Эпоха доисторического мистицизма

ВРЕМЯ, МОСТ И ПРОПАСТЬ

 

“Но когда он встает перед неизбежностью смерти, он осознает свое естество, и космическое значение предстоящего шага. Его творческое воображение строит новые, ужасные перспективы за гранью смерти, и он видит, что убежища не найти. Теперь он может различить очертания биолого-космических рамок: он беспомощен во вселенской тюрьме и брошен среди бездны возможностей.”

 

Петер ВессельЦапффе “Последний Мессия”

Введение.

Данное эссе – это попытка осмысления автором довольно неоднозначной идеи того, что переживание человеком конечности собственного существования способно влиять на развитие общества в целом. Не так сложно представить, каким образом страх перед смертью определяет наши поступки. Гораздо сложнее поверить, что ожидание неминуемого конца способно формировать культуру целых народов, определять их традиции и характер отношений с внешним миром, конструировать социальную и культурную реальности вокруг.

Автор позволил себе крамольную мысль, что стремление к жизни есть бегство от смерти и последнее движет первым. Подобная диалектика – это императив человеческого существа, способствующий конструированию окружающей нас действительности. Если это так, то что может произойти с человеческой цивилизацией, если страх перед смертью или даже сама смерть будет побеждена, скажем, безмерно разрастающейся индустрией развлечения? Чтобы пояснить эту мысль, мы попробуем зайти издалека – из аллегорической философии экзистенциализма. Для этого следует еще раз обратить внимание на эпиграф, который будет неоднократно читаться “между строк” на протяжении последующего массива текста.

Цитата, взятая в качестве эпиграфа, – это отрывок из сочинения норвежского философа Петера Цапффе, в котором с определенной позиции рассматривается феномен “экзистенциальной паники” или “чувства космической паники” (“a feelingofcosmicpanic”) как ключевого в существовании каждого человека.

Так что же такое “экзистенциальная паника”? Если перефразировать данный термин, то получим “безотчетный, неудержимый страх перед собственным существованием”. По Цапффе, данное чувство возникает, когда, ввиду интеллектуального развития, человек осознает, что вся совокупность человеческих интенций и практик есть борьба с неизбежным триумфом смерти, а посему жизнь абсурдна и, в конечном итоге, бессмысленна. В такой момент человек ощущает себя “беспомощным во вселенской тюрьме” и, теряя всякое оправдание жизни, решает завершить ее по собственной воле. Однако если бы все сводилось только к самоубийству, то человечество давно бы пало под натиском времени, но этого не происходит. Согласно Цапффе: “ ...большинство людей учатся спасаться, искусственно ограничивая содержание своего сознания ”. “Спасение” приходит, по меньшей мере, четырьмя взаимосвязанными способами: изоляция (“меньше знаешь – крепче спишь”), анкеровка (индивидуальные и коллективные “объясняющие” мегаконструкты: бог, церковь, закон и мораль, судьба, народ, будущее), отвлечение (постоянная погоня за впечатлениями) и сублимация (трансформация “экзистенциальной паники”, к примеру, в художественную форму).

Если ссуммировать идеи Цапффе и добавить небольшую долю категоризации, то мы получим следующий четырехэтапный процесс проявления экзистенциальной паники:

1) происходит некое шокирующее событие (инцидент), после которого будущее предстает кошмаром вечного повторения “бессмысленной растраты органической материи” (абсурд витальности);

2) человек не может совладать с надвигающимся безумием и желает найти смерть (мортидо);

3) оказавшись лицом к лицу с неизбежностью смерти, человек осознает, что он беспомощен во вселенной (отчаяние);

4) понимание беспомощности порождает состояние “непрерывной паники” (экзистенциальная паника).

Таким образом, паническое чувство страха перед жизнью, возникающее из-за осознания ее абсурдности и ничтожности личности перед Вселенной, является первичным по отношению ко всему, и все определяется подавлением (трансформацией) этого чувства ради продолжения существования.Далее мы попробуем двигаться в соответствии с общим смысловым посылом данной идеи, но смеем все же предложить несколько иную эссенциальную модель.

Цапффе говорит нам, что фундаментальное человеческое – это защитная реакция человечества на чувство паники из-за абсурда витальности, автор же постулирует, что первичным является ответная реакция на чувство отчаяния из-за неизбежности смерти. Таким образом, все человеческое – это результат диалектической взаимосвязи между жизнью и смертью, бытием и небытием. Только так экзистенциальное отчаяние способно обнажиться, явить миру свой подлинный лик. Жизнь – это все, что воплощается во времени до наступления смерти, а смерть – это единственное, что истинно придает смысл существованию, нивелируя идею о глобальной абсурдности жизни. Жизнь имеет смысл, по меньшей мере, потому, что она конечна. И абсурдной она бы стала лишь при отсутствии смерти – то бишь при бессмертии. И это главное. Следует признать, что данная мысль не менее оспорима, чем предположение Цапффе, но, так или иначе, на ней будет строиться дальнейшее повествование.

В своем эссе Петер Цапффе использует любопытное понятие – “экзистенциальная паника”. Паника – это неподвластный страх; но если у Цапффе – это страх перед жизнью (ее абсурдностью), то в нашем случае – это страх перед неизбежностью смерти. Посему, для разграничения этих двух понятий, автор пробует ввести следующий смысловой конструкт – “ экзистенциальное отчаяние ”.

Отчаяние – это эмоция, возникающая при понимании человеком невозможности контролирования негативного влияния на его жизнь каких-либо обстоятельств (факторов). Экзистенциальное отчаяние – это более глубинное, в определенной степени архаичное чувство, возникающее при осознании человеком неизбежности конечности бытия.

Если проводить аналогию, то можно вообразить, что жизнь – это мост, по которому нам необходимо пройти, а смерть – это всегда пропасть, в глубине которой нет ничего, кроме “неведомого ничто”. Ирония заключается в том, что ни повернуть назад, ни просто остановиться и подождать на этом мосту нельзя – время неумолимо тянет нас к обрыву. И даже если мы, по рассуждениям Цапффе, решим освободиться от гнета непреклонности жизненного времени, приняв смерть как акт размыкания невольничьих цепей, то такая свобода ничего не решает. Смерть всегда остается смертью – она имманентна жизни, а потому конечность человеческого бытия незыблема.

Экзистенциальное отчаяние – это то, что мы чувствуем на этом мосту. Это причина, по которой культ предков и погребальный обряд в том или ином виде существуют у всех без исключения народов мира. Это принуждающая и, вместе с тем, творческая сила древних египтян, написавших священную Книгу мертвых и построивших монументальные некрополи. Это апокалиптический источник истинности для Иоанна Богослова, который своим откровением воплотил эсхатологическое учение для всего христианского мира. Это кармическая справедливость, определяющая судьбу человека и характер его будущего перевоплощения в индуизме и буддизме. Все эти культурные мегаконструкты есть суть переживания биологической непреодолимости конечности бытия. Оно вынуждает человека искать способы смыслового наполнения жизненного пути, а также созидать “анкеры”, дабы спрятаться от неизбежной смерти. А с помощью чего лучше всего удается сублимировать конечность жизни? Не с помощью религии ли часом? Впрочем, до появления сформированной религиозной системы с этим делом неплохо справлялись и мифы вкупе с доисторическим мистицизмом. Но, тем не менее, религия убедительнее всего остального дает нам разъяснения, почему жизненный путь неумолимо заканчивается смертью.

Таким образом, подытоживая данное вступление, предлагаем попробовать на вкус следующую мысль: чувствование конечности времени является стимулом конструирования (прямого и косвенного) человеком культурной и социальной среды общества. А каким же образом происходит данный процесс, автор на примерах постарается представить ниже.

 

Эсхатология.

Следует сказать, что характернее всего обозначенный выше процесс демонстрируется повсеместной распространенностью в человеческом сознании своего рода эсхатологических концепций – культурных феноменов различной степени разработанности и глубины, предоставляющих нам более-менее ясный ответ на вопрос: «Что же будет в самом конце?».И эсхатология – это ключевое понятие, на которое стоит обратить внимание при анализе «чувствования конечности времени» в срезе социокультурной динамики.

Начнем с наиболее общего. Эсхатология (от греч. eschatos – последний, конечный и logos – учение, наука) представляет собой комплексный поликультурный феномен, встречаемый преимущественно в различных религиозных системах (в докапиталистической эпохе). Чаще всего в литературе мы можем встретить следующее определение: эсхатология – это религиозное учение о конечных судьбах мира и человека (с акцентом на слово «религиозное»). Но здесь необходимо сразу же подчеркнуть, что религиозными эсхатологические воззрения на мироустройство стали не сразу, придя из мистицизма и мифологии глубокой древности. Тем не менее, именно религиоведческое понимание данного феномена признается многими учеными как наиболее актуальное на сегодняшний день (М. Элиаде, О.В. Кузнецов, Д.В. Пивоваров и др.), с чем автор данного эссе смеет частично не согласиться.

Вот, что пишет Е.Г. Якимова в своей статье «К вопросу об эволюции метафизики эсхатологии»:

«Мы считаем, что понимание эсхатологии с религиоведческой точки зрения является наиболее актуальным, потому что позволяет рассматривать данный феномен как учение о некой глобальной, физической, экономической или политической катастрофе вообще и о переменах в мире после этой катастрофы в контексте взаимовлияния собственно религиозного компонента и социально-политических условий, в которых он существует».

Понимание эсхатологии с позиции религиоведческой научной системы действительно оправдывает себя в процессе анализа последствий глобальной катастрофы в контексте взаимовлияния религиозной системы и социально-политических условий. Но давайте попробуем несколько расширить предметную область данного положения:

Наиболее актуальным понимание эсхатологии является не только с религиоведческой точки зрения, но также с позиции антропологии и (культур)социологии, поскольку данные науки позволяют рассмотреть эсхатологическую систему как автономный социокультурный феномен чувствования времени обществом и его рефлексии над конечностью бытия.

На месте скептиков логичным было бы задать вопрос: к чему здесь социокультурный аспект и почему он так важен? Чтобы ответить на него, представляем вашему вниманию экспресс-обзор становления и развития эсхатологических воззрений от глубокой древности до наших дней. В процессе прочтения попробуйте держать в голове одну мысль: эсхатология – это чувствование конечности времени, воплощенное в социокультурной среде.

 

Эпоха доисторического мистицизма.

К наиболее яркому проявлению эсхатологических воззрений людей в доисторических обществах мы можем отнести традицию погребения тел умерших. Подобная практика – практика намеренного захоронения, как считает Филипп Либерман, – может считаться наиболее ранним проявлением религиозных практик человечества в принципе. В его научном труде “UniquelyHuman: TheEvolutionofSpeech, Thought, andSelflessBehavior” на странице 163 мы можем прочитать, что в пещере Скул (на территории нынешнего Израиля) найдено ритуальное захоронение человека, который жил, по подсчетам ученых, не менее 100.000 лет назад, и такое захоронение - далеко не единичный случай. Погребение как ритуал – это, в определенной степени, попытка человека внести в непостижимую конечность всего живого толику рукотворного, а значит – упорядоченного. Кремация, подземное и воздушное погребения, курганы, месопотамские зиккураты, древнеегипетские усыпальницы и пирамиды, а также более современная, разработанная в 2007 году технология ресомации (растворение покойника в гидроксиде калия) – всю эту практику можно свести к желанию нашего вида сделать более понятным и человечным феномен “не жизни”.

Еще одним показательным примером бытования эсхатологических воззрений у людей в доисторическую эпоху служит вера в существование души и духов – анимизм. Данный термин, предложенный немецким ученым Георгом Шталем и получивший дальнейшее развитие у американского ученого Эдуарда Тэйлора, по скромному мнению автора данного эссе, является не только эссенциальной категорией во всех религиях мира, но и прямым следствием чувствования человеком конечности собственного бытия. Экзистенциальное отчаяние породило в сознании человека объясняющий культурно-социальный конструкт – веру, что жизнь после смерти не исчезает в непостижимой неизвестности, а переходит в иное состояние, где нет места для телесной оболочки, где обитает только дух. Смысл жизни не утрачивается после ее физического завершения, а приобретает уникальный “надбытийный” уровень.

Таким образом, в эпоху доисторического мистицизма эсхатологические воззрения являют собой разнонаправленные сакрализованные практики, и говорить о какой-либо системности пока еще рано. Эсхатология как система взглядов начинает формироваться вместе с образованием и укреплением первых городских цивилизаций в мифологический эпоху.