В: Ты помнишь, что сказал тогда Шон Биван?

О: Да, он сказал: "Так делать очень плохо". Когда будете это выпускать в печать, убедитесь, что слово "очень" написано с большим количеством букв "о".

 

Часть III. Когда я получил свои крылья

Отражающийся бог.

(Сны).

Странствуя по дикой пустыне этого мира, я случайно забрел в одно место, где находился вертеп. Там я прилег отдохнуть и вскоре заснул. И вот приснился мне сон…
Вижу я человека, одетого в грязное рубище и стоящего неподвижно на дороге, спиной к своему жилищу. В руках его — книга, а на спине — тяжелая ноша. Гляжу, он открыл книгу и начал читать, но почему-то вдруг залился слезами и задрожал. Потом, как бы не в силах превозмочь тревожного чувства, он в отчаянии воскликнул: «Что мне делать?»

-Джон Буньян, «Путешествие пилигрима»

Это не я! Это кто-то другой! Это не я!

-Мэрилин Мэнсон своему телохранителю Аарону Дилксу во время алкогольной отключки по дороге из Лейпцига в Берлин.

ЕСТЬ кое-что, что я не рассказывал никому и никогда. Я особо и не помнил о этом до недавних пор. Я ходил к хиропрактору, и он выправлял мне шею. В какой-то момент во время этой процедуры я отключился, может, всего на мгновение. Однако, этого вполне хватило чтобы отправиться назад во времени в Кантон, Огайо. Я мчался на машине по Тридцать-пятой улице, и там всюду были сотни разлагающихся трупов, пытающихся остановить меня. У них была желтая кожа, а ветер раскачивал их гнилые зубы у них в ротовых полостях. Я сшибал их одного за другим, как в "Безумном Максе", и в тот момент, когда железо соприкасалось с плотью, они разлетались в пыль. Мисси была со мной в машине, и я пытался спасти её, поскольку трупы пытались забрать её у меня, вытащить из машины. Я остановил машину и вышел наружу, чтобы помочь ей, но вокруг всюду бегали огромные пятнистые мускулистые псы и прыгали на меня в слоу-мо, обнажая острые клыки. В конце улицы я увидел процессию из каких-то фигур, надвигающихся на меня, типа первобытного племени. Их предводителем была Трейси Лордс. Её кожа была ещё более желтушной, чем у тех трупов, а на лице у неё был нарисован неоновый розовый крест. Движения у неё были искусственными, как у робота. Глаза механически вращались туда-сюда в глазницах, а её рот открывался и закрывался как у куклы, которую дергает за ниточки кукловод.

В своих снах я всегда возвращаюсь в Кантон, что в Огайо. Обычно я нахожусь в своей комнате в подвале, который пугает меня, как и подвал моего деда. Однако, ужас этот существует не в неком реальном объекте снаружи, а у меня в голове. Будучи ребенком, я часто испытывал беспричинный ужас, мне становилось страшно, и я выбегал наверх не только ночью, но и средь бела дня. Я никогда не чувствовал сея в безопасности в своей комнате и всегда спал с включенным телевизором, чтобы не слышать звуи, которые, как мне чудилось, я слышу. Если и есть в мире призрак, продолжающий меня преследовать, какой-то скелет из шкафа, который я так и не смог достать из себя, то живет он в том самом старом подвале. Ночью мой ум вступает в страшную схватку, чтобы снова взять меня туда, заставить меня почувствовать себя так, словно я и не покидал никогда это место.словно вся моя жизнь развивалась и пролетела во мгновение ока в этом подвале. Мое подсознание помещает людей, которых я встретил в прошло и которых я втречу в будущем именно в эту комнату, и попав сюда, они меняют форму, искажаются, растягиваются в разные стороны, становятся страшными и злобными. Затем мой ум блокирует выход, делая скособоченную деревянную лестницу непроходимой. Я пытаюсь взбежать по ступеням, но не могу попасть наверх, потому меня хватают за ноги появляющиеся между половиц руки.

В другом повторяющемся сновидении я не могу покинуть подвал потому что-то ли какая-то невидимая сила, то ли человек всё прижимает и прижимает меня к стене, пытаясь загнать меня в ловушку. Или потому, что мой кот, О Джей, рыжый симпотяга, которого я нашел на ступенях христианской школы, нападает на меня всякий раз как я пытаюсь убежать. Есть и другой сон, в котором в подвале неожиданно перегорает лампочка, и я пытаюсь поменять её так быстро, как могу, потому что я очень боюсь остаться там в темноте в одиночестве. Однако, каждая следующая лампочка, которую я ввинчиваю, тоже перегорает, и я застреваю там, на веки вечные закручивая лампочка за лампочкой чтобы комната не погрузилась во тьму.

Для всего этого есть простые психологические объяснения, для всех этих снов, но ни одно из них меня не устраивает. Я помню, что только в одном сне мне удается выбраться из подвала. В этот раз двер в подвал не занавешана зелеными шторами, которые мой отец принёс домой с работы, там весто этого бетонная стена, и я подхожу к той части подвала, которую всегда боялся будучи ребенком где в тени находятся сушилка и умывальник. Я пробираюсь между пахнущими деревом и покрытыми паутиной коробками, в которых хранятся мои старые вещи, и я переживаю, что какое ниудь животное - крыса, паук или змея, а может и лев, потому что тут, кажется, может произоти что угодно, - собирается укусить меня. В одной маленькой коробочке я нахожу Любопытного Джорджа, мою игрушку. Но в тот момент, когда я хочу его взять, что-то движется по комнате, - неописуемое, невидимое, тёплое, очень плотное и тяжелое, и воспринимаемое как белое, по некой причине. Оно прикалывает меня к стене, а Любопытный Джордж оживает и начинает бегать туда-сюда, сбивая вещи с полок, и поджигает одну из коробок. Я пытаюсь её потушить, а когда не могу, я убегаю. Я пытаюсь попасть наверх, к выходу, но эта бесплотная тяжесть удерживает меня и не пускает. Я сопротивляюсь ей всё яростней и яростней и наконец попадаю наверх. Я настеж отворяю дверь, и там стоит женщина. Она частично выглядит как моя мать, частично как девочка, из-за которой у меня появились мандавошки в старшей школе. На её руках повсюду надписи, сделанные то ли губной помадой, то ли маркером, и я пытаюсь прочесть их, но не могу.

В другом сне я нахожусь в подвале со своей мамой, и мы находим коробку и открываем крышку. Внутри находятся разные жуки, но я не могу понять, какие. Мы полностью открываем крышку и наружу выпрыгивает богомол и перепрыгивает меня с головой, устремляясь куда-то вдаль по стропилам. Мы снова смотрим в коробку и видим паука, сделанного из кристалла. Он полностью прозрачный: его ножки как сосульки, а его органы видны. Я прошу маму взять какой-нибудь спрей от насекомых и убить его, пока он не прыгнул и не напал на меня. Но когда я получаю спрей и распыляю его, он превращается в женщину. Она одета во все черное, и она гонится за мной через весь подвал, пока мы не попадаем на каменистый пляж, где внутри каждого камня заключен отдельный паук, пытающийся сбежать.

В ту же самую ночь - а у меня часто бывают такие долгие серии кошмарных сновидений подряд, и я их и страшно боюсь с одной стороны, и при этом испытываю жгучий интерес, а что же будет дальше, - я обнаруживаю в своей комнате бабушку, ту, что по маме. Она лежит на больничной койке, практически из каждой части её тела торчат трубки, а её саму удерживают на кровати проволока и скотч, - она замотана ими как гусеница. Она подключена к большому аппарату жизнеобеспечения, который помогает ей оставаться в сознании, а ещё издает пикающие электрические звуки, отмеряющие её пульс. Я слышу шум в чулане, а когда туда открывается дверь, я вижу своего папу, лежащего на кровати. Ему всего тридцать, у него растрепаны волосы, и, похоже, он сошел с ума. Я говорю с моей бабушкой, и она говорит мне, что все хорошо, что я хооший, и что она на меня не сердится. У неё на глазу большая повязка, и она спадает. Внутри желтый гной, он стекает по её лицу на подушку, заляпывая её жёлтым. Я наклоняюсь к ней и вижу, что у неё нет глаза.

 

Я верю в сны. Я верю, что каждую ночь всё, что было, есть и будет на этой планете - оно снится. Я верю в Ложное Я, что означает, что все, что я говорю, во что я верю и о чем думаю меняет мир вокруг меня и результатом этого являются события, которые кажутся совпадением. Я верю, что моя жизнь настолько важна, что она влияет на жизни всех людей. Я верю, что я Бог. Я верю, что каждый из нас - Бог сам себе. Мне снилось, что я Антихрист, и я верю в это.

КРУГ ДЕВЯТЫЙ – ПРЕДАТЕЛИ ОТЧИЗНЫ

Я думал, что я Антихрист ещё с тех пор, как вперые услышал это слово в христианской школе. В Библии слово «а н т и х р и с т» используется для описания людей, которые не верят учениям Христа из Назарета. Он не описывается как одна некая сатанинская сущность - как зверь из Откровений, в которого верят многие люди, - но как человек, любой человек, который отклоняется от христианской ортодоксальности. Однако за многие годы мифотворчетва и сеяния страха и ужаса христианство трансформировало этих многих антихристов в одного Антихриста, апокалиптического мега-злодея и христианскую бабайку номер один, чей образ призван пугать людей взрослых так же, как Санта Клаус (или Дед Мороз) призван управлять поведением детей. Спустя годы изучения этого концепта, я начал осознавать, что Антихрист — это персонаж, метафора, которая существует во всех религиях под разными именами, и может быть, есть в этом некая великая правда, практическая нужда в таком человеке. Однако, если взглянуть на это с другой перспективы, то этот человек может оказаться вовсе не злодеем, а последним героем, призванным спасти человеество от его же собственного невежества. Конец света необязательно должен сопровождаться огнём и пылающими ангелами. Он может произойти и на личном уровне. Если ты веришь, что ты являешься центром своей собственной вселенной, то чтобы уничтожть эту вселенную, хватит всего одной пули.

Когда сны об Антихристе стали сниться все чаще и во взрослой жизни, я уже знал, что являюсь этой фигурой. Когда в детстве я мечтал выступать перед тысячами людей, я считал это таким маловероятным. Теперь я ни в чем не сомневаюсь. В конце концов все звери и драконы Апокалипсиса были рождены во сне, во сне Иоанна Богослова, который известен как Откровения, и преподается как непреложный факт.

В одном из моих откровений, - о, у нас у всех они есть, - я видел последний день мира, Судный день, и в Нью Йорке был грандиозный парад с конфетти. Только вместо конфетти люди бросали тухлые овощи и гнилое мясо. Я был на гигантском распятии, чьи деревянные балки были обиты кожей людей и животных.

Мы направлялись к Таймс-Сквер, небо было глубокого черного цвета, пронизанного полосами оранжевого, желтого, красного и фиолетового, и все праздновали. Все были счастливы, что наконец-то умрут.

Ещё один сон обычно происходил во Флориде. Большая часть человеческой расы превратилась в зомби и служила на потеху немногочисленной элиты. Там был стрип-клуб, где реанимированные женские трупы танцевали голыми в клетках из прочных металлических прутов. Их плоть была покрыта ожогами, струпьями и выпирающими венами, а волосы клоками выпадали с головы. Их челюсти были зашиты колючей проволокой, чтобы они не откусили члены парням, которые сидели вокруг кружком и мастурбировали. Мир деградировал до уровня греха таких Содома и Гоморры, что появление Антихриста и Второе Пришествие казалось неизбежным.

Мне снились маленькие девочки, танцующие стриптиз, в то время как маленькие мальчики (или карлики) били их надувными шариками в виде змей, кидали в них игрушечные машинки и леденцы вместо денег. Еще мне снилось, как я беру свои волосы и зубы, которые остались в целости и сохранности в специальной коробочке со времен, когда я был маленьким ребенком и посредством очень скурпулезного ритуала создаю из них искусственного компаньона. Так все эти вещи стали альбомом "Антихрист-Суперзвезда". Теперь я не знаю, что более реально - мои сны или же моя музыка.

Я оставлю вас наедине с ещё одним из моих снов, который приснился мне прошлой ночью. Он про этих "слэшерш", фанаток, которые вырезают название группы у себя на груди. В моем кошмаре я в постели с Жанетт, той, что похожа на херувима. На ней вырезано "Marilyn", и каждая буква сочится кровью на её грули, как свежая краска, пропитывая снежно-белый топ её платья. Я трахаю её, и мы оба смеемся, потому что, кажется, мы делаем что-то, что мы не должны делать. Её подруга Элисон сидит рядом с нами, и на её груди кровоточит слово "Manson". Одна из её бровей идеально отбелена, кольца у неё в губе звенят друг об друга, и она одета в черное платье, чулки до середины бедра, и черные боты до колен. Похоже, она злится на меня, потому что я не должен заниматься этим с её подугой, и она обижена на подругу за то, что она смеется над этим.

Когда мы заканчиваем, они хотят взять меня куда-нибудь поесть. Мы спускаемся вниз в сырое, похожее на пещеру место с каменными стенами, что-то типа подземелья или древней тюрьмы. Это может быть старым подвалом моих родителей, но также и рестораном. С потолка капает вода, хотя над нами находится дырка, из которой внутрь струится свет. Официант здесь высокий, тощий ариец-гей. Он приносит нам большие черные железные горшки, в каждом из которых находится живая птица. Похоже на ворон, но нет. Это просто черные птицы, покрытые блестящим слоем жира. Другой чувак-блондин подходит к нашему столу, выниает пару огромных садовых ножниц, такие, знаете, ими можно что угодно отрезать, и отфигачивает птицам головы, после чего снимает с них кожу, так что остается только мясо и кости. Птицы, однако, все ещё живы. Чувак берет одну из птичьих голов и пьёт из неё кровь, потом говорит мне откусить немного от птичьей кожи. Я не хочу, потому что мне страшно подцепить какую-нибудь заразу, но я все равно это делаю. Я выпиваю всю кровь из птицы. Стоит мне закончить, как я чувствую боль в шее. Я оборачиваюсь и вижу, как официант пытается отфигачить этими же ножницами мне, чтобы подать мою голову на стол людей, сидящих на высоких стульях надо мной. А, теперь они выглядят не как ножницы. Это что-то среднее между птичьим клювом и крокодильями челюстями. Я пытаюсь протестовать, но понимаю, что это бесполезно, поскольку я смотрю на мир вверх тормашками, в то время как один из них засовывает мою открытую шею в свой рот и пьет мою кровь.

В подобных своих снах я видел собственную смерть, и это помогает мне больше ценить жизнь. Я также видел свою жизнь во снах, и это помогает мне больше ценить смерть.