Июнь – декабрь 1787 года

 

Глава первая

 

 

Росс и Демельза поженились двадцать четвертого июня одна тысяча семьсот восемьдесят седьмого года. Их обвенчал преподобный мистер Оджерс. Сама церемония прошла тихо, присутствовали лишь необходимые для такого случая свидетели. В метрической книге записали, что невесте исполнилось восемнадцать, что на три четверти года предвосхищало это событие. Россу на тот момент было двадцать семь.

Он принял решение жениться на Демельзе спустя два дня после проведенной с ней ночи. И дело было вовсе не в том, что он ее любил, просто этот шаг показался ему очевидным выходом из создавшегося положения. Если не принимать во внимание ее происхождение, Демельза была вполне подходящей партией для обедневшего сельского сквайра. Она успела доказать, что лучшей помощницы по дому и на ферме Россу не найти, и вросла, он даже представления не имел, насколько глубоко, в его жизнь.

Естественно, Полдарк, будучи представителем старинного рода, мог, вращаясь в светском обществе, после настойчивых ухаживаний за дочерью какого‑нибудь нувориша добиться ее руки и жить до старости безбедно, но скучно на приданое невесты. Но он никогда не рассматривал подобную перспективу всерьез.

Росс понимал, что после женитьбы на Демельзе от него отвернутся представители его сословия. Пока дворянин сожительствует со своей кухаркой, это не больше чем повод для сплетен, а вот когда он на ней женится, то становится для всех персоной нон грата.

Росс не поехал на обед в Тренвит, как обещал Элизабет, но специально за неделю до свадьбы отправился в Грамблер, чтобы сообщить Фрэнсису о перемене, грядущей в его жизни. Фрэнсис не был шокирован этой новостью и, как показалось Россу, даже испытал некоторое облегчение. Возможно, он жил в постоянном страхе, что двоюродный брат в один прекрасный день сбросит маску цивилизованного человека и силой уведет у него супругу. Росс был рад, что кузен вполне дружески воспринял новости, и едва не забыл о данном Элизабет слове. Однако затем Росс все‑таки выполнил свое обещание, после чего они с Фрэнсисом расстались уже не так тепло.

Памятуя о давней дружбе с Верити, Росс очень хотел, чтобы она присутствовала на бракосочетании, но Фрэнсис сообщил ему, что доктор велел его сестре в ближайшие две недели оставаться в постели. Поэтому Росс вместо приглашения послал кузине подробное письмо с объяснением всех обстоятельств и пригласил ее по выздоровлении навестить его в Нампаре. Верити приходилось прежде сталкиваться с Демельзой, но она уже года два ее не видела. Росс подумал, что кузина, наверное, не сможет понять, что на него нашло, или подумает, что он лишился ума.

Однако, даже если у Верити и возникли подобные мысли, в своем ответном письме она о них умолчала.

 

Дорогой Росс!

Спасибо, что так подробно объяснил мне все, что касается твоей женитьбы. Ты знаешь, что я последняя, кто стал бы осуждать твой выбор. Но мне хотелось бы стать первой в ряду тех, кто пожелает тебе счастья. Молюсь за вас обоих. Когда поправлюсь и папе станет получше, обязательно вас навещу.

С любовью,

Верити.

 

После церемонии в церкви Сола изменилась не только фамилия бывшей кухарки, но и ее статус. Поначалу Джуд и Пруди были недовольны и даже пытались, насколько у них хватало на это смелости, выказывать свое недовольство. Их возмущал сам факт, что девчонка, которая появилась в их доме беспризорной оборванкой и которая уж точно была ниже их по положению, теперь может величать себя хозяйкой. Одному Богу известно, сколько бы они еще так дулись, если бы этой девчонкой не была Демельза. Она каким‑то образом сумела внушить Джуду и Пруди, что считает их своими наставниками, а потому повышение ее положения в определенной степени является и их триумфом тоже. Да и вообще, как сказала Пруди мужу, оставшись с ним с глазу на глаз: «Все лучше, чем слушаться какую‑нибудь расфуфыренную прошмандовку с обвислыми кудельками».

Отца в тот год Демельза больше не видела. Спустя несколько дней после объявления о свадьбе она уговорила Росса послать Джуда в Иллаган, чтобы он на словах передал отцу, что они поженятся через две недели. Когда Джуд добрался до места, Карн был в шахте, и Джуд сообщил новость маленькой толстенькой женщине в черном. Ну а дальше, что называется, ни ответа ни привета. Демельза опасалась, что отец заявится на свадьбу и устроит скандал, но все прошло тихо. Том Карн признал свое поражение.

 

Десятого июля Джоуп Ишбел, один из самых опытных и умелых шахтеров в округе, наткнулся в Уил‑Лежере на жилу красной меди. Открытие сопровождалось сильными потоками воды, так что все работы были приостановлены в ожидании доставки насосов. Штольня со стороны утеса продвигалась довольно успешно, но надо было переждать, пока осушат шахту. Бывалые шахтеры посчитали, что появление такого количества воды – хороший знак.

Когда Россу сообщили о находке, он велел открыть бочонок бренди и вместе с кружками переслать рабочим. На шахте царило радостное возбуждение. От Уил‑Лежера можно было видеть, как люди поднимаются на холм за Меллином, чтобы узнать, что там за переполох.

На следующей неделе было запланировано второе собрание пайщиков, на котором Росс должен был попросить каждого вложить в дело еще по пятьдесят фунтов, так что обнаружение медной жилы пришлось как нельзя кстати. Теперь он мог представить собранию вполне осязаемые результаты. Даже при низком качестве руды, поднятой на поверхность Ишбелом, они могли ожидать прибыль на несколько футов больше, чем от обычной. Чистый доход возрастал. Если жила достаточно большая, то и прибыль с вложенного капитала увеличится.

Росс особо подчеркнул этот момент на собрании, которое состоялось в Труро, в душной конторе мистера Пирса. Реакция на такую новость не заставила себя ждать: все проголосовали за дальнейшее финансирование.

Тогда Росс впервые после большого гулянья в Мингусе, где праздновали женитьбу сына Тренеглоса на Рут Тиг, встретился с самим стариком; тот вопреки обыкновению был приветлив и расточал похвалы. За обедом их места оказались рядом, и Росс опасался, что придется выслушивать извинения за то, что его не пригласили на свадьбу. Полдарк понимал, что в том не было вины старого Тренеглоса, и поэтому сразу постарался перевести разговор на другую тему.

А вот мистер Ренфрю, изрядно подвыпив, умудрился создать неловкий момент, когда вслед за тостом за здоровье молодых предложил не забывать также и о другом новобрачном, который находится среди них.

Повисла напряженная тишина.

– Да, в самом деле, мы не должны об этом забывать, – сказал мистер Пирс.

– Это было бы большим упущением, – поддержал его доктор Чоук.

А мистер Тренеглос, который, к счастью, несмотря на глухоту, уловил смысл сказанных слов, встал с бокалом в руке и провозгласил:

– Джентльмены, это моя привилегия. И я, черт меня подери, с огромным удовольствием ею воспользуюсь. Наш дорогой друг недавно сам вступил в брак. И вот мой тост: за капитана Полдарка и его молодую жену! И пусть они будут счастливы!

Все встали и осушили бокалы.

А когда акционеры сели обратно, мистер Тренеглос вполне отчетливо пробормотал себе под нос:

– Было бы дурно, если бы никто об этом не вспомнил.

Похоже, после этих слов Росс смутился меньше всех собравшихся за столом.

 

 

То, что Демельза вросла в его жизнь, Росс мог сказать и до свадьбы. Это означало, что она вросла в жизнь Нампара‑Хауса. Демельза с готовностью и без лишней суеты предугадывала все его желания, была хорошей служанкой и приятным компаньоном.

После свадьбы, в сущности, мало что изменилось. По закону они стали равными, но на самом деле Демельза оставалась его служанкой. Она по‑прежнему с готовностью и без лишних вопросов делала все, что он велит, и при этом вся так и сияла от счастья. Если бы Росс не пожелал на ней жениться, она бы не стала особенно расстраиваться. Но после решения Полдарка узаконить их отношения и удостоить ее чести носить его фамилию у Демельзы было такое чувство, будто ее счастье увенчали золотой короной. Неприятные минуты, которые она пережила во время визита Элизабет, практически полностью стерлись из ее памяти, да и не имело это больше никакого значения.

Однако теперь, после свадьбы, Демельза врастала в жизнь Росса несколько иначе. Даже если бы Полдарк и захотел, обратного пути у него не было. Впрочем, он обнаружил, что ни о чем не жалеет. Росс, несомненно, находил Демельзу желанной, и все дальнейшие события доказывали, что та первая летняя ночь не была заблуждением. Но Росс все еще не был уверен, что любит молодую супругу. Возможно, то, что он к ней испытывает, всего лишь естественная потребность одинокого мужчины, а Демельза – просто красивая женщина, которая повстречалась ему на пути.

Демельза же не была склонна к самокопанию. Если раньше она просто быстро развивалась, то теперь можно было сказать, что она расцвела за одну ночь.

Когда кто‑то счастлив так, как была счастлива в то лето Демельза, это всегда отражается на окружающих. И поэтому вскоре атмосфера, которую она создавала, распространилась на весь дом.

Демельза постепенно начала осваивать дополнительные свободы и привилегии, которые ей давал брак с Россом. Первым шагом в этом направлении стала слабая попытка намекнуть супругу на то, что было бы неплохо перенести контору шахты из библиотеки в какое‑нибудь другое место, потому что мужчины топчут своими сапожищами ее цветочные клумбы. Каково же было удивление Демельзы, когда спустя всего неделю она увидела, как несколько работников перетаскивают ящики с бумагами в один из построенных на утесе сараев.

И теперь, заходя в библиотеку, она еще очень долго не могла избавиться от застарелого чувства вины. Демельзе потребовалось все ее мужество, чтобы сидеть там и, пока никто не слышит, подбирать мелодии на старом, брошенном за ненадобностью спинете.

Однако жизненная энергия Демельзы была такой силы, что постепенно преодолела все барьеры, созданные привычкой подчиняться. Она начала не таясь бренчать на спинете и даже напевала песенки собственного сочинения. Однажды Росс взял ее с собой за покупками, и Демельза привезла обратно стопку листов со стихами. Стихи она выучила наизусть, а потом мурлыкала их, аккомпанируя себе на спинете.

Лето, словно подыгрывая счастью Демельзы, выдалось очень теплым, такого не было вот уже много лет. Дождливые дни лишь изредка вклинивались между долгими солнечными неделями. После зимних эпидемий все радовались ясному небу и безветрию, многие семьи это лето, по сравнению с прошлым, прожили в достатке.

Работы на Уил‑Лежере продвигались медленно, но верно. По мере того как штольня приближалась к выработке, предпринимались все возможные меры, чтобы избежать затрат на дренажное оборудование. Поднятая с помощью конных воротов вода хитрым способом заливалась в большую емкость, а уже оттуда выпускалась тонкой струей на колесо; оно, вращаясь, приводило в действие насосы, которые и откачивали воду. Началась добыча меди, и недалек был тот день, когда ее будет уже достаточно, чтобы послать первый груз на один из аукционов в Труро.

 

 

«Да, Демельза крепко вросла в мою жизнь», – думал Росс.

Теперь ему часто хотелось разделить двух женщин, которые в одном лице стали неотъемлемой частью его жизни. Первая – привычная дневная Демельза, вместе с которой он работал и от общения с которой уже больше года получал определенное удовольствие. К этой Демельзе он искренне привязался и полностью ей доверял… А она, в свою очередь, тоже привязалась к нему и во всем ему верила. Наполовину прислуга, наполовину сестра. Послушная, прямодушная и предсказуемая. Такой она стала за последние два года своего пребывания в Нампаре. Эта Демельза училась читать, собирала хворост для очага, ездила с ним за покупками, копалась в саду и никогда не уставала придумывать себе новые занятия.

Но вторая, ночная, Демельза оставалась для Росса незнакомкой. Он был хозяином и мужем для них обеих, но эта была полна тайн и загадок: ее чудесное лицо и залитое светом свечей юное тело… она будила в нем желание и удовлетворяла его животную похоть. В первые дни их брака Росс относился к этой Демельзе с определенной долей презрения. Но время шло, презрение улетучилось, а незнакомка осталась.

Две составляющие единое целое женщины. Незнакомка и старый друг. Это порой раздражало Полдарка. Бывали моменты, когда днем за каким‑нибудь рутинным занятием в Демельзе вдруг проявлялись черты той молодой женщины, которая смогла стать для него желанной, которой он обладал, но так и не смог завладеть. Но еще более не по себе Россу становилось, когда он ночью, заглянув в темные глаза незнакомки, вдруг ловил на себе взгляд растрепанной девчонки, которая помогала ему на конюшне или готовила для него ужин. В такие моменты он испытывал беспокойство. Ему казалось, будто он попирает и втаптывает в грязь что‑то хорошее.

Если бы только он мог разделить эти две сущности! Росс чувствовал, что, разделив их окончательно, он точно станет счастливее. Но время шло, и все происходило с точностью до наоборот. Две сущности Демельзы постепенно становились все менее различимыми.

И в первую неделю августа они окончательно слились в одно целое.

 

Глава вторая

 

В том году косяки сардин долго не подходили к берегу. Эта задержка вызвала сильное беспокойство, ведь в ту пору от появления рыбы зависело не только благополучие очень многих людей, но и в буквальном смысле их жизнь. На самом юге и на островах Силли уже вовсю шла торговля, и, как всегда, нашлись всезнайки и пессимисты, которые с уверенностью предсказывали, что косяки сардин в этом году пройдут мимо северных берегов графства и направятся прямиком к Ирландии.

Вздохом облегчения была встречена новость о первом улове у Сент‑Айвса, однако первый косяк у Сола был замечен только шестого августа, во второй половине дня.

Специальный наблюдатель, который просидел на утесе уже не одну неделю, заметил далеко в море бурое пятно и так заорал в свой старый жестяной рупор, что поднял на ноги всю деревню. Тут же на воду были спущены рыбацкие лодки: в тех, что двигались первыми, сидело по семь человек, а в тех, что шли следом, – по четыре.

Ближе к вечеру стало известно, что улов обеих команд оказался выше среднего. Эта новость с невероятной скоростью распространилась по всей округе. Все, кто работал в поле, побросали инструменты и поспешили в деревню, а за ними устремились идущие со смены шахтеры и весь свободный люд Грамблера.

Джуд в тот день был в Грамблере и принес эту весть Демельзе, а она за ужином поделилась новостью с Россом.

– Я так рада, – сказала Демельза. – А то в Соле все уже носы повесили. Я слышала, улов очень хорош, вот уж будет людям облегчение.

Она встала и, перед тем как зажечь свечи, принялась снимать нагар, а Росс молча наблюдал за женой. Он весь день провел на шахте и теперь наслаждался ужином, пока в гостиную тихо прокрадывался вечер. В сущности, не было особой разницы между этим вечером и тем, когда он два месяца назад вернулся после своего поражения в суде, – тогда‑то у них с Демельзой все и началось. Джим Картер по‑прежнему сидел в тюрьме. Все попытки Росса что‑то изменить так и оставались тщетными.

– Демельза, – сказал он.

– Что?

– В одиннадцать будет отлив. Луна высоко. Что, если мы прокатимся на лодке в Сол и посмотрим, как закидывают сети?

– Росс, это было бы так здорово! – воскликнула Демельза.

– А Джуда посадим на весла? – поддразнил ее муж.

– Нет‑нет! Пожалуйста, давай не будем его брать. Только ты и я. – Демельза чуть ли не пританцовывала перед его креслом. – Я сильная и могу грести не хуже Джуда. Мы поплывем туда и посмотрим. Только мы вдвоем.

Росс не смог сдержать смех:

– Ты говоришь так, будто я тебя на бал приглашаю. Думаешь, я сам грести не умею?

– Когда отплываем?

– Через час.

– Ура, ура, ура! Я соберу что‑нибудь поесть, возьму фляжку бренди, а то вдруг замерзнем, и… и плед для меня, и еще корзину для рыбы.

С этими словами Демельза как на крыльях вылетела из комнаты.

Из дома они вышли в самом начале десятого. Вечер был теплый и ясный, убывающая луна уже поднялась высоко. В гроте Нампара‑Коув стояла небольшая лодка. Они перетащили ее по твердому песку к воде, Демельза залезла внутрь, а Росс оттолкнул лодку от берега, запрыгнул в нее сам и взялся за весла.

Море в тот вечер было спокойным, и, когда они вышли из бухты, лодка почти не раскачивалась. Демельза сидела на корме, наблюдала за тем, как гребет муж, оглядывалась по сторонам и опускала руку за борт, чтобы почувствовать, как вода быстро струится между пальцев. Она повязала голову красным платком и надела теплый, подбитый мехом сюртук, который Росс носил, когда был еще мальчишкой, и который теперь был ей в самый раз.

Они плыли мимо высоких мрачных утесов между Нампара‑Коув и бухтой Сола. На фоне залитого лунным светом неба отчетливо вырисовывались силуэты острых скал. Волны с шипением набегали на камни и откатывались назад. Демельза приметила две зажатые между скал бухточки, куда можно было добраться только со стороны моря. Росс знал побережье как свои пять пальцев, а вот Демельза всего один раз в жизни выходила в море на лодке и никогда прежде ничего подобного не видела. Они миновали Куин‑Рок, где потерпело крушение немало крепких кораблей, потом обогнули мыс, зашли в бухту Сола и там сразу увидели первых рыбаков.

Кошельковый невод – частую сеть с поплавками из пробкового дуба и свинцовыми грузилами – опустили недалеко от мыса и примерно в полумиле от берега. Он накрыл не меньше двух акров воды и, как надеялись рыбаки, немало рыбы. Конечно, случиться могло всякое. Вдруг наблюдатель на утесе указал им неправильное направление, или рельеф дна был слишком уж неровным, и тогда у рыбы появлялась возможность ускользнуть из западни под сетью. Но такое случалось крайне редко, и все надеялись на богатый улов. При хорошей погоде с помощью шлюпочных якорей сеть можно было удерживать на месте дней десять, а то и две недели, но никто из рыбаков не собирался полагаться на погоду, если можно было сразу приступить к делу.

Ночь выдалась лунная.

Как только начался отлив, лодка с неводами осторожно подгребла к цепочке поплавков, которые поддерживали главную сеть. Лодка двигалась вдоль поплавков, а рыбаки забрасывали невод и крепили его самыми разными способами. Закончив, они практически сразу стали его вытягивать.

И как раз в этот кульминационный момент к месту основного действия подплыли на лодке Росс и Демельза. Они были далеко не единственными наблюдателями. Каждая лодка, которая могла держаться на плаву, и каждый житель Сола, который мог усидеть в лодке, прибыли посмотреть на улов. А все те, у кого не было лодки, или те, кто был слишком немощен, чтобы в ней усидеть, стояли на пологом берегу и всячески подбадривали рыбаков. В окнах всех домов Сола горел свет, вдоль галечной отмели двигались, подпрыгивая вверх‑вниз, и отражались в воде огни фонарей. Луна заливала эту сцену каким‑то нереальным сумеречным светом.

Низко над водой кричали и били крыльями чайки. Росса пару раз кто‑то громко поприветствовал, но в остальном их появление не привлекло особого внимания и никого не смутило. Хотя, если бы на месте капитана Полдарка был кто‑то из местных сквайров, все было бы иначе. Росс подгреб ближе к главной лодке, с которой глава артели стоя выкрикивал отрывистые команды рыбакам. Те выстроились полукругом и тянули невод. Когда стало ясно, что невод очень тяжелый, все умолкли. Через минуту или две станет ясно, что внутри – богатый улов или так, ерунда? Добрая часть косяка или малая? Рыба крупная, которая пойдет на засолку и на продажу, или они всего лишь накрыли косяк кильки, как это было два года назад? От ответа на эти вопросы зависело благополучие половины жителей деревни.

Теперь было слышно только, как булькает и шипит вода у пяти десятков килей.

Рыбаки тянули невод и хором выкрикивали:

– Раз, два – взяли!

Сеть поднималась все выше. Глава артели перестал отдавать команды, он нервно кусал пальцы в ожидании.

Ждать долго не пришлось. Сначала один из зрителей что‑то сказал, затем кто‑то закричал, потом по лодкам прошел ропот, и все закончилось криками, выражающими не то чтобы радость, а скорее облегчение.

Море начало бурлить, словно бы в гигантской кастрюле закипела вода. Вода бурлила и шипела, а потом вдруг превратилась в рыбу. Под луной Корнуолла снова происходило галилейское чудо. Вода исчезла, была только рыба. Тысячи рыбин, крупных, как селедка, подпрыгивали над водой, извивались, блестели, бились за жизнь, пытались ускользнуть.

Тяжелый невод тянул вниз, рыбаки старались его удержать, лодки накренились. Люди переговаривались, кричали что‑то рыбакам, били веслами по воде. Прежний шум не шел с этим ни в какое сравнение.

Сеть закрепили, рыбаки забрасывали корзины и, уже полные, затаскивали их на борт и вываливали рыбу на дно лодки. Каждому не терпелось поскорее взять все, что можно, от такого богатого улова. Люди так торопились, будто с минуты на минуту из‑за ближайшего утеса на них обрушится шторм. К неводу подтянули две большие, как баржи, плоскодонные лодки. Мужчины, перегнувшись через борт, начали загружать их с бешеной скоростью. И на маленьких суденышках тоже последовали их примеру.

Иногда свет луны превращал рыбу в горы серебряных монет. Россу представлялось, будто он наблюдает за тем, как шесть или восемь десятков темнолицых пигмеев выгребают серебро из огромного бездонного мешка.

Вскоре мужчины уже стояли по щиколотку в сардинах. Потом – уже по колено. Лодки отчаливали от невода и осторожно уходили к берегу, их борта поднимались над водой не больше чем на два дюйма. Не менее активная работа кипела и на берегу. Повсюду горели фонари. Рыбу перегружали в тачки и быстро перевозили в соляные погреба, где ее осматривали и сортировали.

В противоположной стороне бухты тоже вытягивали сети, но там улов был не такой богатый. Росс и Демельза, подкрепившись пирогами, попивали бренди и вполголоса обсуждали то, что происходило вокруг.

– Ну что, домой? – спросил чуть погодя Росс.

– Давай побудем еще немного, – попросила Демельза. – Ночь такая теплая. Здесь так хорошо.

Росс опустил весла и выровнял нос лодки перпендикулярно волнам. Их постепенно относило от остальных лодок, и ему, пожалуй, даже больше нравилось наблюдать за этой картиной со стороны.

И тут, немало удивившись, Росс вдруг понял, что счастлив. Нет, вовсе не оттого, что счастлива Демельза, а счастлив сам по себе. Он не мог бы сейчас объяснить, почему так произошло. Это чувство просто поселилось в его душе.

 

Они сидели и наблюдали за тем, как рыбаки выгребали содержимое сети и собирались закидывать ее во второй раз. Потом решили посмотреть, будет ли второй улов таким же богатым, как и первый. Всякий раз, когда супруги собирались вернуться домой, происходило что‑то еще, что непременно вызывало их интерес. Время летело незаметно. Луна опустилась к горизонту и серебряными стежками прошила дорожку на воде.

Наконец Росс навалился на весла, и они медленно сдвинулись с места. Когда они проплывали мимо других лодок, Пэлли Роджерс узнал их и крикнул:

– Здравствуйте, капитан Полдарк!

– Хороший улов, Пэлли? – крикнул в ответ Росс.

– Очень даже. Думаю, с четверть миллиона рыбешек уже наловили.

– Рад за вас. Теперь зимой будет полегче.

– Доброй ночи, сэр.

– Доброй ночи.

Другие рыбаки, завидев Росса с женой, тоже отрывались от работы:

– Доброй ночи, сэр.

– Доброй ночи…

Они отплывали все дальше, шум и крики людей становились все тише, и вскоре их лодку окружал только тихий гул бескрайней ночи. Росс вел лодку в сторону открытого моря, за черные утесы и острые скалы.

– Сегодня все такие счастливые, – словно обращаясь к самому себе, сказал он.

Лицо Демельзы белело над кормой.

– Простые люди любят тебя, – тихо сказала она. – Все тебя любят.

– Глупышка, – усмехнулся Росс.

– Нет, это правда. Я знаю, потому что я – одна из них. Ты и твой отец отличаетесь от других. Но ты в особенности. Ты такой… такой… – Демельза запнулась. – Ты наполовину джентльмен, а наполовину такой же, как они. Ты старался помочь Джиму и раздавал людям еду…

– И женился на тебе.

Они зашли в тень у прибрежных скал.

– Нет, дело не в этом, – серьезно возразила Демельза. – Это как раз‑таки может им и не нравиться. Но они все равно тебя любят.

– Ты совсем сонная и не понимаешь, о чем говоришь, – сказал Росс. – Укройся и поспи немного.

Демельза не послушалась; она сидела на корме и смотрела на границу, где заканчивалась черная тень от скал и начиналась мерцающая гладь воды. С тех пор как они отплыли из бухты Нампары, тени удлинились, и Демельза с готовностью согласилась бы плыть дольше, лишь бы выйти из темноты и оказаться в дружелюбном свете луны. Они плыли мимо пустынных бухт, Демельза вглядывалась в их черные глубины и думала о том, что туда никогда не ступала нога человека. Пустота и холод. Представив себе всевозможную нечисть, которая населяет эти бухты, духов умерших и разных морских чудищ, Демельза передернула плечами и отвернулась.

– Глотни еще бренди, – предложил Росс.

– Не буду. – Демельза тряхнула головой. – Мне не холодно.

Спустя еще несколько минут они зашли в бухту Нампары. Лодка плавно заскользила по набегающим на берег волнам и остановилась, уткнувшись носом в песок. Росс шагнул из лодки, а когда Демельза собралась последовать за ним, подхватил ее за талию и перенес на берег. И перед тем как поставить на землю, поцеловал.

Потом он затащил лодку в грот и спрятал весла, так чтобы их не мог найти какой‑нибудь бродяга. Демельза ждала его у крайней отметки прилива. Росс подошел к ней, и некоторое время они просто стояли и смотрели на закат луны. Приближаясь к воде, луна постепенно начала расплываться и теперь походила на перезрелый апельсин, зажатый в тисках между небом и морем. Лунная дорожка сделалась бурой, потом стала шире и короче и в конце превратилась в туман.

Не сказав друг другу ни слова, Росс и Демельза развернулись и направились по песку и гальке от берега, потом перешли по камням через ручей и, держась за руки, прошли последние полмили до дома.

Демельза притихла. Росс еще никогда не делал того, что сделал в этот вечер. Раньше он целовал жену только в постели. Сегодня все было иначе. Демельза почувствовала, что в эту ночь они стали близки, как никогда раньше. Впервые они были на равных. Он не был Россом Полдарком, джентльменом и хозяином Нампара‑Хауса, а она не была его служанкой, на которой он женился только потому, что так все же лучше, чем жить одному. Они были мужчиной и женщиной, и они были равными. Демельза вдруг стала старше своих лет, а Росс, наоборот, словно бы сделался младше. Они шли, держась за руки, сквозь косые тени нового дня.

«Я счастлив, – снова подумал Росс. – Что‑то со мной произошло. С нами обоими. Что‑то преобразило нашу мелкую интрижку в настоящее чувство. Удержи его, – сказал он себе, – сохрани, не возвращайся назад».

Тишину нарушало только журчание ручья, что бежал вдоль тропинки. Впереди белел дом. Мотыльки улетели к звездам, а деревья стояли молчаливые и темные.

Росс и Демельза вошли в дом, парадная дверь скрипнула, и они с видом заговорщиков начали подниматься по лестнице. В комнате оба перевели дух и расхохотались, представив, что могли разбудить Джуда и Пруди каким‑то жалким скрипом.

Демельза зажгла свечи и зашторила окна, чтобы не залетели мотыльки, а потом сняла тяжелый сюртук и тряхнула волосами. О да, это была чудесная ночь. Росс обнял ее. Когда он смеялся, лицо у него становилось совсем как у мальчишки. Демельза рассмеялась в ответ, и ее влажные губы заблестели в свете свечей.

Его улыбка померкла. Он поцеловал Демельзу.

– О Росс, – сказала она. – Дорогой Росс.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Я – твой слуга, Демельза. Взгляни на меня. Если я в прошлом делал что‑то неверно, дай мне шанс все исправить.

Так Росс Полдарк понял: то, что он почти презирал, не может быть презираемым, а то, к чему он относился как к средству для удовлетворения своей похоти или считал всего лишь приятной заменой после постигшего его разочарования, на самом деле обладает глубинами, в которые он никогда раньше не погружался, и несет в себе мудрость красоты.

 

Глава третья

 

 

Сентябрь того года был омрачен смертью Чарльза. Доктор Чоук уже не меньше полудюжины раз ставил на нем крест, но старик не сдавался и кряхтел все лето, а потом, словно назло врачу, после самого благоприятного за весь год прогноза бухнулся в обморок и помер еще до его приезда.

Росс был на похоронах, а вот Элизабет и Верити отсутствовали из‑за болезни. На церемонию погребения пришло много народа из деревень и с шахт, присутствовали и представители местного дворянства. Чарльз считался важной персоной в округе, и, в общем‑то, люди относились к нему неплохо.

Службу провел кузен Уильям‑Альфред. Страдая от понесенной утраты, он произнес проповедь, которую впоследствии все посчитали выдающейся.

Темой проповеди он избрал «человека Божьего».

– Что означают эти слова? – так он начал. – Быть человеком Божьим – значит взрастить в себе те качества, которые столь явно проявлялись во Христе: правдивость и честность, чистоту сердца, смирение, милосердие и любовь. Многие ли из нас обладают этими достоинствами? Можем ли мы заглянуть в свое сердце и увидеть там сии качества, которые необходимы как мужчине, так и женщине, чтобы иметь право называть себя человеком Божьим? В такие минуты, как эта, когда мы оплакиваем уход великого и достойнейшего человека, наступает момент, когда каждый должен заглянуть в свое сердце и укрепиться в своей вере. Справедливо будет сказать, что, провожая в последний путь нашего дорогого Чарльза Полдарка, мы прощаемся с Божьим человеком. Он был справедлив и ни о ком не сказал дурного слова. Со всеми он был добр и обходителен как истинный джентльмен. Он не был злым сам и не искал зла в других. Непоколебимый и бескорыстный, он являлся образцом для нас всех.

Уильям‑Альфред продолжал в таком духе еще минут пять. На скамье у Росса за спиной кто‑то всхлипнул. Он обернулся и увидел, как миссис Хеншоу, не стесняясь, сморкается в платок. Капитан Хеншоу часто моргал полными слез голубыми глазками, еще несколько человек тихо плакали. Да, служба и впрямь удалась. Она бередила душу и вызывала в воображении картины, полные величия и умиротворения. Но вот кого вспоминали присутствующие? Заурядного желчного старика, которого знал Росс, или какого‑то святого из далекого прошлого? Или хоронили двух человек под одним именем? Один, возможно, являл себя людям вроде Росса, а другой – личностям глубоким и проницательным, например кузену Уильяму‑Альфреду. Росс попытался вспомнить Чарльза таким, каким он был до болезни. С его любовью к петушиным боям и недюжинным аппетитом, с его вечным метеоризмом и пристрастием к джину. Тот Чарльз бывал щедрым и мелочным, он, как и все люди, был грешен, у него имелись свои достоинства и недостатки.

Где‑то тут закралась ошибка. Ах да, это же особая церемония… Но самого Чарльза она наверняка бы позабавила. Или он вместе с остальными пролил бы горькую слезу над покойником?

Речь Уильяма‑Альфреда подходила к концу.

– Друзья мои, возможно, мы далеки от явленного нам примера. Но в доме Отца моего много обителей, и для каждого, кто верует, всегда найдется место. Равенство жизни и возможностей не для этого мира. Блаженны смиренные и кроткие, ибо они узрят Бога. И Он в извечной своей мудрости оценит каждого из нас. Блаженны нищие, ибо они попадут на небеса по бедности своей. Блаженны богатые, ибо они попадут на небеса по щедрости своей. И в жизни иной сплотятся люди, и удовлетворены будут нужды каждого, и каждому воздастся по заслугам его. И всем дарована будет великая милость – молиться и прославлять Господа. Аминь.

Скрипнули виолы. Три музыканта у ступеней алтаря приготовились заиграть, хор дружно откашлялся. Сын мистера Тренеглоса разбудил отца.

В надежде повидаться с Верити Росс принял приглашение заехать после службы в Тренвит‑Хаус, но ни Верити, ни Элизабет не спустились к гостям. Он задержался ровно настолько, чтобы выпить пару бокалов канарского, после чего выразил соболезнования Фрэнсису и отбыл домой.

Росс пожалел, что не поехал из церкви сразу в Нампару. В поведении скорбящих чувствовалось желание держаться от него подальше. На собственной свадьбе он успел многое обдумать, но все равно оказался не готов к такому приему. А следовало бы посмеяться – и над скорбящими, и над самим собой.

Рут Тренеглос, в девичестве Тиг. Миссис Тиг. Миссис Чиновет. Полли Чоук. Крякающие гусыни с этими своими социальными различиями и кодексом этики! Даже Уильям‑Альфред с супругой были по отношению к нему немного сдержанны. Росс не сомневался, что они сочли его брак скандальным. Конечно, Уильям‑Альфред, преисполненный благих намерений, подходил к пониманию семьи весьма и весьма серьезно. Джошуа не зря называл его «совестью семьи».

Старый Уорлегган держался холодно, но это еще можно было понять: он не забыл неприятный эпизод в суде. Да и отказ Росса передать дела шахты в руки Уорлегганов тоже мог сыграть свою роль. Предусмотрительный Джордж Уорлегган был сдержан в эмоциях.

Ну и наплевать, все это их неодобрение, вместе взятое, яйца выеденного не стоит. Пусть себе варятся в собственном соку. Когда Росс доехал до своих владений, он вспомнил, что скоро увидит Демельзу, и все раздражение как рукой сняло.

 

 

Но его ожидало разочарование: оказалось, что Демельза ушла в Меллин. Отправилась навестить Джинни Картер: взяла кое‑какой еды и маленькое платьице, которое сшила для народившейся на прошлой неделе малышки. У Бенджамина Росса были проблемы с зубками, а в прошлом месяце случились судороги. Росс не так давно видел своего тезку двух с половиной лет отроду и был поражен тем, насколько шрам, оставленный Рубеном на щеке ребенка, похож на его собственный. Он еще, помнится, подумал: интересно, обратят ли на это внимание, когда малыш подрастет?

Росс решил прогуляться в сторону Меллина: вдруг Демельза уже вышла обратно? И действительно повстречал жену в двухстах ярдах от поселка. И, как всегда, ему доставило особое удовольствие видеть, как она, просияв от радости, вприпрыжку бежит ему навстречу.

– Росс! Вот здорово! Не думала, что ты так скоро вернешься. Ну, как все прошло?

– Так себе развлечение, – сказал Росс и взял ее под руку. – Уверен, Чарльз бы там заскучал.

– Тише! – Демельза осуждающе покачала головой. – Про такое не шутят – плохая примета. Ну расскажи, кто был на поминках?

И Росс рассказал – вроде бы неохотно, однако на самом деле его забавлял искренний интерес Демельзы.

– Вот и все, – заключил он. – Сборище зануд. Мне бы следовало взять с собой жену, уж она бы смогла их как‑то расшевелить.

– А разве… Элизабет там не было?

– Нет. И Верити тоже. Обе приболели. Подкосило чувство тяжелой утраты, я так полагаю. Фрэнсис в одиночку принимал соболезнования. А как твои болезные?

– Кто?

– Ну, Джинни с малышкой.

– О, они в полном порядке. Хорошенькая такая девочка. Джинни здорова, но очень грустная. Стала такая вялая, очень тоскует по бедняге Джиму.

– А как маленький Бенджи Росс? Что там у этого парня такое с зубками? Они у него что, из ушей растут?

– Бенджи уже лучше, любимый. Я принесла им немного масла валерианы и сказала Джинни, вернее, не сказала, а… как там это слово?

– Порекомендовала?

– Нет, не порекомендовала.

– Прописала?

– Ага, точно. Прописала, как аптекарь. По скольку капель принимать и сколько раз в день. А Джинни удивленно так на меня смотрела и все повторяла: «Да, мэм. Нет, мэм». Как будто я – настоящая леди.

– Ты и есть настоящая леди, – сказал Росс.

Демельза сжала его руку:

– Да, правильно. Я совсем забыла. Ты из любой, которую полюбишь, сделаешь настоящую леди.

– Чушь, – возразил Росс. – Тут ты сама виновата. В этом месяце были какие‑нибудь вести от Джима?

– В этом – нет. А какие были в прошлом месяце, ты знаешь.

– Да. С ним все в порядке. Откровенно говоря, слабо верится, но если это подбадривает Джинни, то и прекрасно.

– Как думаешь, ты мог бы попросить кого‑нибудь навестить его?

– Уже попросил. Но ответа пока нет. Бодминская тюрьма действительно лучшая из худших, но кого это может утешить?

– Росс, я тут подумала…

– О чем?

– Ты говорил, что мне следует нанять помощницу по дому. Ну, чтобы у меня было больше свободного времени. Вот я и подумала: а не пригласить ли Джинни Картер?

– Что? По моему дому будут ползать сразу три младенца?

– Нет, что ты. Миссис Заки присмотрит за Бенджи и Мэри. Они станут играть с ее детишками. А Джинни возьмет с собой только младшенькую. Малышка будет весь день спать в коробке на солнышке. От нее не будет никаких хлопот.

– А сама Джинни что сказала?

– Я ее пока не спрашивала. Подумала, что сначала лучше с тобой посоветоваться.

– Решайте это между собой, дорогая. Я не возражаю.

Они поднялись на холм неподалеку от Уил‑Грейса, и Демельза отбежала с дороги, чтобы собрать немного ежевики. Она положила две ягоды себе в рот, а остальные протянула на ладони Россу. Он рассеянно взял одну ягоду.

– Я тут тоже кое о чем подумал. Вкусная ежевика этим летом. Вот что я подумал… Теперь, когда Чарльз умер, Верити крайне нуждается в отдыхе. Она так долго за ним ухаживала. Я был бы очень рад, если бы она погостила у нас недельку‑другую. Чтобы восстановить силы.

Они начали спускаться с холма. Росс ждал, что ответит Демельза, но она молчала. Он мельком глянул в сторону жены. Оживление слетело с лица Демельзы, она даже немного побледнела.

– Что скажешь?

– Верити не согласится…

– С чего ты взяла?

– Вся твоя семья… Они все меня ненавидят.

– Ничего подобного. Никакой ненависти нет. Они тебя не знают и могут не одобрять. Но Верити другая.

– Как она может быть другой, если она – член семьи?

– Да, она – член семьи, но ты ее не знаешь.

Остаток пути супруги прошли молча, а возле парадной двери расстались, но Росс понимал, что разговор не окончен. Он уже достаточно хорошо узнал Демельзу и не сомневался в том, что она не успокоится, пока не получит четкий и ясный ответ. Так и случилось. Когда он отправился на шахту, Демельза побежала за мужем.

– Росс!

Он остановился:

– Что?

– Они думают, твои родные… Они думают, что ты сумасшедший, раз женился на мне. Пожалуйста, не приглашай никого. Давай не будем портить наше первое лето. Ты только что сказал, что я настоящая леди. Но на самом деле это не так. Пока не так. Я не умею правильно говорить, не умею правильно есть, вечно в земле пачкаюсь, а когда злюсь, то ругаюсь. Может, я еще научусь хорошим манерам. Если ты захочешь мне помочь, я обязательно научусь. Я буду очень стараться. Может, на следующий год…

– Верити совсем не такая, – возразил Росс. – Она смотрит глубже. Мы с ней во многом похожи.

– Может быть, – чуть не плача, сказала Демельза. – Но она – женщина. Я тебе нравлюсь, потому что ты – мужчина. Я ни в чем таком ее не подозреваю. Но Верити сразу увидит все мои недостатки и расскажет тебе, и ты станешь думать обо мне по‑другому.

– Давай немного прогуляемся, – тихо предложил Росс.

Демельза заглянула мужу в глаза, пытаясь понять, о чем он думает. Вскоре они уже вместе поднимались вверх по полю. У ворот Росс остановился и положил руки на перекладину.

– До того как я тебя нашел, – сказал он, – когда я еще только приехал из Америки, мне казалось, что жизнь моя погрузилась во мрак. И ты знаешь почему. Я хотел жениться на Элизабет, однако, вернувшись, узнал, что у нее другие планы. В ту зиму именно Верити спасла меня от… В общем, я был дураком, что принял все это так близко к сердцу. На самом деле оно того не стоило. Но поначалу я не мог с этим справиться, а Верити приходила и поддерживала меня. Она приходила по три‑четыре раза в неделю. И так всю зиму. Я никогда этого не забуду. Она помогла мне удержаться на плаву. Это дорогого стоит. И вот я три года самым подлым образом отказывал кузине в общении, когда она наверняка крайне во мне нуждалась. Верити предпочла затворничество, она ни с кем не виделась. А я не нуждался в ней, как раньше. Болезнь подкосила Чарльза, и Верити решила, что ее долг – ухаживать за отцом. Но дальше так продолжаться не может. Чарльз умер. Фрэнсис сказал мне, что Верити действительно очень неважно себя чувствует. Ей просто необходимо уйти из этого дома и сменить обстановку. Самое меньшее, что я могу для нее сделать, – это пригласить пожить в Нампаре.

Демельза с задумчивым видом разгребала носком ботинка сухие стебли ячменя.

– Но почему ты думаешь, что Верити нуждается в тебе? Если она заболела, то ей нужен доктор, только и всего. А там, в Тренвите, за ней будут лучше присматривать.

– Помнишь, когда ты только здесь появилась, сюда приходил один человек? Капитан Блейми.

Демельза посмотрела на Росса, и он заметил, что у нее расширились зрачки.

– Не помню.

– Они с Верити любили друг друга. Но Чарльз и Фрэнсис узнали, что он прежде уже был женат. У обоих имелись очень серьезные возражения против того, чтобы этот человек женился на Верити. Ей запретили с ним видеться, и они тайно встречались здесь, в Нампаре. Но однажды Чарльз и Фрэнсис застали их в моем доме. Вышла страшная ссора. Капитан вернулся к себе в Фалмут, и Верити его больше не видела.

– О!.. – печально протянула Демельза.

– Понимаешь, ее болезнь не телесная, у нее душа страдает. Возможно, Верити и физически тоже больна, но могу ли я отвернуться от нее, если она в подобной ситуации не задумываясь пришла мне на помощь? Если Верити заведет новых знакомых, отвлечется хоть немного от своих грустных мыслей, можно будет считать, что победа уже наполовину одержана. Ты могла бы мне в этом помочь, если бы захотела.

– Ты так думаешь?

– Я в этом не сомневаюсь. Она потеряла интерес к жизни, а у тебя его хоть отбавляй. В тебе есть вкус к жизни, а в ней – нет. Дорогая, мы должны вместе помочь Верити. И я хочу, чтобы ты не ворчала, а сама, по доброй воле, захотела бы ей помочь.

Демельза положила ладонь на руку мужа.

– Иногда я злюсь на кого‑то, – сказала она, – а потом мне самой противно становится. Конечно, я помогу, Росс. Я сделаю все, о чем ты попросишь.

 

Глава четвертая

 

 

Демельза молилась, чтобы Верити не приехала.

А когда пришел ответ, когда она узнала, что двоюродная сестра мужа приняла приглашение и надеется поправиться к следующей субботе, сердце у нее сжалось и подпрыгнуло к самому горлу. Она запаниковала, но старалась, чтобы Росс ничего не заметил. А вот Росс был на удивление спокоен. Все страхи Демельзы вылились в безумную летнюю уборку – все комнаты в доме отдраили, и Пруди, завидев утром молодую хозяйку, обессиленно стонала.

Однако суббота неумолимо приближалась, а с ней и приезд Верити. Оставалось надеяться на то, что тетю Агату хватит удар или сама она подхватит корь.

Верити приехала сразу после полудня, в сопровождении Бартла, который затащил в дом два ее саквояжа.

Росс не видел кузину уже несколько месяцев и был поражен произошедшей с ней переменой: щеки ввалились, здоровый загар исчез, блеск в глазах, свидетельствующий о жизнелюбии и остром уме, погас; в свои двадцать девять она выглядела сорокалетней. Только голос остался прежним. И непослушные волосы.

С самого утра у Демельзы подкашивались колени, а теперь ноги просто одеревенели. Она стояла в своем простом розовом платье у двери прямо, словно кол проглотила, и изо всех сил старалась расслабиться. Росс помог кузине спешиться и поцеловал ее в щеку.

– Росс, как же я рада тебя видеть! Это так мило с твоей стороны – пригласить меня. Ты прекрасно выглядишь! Жизнь к тебе благоволит. – Верити повернулась к Демельзе. – Мне действительно жаль, что я не смогла присутствовать на вашей свадьбе, дорогая. Это одно из самых больших разочарований в моей жизни.

Демельза позволила поцеловать себя в холодную щеку, после чего отошла в сторону и смотрела, как Росс и Верити входят в дом. Спустя пару минут она прошла за ними в гостиную.

«Это больше не моя комната, – думала Демельза. – Не наша с Россом. Ее у нас отобрали. Прямо в разгар нашего чудесного лета».

Верити сняла плащ. Демельза с интересом отметила для себя, что одета гостья очень просто. Верити не отличалась красотой и изяществом Элизабет, она была старше и проще. И губы у нее были как у Росса, и манера говорить такая же.

– …Не думаю, что под конец, – продолжала Верити, обращаясь к Россу, – отец был так уж против. У него совсем не осталось сил. – Верити вздохнула. – Если бы его кончина не была такой внезапной, мы бы обязательно пригласили вас в гости. Ну да ладно, все кончилось, и мне больше ничего не нужно, только покой. – Она слабо улыбнулась. – Боюсь, веселой гостьи из меня не получится, но я бы очень не хотела доставлять вам с Демельзой беспокойство. Вы, пожалуйста, не обращайте на меня внимания, а я уж как‑нибудь сама обустроюсь. Мне много не надо.

Демельза мучительно пыталась вспомнить заготовленные еще утром слова. Она сцепила пальцы и выдала:

– Не желаете что‑нибудь выпить с дороги?

– Мне рекомендовано пить молоко утром и портер на ночь. И то и другое я терпеть не могу. Но молока я перед отъездом все‑таки выпила, так что, благодарю, ничего не надо.

– Не похожа ты на больную, – заметил Росс. – Что тебя беспокоит, кроме усталости? Что говорит Чоук?

– Он целый месяц пускал мне кровь, а потом объявил, что у меня анемия, и прописал снадобье, от которого меня рвало. Сомневаюсь, что Чоук осведомлен больше, чем какая‑нибудь бабка‑знахарка.

– Я знала одну знахарку… – вмешалась Демельза, но тут же осеклась.

Росс и Верити посмотрели на нее в ожидании продолжения.

– Нет, ничего, это не важно, – сказала Демельза. – Пойду посмотрю, готова ли ваша комната.

Демельза боялась, что такой предлог покажется им надуманным, но никто не стал возражать, и она с радостью упорхнула в бывшую спальню Джошуа, которую отвели Верити. Там она поправила покрывало на кровати, повернулась и уставилась на два саквояжа, как будто хотела, не открывая, разглядеть их содержимое. Демельза с трудом представляла, как она продержится следующую неделю.

 

 

Весь вечер и весь следующий день они вели себя скованно, будто попали в осенний туман и потеряли знакомые ориентиры. И виной тому была Демельза, но она ничего не могла с этим поделать. Она чувствовала себя третьей лишней. У Росса и Верити имелось много общих тем, он стал больше времени проводить дома. Когда Демельза входила в гостиную, оба сразу умолкали. И не потому, что у них были от нее секреты, просто темы их разговоров были далеки от Демельзы и она невольно заскучала бы.

За столом было очень сложно завязать беседу, в которой могла бы поучаствовать и Демельза тоже. Росс с кузиной обсуждали отношения Элизабет и Фрэнсиса, успехи подрастающего Джеффри Чарльза, делились новостями о друзьях, о которых Демельза никогда и не слышала. Рут Тренеглос стала настоящей хозяйкой Мингуса. У миссис Чиновет, матери Элизабет, какая‑то напасть с глазами, и врачи рекомендуют сделать операцию. Младший сын кузена Уильяма‑Альфреда умер от кори. Книга Генри Филдинга пользуется огромным успехом. На эти и еще на многие другие темы Верити было приятно поболтать с Россом, но его жена ничего об этом не знала.

Если бы Верити считала, что причина напряженности Демельзы – неприязнь или ревность, она бы, как натура восприимчивая, уже на третий день распрощалась с хозяевами и вернулась домой. Но она подозревала, что проблема кроется не в этом, и к тому же Верити совсем не нравилась перспектива уехать, осознавая, что она уже вряд ли сможет сюда вернуться. Ведь тогда получится, что она каким‑то образом встала между Россом и его молодой женой, и ее имя навсегда будет связано с этим визитом, и они постараются больше никогда его не упоминать. Верити пожалела, что вообще согласилась погостить в Нампаре.

И именно поэтому она предпочла остаться. Верити надеялась, что все наладится, хотя и не знала, как этого добиться.

Для начала она решила не вставать с постели, пока Росс не уйдет из дома. Верити собиралась потом как‑нибудь невзначай наткнуться на Демельзу и поболтать о том о сем или помочь ей по дому. Если и можно было как‑то решить возникшую проблему, то сделать это должны были они с Демельзой, когда Росса нет рядом. Верити надеялась, что у нее получится подружиться с невесткой без лишних разговоров. Она действовала согласно этому плану, но спустя два дня поняла, что эта ее якобы непринужденная манера поведения выглядит как заранее продуманная.

Демельза старалась быть любезной, но она словно возвела между ними невидимую стену. Если бы Верити попробовала пойти на сближение, Демельза легко могла воспринять это как жест снисхождения.

В четверг утром Демельза ушла из дома еще на рассвете. Верити не стала завтракать и встала только в одиннадцать. День выдался безветренный, но пасмурный. В камине в гостиной догорал огонь; рядом на коврике, как всегда по‑хозяйски, разлеглась Табита Бетия. Верити присела на скамью с высокой спинкой, поежилась и, чтобы огонь разгорелся ярче, пошевелила кочергой поленья. Она чувствовала себя старой и усталой. Еще в спальне, посмотревшись в зеркало, Верити заметила, что кожа у нее приобрела желтоватый оттенок. На самом деле в последнее время ей было безразлично, как она выглядит… Но она чувствовала апатию и такую тоску, что уже не могла выполнить и половины работы, с которой легко справлялась еще год назад. Верити передвинулась в угол скамьи. Ей доставляло наслаждение просто сидеть вот так, откинувшись на обшитую бархатом спинку, чувствовать, как огонь в камине согревает ноги, ничего не делать и ни о ком не думать…

Верити проспала всю ночь и встала с постели лишь три часа назад, но теперь снова заснула – одна нога в тапочке скользнула по полу ближе к огню, рука свесилась с деревянного подлокотника. Табита свернулась в клубок и тихо замурлыкала.

Демельза вернулась домой с охапкой буковых листьев и цветами шиповника.

Верити встрепенулась и села.

– О, простите, – сказала Демельза и собралась уходить.

– Заходи, – смутившись, сказала Верити. – Я вовсе не собиралась спать в такой час. Пожалуйста, поговори со мной, помоги мне встряхнуться.

Демельза натянуто улыбнулась и положила охапку цветов на стул.

– Вам не дует из окна? Надо бы закрыть.

– Нет‑нет. Оставь, пожалуйста. Я не считаю, что морской воздух вреден для здоровья.

Демельза закрыла окно и поправила растрепавшиеся волосы.

– Росс никогда мне не простит, если вы простудитесь. А вот эти мальвы погибли, уронили головки. Я их похороню.

Она подхватила кувшин и вышла из комнаты, а затем, набрав свежей воды, вернулась и начала собирать букет из листьев бука. Верити молча наблюдала.

– Ты ведь всегда любила цветы, да? Я помню, Росс как‑то мне об этом рассказывал.

Демельза оторвалась от своего занятия.

– Когда это он вам рассказывал?

Верити улыбнулась:

– Много лет назад. Вскоре после того, как ты впервые здесь появилась. Помню, я залюбовалась цветами в гостиной, и Росс пояснил, что это девочка, по имени Демельза, каждый день приносит в дом свежие цветы.

Демельза слегка покраснела и напомнила себе, что ей все равно надо быть осторожной.

– Не каждый цветок можно приносить в дом, – деловито сказала она. – Некоторые такие красивые, а как сорвешь, жутко вонять начинают. – Она поставила в вазу пару веточек шиповника. Листья бука успели слегка пожелтеть и теперь гармонировали с оранжевыми, желтыми и красными ягодами шиповника. – А я сегодня, когда собирала вот этот букет, зашла в чужие владения, к Бордуганам. – Демельза отступила на шаг, посмотреть, красивый ли получается букет. – А еще не все цветы ладят друг с другом. Как ни старайся их уговорить, не станут вместе в одной вазе стоять.

Верити села поудобнее. Она чувствовала, что пришло время рискнуть и пойти ва‑банк.

– Дорогая, я должна поблагодарить тебя за все то, что ты сделала для Росса.

Демельза слегка напряглась, как струна при первом намеке на натяжение.

– Это не я, а он много чего для меня сделал.

– Да, возможно, ты права, – согласилась Верити, и в ее голосе зазвучали прежние стариковские нотки. – Я знаю… он тебя, можно сказать, вырастил… Но ты, похоже, сумела сделать так, что он влюбился в тебя, и… и это в корне изменило его жизнь.

Их взгляды встретились. По глазам Демельзы можно было понять, что она готова к обороне и в то же время несколько озадачена. Она подозревала, что в словах Верити есть какой‑то подвох, но не могла сообразить, в чем он заключается.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Настал момент, когда они должны были объясниться.

– Тебе, должно быть, известно, что, когда Росс вернулся домой, он был влюблен в Элизабет, мою невестку.

– Да, прекрасно известно, и совсем не обязательно мне про это рассказывать. Я знаю об этом не меньше вашего, – сказала Демельза и повернулась, чтобы уйти.

Верити встала со скамьи. Она просто не могла говорить об этом сидя.

– Возможно, мне не следовало сюда приезжать. Но я бы хотела, чтобы ты поняла… Когда Росс вернулся… С того самого момента, как он узнал, что Элизабет помолвлена с моим братом, я все время боялась, что он не сможет… не сможет справиться с этим, как обычно справляются все мужчины. Мы, многие в нашей семье, несколько странные в этом смысле. Мы не способны пойти на компромисс и смириться с обстоятельствами. Ведь если какую‑то частичку твоего сердца вырвали и растоптали, все остальное превращается в ничто… В ничто… – Верити выдохнула и уже более уверенно продолжила: – Я боялась, что Росс поставит крест на своей жизни и уже никогда не будет счастлив, хотя мог бы… Мы с ним всегда были больше чем просто кузен и кузина. Понимаешь, я очень его люблю.

Демельза смотрела на нее во все глаза. А Верити все говорила:

– Когда я услышала, что Росс женился на тебе, то сперва подумала, что он просто нашел замену. Кого‑то, кто помог бы ему забыть о потере. И я даже была рада за него. Пусть замена, но это лучше, чем пустая, бессмысленная жизнь. Я обрадовалась, что теперь у него появился близкий человек, женщина, которая родит ему детей и которая состарится вместе с ним. Все остальное для меня не имело такого уж большого значения.

Верити снова замолчала, а Демельза хотела что‑то сказать, но передумала. Между ними на полу лежал увядший цветок мальвы.

– Но с того самого дня, как я сюда приехала, – продолжила Верити, – я вижу, что никакой замены нет и в помине. Все настоящее. Вот за это я и хочу тебя поблагодарить. Ты такая счастливая. Не знаю, как тебе это удалось. И Росс тоже очень счастлив. Он потерял самое важное, что может быть в жизни, и обрел это вновь, но уже с другим человеком. Все остальное не имеет значения. Самое главное – это любить и быть любимой. Люди, у которых этого нет… или у которых это отняли… не верят в то, что подобное возможно, но тем не менее. И до тех пор, пока у тебя есть взаимная любовь, все остальное уже не страшно… – У Верити снова сорвался, голос. Она откашлялась.

– Я приехала сюда не для того, чтобы стать твоим врагом, – сказала она. – И не для того, чтобы оказывать тебе покровительство. Росс так переменился, и это твоя заслуга. Неужели ты думаешь, что меня волнует, откуда ты пришла, как воспитана и хорошо ли умеешь делать реверанс? Для меня это не имеет никакого значения.

Демельза снова посмотрела на цветы.

– А я… я всегда хотела научиться делать реверанс, – тихо произнесла она. – Я бы хотела, чтобы вы… чтобы ты научила меня, Верити.

Верити опустилась на скамью, этот монолог отобрал у нее последние силы. Чуть не плача, она посмотрела на свои тапочки и подрагивающим от слабости голосом ответила:

– Дорогая, я бы и сама не прочь научиться.

– Пойду нарву еще цветов, – сказала Демельза и выбежала из гостиной.

 

 

Бо́льшую часть дня Росс провел на шахте, а когда вернулся к ужину, Демельзы не было дома: она вместе с Пруди ушла в Сол купить свечей и немного рыбы для завтрашнего обеда. Вернуться она собиралась поздно, потому что хотела посмотреть на последний улов сардин, и Росс с Верити ужинали вдвоем.

О Демельзе не упоминали. Верити рассказала, что Фрэнсис по‑прежнему три или четыре вечера в неделю проводит за карточной игрой в Труро. Это и в зимние месяцы было не слишком приятно, а летом стало просто невыносимо.

– Тебе не кажется, – спросила Верити, – что наша семья какая‑то странная? Взять хоть Фрэнсиса: он получил все, что только мог пожелать, а ведет себя так, будто не в силах этим распорядиться и хочет поскорее спустить наследство и влезть в новые долги. Росс, да что с нами такое? Почему нам все время чего‑то не хватает?

– Ты на нас наговариваешь, дорогая. Просто мы, как и большинство других семей, не можем быть счастливы все одновременно.

– Брат стал такой раздражительный и ранимый, – пожаловалась Верити. – Еще хуже, чем я. Совсем не терпит, когда вмешиваются в его дела, сразу буквально взрывается от злости. Представляешь, неделю назад они с тетей Агатой ругали друг друга последними словами прямо за обеденным столом. А миссис Табб стояла и слушала их с открытым ртом.

– Полагаю, тетушка Агата одержала верх?

– Конечно, мог бы и не спрашивать. Но это же очень плохой пример для слуг.

– А что Элизабет?

– Иногда ей удается повлиять на Фрэнсиса, а иногда – нет. Думаю, они не очень ладят. Возможно, мне не следовало бы это говорить, но у меня сложилось такое впечатление.

– А почему, как ты думаешь?

– Не знаю. Для нее главное – ребенок. Разумеется, Фрэнсис тоже очень любит сына. Но при всем при этом… Вот, говорят, что дети укрепляют брак. Но похоже, у них все разладилось как раз после рождения Джеффри Чарльза.

– А еще прибавления не ожидается? – поинтересовался Росс.

– Пока нет. Элизабет частенько хворала в последние месяцы.

Они помолчали немного.

– Росс, я заходила в старую библиотеку. Там, где еще не успели навести порядок, много всякого добра, которое может тебе пригодиться. Скажи, а почему ты не хочешь перенести вниз спинет твоей матери? Он будет очень хорошо смотреться в углу гостиной, и в комнате станет уютнее.

– Его уже не починить, да и кто будет на нем играть?

– Ты не прав, починить его можно, а Пруди мне сказала, что Демельза частенько бренчит на спинете. К тому же у вас могут появиться дети.

Росс встряхнулся и посмотрел на Верити:

– Хорошо. Я подумаю об этом.

Демельза вернулась в семь вечера со свежей, только что выловленной рыбой.

– Косяк вынесло приливом к берегу, и все просто ходили по колено в воде и загребали рыбу корзинами. А потом ее вообще выбросило прямо на песок. Улов, правда, не такой богатый, как в прошлый раз. И все равно жаль, что на небе тучи, а то можно было бы сплавать туда и еще разок посмотреть на все это при луне.

Росс заметил про себя, что Демельза наконец‑то стала вести себя более раскованно, и очень порадовался этому обстоятельству. В последние дни он буквально места себе не находил, так огорчала его напряженность в отношениях Верити и Демельзы. Он дважды собирался поговорить об этом с обеими, а теперь у него просто камень с души упал. Если эти женщины смогут без его вмешательства ужиться, как две кошки в одной корзине, тогда, значит, не все потеряно.

Был еще один вопрос, который он собирался задать Демельзе, но забыл и вспомнил про это только в постели, а жена, как ему показалось, уже заснула. Росс сделал себе в памяти зарубку и уже сам собрался уснуть, как вдруг Демельза пошевелилась и села. Муж сразу понял, что она ждала его.

– Росс, – тихо сказала Демельза, – расскажи мне, пожалуйста, о Верити. О ней и капитане… как его там. Что тогда случилось? Они поругались? И почему им решили помешать?

– Я уже тебе рассказывал: Фрэнсис и ее отец были против. Спи, малышка.

– Нет, Росс, пожалуйста. Я хочу знать. Я тут подумала, ты ведь никогда мне не говорил, что произошло на самом деле.

Росс притянул Демельзу к себе.

– Сейчас не время. А я‑то думал, что тебя не интересует моя родня.

– Теперь все по‑другому. Теперь они и мои родственники тоже. Пожалуйста, расскажи мне.

Росс зевнул.

– Ох, не дело это – потакать капризам супруги посреди ночи. Ты самая непоследовательная женщина из всех, кого я знал. Ладно, слушай. Дело было так: Фрэнсис познакомился с капитаном Блейми в Труро и пригласил его на свою свадьбу. Там Блейми повстречал Верити, и между ними возникли определенные чувства…

Росс без особого удовольствия поведал Демельзе ту печальную историю. Все, что тогда произошло, осталось в прошлом. Да и все, кто принимал участие в тех событиях, показали себя не с лучшей стороны. Росс словно заново окунулся в атмосферу непонимания, отчаяния и ненависти к себе. С тех пор никто не вспоминал об этом эпизоде, о дурацкой дуэли, которую затеяли в горячке ссоры наспех, без соблюдения необходимых процедур… Полдарк вспомнил тот давний прием в честь Рут Тиг, на который он так и не попал… Одно наложилось на другое… Это была пора печали и разобщенности. И только женитьба на Демельзе подарила Россу шанс начать новую жизнь.

– …Вот так все и закончилось, – заключил Росс. – Капитан Блейми уехал, и больше мы ничего о нем не слышали.

Демельза молчала, Росс даже подумал, что жена заснула, пока он ей все это пересказывал.

Но потом она пошевелилась и тяжело вздохнула:

– О Росс, тебе должно быть очень стыдно.

– Мне? – удивился Росс. – О чем это ты?

Демельза выскользнула из‑под его руки и села.

– Как ты мог, Росс!

– Не изъясняйся загадками, – попросил он. – Ты во сне говоришь или наяву?

– Ты позволил им вот так расстаться. Верити уехала домой, в Тренвит. Это разбило ей сердце.

Росс начал злиться:

– Ты что думаешь, мне все это понравилось? Ты же знаешь, как я отношусь к Верити. Думаешь, я обрадовался, когда ее отношения с любимым человеком были растоптаны?

– Нет, я так не думаю. Но ты должен был этому помешать! Ты должен был встать на ее сторону, а не на их.

– Я не вставал ни на чью сторону! Ты сама не понимаешь, о чем говоришь. Спи!

– Но это все равно что встать на их сторону. Разве нет? Ты должен был остановить дуэль и не позволить Фрэнсису с отцом растоптать их любовь. Если бы ты тогда помог Верити, они бы никогда не расстались, и… и…

– Легко судить со стороны. Но все не так просто: ты не знаешь этих людей и тебя там не было, так что не торопись с выводами.

Демельза взяла Росса за руку и прижала его ладонь к своей щеке:

– Не сердись, милый. Я правда хотела узнать, как все было. Ты смотришь на эту историю глазами мужчины, а я сужу с позиции женщины. В этом вся разница. Я могу представить, что чувствовала тогда Верити. Я знаю, что она чувствовала. Любить и быть любимой. А потом остаться в полном одиночестве…<