тем, что судьба всякого живого существа на корабле — оказаться в конце жизненного пути в баке с напоминающими земных морских звезд, только без отростков, созданиями, имя которым титчхики; титчхики быстро объедали с костей плоть; затем титчхиков в свою очередь скармливали хухикам, дававшим мясо, потому что хитчхики были ценным источником протеина, кости же, перемолотые, шли на удобрения растениям и на кальциевые добавки хухикам. Ничто не пропадало зря. Но если речь идет о вашей собственной маме — это уже совсем другое дело. Особенно, если знаешь, что где–то в недрах генетических лабораторий хранятся колбы с культурами, взятыми прямо из материнского тела, что их сохраняют на всякий случай — вдруг понадобятся для экспериментов с комбинациями генов.

На полпути вверх по спиральному трапу, ведущему на уровень, где находились генные лаборатории, Оби остановился.

— Так ты серьезно, да?

— Серьезно.

— Ведь глупо же! Знаешь, там и моих предков полно.

— Твоих предков там нет, иначе ты бы здесь не стоял, — угрюмо заметил Сэнди.

— Я имею в виду ту же самую партию яиц из холодильников. И наверняка там найдутся мои дети, не считая даже тех, от Четвертой Главной, — с небрежной ноткой гордости заключил Оби.

— Это не одно и то же.

— Нет, одно, — сказал Оби, теряя терпение. — Ты идешь или нет?

Сэнди пожал плечами и все еще нехотя, последовал за ним. Но оказалось, что в лаборатории им попасть не было суждено. В дверях их встретил один из Вышестоящих, с суровым видом немедленно объявивший, что над новыми организмами сейчас лаборатории не работают, разве юношам не известно, что все генетики подготавливаются к наплыву образцов с Земли, к изучению неизвестных созданий, чтобы обогатить запасы генных банков? О каких новых разновидностях растений, хухиков и титчхиков — более забавных на вид или более продуктивных — может идти речь? Кроме того, отметил Вышестоящий, в лабораториях им делать нечего, не правда ли?

Оби и Сэнди поспешили отступить.

— А, ладно, — вздохнул Оби. — Ты все равно идти не хотел. Ага, придумал!

Пошли посмотрим, какие вещи для нас изготовляют!

В лабораторных отсеках было жарко, и не только из–за того, что находились они в части корабля, сильнее других нагревшейся во время маневра вблизи местного солнца. Здесь изготовляли разные вещи, и потому были устроены печи, горны и тигли.

Сэнди смотрел как околдованный. В первом отсеке два пожилых хакхлийца хлопотали у смесителя пластических масс, из которого извлекались ткани разных расцветок и текстур.

— Это для тебя, — гордо проговорил руководитель. — Вот это — на носки, это — на белье, а вот из этого получится «галстук». Но если хотите что–нибудь поинтереснее увидеть, загляните в соседнюю дверь.

В соседнем отсеке, как и было сообщено, оказалось поинтереснее и даже жарче, чем в тканевом отсеке. Частично жар шел от печи. Пожилой Вышестоящий надзирал за двумя техниками, осторожно двигавшими плавильный тигель. Они накренили тигель, и в чан с высокими стенками упали сверкающие, раскаленно–оранжевые капли. Заглянуть в чан Сэнди не мог, но услышал резкое сердитое шипение.

Потом Вышестоящий сунул руку в чан (Сэнди заморгал, но вода в чане, очевидно, оставалась холодной, несмотря на расплавленные капли) и вытащил пару кусочков желтого металла неправильной формы. Зашипев, он несколько раз перебросил кусочки с ладони на ладонь, потом вручил один Сэнди.

— Золото, — гордо сказал он, используя английские слова. — Тебе. Чтобы покупать вещи.

— Да–да, для покупки вещей, — согласно закивал Сэнди.

Сколько занятий они провели, обучаясь «ходить в магазин», «покупать» и «платить»! Крошечный желтый слиток обжигал ладонь, но Сэнди держал его с благоговением, потому что штучка эта была в земном стиле.

— По–моему, покупать вещи глупо, — включился в разговор Оби, с любопытством поигрывавший другим маленьким слитком. Он поднял голову, и слезы удивления брызнули из глаз. — Тезей! — воскликнул он. — Не ожидал встретить здесь тебя!

Очевидно, второй юный хакхлиец тоже не предполагал увидеть Оби и Сэнди в мастерской. Тезей — как и еще три или четыре дюжины молодых хакхлийцев — вырос вместе с Оби и Сэнди, они вместе учились, а потом их внезапно разлучили, после того как была отобрана полудюжина для высадки на Землю.

Очевидно было и то, что золотых дел мастеру непредвиденная встреча друзей детства не понравилась. Оставив тигель, он склонился над экраном связи, а Тезей тем временем произнес подозрительным тоном:

— Вам двоим, сюда не разрешается заходить.

— Почему же?

— Потому что таков приказ, вот почему!

— Это не причина, — Оби упрямо держался их собственной версии.

— Нам приказали не покидать отсека, и все. Потом нам, было велели пойти в… другое место… и никто не запрещал немного погулять. А ты что делаешь здесь?

— Кое–что нужно забрать, — сказал отверженный. — Если вас поймают, сглотнете собственный плевок.

— Почему? Какие здесь великие секреты?

— Секреты разглашать не полагается, — отрезал Тезей, и оба медленно сошлись нос к носу, свирепо глядя друг на друга.

Лизавдр прекрасно понимая: если двое хакхлийцев намерены выяснить отношения, то ему лучше держаться подальше. Но эти двое были его друзьями, по крайней мере, Оби определенно был другом, а Тезей товарищем, пока группу не разделили. Он открыл было рот, чтобы попробовать урезонить забияк.

Его усилия не понадобились — пронзительно закудахтал коммуникатор.

— Джон Уильям Вашингтон! Хо—Сетхик–ти–Коли–как!

Это был голос Май Тары, и судя по тому, что она назвала их полными именами, они попали в серьезный переплет. Сэнди бросил свирепый взгляд на золотых дел мастера, который их выдал, но вступать в спор времени не оставалось.

— Когда Вышештоящий вызвал меня, я не поверила швоим ушам, но он шказал правду! — продолжала Май Тара. — Вы оба находитешь в неположенном меште! Немедленно отяравляйтешь в швой отшек. Лишандр! Я ш тобой поговорю. А ты, Оберон — в шимуляторную, твое мешто там.

Когда Май Тара появилась в жилом отсеке когорты, — Лизандр опередил ее, потому что Май Тара хромала сильнее, чем всегда, — она обнаружила Лизандра в его личной учебной кабинке, грустно созерцающего фотографию матери. Со стороны Лизандра это было коварной уловкой, но не совсем. Если случались неприятности, Сэнди находил утешение, созерцая единственную вещь, оставшуюся на память от женщины, давшей ему жизнь. С другой стороны, имела место военная хитрость, потому что Сэнди давно заметил: гнев Май Тары зачастую удается пригасить, сыграв на сочувствии.

— Не штарайшя, Лишандр, — строго сказала Май Тара. — Шегодня ты шебя вел очень плохо.

— Я знаю, Май Тара, я виноват, — ответил Сэнди голосом каящегося грешника, но при этом добавил: — Май Тара, а почему не осталось других фотографий?

Май Тара укоряюще зашипела на него, но Сэнди понял, что воспитательница попалась на крючок.

— Хакхлийцы обычно не хранят шнимки умерших.

— Я не хакхлиец!

— Шовершенно верно, — согласилась она, при этом голос ее потеплел.

— Но ничего другого не ошталошь. Шнимок нашли в бумажнике твоего отца. Твоя мама на нем хорошо получилашь.

— Так ты знаешь, как она на самом деле выглядела? — с жаром поинтересовался Сэнди.

— Конечно, — сказала Май Тара и добавила тактично: — Твоя мама была крашивая. То ешть для земного жителя. И мне кажетшя, ты очень на нее похож.

Сэнди скептически нахмурился.

— Как же это? Она такая стройненькая, а я — толстяк!

— Ты не толштый, Лишандр. У тебя мощная мушкулатура.

— Но мы совсем непохожи! Взгляни!

— Конечно, вы отличаетешь друг от друга. Вы отличаетешь, потому что ты вырош на борту корабля. На Земле притяжение шоштавляет только вошемь двенадцатых нормального корабельного. И ешли бы твоя мама попала к нам еще ребенком, фигура у нее была бы более плотная.

— Да, понимаю, — рассудительно заметил Сэнди, — но…

Терпению Май Тары пришел конец.

— Шэнди! Я не такая наивная, как ты думаешь! Я прекрашно вижу, к чему ты ведешь!

— Прошу прощения? — Сэнди был сама невинность.

Май Тара грустно сморщила нос, вид у нее был усталый и огорченный.

— Ах, Лишандр, — произнесла она, печально поежившись, — как же ты мог…

— Меня зовут Лизандр, — отрезал Сэнди, нарочно, чтобы задеть Май Тару.

— Ишвини, то ешть, — поправилась она сердито, с натугой выговаривая непослушные шипящие согласные, — извини меня, милый Лизандр, но я крайне огорчена. Хочу рассказать тебе иш… историю. Можно?

— Если я скажу «нет», это ведь тебя не остановит.

Она бросила на него печальный взгляд и начала рассказ:

— Давным–давно, когда у меня еще полхвошта не вырошло, одна шторожевая пчела удрала и шпряталашь. Шпряталашь в промежутке между штен и отложила яйца, и шкоро вырошло целое гнездо, о котором никто не знал. — Май Тара снова жестоко шепелявила, но у Сэнди не поворачивался язык сделать замечание.

— Потом пчела отложила яйцо–королеву. Вылупилашь новая королева, улетела и ошновала еще одно тайное гнездо. Никто об этом не знал, хотя многие жаловалишь: откуда взялишь эти пчелы? Что они едят, ведь здешь нет жуков. А потом…

— Май Тара сделала паузу, вид у нее был зловещий, — потом пилоту понадобилошь шделать поправку курша, он ввел указания в главный управляющий компьютер и… машина не пошлушалашь его! Корабль не изменил курша!

— С ума сойти, — сказал Сэнди.

Воспитательница торжественно покачала из стороны в сторону языком.

— Ш ума шойти, в шамом деле. Разумеетшя, шработала дублирующая шиштема, и курш был изменен. Но когда вшкрыли маштер–машину, внутри обнаружили гнездо шторожевых пчел! Гнездо вызвало короткое замыкание в реле машины! Ах, Шэнди, ты вообразить не можешь, как тяжко пришлось: двенадцатку дней проверять вше трубопроводы, проходы, вшю вентиляцию! Вше трудилишь дополнительную двенадцатую дня каждый день, пока не уничтожили пошледнее гнездо диких шторожевых пчел. Тебе понятна мораль этой иштории?

— Разумеется, — поспешно ответил Сэнди. — Хотя не совсем. Не до конца. В чем она заключается?

Прежде чем ответить, Май Тара коснулась его руки кончиком языка.

— Мораль такова: шекреты и тайны приводят к большой беде. Теперь понимаешь, что я имею в виду?

— Конечно понимаю, — Лизандр не сомневался, что Май Тара этим не удовлетворится и в любом случае продолжит поучение.

— Конечно, теперь ты понимаешь, — согласилась она.

— Ты ни в коем шлучае не должен шкрытничать, хранить шекреты. Ничего не шкрывай от штояших выше — вот в чем мораль.

Сэнди обдумал услышанное.

— Но ведь от меня они хранят секреты, — возразил он. — Нам не объяснили, почему нам запрещено общаться с Тезеем и другими.

— Это шовшем другое дело, не так ли? Тебе эти вещи знать не нужно. Нет нужды. По крайней мере, шейчаш, а ешли понадобитшя, тебе шкажут. Но Вышештоящие должны — обязаны — знать ВШЁ! В конце концов, они принимают решения, а не ты, верно?

— Не я, — задумчиво сказал Лизандр. — Решений я не принимаю.

— Но подумал, что иметь такое право было бы неплохо, время от времени.

— Итак, — подвела итоговую черту Май Тара, — когда меня больше ш вами не будет, я хочу, чтобы ты не забывал моего урока.

— Я не забуду, — пообещал с облегчением Сэнди, и вдруг сердито — наполовину сердито, наполовину встревоженно — нахмурился и спросил резко: — Что значит «когда меня с вами не будет»?

Май Тара неопределенно подвигала из стороны в сторону челюстью.

— Пошледняя партия моих яиц вшя оказалась бешплодной, как шообщили из холодильной. Поэтому, я получила приказ явиться на окончательный ошмотр.

— Май Тара, — ахнул Лизандр потрясейно. — Они не посмеют!

— Конечно, пошмеют, — твердо сказала Май Тара.

— И как мне кажетшя, я проверку не выдержу. Тогда мне одна дорога, Лишаддр — в чан титчхиков.

Май Тара была права, и поэтому, когда Лизандр вместе с когортой устроился на ночлег, сонные мысли его были заняты не возвращением на Землю и даже не земными женщинами в едва прикрывающих наготу нарядах. Это были грустные мысли. Май Тару он помнил с тех пор, как вообще помнил себя самого. Сколько он жил — столько частью его жизни была она. Ему очень не нравилось, что Май Тару могут отправить к титчхикам.

Приключение оказалось не таким забавным, как показалось вначале.

 

Глава 5

 

Огромный корабль хакхлийцев оснащен тремя маршевыми двигателями. Любой из них в силах толкать корабль вперед с ускорением в 1,4 g. Такое редко случается — хакхлийцы проявляют технологическое благоразумие, и, как правило, два двигателя работают на половинной мощности, а третий проходит профилактику или, что случается редко, его ремонтируют. У двигателей на «странном» веществе есть большое преимущество — топливо невозможно израсходовать до конца. Наоборот, возникает противоположная проблема. «Странное» вещество размножается. Если в сгусток «странного» вещества попадает обычное, то «странное» преобразует обычное вещество в себя. Не следует думать, что уронив частичку «странного» вещества на поверхность Земли, вы всю планету превратите в «странную», не все так просто. «Странное» вещество отторгает обыкновенное, отталкивает его. Чтобы преодолеть силы отталкивания, частички обыкновенного вещества нужно вгонять в «странное» на очень высоких энергиях, что неизбежно случается в тяговых системах хакхлийского звездолета. Как результат — чем дольше продолжается полет, тем больше накапливается «горючего». Сгустки в сердцевине хакхлийских основных двигателей увеличились в шесть раз по сравнению с началом полета. Поскольку теперь они такие массивные, на разгон и ускорение затрачивается намного больше энергии, то есть сгустки в свою очередь все быстрее увеличиваются в размерах. Все, что требуется для их питания, — это обычное вещество, которого в космосе неисчерпаемые запасы, на каждой остановке хакхлийцы пополняют запасы, используя астероиды, и каждая новая частичка чуть–чуть увеличивает массу корабля. Еще несколько столетий назад хакхлийцы осознали, что скоро им прядется освободиться от лишней массы… но ведь масса эта не простая, а ценная. Подобно скряге, который идет ко дну, продолжая судорожно сжимать золотой слиток, хакхлийцы не в силах расстаться со своим бременем. Но роковой срок приближается.

Когда на следующее утро когорта собралась на работу, все почувствовали два быстрых возмущения ориентации, похожих на слабые подземные толчки, корабль выходил на орбиту вокруг Земли, и навигаторы вносили курсовые поправки. Значит, конец перелета близок. Все взволнованно обсуждали новость, все, кроме Сэнди.

Когда к ним вперевалку приблизился наставник Чин Текки–то, он поинтересовался, бросив взгляд на Сэнди:

— Что с ним случилось?

Когорта сразу поняла, о чем речь, потому что все уже успели обратить внимание на грустящего Сэнди.

— Это из–за Май Тары, — с готовностью объяснил Оби. — Ей предстоит медосмотр.

— Сэнди жалеет, что Май Тару ликвидируют, — добавила Елена.

А Полли злорадно заключила:

— Он любит Май Тару больше всех нас и хочет, чтобы она жила дальше.

Чин Текки–то покачал высунутым языком, осуждая Сэнди.

— Любить друг друга — это хорошо, — сказал он ему, — Тара–ток стареет. Ей давно исполнилось восемнадцать двенадцаток на двенадцать двенадцаток, (в земном исчислении срок составил бы пятьдесят лет или около того) — поэтому каждые двенадцать двенадцаток она проходит осмотр. Его все проходят, Лизандр, таково правило.

— Знаю, — буркнул Сэнди.

— Вполне возможно, что она пройдет осмотр, — заметил Чин Текки–то. — Я сам благополучно прошел пять окончательных медосмотров. Многие выдержали восемь или даже девять, например, Главные Вышестоящие.

— Главные Вышестоящие всегда проходят, — вставила Таня.

— Не всегда, а, как правило, — исправил Чин Текки–то, — ведь они Главные Вышестоящие, в конце концов.

— Май Тара не надеется пройти осмотр, — сказал Сэнди. — Я сразу заметил, что она не надеется.

Наставник склонил голову.

— Тогда тема исчерпана, не правда ли? И нет причин грустить. Раньше или позже это с каждым происходит, иначе корабль переполнился бы, и погибли бы все. Старые и слабые вынуждены уходить, освобождая место новой жизни, ведь криогенные хранилища полны.

— И если бы из хранилищ не доставали замороженные яйца, никто из нас не появился бы на свет, — тоном командира объявила Полли.

— Ты плохо соображаешь, Сэнди.

— Он хорошо соображает, Полли, — упрекнул ее наставник. — Лизандр — вполне разумное существо, пусть он и не хакхлиец. И он знает, что в морозильниках хранится много, очень много яиц Май Тары, и раньше или позже, некоторым позволят проклюнуться, и Май Тара будет снова жить в своих потомках. Ему известно, что таково решение Главных Вышестоящих, а их решения не обсуждаются. Ты согласен, Лизандр? Ты ведь не сомневаешься в мудрости принятых Главными Вышестоящими решений?

— Нет–нет! — ошарашенно запротестовал Лизандр, — не сомневаюсь, ни в коем случае, просто… — Он закусил губу. — Для некоторых можно сделать исключения.

Для тех, кто особо ценен, как Май Тара.

— Но, это решать Главным Вышестоящим, верно? — мягко сказал наставник.

Сэнди смущенно пожал плечами. Он устал спорить, потому что спор продолжался все утро, с момента пробуждения.

— Мы опоздаем на работу, — сказал он, уходя от ответа.

Чин Текки–то не возражал против того, чтобы сменить тему.

— Кстати, — сказал он, — поэтому я этим утром здесь. Чем вы сегодня занимаетесь?

— Ухаживаем за хухиками, — почтительно сказал Основа. — У хухиков появились детеныши.

— Верно, — задумчиво сказал наставник. — Что ж, пастуху придется обойтись меньшим числом помощников. У меня для вас новые указания Главных Вышестоящих.

Вся когорта с интересом слегка приподнялась на мощных задних конечностях. Наставник ласково смотрел на них.

— Как вам известно, пик сексуальной активности Оби пришелся на вчерашнюю встречу с Главными Вышестоящими, и встреча была прервана.

— Это нам хорошо известно, — язвительно сказала Полли, бросив в сторону Оби свирепый взгляд.

— Главные Вышестоящие пришли к выводу, что подобное происшествие, случись оно во время вашей земной миссии, могло бы саму миссию подвергнуть определенному риску. Допустим, в разгар каких–нибудь важных переговоров то же самое произойдет с Основой или Деметрием?

— Чин Текки–то! — изумленно воскликнула Полли. — Неужели мальчикам дадут лекарство, и сексуальная фаза у них не начнется?

— Ничего подобного. — Наставник благожелательно скрестил ноги. — Даже наоборот. Главные Вышестоящие приняли решение ускорить наступление периода активности, чтобы таким образом на предстоящие шесть или даже двенадцать двенадцаток дней избежать непредвиденных осложнений.

— Неужели? — воскликнул Основа. — То есть мы этим займемся прямо сейчас?

Когорта лучилась счастьем, но Полли вдруг громко сказала:

— А как же Оби! Ведь он только вчера…

— Разумеется, — согласился Чин Текки–то, — мы не хотим его утомлять. Кому–то из вас досталась бы слишком маленькая порция сперматозоидов, а неоплодотворенные яички вам ведь не нужны, правда? Поэтому Оберона мы на сегодня освободим.

Вид у Оби был подавленный. Девушки смотрели на него с ужасом. Потом Таня, задыхаясь, пробормотала:

— Остается только двое мужчин, а нас три…

— Мы не забыли об этом, — снисходительно пояснил наставник. — Я сам приму инъекцию и присоединюсь к вам.

Сквозь радостные крики донесся вопль Оби:

— А я?!

— Ты займешься обычной утренней работой, вместе с Лизандром. Прислушайся к моему совету, Лизандр: работа с животными — лучшее средство от уныния. Меня она отлично успокаивала, когда я был еще четом.

Если в генетических лабораториях витали малоприятные запахи, то в загонах для хухиков просто жутко воняло. Ничего успокаивающего Сэнди в этом факте не нашел. Чтобы добраться до загонов, пришлось миновать покрытые чехлами резервуары, в них извивались вечно жрущие и совокупляющиеся титчхики. Это тоже настроения не поднимало, скорее наоборот. Сэнди едва сдержал себя. (Кого пожирают титчхики сейчас? И что или КОГО ОНИ сожрут через пару дней?) Сэнди отвел глаза, заметив, как две корабельные бригады почтительно опускают в резервуар два мертвых тела — урожай на сегодня.

Сэнди содрогнулся. Его утешала одна мысль: по крайней мере, сегодня ни ему, ни Оби не придется убирать остатки костей или выгребать титчхиков. Мыть загоны хухиков тоже не придется, четыре самки только что родили детенышей, и пришло время делать детенышам пункцию.

— Вот ты, — пастушка с усмешкой посмотрела на Лизандра, — ты вытаскивай детенышей. Не бойся, матки не тронут тебя, — добавила она добродушно. — Позволь им сначала тебя обнюхать, потом погладь и не дразни. А детенышей по одному приноси мне.

Лизандр заглянул в ближний загон. Ему уже приходилось помогать пастухам, но он все еще чувствовал некоторую неуверенность.

Матка не испугалась его приближения. Она только мягко посмотрела на него добрыми глазами, бережно прижимая передними лапами своих детенышей к сосцам. Новорожденные хухики с аппетитом сосали молоко.

— Шевелись, шевелись, — раздраженно окликнула Сэнди пастушка.

— С какого начинать?

— С любого! Давай поскорее! У меня их четыре двенадцатой, а потом еще маток доить…

Лизандр вздохнул поглубже и, сунув руки под брюхо матки, наугад выбрал одного из полудюжины детенышей, слепо и нетерпеливо толкавшихся друг в друга и в живот матери. Детеныш был размером с голову Сэнди, он засопел и замяукал встревожено весь дрожа, когда его обхватили ладони Сэнди. Сэнди отнес детеныша пастушке. «Переверни его», — велела пастушка, взяв инструмент, наломинающий громадную иглу. На одном конце иглы имелась удобная рукоятка с циферблатом и кнопкой. Пастушка сверилась с циферблатом и стала с нетерпением ждать, пока Сэнди справится с извивающимся тельцем, потому что детеныша полагалось держать неподвижно. Потом пастушка ловко обхватила голову детеныша одной рукой, бережно, но, крепко сжав ее, нашла острием иглы точку в основании черепа, в том месте, где шейка переходила в затылок.

— Ты смотрел вчера вечером земной фильм? — по ходу дела пастушка решила поболтать. Сэнди отрицательно покачал головой — ему хотелось, чтобы пастушка поскорее покончила с делом. — Фильм назывался «Слишком далекий мост», в нем рассказывалось о сражениях, боях — совсем никакого мира. Ах, Лизандр, будьте очень осторожны, когда высадитесь на Землю…

Потом она удовлетворенно хмыкнула.

— Вот так.

Она нажала кнопку, прибор издал тихое, едва слышное «бип!». Детеныш пискнул, тельце его напряглось и обмякло.

— Давай следующего, — приказала пастушка.

Оби, который по очереди с Лизандром подносил к пастушке детенышей, пребывал в не менее угнетенном состоянии духа, но Лизандру от этого было не легче. Причины, разумеется, были разными. Оби просто дулся, потому что, воображение его рисовало картины происходящего сейчас в жилом отсеке, откуда он был изгнан, в то время как Сэнди думал о Май Таре–ток.

Зато детеныши были очень хорошенькие. И пункция, похоже, была безболезненной операцией. Детеныши ласково прижимались к Сэнди, сворачивались калачиком, пока он относил их к матери, а та вполне благосклонно их принимала. Сегодня Сэнди работал с разновидностью хухиков, которые были поменьше других и более светлой окраски. Генетики постоянно вносили в породу новшества, добиваясь изменений в качестве и вкусе мяса, но, хухики любой разновидности отличались веселым нравом, добродушие и жизнерадостность не покидали их до самого последнего момента, и даже тогда они успевали ласково лизнуть руку забойщика.

Детеныши очаровали даже Оби. Он совал им большой палец и хихикал, потому что детеныши пытались его сосать. Когда они закончили работу со всеми новорожденными, миновала первая двенадцатая дня, и Оби присоединился к Сэнди, чтобы перекусить вафлями и бульоном. Оби успел позабыть обо всех обидах, он гудел про себя мелодию, лившуюся из вездесущих динамиков, и пускал слезу удовольствия.

Но Лизандр никак не мог успокоиться. Он отодвинул вафли.

— Кушай, Сэнди, — заботливо сказал Оби. — Ты расстраиваешься по–прежнему

из–за Май Тары?

— Просто не голоден.

— Да, ты по–прежнему расстроен, — сделал вывод Оби. — Но, ведь наставник все тебе объяснил.

— Знаю.

Оби некоторое время молча покусывал вафлю, рассеянно слушая фоновую музыку. Музыка была хакхлийская, непохожая на земные мелодии, записанные специально для их когорты и транслировавшиеся только на их жилой отсек. Земная музыка — вальсы, польки, марши, — ее ритмичные мелодии были связаны с правильно повторяющимися движениями ног, но у хакхлийцев, при их особом телосложении, ноги для танцев или маршей не были приспособлены. Оби припомнил утреннюю обиду и взорвался:

— Ты думаешь, мне самому весело? Они все остались дома, занимаются амфилаксом, а я торчу здесь, с тобой!

— Ты занимался уже амфилаксом вчера, — напомнил Сэнди. — Прости, Оби. Наверное, мне просто не нравится делать детенышам пункцию.

— Почему же, Сэнди? Ты ведь раньше помогал пастухам.

— И тогда мне тоже не нравилось, — признался Лизандр.

— Но кто–то должен ведь их обрабатывать, — высказал разумное предположение Оби. — Для их же добра, правильно? Чтобы не выросли слишком умными.

Лизандр удивленно моргнул.

— Как тебя понимать? Что значит «слишком умными»?

— Ну, такими… чересчур сообразительными, — туманно пояснил Оби. — Вообрази, какой будет ужас, если хухики вырастут и разовьют зачатки интеллекта? И будут сознавать, что они живые и что живут только для того, чтобы их убили и съели?

— Но не такие же они умные!

— Нет, конечно, после того как мы им делаем пункцию, — самодовольно сказал Оби.

— Но… но… Убивать разумных существ — нехорошо, ведь так?

— А они не разумные. Поэтому им и делают пункцию.

— По твоим словам получается, что, если им не сделать пункцию, они станут разумными? Разве нет иного способа? Неужели склейщики генов ничего не в состоянии придумать? Составить такую комбинацию, чтобы хухики не вырастали разумными?

— Ах, Лизандр, — вздохнул Оби. — Ты воображаешь, что тебе первому пришла в голову подобная идея? Но генетики продолжают опыты. Но всякий раз у хухиков портится вкус мяса.

Сэнди и Оби приплелись в свой жилой отсек к самому обеду, и когорта весело предавалась потасовке, которую сами они подразумевали вариантом контактного футбола.

— Все удачно прошло? — с завистью поинтересовался Оберон.

— Уух! — выдохнула Таня, потому что в нее на полной скорости врезалась Полли и выбила у нее из рук тряпичный мяч. — Прошло отлично, Оби! Представь себе, я совокуплялась с Чин Текки–то, и столько яичек ты в жизни не видел!

— Спорю, что вчера имел случай видеть побольше, — фыркнул Оби, но обижаться не имело смысла, и о, пружинисто присел на мощных задних конечностях, напрягся и, как снаряд из пушки, ринулся в погоню за Полли, с мячом в руках расчищавшей себе дорогу.

— Хочешь поиграть, Сэнди?! — окликнула его разгоряченная преследованием Елена.

Сэнди покачал головой.

— Нет, благодарю.

Отказу его никто не удивился — все знали, что в контактных видах спорта Лизандру делать нечего, в особенности сейчас, когда от природы присущий хакхлийцам дух соперничества обострен голодом и предвкушением обеда.

Сэнди просто удалился в личную кабинку. Присев, он не стал включать экран. И не открыл шкафчика, чтобы взглянуть на фотоснимок матери. И даже не погрузился в мечты о скорой — уже очень скорой — высадке на Землю, сулившей знакомство с земными женщинами и почти верную возможность восхитительно с ними посовокупляться. Он просто сидел и глазел в пространство, мрачно нахмурившись, представляя, как плоть Май Тары будут рвать титчхики, пока не кончилась игра и не прибыла тележка с обедом, на которую когорта шумно и жадно набросилась, истекая слюной.

Сэнди не рискнул приблизиться к тележке, пока последний из его когорты, пошатываясь, с бессмысленным взглядом потускневших глаз, не отполз от тележки и не впал в пищеварительный транс, то есть пока не наступил «мертвый» час. Тогда Сэнди вздохнул, поднялся и осмотрел поле гастрономической битвы на предмет остатков обеда.

Собственно говоря, осталось много чего. Жареную тушу хухика растерзали, но повсюду валялось довольно много пригодных для человеческих челюстей кусков мяса.

Поднеся ко рту кусочек, Сэнди вдруг призадумался, опустил руку, внимательно посмотрел на мясо.

Жареный хухик, очень нежный, то есть это был молодой хухик, почти детеныш — только они давали такое сочное, нежное мясо.

Сэнди постоял в нерешительности, а потом сунул мясо в рот и, продолжая жевать, побрел в свою кабинку, чтобы включить какой–нибудь земной музыкальный фильм с молодыми красавицами в почти не прикрывающих тело нарядах.