Оценка результатов наблюдения

 

 

Что в первую очередь должен делать тот, кто изучает философию?

Расстаться с самонадеянностью. Ибо никто не может начать изучать то, что, по

его мнению, он уже знает.

Эпиктет

 

Способность отбрасывать все формы ослепляющей нас предвзятости - первая

предпосылка объективной, честной оценки наблюдаемых фактов. Мы уже говорили

о зависимости научного исследования от предшествующего опыта, который

порождает те или иные предубеждения (с. 60), но мы должны научиться

контролировать их. При оценке, определении значения и интерпретации данных

многое зависит от способности смотреть на вещи не предвзято, а также от

нашей способности изменять свои взгляды, если того потребуют новые факты.

При этом не следует преувеличивать следствия, которые могут быть выведены из

наблюдаемого.

Президент Гарвардского университета Элиот как-то рассказал мне такую

историю. Войдя в переполненный ресторан, он отдал шляпу гардеробщику-негру.

При выходе Элиот с удивлением увидел, что гардеробщик безошибочно выбрал

именно его шляпу из сотен других. В изумлении он спросил: "Как вы узнали,

что это моя шляпа?" - "Да не знал я, что она ваша!" - был ответ. "Почему же

тогда вы дали ее мне?" - спросил Элиот, на что гардеробщик очень вежливо

ответил: "Потому что вы, как вошли, отдали ее мне". Президенту университета

чрезвычайно понравилось столь скрупулезное обращение с причиной и

следствием.

Одним из худших "заболеваний" научного мышления является тенденция

видеть то, что хотелось бы увидеть; у себя в лаборатории мы называем это

явление "гнилым оптимизмом". Я вспоминаю аспиранта, задавшегося целью

доказать, что препарат А более опасен, чем препарат В. Он подверг действию

каждого препарата группу из десяти крыс. В группе А погибло пять крыс, а в

группе В - шесть. И тем не менее он смотрел в этом эксперименте

подтверждение своей очки зрения, ибо сумел заставить себя поверить в то, что

у каждой крысы, которая "не должна была" погибнуть, можно было заметить

некие патологические повреждения, не связанные с экспериментом. Эта история

произошла с очень способным человеком, который впоследствии стал вполне

объективно мыслящим и надежным исследователем и сейчас приобретает

известность в науке. И все же на первых порах своей научной деятельности он

смотрел на вещи именно таким образом. К сожалению; я знаю и других людей,

которые так никогда и не переросли эту болезнь.

Поскольку в науке мы постоянно сталкиваемся с фактами, полностью

противоречащими повседневному опыту, избавиться от наших предубеждений -

нелегкое дело. Когда мы каждый день видим, как солнце встает и заходит за

внешне неподвижный горизонт, требуется известная гибкость, чтобы, впервые

ознакомившись с прямо противоположными свидетельствами, признать, что не

Солнце вращается вокруг Земли, а наоборот, или, вообще говоря, что все

зависит от выбора системы отсчета.

 

 

*3. ЧТО СЛЕДУЕТ ДЕЛАТЬ?*

 

Выбор проблемы

 

 

Мы уже говорили о том, что при выборе проблемы исследования необходимо

прийти к определенному балансу между любознательностью и возможностью

практического приложения ожидаемых результатов (с. 24). Именно в этом

вопросе мнение ученого-исследователя сильнее всего расходится с мнением

специалистов в других областях деятельности, и точно так же в этом отношении

крупный ученый более всего отличается от среднего исследователя. Насколько я

понимаю, по своим интеллектуальным способностям выдающиеся юристы,

бизнесмены, финансисты или государственные деятели ничем не отличаются от

первоклассных ученых. Единственное существенное различие между ними в том,

какие проблемы они считают заслуживающими внимания. Ученого не интересует

сфера творения рук человеческих. Для него значимость проблемы не зависит от

устанавливаемых людьми законов или общественных соглашений, которые могут

меняться в зависимости от желания людей. Поэтому ценность проблемы, которую

выбирает ученый, непреходяща, хотя и не всегда очевидна.

Решение сложной юридической или политической проблемы, накопление

большого состояния, создание источников дохода для множества людей,

сооружение крайне необходимой плотины или моста - все это виды деятельности,

значимость которых совершенно очевидна Однако этого не скажешь о стремлении

ученого постичь тайны пигментации крыла бабочки или определить, какие силы

влияют на траекторию движения далеких звезд. Требуется особого рода

любознательность и редкая способность отрешиться от общепринятых "мирских"

ценностей, чтобы преследовать даже явно непрактические цели. Но именно в

подобных устремлениях - сколь бы тривиальными они ни выглядели в глазах

большинства людей - и заключается суть работы ученого. Он не считает их

непрактичными, поскольку, с его точки зрения, удовлетворение

любознательности и перспектива применения в будущем того или иного

природного закона перевешивают все прочие соображения. Такой обостренный

интерес к вещам, совершенно далеким от забот среднего человека, и делает

ученых странными и эксцентричными в глазах своих современников. С течением

времени отношение к ним меняется - хотя иногда для этого требуются

столетия,- по мере того как становятся очевидными чисто практические

последствия сделанных ими открытий.

Выбор между той или иной темой продолжает оставаться самой важной и

самой трудной задачей, стоящей перед ученым на протяжении всей его жизни. Он

всегда на распутье и вынужден выбирать из множества дорог ведущих в

неизведанное. И проблема не в том чтобы определить, хороша или плоха

избранная дорога (соответствует ли она первому впечатлению о ней) ибо

похвалы достойно решение любой проблемы. Вопрос заключается в том, какому

пути следует отдать предпочтение с точки зрения той цены, которую в итоге

приходится платить: ведь посвятив себя целиком поискам решения какого-то

одного вопроса, мы, таким образом, добровольно отказываемся от возможности

сделать еще очень многое.

 

 

Что такое открытие?

 

 

Кто открыл Америку - индейцы, жившие там с незапамятных времен, или

викинги в Х веке, или Христофор Колумб, прибывший туда в 1492 г.? Открывает

ли ее все еще и теперь каждый, кто бурит новую нефтяную скважину или кто

обнаружил на этом континенте новое месторождение урана? Ответ на эти вопросы

зависит от вашего общего отношения к проблеме открытия Америки, а также от

того, что вы понимаете под достаточно изученным вопросом. Открытие является

таковым лишь с определенной точки зрения и в определенной степени. Когда мы

выделяем отдельную личность в качестве первооткрывателя чего-либо, мы имеем

в виду лишь то, что, с нашей точки зрения, вклад этого человека в данное

открытие превышает чьи бы то ни было заслуги.

Любой историограф сталкивается с такого рода фактами, способными

привести в замешательство. Обычно предмет открытия предвидят многие люди, а

некоторые - и их может быть немало - бывают способны в какие-то моменты

времени или под каким-то углом зрения как бы "увидеть" его еще до того, как

открытие было фактически совершено. Для практики не имеет ровно никакого

значения, кто совершил научное открытие, коль скоро мы можем пользоваться

его плодами. В этом смысле неважно, кто именно открыл Америку, раз уж дары

этой земли нам доступны. Но если мы хотим испытать трепет соучастия в

открытии, "раскручивая" его подлинно захватывающую историю, либо извлечь из

него практические уроки, это становится существенным. А научиться здесь

можно многому. Например, обращение к истории важного открытия может помочь

нам понять, что составляет его суть не только с точки зрения

профессионального исследователя, но и с точки зрения любого человека,

поглощенного заботами повседневной жизни.

Вернемся опять к открытию Америки. Мы считаем, что Колумб открыл

Америку только на том основании, что он больше кого бы то ни было сделал для

того, чтобы мы - я имею в виду всех, за исключением индейцев,- получили в

свое распоряжение новый континент. Что же касается индейцев, то они уж точно

не смотрят на Колумба как на того, кто открыл Америку. С их точки зрения,

его прибытие ознаменовало собой открытие ими белого человека.

Несомненной заслугой тех отдельных групп викингов, которые попадали в

Америку на протяжении всего Х столетия, является то, что они сделали это

раньше других европейцев. Но, хотя они и открыли "нечаянно" Америку, викинги

не сыграли никакой роли в открытии ее для всего остального мира. Их подвиги

были полностью забыты, так как им не удалось установить действенной и

постоянной связи между Новым и Старым Светом. Вот почему сегодняшние

обитатели Америки ничем им не обязаны. Викинги не помогли даже Колумбу, ибо,

когда он несколько столетий спустя планировал свое путешествие, ни он сам,

ни кто-либо из его окружения ничего не знали об этих более ранних вояжах. Мы

узнали о них лишь совсем недавно, когда Америка уже на протяжении веков была

частью цивилизованного мира. Колумбу приходилось строить свои планы без

всякой опоры на какой-либо предыдущий опыт.

Главное различие между всеми открытиями Америки, которые были совершены

соответственно индейцами, викингами и Колумбом, заключается только в том,

что одному Колумбу удалось присоединить Американский континент к остальному

миру.

Суть научного открытия не в том, чтобы увидеть что-либо первым, а в

том, чтобы установить прочную связь между ранее известным и доселе

неизвестным. Именно этот процесс связывания воедино в наибольшей степени

способствует подлинному пониманию вещей и реальному прогрессу.

Относительность понятия "открытие" подчеркивали многие ученые.

Выдающийся американский бактериолог Ганс Зинсер, например, говорил: "Как

часто в истории медицины научное открытие просто помогало прояснить и

целенаправленно проверить те факты, которые уже давно наблюдались и

использовались на практике" [39].

Подобные рассуждения не лишены практической значимости. Нередки случаи,

когда в процессе многообещающего исследования молодой ученый испытывает

чувство разочарования, ибо "все равно все давно уже известно".

 

 

Что мы подразумеваем под "известным"?

 

 

Если какой-либо объект наблюдали, но не выяснили степень его значимости

и взаимосвязь его с другими объектами, то он остается неизвестным. Если

кто-то давным-давно видел, как одна из приготовленных им микробных культур

погибла в результате случайного загрязнения плесенью (и заключил из этого

только то, что ему следует приготовить другую культуру, поскольку первая уже

непригодна), то он еще не открыл антибиотики. Даже если он и описал

где-нибудь в примечании свое наблюдение, честно отметив его как досадную

небрежность своей методики, это ничего не добавило к нашему знанию. Было бы

чрезвычайно прискорбно, если бы современные ему бактериологи забросили

исследования на эту тему, наткнувшись на его статью и сделав вывод, что это

явление "уже известно". Как мы убедимся при рассмотрении работы Глея по

инсулину (с. 117), тот, кто наблюдает, может и не придать значения тому, что

он видит, очевиднейшим образом демонстрируя свою неспособность открыть

данное явление - ведь он имел наилучшие шансы и не сумел ими

воспользоваться.

Даже если наблюдение подробно описано в литературе вместе со всеми

вытекающими из него следствиями и таким образом, является "известным" в

общепринятом смысле слова, полезно спросить: а кому оно известно? Важное

наблюдение, опубликованное в только что прекратившем свое существование

труднодоступном журнале, да к тому же и на малоизвестном языке, может

фактически остаться неизвестным ни единой живой душе. Подобный факт вполне

заслуживает повторного открытия, разумеется с должным упоминанием

первоначальной публикации. Такие случаи крайне редки, однако поразительно

много полезных наблюдений, опубликованных в малочитаемых журналах,

проскальзывают мимо внимания тех, кому следовало бы о них знать.

Несколько лет назад д-р Серж Рено, работающий в нашем институте,

обнаружил, что для гистохимического определения содержания кальция в тканях

следует предпочесть фиксацию в спирте с формалином, а не применяемый для

этой цели нейтральный формалин. Затем он обнаружил, что этот факт уже давно

должным образом описан одним немецким ученым, и тем не менее патологи всего

мира по-прежнему используют для этой цели нейтральный формалин. Тогда я

настоятельно рекомендовал Рено опубликовать свои наблюдения (упомянув

разумеется, более ранние источники), и я убежден, что многие ученые

благодарны ему за это.

 

 

Видение и открытие

 

 

Мы уже неоднократно касались вопроса о существенном различии между

видением и открытием (с. 102--103). Теперь давайте проиллюстрируем этот

важный момент, рассмотрев историю открытия инсулина, рассказанную мне Ф.

Бантингом. Само это открытие уже упоминалось как пример интуитивного

озарения (с. 65).

В 1889 г. двое физиологов - Минковский и фон Меринг - хирургическим

путем удалили поджелудочную железу у собаки, вызвав тем самым диабет. Но они

не поняли, что эта болезнь является результатом недостатка инсулина. Их

находка не стала стимулом к дальнейшим исследованиям вплоть до 1921 г.,

когда Бантинг и Бест получили инсулин из надпочечников и показали, что этим

гормоном можно лечить не только экспериментально вызванный диабет, но и

реальные случаи заболевания.

Интересно отметить, что и ранее многие исследователи получали подобные

результаты в процессе работы с экстрактами поджелудочной железы, однако

приписывали гипогликемические реакции "токсичности" своих препаратов. Во

Франции известный физиолог Э. Глей за шестнадцать лет до Бантинга проводил

очень похожие эксперименты. Он даже описал их в частном сообщении, которое

передал в запечатанном виде Парижскому биологическому обществу в феврале

1905 г. Глей вводил масло в проток поджелудочной железы собак и тем самым

вызывал ее отвердение (метод Клода Бернара). Он отметил, что собаки не

заболевают диабетом и что внутривенное введение экстракта из таких

склеротичных желез уменьшает содержание сахара в крови у собак с удаленной

поджелудочной железой. Только в 1922 г., после публикации Бантинга, Глей

позволил вскрыть конверт. Содержание этого письма полностью подтвердило

претензии Глея на то, что он первым обнаружил инсулин.

Впоследствии много писалось о моральных аспектах такой заявки на

приоритет. Во всяком случае, приоритет Глея оказался практически

непризнанным, и на международном симпозиуме по диабету он яростно

протестовал против подобной несправедливости. Старый профессор Минковский,

который возглавлял работу симпозиума, мягко положил конец этой неприятной

сцене, заметив: "Я хорошо понимаю ваши чувства, я также был крайне расстроен

тем, что не открыл инсулин, ибо понял, насколько я был близок к этому".

Очевидно, Глей не распознал важности увиденного им: в противном случае

он не ограничился бы тем, что спрятал свои результаты. Пойми он, что

становится ответственным за смерть тысяч людей, погибших от диабета за все

годы отсутствия инсулина, его поступок был бы равносилен преступлению. Ни

одна из последующих работ Глея не могла по своей значимости сравниться с

открытием инсулина. Именно потому, что он не понимал важности данной темы,

он и оставил занятия ею. Ведь не представляет больших трудов сдать на

хранение рукопись, в которой изложено нечто, в чем мы не очень уверены, а

потом сделать ее достоянием гласности, если вдруг кто-то другой докажет, что

мы были на верном пути. С моей точки зрения, Глей не только не сумел открыть

инсулин, но и доказал, что не мог этого сделать. И хотя он по воле случая

увидел инсулин, он его все же не открыл.

В медицинской литературе можно найти немало подобных примеров, когда,

производя важное наблюдение, исследователь/либо не совсем в нем уверен, либо

не в состоянии осознать его последствия. Поэтому он может ограничиться одним

упоминанием об открытии, а может и вовсе этого не делать. В таких случаях

"открыватель" заслуживает еще меньшего признания, чем все те, кто просто не

наталкивался на какой-либо любопытный факт кт и потому не имел возможности

столь наглядно доказать свою неспособность оценить его. Если ученый не

делает важных открытий, это не прибавляет ему научного авторитета, но по

крайней мере он может находить оправдание в том, что на его долю не выпала

счастливая случайность. А уж если такой случай ему все же выпал и он не

сумел его оценить, тут некого винить, кроме самого себя. Вообще говоря,

элемент случайности в медицинских исследованиях нередко переоценивается

Госпожа Удача улыбается только тем, кто умеет ценить ее искусные чары, и

такими ценителями она редко пренебрегает. Вопреки общепринятому мнению

Эдвард Дженнер был далеко не первым, кто привил людям коровью оспу, чтобы

предохранить их от заболевания обычной оспой. Вильям Гарвей не первым открыл

кровообращение; Дарвин не первым выдвинул эволюционную теорию, а Пастер не

первым сформулировал теорию микробов. Но именно эти люди развили упомянутые

идеи до такой степени, что они начали приносить пользу.,