2017-12-14
608
Насколько я знаю, в Писании не ни единого слова, восхваляющего интеллект.
-Бертран Рассел, «Внесла ли религия полезный вклад в цивилизацию?»
Я писал ему, я звонил, я выпрашивал. Наконец, мне назначили встречу. Во время тура с Трентом Резнором в октябре 94ого года в Сан-Франциско, в моем номере раздался телефонный звонок.
"Доктор хочет с вами встретиться," - сказал женский голос в трубке, суровый и хриплый.
Я спросил, не придет ли доктор на наш концерт следующим вечером. О докторе я знал все, что только можно, он же обо мне ничего почти не знал.
"Доктор никогда не покидает своего дома," - холодно ответила женщина в трубке.
"Окей, когда мне к вам зайти? Я тут на пару дней в городе".
"Доктор очень хочет с вами повидаться," - ответила она. - "Не могли бы вы зайти между часом и двумя сегодня ночью?"
Мне, в принципе, вообще было не важно во сколько и куда призвал бы меня доктор, я пришёл бы в любом случае. Я всохищался им и уважал его. Как и он, я знал что значит быть экставагантным шоуменом, успешно накладывать заклятья на людей, мы оба изучали криминологию и серийных убийц, нам обоим был близок мятежный дух учений Ницше, мы оба выстроили жизненную философию, которая помогала нам противостоять подавлению индивидуальности и поддерживала нонконформизм. Если вкратце, мы оба посвятили значительную часть своей жизни тому, что помогали придавить христианство под весом его собственного же лицемерия, ну а в результате нас обоих использовали как козлов отпущения чтобы оправдать существование христианства.
"И да," - добавила женщина прежде, чем положить трубку. "Приходите один, конечно".
Доктор - это была любимая форма обращения к человеку, которым был никто иной как Антон Шандор ЛаВей, основатель и первосвященник Церкви Сатаны. Чего по поводу сатанизма не понимал на моей памяти никто, начиная с Джона Кроуэлла и заканчивая Мисс Прайс, так это то, что основной месседж этой философии был не ритуальных жертвоприношениях или раскапывании могил и поклонении дьяволу. Нету никакого дьявола. Послание сатанизма в том, чтобы поклоняться самому себе, чтить самого себя, поскольку именно ты сам ответственен за то хорошее и плохое что присходит с тобой в жизни. Война христианства против зла всегда была войной против самых естественных человеческих инстинктов - половое влечение, насилие, стремление к удовольствию, это было отрицание самого факта, то человек вышел из животного царства, из лона природы. Христианская идея рая — это лишь способ создать ад на земле.
Я никогда не был страстным оратором и подвижником сатанизма. Это просто часть того, во что я верю, как я верю в Доктора Сьюза, "Dr. Hook", в Ницше и в Библию. Просто у меня своё толкование.
В ту ночь в Сан-Франциско я никому не сказал, куда направляюсь. Я взял такси прямиком до особняка ЛаВея. Он жил в неприметном чёрном здании, оцепленном высоким забором с колючей проволкой, который выглядел довольно брутально. Расплатившись с таксистом, я подошёл к воротам и увидел, что звонка нет. Я уж подумывал было двинуть домой, как ворота со скрипом распахнулись. Я нервничал, но и прибывал в приятном возбуждении, потому что понимал, что встреча будет что надо. Я предчувствовал, что доктор ЛаВей - реально крутой тип.
Я с благоговением зашел в дом и, никого не обнаружив, отправился вверх по лестнице. ТАм меня встретил полный мужчина в костюме с сальными черными волосами, которыми он зачесывал залысину на макушке. Не говоря ни слова, он поманил меня за собой. Я побывал дома у ЛаВея и ещё несколько раз, но толстяк так и не проронил ни звука с тех пор, даже не представился.
Он провёл меня в холл и запер за нами огромную массивную дверь, полностью отрезав от любых источников освещения. Я даже не видел толстого мужчину больше перед собой и не знал куда идти. Я уже было начал паниковать, как он схватил меня за руку и остаток пути мы, так и прошли - он меня дежал за запястье. В какой-то момент мы сворачивали по коридору, и я неожиданно ударился бедром о дверную ручку, из-за чего неожиданно где-то в темноте открылась дверь. Толстяк разозлился и одернул меня идти дальше. То, что находилось за этой дверью явно не предназначалось для взглядов гостей.
Наконец, он широко открыл дверь в конце коридора и оставил меня в одиночестве в тускло освещенной студии. За дверью висел очень детализированный портрет ЛаВея рядом со львом, которого он содержал в качестве домашнего животного. противоположная сторона была занята книгами - биографиями Гитлера и Сталина, ужасами Брэма Стокера и Мэри Шелли, философскими трактатами Ницше и Гегеля, а также пособиями по гипнозу и управлению разумом. Большую часть пространства занимал красивый отдекорированный диван, над которыми висело несколько ужасающих картин, словно из коллекции Рода Серлинга "Ночная галерея". Самыми странными вещами в комнате были огромных размеров авторучка и телевизор, который казался здесь явно не к месту, предмет общества слепого потребления в мире размышлений и презрения.
Для некоторых людей это всё показалось бы пошлятиной. Других бы отпугнуло. Меня же это приводило в восторг и возбуждение. Несколькими годами ранее я прочитал лавеевскую биографию за авторством Бланш Бартон и был под впечатлением от этого о-о-о-очень неглупого человека. (Вообще, оглядываясь назад, думаю у автора этой книги к ниму было предвзятое отношение, так как она является матерью одного из его детей). Вся сила, которую получил ЛаВей, он получил лагодаря страху - страху перед словом "Сатана". Говоря людям, что он сатанист, ЛаВей и сам становился Сатаной в их глазах, что во многом похоже на мое отношение к тому как люди становятся рок-звездами. ЛаВей писал:"Люди ненавидят то, чего боятся". Это было мне очень близко, словно это написал я. Что немаловажно, юмор, которому нет места в христианской догматике, является неотъемлемой частью сатанизма, и вполне здоровой реакцией на гротескный, изуродованный мир, которым правит раса кретинов.
ЛаВея обвиняли в том, что он нацист, и расист, однако ядром его послания является элитизм, что является базовым принципом такого понятия как мизантропия. В некотором смысле, основой его элитизма, или той характеристикой, по которой он, собственно говоря, и причислял человека к некоему своему видению этой самой "элиты", был интеллект. В своём элитизме ЛаВей был политкорректным, поскольку не судил людей на основе их расы или личному кредо, а судил сугубо по вполне измеримому критерию интеллекта. Страшнейшим грехом сатанизма является вовсе не убийство, и не доброта. Это глупость. Я изначально написал ЛаВею не для того, чтобы пообщаться на тему человеческо природы, а с целью попросить его поиграть у нас на терменвоксе на альбоме "Portrait of an American Family", потому что, как я слышал, Антон является единственным зарегестрированным музыкантом, играющем на терменвоксе. Напрямую он никак на это предложение не ответил.
Я посидел пару минут в одиночестве, и в комнату вошла женщина. Её глаза были жирно подведены голубым, на голове была какая-то совершенно дикая шевелюра кричаще-платинового цвета, а розовая помада была размазана по губам так, как будто это ребенок небрежно закрашивал что-то в книжке-раскраске. На ней был узкий кашемировый свитер такого, знаете, детского голубого цвета, миниюбка с чулками телесного цвета с характерными подвязками времен сороковых годов, и на высоких каблуках. За ней шёл ребенок, Ксерксес Сэйтен ЛаВей, который подбежал ко мне и попытался снть у меня кольца с пальцев.
- Надеюсь, все у тебя в порядке, - сказала Бланш формально и сухо. - Я Бланш, женщина с которой ты разговаривал по телефону. Слава Сатане.
Я знал, что должен оответить ей в такой же чопорной манере, типа тоже "Слава Сатане!", но не смог заставить сея это сделать. Было в этом что-то пустое и ритуалистичное, как ношение униформы в христианской школе. Вместо этого я посмотрел на мальчика и сказал: "У него глаза отца", фраза из " Ребенка Розмари ", с которым, я уверен, она была очень хорошо знакома.
Когда она уходила, вне всякого сомнения, разочарованная моими манерами, Бланш сообщила мне, что доктор будет с минуты на минуту.
Все эти формальности, плюс всё что я знал о лавеевском прошлом - начиная с того, что он был дрессировщиком животных в цирке, ассистентом мага, криминальным фотографом, пианистом бурлеск-холла и вышибалой в клубе, - о, я ожидал поистине торжественное явление. Я не был разочарован.
ЛаВей не зашёл в комнату - он появился. Не хватало только звука взрыва или клубов дыма. На нем была черная морская фуражка, подогнанный по фигуре черный костюм и тёмные солнцезащитные очки, хоть он и находился у себя дома в полтретьего ночи. Он подошёл ко мне, пожал руку и напрямик сказал своим хриплым голосом:"Мне нравится имя Мэрилин Мэнсон, потому что оно соединяет вместе две противоположности, в этом весь сатанизм. Но я не могу называть тебя Мэрилин. Могу я называть тебя Брайан?"
"Конечно, как вам больше нравится," ответил я.
"Это всё из-за моих отношений с Мэрилин в шестидесятые. Я чувствую себя некомфортно, потому что она занимает особое место в моем сердце," - сказал ЛаВей, мечтательно прикрыв глаза. Он рассказал о своей сексуальной связи с Монро, которая имела место ещё когда он работал органистом в клубе где она танцевала стриптиз. В этом разговоре он сразу же сделал тонкий намек на то, что благодаря этой связи её карьера пошла в гору. Приписывать себе подобные заслуги было частью стиля ЛаВея, но он никогда не делал это небрежно. Он это делал естественно, как будто это был всем известный факт.
Он снял очки со своей гаргульей головы с козлиной бородкой, столь знакомой тысячам подростков-неудачников по обложке " Сатанинской библии ", и тотчас же я обнаружил себя уже что-то горячо и страстно обсуждающим с кумиром моей юности. Я только что встретил Трейси Лордс за кулисами нашего шоу в Юниверсал Амфитеатр в Лос Анджелесе, и она пригласила меня на вечеринку с ней через день. Ничего сексуального между нами не произошло, но для меня это был запредельный опыт, потому что она была словно женская версия меня - вела себя как босс и постоянно играла в разные игры разума. Так как у ЛаВея были отношения с одним секс-символом, я подумал, может, он даст мне совет по поводу Трейси, которая вызывала у меня смущение и вожделение.
Совет, который он дал, прозвучал очень загадочно, что бесспорно было для него ещё одним способом держать власть. Чем меньше люди тебя понимают, тем более важным тебя считают. Он заключил, что "чувствует, что мы должны быть вместе, и он думает, что что-то очень важное от-вот случится в наших взаимоотношениях". Звучало больше как что-то, что тебе может сказать гадалка, или служба психологической поддержки, чем даже психотерапевт за пятьдесят долларов в час,о и уж тем более ЛаВей. Но я сделал вид, что благодарен ему и впечатлен, поскольку ЛаВей не был тем человеком, которого можн вот так просто критиковать.
КРУГ ВОСЬМОЙ – МОШЕННИКИ И ЛЬСТЕЦЫ
Он продолжил делиться какими-то мрачными деталями своей сексуальной жизни с Джейн Мэнсфилд и сказал, всё это время чувствовал ответственность за её смерть в автоаварии, ведь именно он наложил проклятье на её молодого человека и менеджера, Сэма Броуди, после того как однажды поругался с ним. К несчастью для Джейн Мэнсфилд вышло так, что в ту ночь она была с Сэмом в Новом Орлеане и огромный грузовик с целой цистерной средства против комаров врезался в их машину, насмерть распотрошив обоих. Хоть некоторые из заявлений ЛаВея звучали как-то подозрительно, его подача и уверенность в голосе прямо-таки зааставляли тебя ему верить. У него был гипнотичекий голос, поистине, а почему - потому что он работал и гипнотизером тоже. Самой ценной для меня вещью из всего, что он говорил, стало то, что каким-то образом благодаря ЛаВею я начал принимать и примиряться с той тяжестью, мертвенностью и апатией внутри себя, что я чувствовал по отношению к себе и миру вокруг.
Одной из характерных черт личности ЛаВея, ориентированной на все плотское, было то, что он любил связывать свою персону со звездами наподобие Джейн Мэнсфилд, Сэмми Дэвис-младшей и Тиной Луиз из " Острова Джиллигана ", которые все являлись членами Церкви Сатаны. Вообщем, я не удивился тому, что когда я уходил, он пригласил меня ещё раз - и на этот раз вместе Трейси Лордс.
На следующий день Трейси прилетела из Лос Анджелеса на наше шоу в Окланде. Я был сильно изранен и истерзан после концерта, и она пришла ко мне в отель где помыла меня и заботилась обо мне. Однако, мы снова не переспали, ведь я всё ещё был верен Мисси, хотя Трейси была первой женщиной, ради которой я бы нарушил своё обещание. Я рассказал ей о своей встрече с ЛаВеем, и она на это разродилась целой тирадой по поводу Дипака Чопры, волшбных кристаллов, пророчеств и нью-эйджа, а ещё судьбы, воскрешения и загробной жизни. Она, похоже, не понимала, кто такой Антон, поэтому последнее, что я ей сказал перед сном, было:"У этого парня интересная точка зрения. Тебе будет интересно".
Когда на следующий день я привел её к нем в дом, она была куда более циничной и самодовольной, чем я - поначалу. Она вошла в дом с такой установкой, что ЛаВей зараза и говноед, поэтому она вступала с ним в дебаты всякий раз, когда она не соглашалась с ним хоть в чем-то. Но когда он сказал даже моль имеет куда больше права существование, чем человек, или что стихийные бедствия полезны для человечества, или что концепция равенства - дерьмо собачье, он был готов очень умно и убедительно отстаивать свои позиции. Она покинула его жилище, и мириады новых идей роились у неё в голове.
В это визит Антон показал мне ещё кое-что в своем доме - ванную комнату, завешанную настоящими или искусственными паутинами, а также кухню, в которой кишели змеи, винтажные электронные инструменты и кофейные кружки с пентаграммами. Как любой хороший шоумен, ЛаВей раскрывался перед тобой постепенно, откровения о его жизни приходили к тебе медленно, очень маленькими порциями. Почти под самый конец визита он сказал:"Я хочу дать тебе сан Преподобного" и выдал мне кроваво-красную карточку, подтверждающую, что теперь я член Церкви Сатаны. Откуда же мне было знать, что получение этой карточки у меня станет самой противоречивой вещью, которую я сделал к тому моменту. У меня, скорее, возникло такое ощущение, что это был жест уважения, формальность, что-то типа диплома об окончании ВУЗа. Я до сих пор так думаю.
ЛаВей таким образом передал мне эстафету, потому что он практически ушел на пенсию к тому моменту и сильно устал от этих долгих лет, течение которых он совершенствовал один и тот же, главный свой аргумент. Ни один мэйнстримный музыкант не пропагандировал сатанизм в сколь-нибудь ясной, интеллигентной и доступной форме, кроме, может быть, "Роллинг Стоунз", чья песня "Monkey Man" имеет классную строчку, которая могла бы быть моим кредо по жизни: " Ну, я надеюсь мы не слишком мессионеры/И с сатанизмом, вроде, тоже не особо перебащиваем ". Когда я уходил, ЛаВей положил свою холодную костлявую руку мне на плечо и сказал мне: "Ты выстрелишь. Мир будет от тебя под впечатлением".
Пророчества и предсказания ЛаВея вскоре подтвердились. Что-то важное произошло в моих отношениях с Трейси,и я реально начал выстреливать.
В день, когда я стал сатанистом объединённые силы консервативного христианства начали мобилизоваться против меня. Сразу же после нашей встречи мне сказали, что "Делта Сентр", в котором мы должны были выступить в Солт Лейк Сити, не разрешит нам выступать с "Найн Инч Нэйлз". Нам впервые в жизни предложили деньги чтобы мы НЕ выступали - десять штук баксов. Хоть нас и исключили из программы, Трент Резнор вытащил меня на сцену в качестве гостя, и сжал свое выступление до всего одной акции, во время которой я повторял "Любит, не любит", отрывая листки из " Книги Мормона ".
С тех пор, как человечество создало свои первые законы и коды поведения, те, кто их нарушали, имели в распоряжении одну простую технику - побег. И это именно то, что мы сделали после шоу, смылись в наш концертный автобус и избежали ночи заключения в городской тюрьме. Десть тысяч наши мы так и не получили, но заявление было куда более ценным, чем деньги.
Подобный побег мы совершали и ранее, в одном из самых консервативных городов Флориды, Джексонвилле, где баптисты, управляющие городом, угрожали мне арестом после концерта. Но когда мы вернулись с концертом в Джексонвилль, а это были наши первые концертные даты с группой Резнора, мне уже не поздоровилось.
Под штанами, которые я носил, были черные резиновые трусы с дыркой для члена, на которых так уже было нормально засохшей крови, слюны и спермы. Как обычно, во время шоу я разделся до нижнего белья, облился водой и начал биться в конвульсиях, мотая волосами и всем телом туда-сюда, обрызгивая водой как сцену, так и толпу. Никаких непристойных частей мужского тела снаружи видно не было, ведь я как следует упаковал член пониже, под резиновые складки данной детали условно мужского туалета, вообщем все было чинно-благородно. Однако специальный карательный отряд, установленный у каждого выхода из "Club Five", увидел именно то, что он хотел увидеть, а именно то, как я дрочил огромнымй страпон на сцене (которого у меня даже нет) и мочился на толпу.
В конце наших шоу я обычно обмазывался красной помадой и, если там в первом ряду были девочки, с которыми я бы хотел провести время, я брал их с собой и сосался с ними, оставляя на их лицах печать зверя, которая служила им как пропуск в ад, которым всегда был и будет бэкстейдж.
После выступления я ушел со сцены и поднялся в гримерку. За мной бежал Фрэнки, наш тур-менеджер. Он выглядел как-то ли употребляющий, то ли когда-то употреблявший наркоман. Он выглядел как Винс Нил из «MotleyCrue», только с большими чёрными кругами под глазами.
-Тут копы, - выпалил он в панике. - И они пришли арестовать тебя.
Я предпринял тщетную попытку привести себя божеский вид, в смысле я снял с себя резиновые трусы и одел джинсы и длинную чёрную кофту. В холле набилось много народу, и двое полицейских под прикрытием выступили вперед и гаркнули:"Вы арестованы за нарушение закона о развлечениях". Наручники защёлкнулись на руках у меня за спиной, меня вывели из клуба и повезли в участок. Я не волновался, потому что было непохоже, что они против меня что-то имели. Просто делали свою работу. НО все изменилось, когда мы приехали, и меня представили двум быдловатым бычарам в форме, по которым было ясно, что они ну сли-и-ишком любят свою работу и даже больше.
Один из них, с густыми черными усами, накачанный и в кепке с надписью "Первая баптистская церковь Джексонвилля", кажется имел на меня конкетный стояк. То есть зуб. Он и его друзья-легавые отпускали всякие тупые шутки в мой адрес, а затем позировали со мной перед фотокамерами, чтобы показать потом эти снимки женам, мол, погляди, дорогая, с какой мартышкой мы развлекались на работе. Ночь проходила медленно, и я был главным её развлечением.
В принципе, у меня никаких претензий. Я - представитель индустрии развлечений, в конце концов. Но вот выходит огромный чернокожий гигант, возможно самый большой человек, что я видел в жизни. Казалось, одни лишь его руки отбрасывают тень на всё мое тело, а каждая вена, пульсирующая у него на шее была как моя собственная шея. Он кинул меня в маленькую камеру с загадочным устройством из нержавеющей стали, которая, очевидно, была и туалетом, и мусоркой, и питьевым фонтанчиком. Я пытался понять, что есть что, и гигант приказал мне смыть грим с лица. У меня были в распоряжении лишь вода и бумажные полотенца, которые были явно бесполезны. Посмотрев на мои безуспешные попытки, он открыл дверь, прорычал "Используй это!" и кинул мне пластиковую упаковку розового моющего средства.
С совершенно красным и воспаленным лицом я сидел довольно долгое время, всеми покинутый, тщетно ожидая помощи из внешнего мира. Гигант вернулся, хлопнув дверью:"Отлично," - приказал он суровым военным голосом, вибрирующим от стен. - "А теперь тебе придётся раздеться догола".
Не важно, насколько вы в душе эксгибиционист, когда вы стоите голый перед кем-то, кто больше вас в несколько раз, и в их власти сделать с вами что угодно, и вы понимаете, что это сойдет им с рук, неожиданно вы начинаете нежно любить такие вещи как резина, пластик, полиэстер, шёлк и разные другие замечательные ткани, которые могут защитить ваше тело от прямого физического контакта. Медленно, тщательно, источая невероятую угрозу расправы всеми порами своих мощных звериных рук, от всего его существа, он обыскал меня с головым до пят, ну и, блять, внутри, конечно.
Когда он ушёл, снаружи комнаты разразилась ссора между полицейскими. Гигант спорил с двумя офицерами. Я пытался понять, о чем же спорят, так как я понимал, что исход спора определлит мою судьбу в тюрьме. Я, наконец, решил, что-то ли меня выпускают за неимением улик, то ли то-то из них хочет стать моим парнем.
Спор утих, и гигант вернулсяи спросил, супер нейтрально, хотя я чувствовал, что ему стыдно:"Где фаллоимитатор?". Прежде чем я сообразил, что свое охуенное остроумие, может, всё же порой следует держать в узде, я кокетливо выпалил:"А тебе, собственно, зачем?". И вот тут всёпошло по пизде.
Его лицо стало красным, словно по нему прошлись раскалённым утюгом, его грудь начала вздыматься, как у Халка, и он отшвырнул моё голое, бледное, трясущееся тельце к стенке. Другой коп-баптист, спец по вытрясанию дерьма, поднес своё лицо прямо к моему, и, задувая мне в глотку кубометры отвратного свиного перегара, начал допрос. Он длился не меньше, чем концерт, и свинокоп пытался выяснить где, же, блядь, "страпон", с помощью которого я, вроде как, "совершал грязные и противозаконные действия". Через какое-то время они потихоньку угомонились и снова начали переругиваться между собой насчет того, что мол, они совершили ошибку - возможно.
Когда они закончили, гигант приказал мне одеться и кинул меня в огромную железную клетку где ещё было человек шесть, которые не хотели даже сидеть со мной на одной скамейке, так как мой внешний вид их пугал. Единственным моим компаньоном стал чувак с лицом и интеллектом восьмилетнего и телом толстого, одинокого педофила.Он выглядел так, как я представлял себе Ленни из " Of Mice and Men ". Он рассказал мне, как на него написала заявление его же матушка за то, что он подделал чек на её имя. Я хотел поинтересоваться, спалили ли его с этим чеком в "Данкин Донатс", однако на сей раз сдержанность и чувство такта взяли верх. Наш разговор напомнил мне как мы познаокомились с Пого, потому что Ленни начал делиться дельными практическими советами по тому, как сэкономить время, избавляясь от мертвых тел. Разница единственно состояла в том, что этот паренек реально убил человека, и его метод избавления от трупа был тем же, что обдумывали и мы с Пого - с помощью огня.
Последующие девять часов Ленни всячески потчевал меня разной жестью, его периодически прерывали копы, которые вытаскивали меня из клетки и заставляли маршировать по участку, хвастаясь мной перед другими специально приехавшими копами. После восьмого военного парада за ночь, они не стали отводить меня обратно в обезьянник. Вместо этого, мне сказали, меня переводят типа "на общий режим". По пути туда меня передали медсестре, которая дала мне психологический тест. Любой сообразителный психопат знает, как проходить такой тест: есть ответы, которые напишет нормальный человек, есть такие, какие напишет поехавший, а есть вопросики с подковыркой, которые призваны выявлять поехавших, притворяющихся нормальными людьми. Я просмотрел эти вопросы - "Как вы относитесь к власти?", "Верите ли в Бога?", "Нормально ли причинять боль кому-то, кто первым вам сделал больно?" - и писал те ответы, которые от меня хотели, таким образом избегнув коротких каникул ещё и в психушке.
КРУГ ВОСЬМОЙ - ПОДДЕЛЬЩИКИ
Когда меня пометили как вменяемого, меня привели к доктору для физического осмотра. Первым делом он вытащил плоскогубцы. - Эту штуку нужно снять, - сказал он, указав на мое кольцо в губе.
- Оно не снимается.
- Если от него не избавиться, кто-нибудь его вырвет, когда тебя изобьют в общей камере, - сказал он тщательно одобраным тоном голоса, едва сдеживаясь от того, чтобы не ухмыльнуться мне садистски и плотоядно.
Кольцо раскусили плоскогубцами и отправили меня по коридору. В общую камеру лежало два пути - один через толпу огромный людей-быков, тягающих железо и выглядывающих кого-нибудь с длинными волосами чтобы оттрахать, другой пролегал через дно общества - наркоты, синяки и бродяги. По некой причине копы не стали следовать своему негласному садистскому правилу ипровели по простому пути. Никто не попытался до меня доебаться, и, довольный, я упал спать.
Через неопределенное количество времени я проснулся и обнаружил перед собой порезанный салат, сбрызнутый разбавленным уксусом, кусок черного хлеба и, в качестве десерта, новости о том, что какая-то добрая душа внесла за меня залог. Мне сказали, я провел здесь шестнадцать часов.
Прикол был в том, что мой менеджер внес за меня залог в ту же самую минуту, как меня привезли в участок. Но знаете, подобная информация поступает крайне медленно, если ты являешься кем-то, кого полиция ненавидит. Обычно в таких случаях уёбищность подобного события искупалась тем фактом, что масса независмых журналистов придаст это все огласке. Мы крайне нуждались в ней в то время. Однако, в газеты это так и не попало, так как в качестве превентивной меры судья заключил сделку с адвокатами о том, что если я поговорю об этом с прессой или как-то обнародую этот инцидент, меня будут прессовать куда сильнее. Поскольку доказательств у полиции не было, обвинения были сняты.
В следующий раз, когда спустя полтора года мы увиделись с ЛаВеем снова, во время нашего тура в поддержку "Antichrist Superstar" в 1996ом, нам было что обсудить. Я воочию наблюдал врагов, с которыми он предрек мне столкнуться лицом к лицу, и они были не только способны останавливать и отменять концерты, а также выдвигать разные совершенно немыслимые условия для проведения этих концертов, но и совершенно безоснавательно отнимать то, за то мы оба стоим с ЛаВеем - личную свободу. Как и ЛаВей, я обнаружил, что проиходит, когда ты говоришь что-то, что заставляет людей думать. Они начинают тебя бояться и нейтрализуют твое послание тем, что навешивают на тебя некий ярлык, интерпретировать который как-либо или же обсуждать попросту запрещено - например, ярлык фашиста, дьяволопоклонника или же пропагандиста насилия и жестокости.
В следующий визит в гости к ЛаВею я взял с собой Твигги. Нам разрешили войти в единственную из тринадцати комнат в его доме, в которой я ещё не был. Это была та самая, куда страшный толстяк не разрешил мне войти во время моего первого посещения особняка ЛаВея. Эта комната оказалась личным музеем магии. Входом служил гигантский египетский саркофаг, в котором не было дна, а была дверь. Там было кресло-качалка, которое предположительно принадлежала Распутину, трубка Алистера Кроули, сатанинский алтарь с гигантской пентаграммой над ним, а пол был устлан шкурами каких-то вымирающих животных. Мы сели за старый деревянные обеденный стол (с которого Кроули, возможно, снюхивал героин) и ели стейк.
Мы говорили о религии и о том, насколько она являлась просто традицией, стоящей на охране здоровья, морали и справедливости людей совершенно другой эпохи, и что традиция эта уже не нужна для группового выживания (типо того, что не следует есть животных с раздвоенными копытами). В наше время гораздо практичнее следовать "Сатанинской библии ", написанной с представлением о человечности двадцать первого века, чем книге, написанной чтобы управлять временем и культурой, давно отжившими свое.
Пока мы дискутировали, каждые десять минут ЛаВей выходил из комнаты. У меня было такое чувство, что он смотрит на меня глазами одной из написанных маслом картин, висящих у него на стенах, поэтому я сознательно вел себя тихо, когда его не было рядом.
Мы также обсуждали Трейси Лордс, Антон спросил чо с ней. Я сказал, что она меня отшила, и его оптимистичное предзнаменование оказалось ошибочно. Однако же, на следующий день после шоу, как выяснилось, она прямо-таки охотилась за мной. К тому моменту у меня был альбом, попавший в топ-десять, моя физия красовалась на обложке "Роллинг Стоун", а наши отношения, действительно слетели с катушек, как и говорил ЛаВей. Когда я только повстречал Трейси, тот факт, что она былаа звездой делал её недотпной, далекой. Это с одной стороны разбивало мне сердце, но и делало сильнее, наполняло желанием, потреностью, нуждой быть ещё больше ебаной рок-звездой. Теперь я стал ею. В этот раз я был у руля, и мне было насрать, поскольку я хотел её только тогда, когда не мог заполучить.
Через несколько дней после Хэллоуина на следующий год мне позвонили в четыре утра и сообщили, что ЛаВей умер. Я сам удивился тому, как сильно я расстроился, поскольку он во многом стал этой пресловутой фигурой отца для меня, а у меня даже не было возможности сказать ему "до свидания" и поблагодарить за все то вдохновение, что он подарил мне. Но в то же время я знал, что хоть мир и потерял великого философа, ад приобрел нового лидера.
