Письма при свечах (продолжение)

Алексей Пустовойтов

Белые стихи

(Харьковские элегии)

Письма при свечах

Письма при свечах

(прогулки под руку) 2014

 

***

город как ёлка

окошки как шарики

новогодние

___

Январь.

Погода, как в конце марта.

Едва ль не растёт трава,

в Крыму расцвели деревья.

Что-то сдвинулось в мире, и это странно,

но, говорят, теперь так и будет, верно.

Зимы-то и не было.

Мы-то не современны.

Город спит, как спартанец –

на камне, без снега, как без перины.

Можно думать годами,

но мы согласны на перемены.

Женщины, кошки

заводятся сами. Сразу, неоспоримо.

___

Вы так меня, признаться, удивили,

Но я и Вас, пожалуй, удивлю:

Вы так меня упорно не любили,

Что я и Вас внезапно не люблю.

___

Идут на службу дипломаты –

Не купишь их за четвертак.

Терпеньем граждане богаты

За визами в очередях.

Я просыпаюсь на работу.

Во мне немало есть тебя.

Сегодня, кажется, суббота.

И ты уже немного – я.

Заходишь в гости ты по-свойски,

Хотя живёшь в другой стране.

Весь год работает посольство

Меня в тебе, тебя во мне.

___

В саду моём поспевшее письмо –

Не чтоб словесных бабочек ловить:

Их тьмы и тьмы – пустяшных прочих слов,

И остро не хватает слов любви.

В саду моём созревшие лучи –

Зелёный лук, как Купидона лук.

Жить не учи меня, скорей, лечи

От неотложных скопленных разлук.

В саду цветёт пустая голова.

Пишу один письмо: быть вместе нам бы.

Но что слова? Пускай они, слова,

Летят себе, кружатся возле лампы.

Красиво жить, скажи, не запретишь.

Душа в платке – пред Господом немая.

Цветы Земли – и неземная тишь.

И только лишь любя и обнимая.

Мой сад на вкус небесен и землист.

Прописан, будто в прописи – простишь? –

Чернилами по белому весь смысл.

И что тут скажешь, что тут возразишь.

___

 

Сегодня делать нечего. Суббота.

Весь день смотрю, как снег идёт в окне.

Смотреть на снег – ну чем Вам не работа.

Весь белый день – прохожий снег во мне.

___

Весь месяц в феврале мело.

Свеча горела то и дело.

Не только прошлое прошло,

Но будущее пролетело.

Четыре пишем, ноль в уме.

Всё это – смерть, и, улетая.

В стране заснеженной, в зиме –

Кровь голубая, золотая.

И я пишу Вам о тебе.

Всё снова сбудется, как будто.

Струится кровь, как снег, с небес.

Снежинки падают, как буквы.

В часу шестом, в часу восьмом.

Листает поезд повесть станций.

И наше каждое письмо

Письмом последним может статься.

И я пишу Вам от руки.

Ещё, уже – пустая книга.

Дай, Боже, долгой нам реки.

Дай, Боже, жить нам этим мигом.

___

А нам-то – в полярники впору.

И радость, и слёзы – не врозь.

Выходишь из дому, как в прорубь –

Такой несказанный мороз.

А мы-то уже поседели –

Пяток городских воробьёв.

Нас сделает это сильнее,

А может быть, даже убьёт.

Мы, всё-таки, южные дети.

С мороза замёрзли глаза.

На белом на зимнем на свете,

Как стрелки, сошлись полюса.

Мы все – домочадцы и братья.

Зима нас на кухнях свела.

Хранить бы друг друга в объятьях,

Дарить бы крупицы тепла.

___
Уже хотелось бы воочью

Тебя узреть в моей глуши.

Нам было вдоволь, много очень

Любви, поэзии, души –

Молитвы, музыки немало.

Друг другу мы с тобой – душа.

А хочется, чтоб обнимала,

Одним дыханием дыша.

Мы так любили удалённо!

И хочется уже – чтоб быт.

Души коснуться удивлённо –

Обнять бы тело и побыть.

Нырнуть бы в тело, в душу – к духу!

Душа и тело – вечный круг.

Но мы становимся друг другу

Всё больше душами, мой друг.

___

Какое горе, милый друг!

Мы вновь увидимся едва ли.

Как смерть, как полный круг разлук.

Но мы с тобой не расставались.

И так ли важно нам уже

(Как тождество, душа и тело),

Мы в теле живы иль в душе,

И живы ль мы на самом деле.

Мы – два сиамских близнеца:

Срослись в объятии плечами –

И так и будет до конца,

От жизни смерть не отличая.

___

Поэт, поэт! Ну, кто он сам?

Он невеликая персона.

Поэта судят по стихам,

А не по выхлопу клаксона.

А может быть, меня прости,

Но нам нельзя жить, как попало:

Ведь жизнь поэта – это стих,

Иначе всё, пиши пропало.

Трубят кому-то трубачи.

Толкуем мы о жизни нашей –

У нас чаёк, у нас борщи –

Два несерьёзных персонажа.

Моя забавная братва!

Считай цыплят, пиши про заек.

Сидим на кухне оба два:

Один – поэт, другой – прозаик.

Куда собрался, не спеши! –

Спросить бы вещего Олега.

Хоть ничего ты не пиши –

Тебя люблю как человека!

___

Зимней чайкой взлетает

Мой чудак-самолёт.

Снег ведь скоро растает,

Скоро тронется лёд.

Что-то сдвинулось в мире –

Вот такие дела.

А бумажные крылья –

На потоках тепла.

Улетаю куда-то,

Сам не знаю, куда.

Больше так, как когда-то,

Не бывать никогда.

Самолётик бумажный,

Собирайся в полёт.

Остальное не важно –

Скоро тронется лёд.

___

Всё это тоже, знаешь, это жизнь.

Проснуться утром, мусор отнести

(Посмотришь снизу вверх на этажи),

Пыль протереть и коврик подмести.

Всё это тоже, может быть, тщета.

Письмом себя допишешь, спрячешь в ящик.

Стихотворений пару прочитать

О чём-нибудь, о самом настоящем.

Проснуться утром, выпить кофейку.

Ни дел, ни спешки нет – и это значит

(На первом – мы, а кто-то – наверху),

Что это жизнь и есть, мой бывший мальчик.

Всё это продолжается уже

Полсотни лет; живём мы на погосте –

А Бог – сосед на пятом этаже –

Спускается к нам по-соседски в гости.

Кому-нибудь, кого-нибудь любя –

Напишешь пару строк, поставишь прочерк

Как подпись – и (кому, кого) себя

В конверт заклеишь и пошлёшь по почте.

___

Горький стих себе положи под язык.

А к чему невозможно привыкнуть, почти привык.

Я не то, чтоб люблю стихи, и, конечно, дело не в них.

Просто я понимаю этот язык.

___

Был первый снег, февраль – но дело к лету.

Апрель уже вовсю цветёт во мне.

Следы и льды… всё тает… я по следу…

Когда-нибудь придёт последний снег.

___

Мы вместе двадцать лет. Прошло полжизни.

Так странно. Двадцать лет. Нам сорок пять.

Мы странными орбитами кружимся.

Друг друга обрели, чтоб потерять.

___

Жизнь прочитана до корок.

На какой маяк взглянуть?

Тело дремлет, карчет ворон,

А душа пустилась в путь.

Толи рано, толи поздно.

Всё на свете похвалю.

Там серебряные звёзды.

Где-то тело во хмелю.

Не обманешься отныне

Плачем жалобных котят.

Пусть простят меня родные,

Незнакомые простят.

Тело держит крепкий корень.

Скрипнут петли у ворот.

Белый ворон – тоже ворон.

Просто он наоборот.

___
Мы зрителям давно уж надоели.

На сцене мы живём – или играем?

Материки сместились, в самом деле.

Мы, клюквой истекая, умираем.

Я анекдот, конечно, расскажу-то.

Кордебалет! Но нам, сорокалетним,

Становится, пожалуй, не до шуток.

Какая-то «Ромео и Джульетта».

___

Что смогли, что не успели –

Разберётся в этом Боже.

Жили-были, пили-ели.

Мы умрём с тобой попозже.

У тебя – ручной Отелло.

Ну а я всё – вечный школьник.

Что поделать, что поделать.

И смеётся бедный Йорик.

Нам не хочется трагедий

В прохудившемся театре.

Сочинил кого-то гений

И прикончил в пятом акте.

Посидим с тобой в буфете,

Помолчим с тобой о чём-то,

Как Ромео и Джульетта,

Как мальчишка и девчонка.

В том запущенном сюжете

Клоунада – до упада!

Сорок пять моей Джульетте.

Мы умрём с тобой взаправду.

___

Меня убьют. Сюжет знакомый.

Но нам положено прощать.

«Чума на оба ваши дома»,

С улыбкой грустною сказать.

Романтика сорокалетних…

Все разошлись бы по домам,

Когда Монтекки с Капулетти

Нам душу рвут напополам.

___

Медбрат покличет санитара:

Фиксируй Хлебникова – бред:

Он Президент Земного Шара

И гениальнейший поэт.

Его развяжут – до сортира

Доковыляет босиком.

Царапнет спичкой: «Миру – мира».

О нём? О ком? Да ни о ком.

___
Нам нет врагов. Но меж врагами

Мы постоянно под огнём.

Нас давят все, как таракана.

А мы-то просто здесь живём.

И времена не те настали –

Похожи люди на зверей,

Как будто книжек не читали.

Что может маленький еврей?

Любить свою безмерно маму.

Какой печальный анекдот!

Трамвай в военную Варшаву

За поворотом повернёт.

Простыми радостями рады.

Тарелка супа и кровать.

Кропать стишки себе в тетради,

Родных и близких поминать.

Жить, шить, шутить и славить Тору.

(Погиб в борьбе добра со злом).

Мы здесь живём – в стране, в которой

Родиться нам не повезло.

Продать на рынке скрипку, шпагу.

Но совесть – совесть, всё же, есть.

В шестидесятые-то, в Прагу –

И это, это тоже здесь.

Повеет временем, и стрелки

В часах уйдут на век назад.

Убит в случайной перестрелке.

И всё. И нечего сказать.

___

Больше нет ни игры, ни фальши.

Мне полвека уже вот-вот.

Я – хороший еврейский мальчик.

Скрипка, шахматы и кроссворд.

Мне б влюбляться во всех девчонок.

Пить свой слабый вечерний чай.

Чай мой сладок, и хлеб мой горек.

Злобы нет. На душе – печаль.

Мне прочесть бы всю жизнь до корок –

Как чудесна и как сложна.

Мне б ни горя не знать, ни скорби.

И войны никакой не знать.

Белым голубем жить под Богом.

И не знать бы, что мир жесток.

Мушкетёров бы звать в подмогу.

Где б я ни был, я – меньшинство.

Но душа моя стала взрослой.

Где-то выстрелы, будто тир.

Жизнь распалась на «до» и «после».

Перевёрнут душевный мир.

Разделили нас баррикады.

Разделились мои друзья.

Остаются мне мама, дядя.

Нам друг друга делить нельзя.

Испечём пирожок с капустой,

Прогуляемся не спеша.

На душе моей стало пусто.

Замолчала моя душа.

Нет в ней песен и нет веселья.

Забинтуй мою землю, снег.

И в Прощёное Воскресенье

Я прощенья прошу за всех.

___
Звёзды-дудочки – так звонко.

Белый ангел в облаках.

Ангел, будто бы ребёнка,

Нас проносит на руках.

В чёрном небе – белый месяц.

Береги страну свою.

Тени, как ступени лестниц.

Баю-баюшки-баю.

___

Был бы мирным мой город,

Достиженьями горд,

А не линией фронта.

Повторялся бы год.

Шла бы жизнь по привычке,

Вечный круговорот.

Нас весна-медсестричка

Подождёт у ворот.

___

Между тем, наступала весна.

Той зимой почти не было снега.

Как нам быть и что лучше – как знать.

Нам бы попросту стать человеком.

Неужели наш город – палач?

Нам в тетрадках поправить ошибки б.

Сохранить бы краюшку тепла,

Доброту, грустный юмор, улыбки.

Помнить папу и маму обнять.

Как умеешь, как можешь, молиться.

Это время бы надо принять.

И пред Господом нам бы смириться.

Рядом ангел. Кричит вороньё.

Всё, что надо – всегда под рукою.

Это время… в газетах – враньё.

Наши корни совсем про другое.

___

Даже воздух пахнет порохом.

На дворе – весна и рань.

Нет нам ворона и ворога.

На окне цветёт герань.

Но неважно, что нам хочется.

Голубой наш шар, кружись.

Жизнь-то прежняя закончилась,

Наша мирная-то жизнь.

Мы в ином проснулись времени,

У Медведицы в ковше.

Не из стали, не из кремня мы,

А обычные, как все.

Почитаем мы Ахматову –

Не герои, не рабы.

Поиграем мирно в шахматы.

Принесут друзья крупы.

Сходим утром за водицею,

Смажем маслицем коржи.

Улетаем белой птицею.

В новом времени нам жить.

Сохрани-спаси нас, Боженька,

Наши души и тела.

Время новое, тревожное –

И обычные дела.

Кто-то хочет быть героями.

Жизнь обычную свою –

Дом из кубиков мы строили,

Чтобы выиграть войну.

___
Когда с мольбой о человеке

Я был не очень-то монах,

Когда мы жили в новом веке,

Как в позапрошлых временах;

Когда на совести на каждой

Лежали общие грехи,

Я был, как тот солдат бумажный,

И я писал Вам от руки;

Когда опять проснулись пушки,

Отнюдь не книжный шёл развал –

Как Александр Сергеич Пушкин,

Я милость к падшим призывал.

___

Весна или война? А птицы чистят перья.

Монетками в пальто прохожий дождь звенит.

Ну что ж, друзья мои, решительные меры

Не в силах ничего, по сути, изменить.

Что можем, тоже, мы? Мир остаётся прежним.

А люди до сих пор воюют на фронтах.

Но рядышком цветут невесты, как черешни.

Все слёзы – на глазах. Все крыши – в воробьях.

____

Уходим со сцены. Грядут перемены –

Ветра роковые. Пусть будут другие.

 

А мы пожилые. Мы счастливы были

И горе мы знали. Пожили, пожали.

 

А что будет завтра – не скажет нам Автор.

Ах, школьные ранцы! Мы счастливы, братцы.

Письма при свечах (продолжение)

 

снег ненадолго

утром понедельника

гость – снег весенний

___

Весенний снег,

Ты – снег короткий,

Целебный горький порошок.

Зимы прощальные аккорды:

Снег в тишине. И хорошо.

___

зимние цветы

на чёрных деревьях снег

распускается

___

Всё сохраняется в душе –

Ни слова здесь не остаётся,

Как рукопись, горит уже,

Но, исчезая, не сдаётся.

И ни вздремнуть, и ни свернуть.

Как дневники китайской цапли.

Из мира внешнего вовнутрь

Уходит море всё до капли.

Но всё до строчки сохранит

Души досрочное сиротство.

Сжигает осень свой дневник –

Ни слова здесь не остаётся.

Ты эту книгу пролистай.

В стогу отыщется иголка.

Как миг, как бабочка, летай.

Хранится всё в душе – и только.

___

И на праздник смешной детворе

Одуванчики уж на подходе.

Всё равно, наступает апрель.

Говорят о хорошей погоде.

В том весеннем вине – чья вина?

Петь, как птичка бы, лёгкие песни.

Мой любимый апрель – и война.

Явно, кто-то из них неуместен.

На сирени – листочки. Трава.

Что же, Господи, стал Ты жестоким?

Но да сбудется Воля Твоя.

Ты прости нам неверные строки.

Всё равно, сколько можешь, храни.

Время нам замыканьем коротким.

Зацветают деревья – они

В этом времени, словно сиротки.

___

Нам командует «вольно» и «смирно»

Наше время – твоё и моё.

Во дворах, как во времени мирном,

Паруса – на прищепках бельё.

Боль и радость – они всегда рядом.

И тревожен пречистый апрель.

И уходят за город отряды.

И скрипит под гармонь карусель.

Это харьковский двор ли, одесский.

Украина, Россия – да ну.

И в пальто, как фрегат, Достоевский

Проплывает сквозь нашу весну.

Говорят, «все во всём виноваты».

Я печали платком оберну.

И деревья стоят, как солдаты.

Не играть бы детишкам в войну.

___

Как будто больше осени не будет.

Когда-то, в жизни следующей, после –

Планету сменим, там иные люди –

Припомним, что была такая осень.

И, может быть, не зацветут деревья –

А так хотелось, чтобы длилось вечно –

Над этим всем течёт святое время,

Одной секундой, бабочкой беспечной.

Единым мигом…

___

В этом летнем ощущеньи,

В молодом моём апреле,

В новолунии, сирени,

Вечерее, свитерее.

___

Вечер. И тихие светят нам те

Звёзды – настольные лампочки.

Вечер. На ветках домов в темноте

Окна, как спелые яблочки.

___

Двор. Открытый балкон.

Как открытый альбом.

 

Во дворе – карусель.

Насовсем, насовсем.

 

Без следа в новый лист –

Белоснежен и чист.

 

И небес акварель,

Акварельный апрель.

___

Я ничего не делаю – и только:

Как бабочка, как лёгкий мотылёк,

Порхаю я со столика на столик,

Порхаю я с цветочка на цветок.

И, если я сижу здесь, как китаец,

Сижу себе, потягивая чай,

Я в бабочку, должно быть, превращаюсь.

Средь бабочек вокруг летай, порхай.

Наверно, в этом нет большого смысла –

Бессмысленною жизнью я живу –

Но каждому мгновенью этой жизни

Я радуюсь – и ем свою халву.

Живи обычной жизнью, говорю я.

Приходит гость – болтай, а нет – молчи.

И я порой, как водится, горюю,

Не различая вкуса алычи.

О, сколько мыслей о любимых людях! –

Которых нет здесь, да, которых нет.

Но как они уводят нас отсюда –

И мы не здесь – потерянный момент.

Я говорю: живи обычной жизнью –

Себе – будь в каждом действии, мой друг.

Достань в кафе альбомчик для эскизов

И набросай, что видишь ты вокруг.

Все истины банальны: роза – роза.

Из будничного русла дневников –

Бог даст, и мы впадём в большую прозу.

Ведь море состоит из ручейков.

Кому-нибудь сыграешь на гитаре –

Не претендуй, а попросту играй.

Живи себе, как бабочка, играя.

Жизнь – ад? О да! Но и она же – рай.

___

Опять хочу я пролистнуть

Всё то, что было – всё до точки.

Как книгу, новую весну

Начать бы снова с новой строчки.

Итак, начнём. О чём, о чём?

Час ожиданья, право, труден.

О том, что мы сейчас вдвоём,

А завтра мы уже не будем?

Что начинается апрель?

Не зря ли жизнь моя промчалась?

Что книгу прошлую, как дверь,

Закрыть бы и начать сначала?

Всё прошлое переложить

Налево и оставить справа

Лишь чистый лист – и снова жить

Травою сорною упрямой.

Строкой какой-нибудь, любой

Начать бы снова – новой, новой!

О смерти? Или про любовь?

Но это было, это – слово.

Но эта песенка стара.

Купи слона! Поставлю прочерк.

Налево складывать слова.

А жизнь сочится между строчек.

Что жизнь – роман или эскиз?

Жизнь – шутка? Или не весёлость?

Налево – хворост. Жизнь, держись!

А справа, справа – невесомость.

Ладошку левую в горсти

Сложить гнездом, впустить синицу,

Но в небо, в небо отпустить

Ладошку правую, как птицу.

 

***

В апреле умереть.

Негаданно, нежданно.

На то он и апрель.

Страшна не смерть –

страданье.

Мне первую листву

Всего не видеть жальче.

Я умер – и живу.

Но что же будет дальше?

Ни лета, ни зимы.

Слепыми глянь глазами.

На свете жили мы,

Не приходя в сознанье.

Но смерть отнимет всё.

Погаснет сон, прекрасен,

Прервётся яркий сон.

Но я уже согласен.

Как прежде, как всегда,

Надежда. Как минуты –

Счастливые года…

Но я уже не буду.

Печальны вечера,

Печальны и блаженны.

И завтра, как вчера,

Всегда и неизменно.

И вечны вечера.

Но я сказать хочу Вам,

Что умер я вчера,

Что я весною умер.

___

 

Пошутил с нами, видно, апрель.

Что забыла, зима, на минутку?

Мокрый снег на зелёной траве –

Это первоапрельская шутка.

___

апрель пошутил

мокрый снег на траве

снег на зелёном

___

гроза, первая

в пасмурном небе слива

расцветать медлит

___

хлопьями снега

облетают лепестки

прохладный апрель

в небе цветут деревья

а может быть, это снег

____

медленно, тихо

цветут абрикосы и

облетает снег

____

и в моём окне

дерево расцветает

тепло, однако

___

Абрикосы цветут на Пасху.

Ах, воздушная светотень.

Одолжить бы у неба краски

Акварельные и пастель.

Этот быт и такую бедность

Написать бы совсем легко.

По деревьям за нашу вредность

Брызги – лунное молоко.

Не картины – а так, эскизы.

Наша бедность и этот быт.

Погрустить бы о нашей жизни.

Всё припомнить и всё забыть.

Наши души, мой друг – монашки.

За душой у нас нет ума.

И цветут абрикосы наши.

Приближается Первомай.

Написать бы, но не умею.

Просто жить – невеликий труд.

Скромной детскою акварелью

Незаконченный мой этюд.

Время, время неумолимо.

Погружаемся мы до дна

В нашу жизнь, ну а время – мимо.

Жизнь едина и жизнь одна.

Ты – пескарик, а я – карасик.

И в душевную бедность, в быт

Мы ныряем до дна, чтоб краски

Изнутри себе раздобыть.

___

Мы знаем запах мёда, запах пота.

В столице мы, как белки в колесе.

Мы без понтов поселимся близ Понта.

Мы станем, как обычные, как все.

Нам горький дым отеческий так сладок.

Телега встала – сдвинется потом.

Калитку тронем мы родного сада.

Мы будем жить близ Понта без понтов.

___

Как говорят, все сёстры – братья.

И я тебе – сестра и брат.

Пусть в распростёртые объятья

Нас примет белая тетрадь.

Когда валяюсь на диване,

Не знаю я, где ты, где я –

И, в глубине соединяясь,

Текут подспудных два ручья.

Единым пламенем объяты,

Мы повстречались в глубине,

Мы столько раз уже женаты,

Чтоб стать едиными на дне.

Нам быть бы бытом, быть бы – просто.

Единой плотью во плоти.

Как говорят, все братья – сёстры.

А мы-то… Господи, прости.

А мы, женатые на многих,

Которых нет, которых нет –

Не оттого ли одиноки?

Душа. Элизиум теней.

Орфей спускается за тенью,

За Эвридикою своей –

В огромном метрополитене

Заглядывать в глаза теней.

___

Когда-нибудь мы будем жить у моря.

«От цезаря подальше и от вьюги».

В провинции глухой, не зная горя.

И письма в Рим писать одной подруге.

Когда-нибудь мы всё-превсё оставим.

Мы к самому началу возвратимся.

Сад вырастим и сами в нём осядем.

И в птиц неперелётных превратимся.

Мы будем жить покойно и опрятно.

Труды скромны. Горит свеча из воска.

Как медленно мы ехали обратно!

До детства сколько вёрст в твоей повозке?

Рукой подать от старости до детства.

Туда вернусь, когда я стану старым,

Откуда никуда уже не деться.

Я сочиню простые мемуары.

Как в городах, навеки затонувших,

Мы будем жить, разыскивая клады

В своих пустынных покаянных душах,

Когда нам больше внешнего не надо.

Вино горчит у памяти. Прощенья

Попросим за давнишние печали.

И это будет наше возвращенье.

Мы лодочника кликнем на причале.

Мой друг, мы потерпели пораженье.

И в новом очутились мы начале.

___

И стоит на пристани он под старость.

Кто бы что-то выдумал поновей.

Позади – страна, впереди – лишь парус,

В море исчезающий в синеве.

Так стоит на пристани он под старость:

И просты одежды, и босоног.

И холстом нетронутым разостлалось

Море, по которому пишет Бог.

Целая страна позади осталась.

Книга вдоль прочитана, поперёк.

Перед ним страницею белой старость.

Остаётся шаг ступить за порог.

Рукопись исчёркана, дописалась.

Точкою на пристани он стоит.

Синими чернилами море-старость

Пишет волны-строки на чистовик.

___

Дальше нет меня. Отпусти на волю.

Сердце-пташка вылетит, просто так.

Дальше – небо-море, радиоволны.

Дальше – только Божия частота.

___

Чтобы добраться, надо вернуться –

Пара шагов назад.

Шахматы-кони в погоню рвутся –

Где у них тормоза?

Жить бы на даче себе, размышляя –

Божеская ленца –

Вечных вопросов своих не решая

Никогда до конца.

Жить на кушетке полвека – мало –

И ничего не смочь.

Шлёт позывные тебе сигналы

Радио твоё – ночь.

Жить бы, не зная путей окольных,

И с собой не играть.

Что же ты, Чехов – всё вечный школьник,

Где же твоя тетрадь?

Жить тихо-смирно себе на даче,

Чай попивать себе.

Только никак не решить задачи,

Не добраться в пункт Б.

В светлом костюме, и трость – в подмогу

(Радио-ночь, огни) –

Чехов выходит один в дорогу

В туфлях недорогих.

Жалость? Пожалуй, да нет, не жалость.

Сделать бы шаг назад.

Только огнями ночь отражалась

В близоруких глазах.

___

Начинается лето. На девушках меньше одежды.

Краем глаза коснуться бы тёплой твоей наготы.

Но деревья зелёным одеты, и больше надежды.

Переводим часы. Дни длинней. Переходим на «ты».

Начинается лето. Скажи, Вам во что-нибудь верится?

Ничего нет во мне. Но листва на деревьях нова.

Ничего во мне нету. Но где-то ведь мельница вертится

В глубине, под водой – и вращает свои жернова.

Начинается лето. Мы на зиму сварим варенье.

Но зелёный ещё, а не жёлтый, наполнит глаза.

Циферблат, будто жернов тяжёлый, ворочает время.

Будто жернов тяжёлый. Гремит, начинаясь, гроза.

___

Мы гуляем под руку с тобой перекрёстками пыльными,

Коротаем за чаем в июне свои вечера.

Где тот мальчик и девочка эта, которыми были мы?

Неужели они за чертой, в давнем позавчера?

Мы с тобою (сто лет нам в обед) и любимы, и преданны.

Не изменим друг другу, хотя изменились чуть-чуть.

Но спустя двадцать лет мы скопили достаточно времени:

Эти горы песка – из часов набежавших минут.

Этот город побалует нас и цветущими вишнями,

И пломбиром на палочке в парке, и первой грозой.

Едет время-трамвай. Остановка. Из времени вышли мы.

И стоим в стороне. И бежит мимо нас Колесо.