Лингвистика и литературоведение как отделы филологии. Их подход к тексту

Две традиционно выделяемые составляющие части филологии – литературоведение и лингвистика – в разные периоды развития стояли в разном отношении к тексту как объекту изучения. В фокусе литературоведения текст был всегда, оставаясь его главным предметом. Что касается интересов языкознания, они то сосредотачивались на тексте, то удалялись от него.

Исторически, чем больше языкознание определяется как особый раздел филологии, тем дальше его проблематика отходит от изучения текста. Объектом лингвистики становятся единицы, а не единство, части, а не целое. Показательна в этом смысле граница между филологическими трудами М.В.Ломоносова, который заканчивает свою «Российскую Грамматику», то есть научное описание системы языка, на уровне предложения, характеристикой его главных компонентов, а само предложение и бОльшие единства делает предметом «Риторики», то есть «искусства» [Виноградов 1978]. Аналогичное разграничение проводится в то же самое время в западной науке Дж. Хэррисом (James Harris, «Hermes, a philosophical inquiry concerning universal grammar», 1751 г.), утверждавшим, что наибольшей единицей грамматики является предложение, а более крупные единицы есть лишь «повторение предложения» и «предмет наук более высшего порядка».

Самоопределение языкознания требовало утверждения языка как самостоятельного объекта изучения, а не вспомогательного по отношению к литературе, текстам. Одно из наиболее ярких выражений этой позиции в отечественной филологии – противопоставление филологии и языкознания, филологического и историко-грамматического подхода в Предисловии к «Опыту исторической грамматики русского языка» Ф.И. Буслаева, содержащем резкую критику в адрес «филолога», для которого «язык есть только средство к познанию древней литературы»: «Он изучает Грамматику не для того, чтобы отдавать себе отчет в этимологическом составе каждой грамматической формы; а для того единственно, чтобы удобнее и скорее достигнуть практической цели, состоящей в ясном понимании классических писателей, и в умении правильно выражаться изустно и письменно на языке этих писателей. Грамматики, в смысле науки, он не понимает; она для него есть только искусство правильно говорить и писать» [Буслаев 1958].

Однако, несмотря на «неизбежную дифференциацию лингвистических, литературоведческих и др. дисциплин, вышедших из лона некогда единой историко-филологической науки», сущностное единство филологии до настоящего времени сохраняется: «Новые возможности, в т.ч. и для гуманитарных наук, связаны с исследованиями на уровне "макроструктур" и "микроструктур": на одном полюсе глобальные обобщения, на другом - выделение минимальных единиц значений и смысла. Но традиционная архитектоника филологии, ориентированная на реальность целостного текста и тем самым как бы на человеческую мерку (как античная архитектура была ориентирована на пропорции человеческого тела), сопротивляется таким тенденциям, сколь бы плодотворными они ни обещали быть» [Аверинцев1990].

В конце ХХ века в лингвистике, как в отечественной, так и в зарубежной, произошло укрупнение объекта изучения до уровня текста. Это не означает, что текст становится единственным предметом лингвистики, вытесняя из ее поля зрения традиционные объекты разных языковых уровней. Усиливается ориентация на целостное речевое произведение, на коммуникативные функции, для выполнения которых предназначены элементы языковой системы. Научная мысль движется и в направлении от системы языка к тексту и от текста – к системе, и результаты филологических исследований последнего времени наглядно демонстрируют верность утверждения М.М.Бахтина: «Понимание любого произведения на хорошо знакомом языке (хотя бы родном) обогащает и наше понимание данного языка как системы» [Бахтин 1986].

Укрупнение объекта лингвистики привело к новому сближению между языковедческими и литературоведческими дисциплинами – между ними возникло осознанное единство проблематики. В последней четверти ХХ века «демаркационные» стремления уступили место интересу к текстовому потенциалу лексических и грамматических единиц и категорий, попыткам обнаружить лингвистическую базу (критерии выделения, специфические языковые признаки) таких традиционных категорий теории литературы, как стиль, жанр, сюжет и композиция, стремлению к научному описанию связей между языковым выражением и эстетическим воздействием литературного произведения. Из разных точек зрения, высказывавшихся в начале ХХ столетия, на онтологическое и гносеологическое соотношение языка и литературы и на эстетическую функцию языка, более прозорливым оказался взгляд на язык как материальное воплощение «образа творчества» (А. Белый), понимание которого необходимо для определения «специального смысла искусства». Можно сказать, что попытки гносеологического обособления филологических дисциплин сменились стремлением к их объединению на онтологическом основании, которое является, безусловно, более устойчивым.