Критикуемые заблуждения

Признание современным материализмом времени, законов, диалектических противоречий объективной реальностью - на­столько общепризнанный факт, что я считаю достаточным то не­большое количество цитат представителей марксистско-ленинской философии, которые подтверждают этот факт.

Это, конечно, не означает, что современный материализм видит развитие природы и общества только через призму детерминации этих процессов законами, диалектическими противоречиями, вре­менем. Нет. Ученые имеют и правильное понимание природных и общественных процессов (как взаимодействие самих материаль­ных объектов); в обществе - людей, классов и т.п. Причем пра­вильное понимание преобладает. Получились по существу два на­правления в материалистическом изучении развития общества: од­но - подлинно материалистическое, а другое - мнимо-материали­стическое, по существу - идеалистическое, критикой которого я до сих пор занимался.

Эти два направления тесно переплетены, и часто их трудно от­делить друг от друга (зерна от плевел). Они представлены в каж­дой общественно-научной книге или журнальной статье с преобла­данием того или иного направления. И хотя они на первый взгляд мирно уживаются друг с другом, на самом деле ложное научное направление выражает в мистифицированном виде то же, что и истинное, а то и вообще ничего, но

создает иллюзию более глубо­кого научного исследования, отвлекая и авторов, и читателей на мнимые проблемы и на мнимое их решение.

Парадоксально, что мистика эта принимается за чистейший ди­алектический материализм, и потому в могущество ее (мистики) наивно верят. Поэтому материалистический идеализм проник во все поры наших общественных наук и прочно там обосновался, отталкивая своей непонятностью и тяжеловесностью языка многих людей. Любая философская, политико-экономическая или научно-коммунистическая статья содержит набор таких стандартных вы­ражений, как действие механизма

экономических законов, объективно-реальных противоречий, взаимодействия систем за­конов, «глубокомысленные» утверждения, что человек есть един­ство общего, особенного и единичного, а то и общих, особенных и единичных законов и т.п. На самом деле такое объ­яснение равносильно объяснению природных и общественных процессов провидением и божественной деятельностью. Правда, маленькое различие есть: объяснение законами и диалектически­ми противоречиями создает впечатление объяснения естествен­ного, материалистического, тогда как открыто идеалистическое объяснение не прикрывается материализмом. И своей скрытостью материалистический идеализм более опасен, чем открытый идеализм: враг не заметен. То есть гипостазирование понятий, приписывание им причинного положения в мире, попытки по­казать природные и общественные процессы как следствия дей­ствий этих по сути интеллигибельных объектов, осознанно это делается или нет, маскирует от нас действительные причины ин­тересующих нас процессов, мешает правильному пониманию, уводит нас с почвы фактов в область грез и умозрительных кон­струкций, заставляет попусту тратить время.

Мы знаем, что любое ложное направление в науках никогда не приносило людям пользы, разве лишь отрицательным образом, когда его ложность осознается, чем косвенно указывается пра­вильный путь познания. На решение ложных научных проблем от­влекаются силы исследователей, читатели вместе с авторами засо­ряют свой ум, вместо решения действительно научных проблем распыляются и безрезультатно расходуются общественные силы.

Возможно, кому-нибудь и нравится действительный анализ, по­иск причин, нравится изучение различных общественных процес­сов подменять пустыми разговорами о законах и противоречиях (пусть даже искренне веря в важность и необходимость для обще­ства своей работы), которые в переводе на нормальный язык озна­чают не что иное, как простую констатацию, поверхностное опи­сание общественных процессов в мистифицированном виде (и это в лучшем случае), из-за чего этот разговор создает при первом приближении впечатление о достаточно высоком уровне научного изложения материала.

«То, что есть выраженное так, как оно есть, то есть истинное, высказанное во всей его правде, кажется чем-то поверхностным: то, что есть выраженное в таком виде, каким оно не есть, то есть неистинное, высказанное в лживой, извращенной форме, кажется глубокомысленным»¹⁴⁸. Главной причиной успеха этой словесной мишуры и мнимого блеска суждений есть недостаточная уверен­ность людей в свои творческие возможности, чрезмерное прекло­нение перед печатным словом и авторитетом отдельных людей.

Такие «научные исследования», я считаю, несколько дорогова­ты для нашего общества. Да и, как было сказано, к успеху они привести не могут, почему и приходится часто слышать признания авторов о трудности, сложности и неразработанности подобных мистических тем¹⁴⁹.

Особенно нельзя мириться с этими заблуждениями в наше вре­мя, когда мы пытаемся выбраться из всеобъемлющего кризиса и найти правильные пути общественного развития, понять суть об­щественного бытия и т.д.

Чтобы идти дальше в понимании развития природы и общества, надо отбросить все эти системы законов, их уровни, срезы, диа­лектические противоречия и т.п., а изучать материальные объекты в их взаимодействии друг с другом. В политэкономии - это люди,

социальные группы или даже классы, средства производства, про­дукты потребления... И если составлять модели, так такие, кото­рые есть отражение этих объективных реальностей и их взаимо­действий в самых существенных чертах. А изучая эти модели, мы сможем формулировать законы природы и общества.

Если кому-либо не очень понятен мой перевод мистифициро­ванных цитат на нормальный язык, пусть сам попробует сделать это - это даст хорошие плоды.

Моя критика лишний раз подтверждает противоречивость и преемственность в развитии научного познания, что идет оно не стол­бовой дорогой. Встав с помощью К.Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, казалось бы, окончательно на материалистические

рельсы понима­ния и познания развития природы и общества, мы формулировали законы, не зная, что это такое, верили в объективно-реальное су­ществование интеллигибельных объектов, не отдавая себе в этом отчета. А ученые-естествоиспытатели пользовались этим языком, не особенно задумываясь над точностью выражаемых им мыслей, т.к. практически они все равно всегда были материалистами на практике. Фило­софия и политэкономия формулировали законы, наивно полагая, что они существуют объективно-реально, «видели» в природе и обществе диалектические противоречия. «Капитал» К. Маркса - яркий тому пример, ибо К. Маркс рассматривал отношения товаров, капитала и труда и т.д., формулировал законы капиталисти­ческого общества и туг же говорил об их «действии», «принужде­нии» ими людей и т.д.

Очистив свое понимание материального мира от нематериаль­ных примесей, мы получим истинную онтологическую картину ми­ра, позволяющую отчетливо понять подлинные причины развития природы и общества, а значит, разобраться затем и в процессах их развития, например в вопросах свободы человеческих поступков.

Допустим, не означает ли отсутствие объективно-реальных за­конов в природе и обществе абсолютной свободы человеческих действий?

Рассмотрим для этого, как человек существует, с чем он взаи­модействует в природе и обществе. И мы увидим, что его поступки детерминированы материальными условиями его жизни.

Жизнь человека есть процесс его взаимодействия с объектами природы и общества. Человек в этом взаимодействии учитывает их свойства, качества, особенности. Поэтому он, например, не пы­тается дышать под водой, не пытается проломить головой стенку (больно же). И умозаключение об этом взаимодействии (больно) есть закон взаимодействия человека со стенкой, какой бы баналь­ностью он ни казался. Банальностью же он является потому, что это настолько известная из практики истина, что не стоит о ней и задумываться. Как видим, человек не свободен, потому что он не может проломить головой стенку. Но он свободно может ее обой­ти. И эта вынужденность человека никак не огорчает. Поэтому ис­тинная свобода есть осознанная необходимость.

Аналогично происходит и взаимодействие человека с людьми. Если он хочет пользоваться всеми благами и свободами, которые дает ему общество благодаря разделению труда, в первую очередь он должен считаться как с фактом существования отдельного че­ловека, так и с обществом в целом. То есть человек не свободен от общества, не свободен делать все, что угодно, включая и вред людям, ибо этим он подрывает силу и организованность общества во взаимодействии с природой за ее освоение, принося своими действиями через обратное воздействие вред и себе.

Но именно эта несвобода (быть членом общества и считаться с ним) обеспечивает человеку подлинную свободу - пользоваться всеми благами сотрудничества. И наоборот, освобождение челове­ка от общества делает человека несвободным, рабом различных случайностей, капризов природы... - делает его животным.

Поэтому общественная практика заставила и заставляет каждо­го человека все в большей мере в связи с развитием общества (в первую очередь - производства) считаться с обществом, с окру­жающими его людьми. Жить в мире, обмениваться трудом, или, точнее, продуктами труда, будет всегда выгоднее, чем воевать. И когда люди поймут эту

внешнюю необходимость, тогда она пре­вратится во внутреннюю свободу – в высокую общественную мораль.

Обычно люди, говоря о свободе, имеют в виду свободу дейст­вий в обществе, но независимо от него (?), не подозревая, что их свобода зависит также и от других объектов природы. Это проис­ходит вот почему. То, что не имеет сознания, не имеет также и во­ли. И человек, взаимодействуя с этими объектами, учитывает их природные свойства как нечто неизменное, потому что это так и есть (кирпич и стол не могут быть чем-то другим, чем они есть). И человек не в силах изменить эти свойства, если он не создает с по­мощью этих объектов нечто новое. Поэтому он психологически смиряется с постоянными свойствами предметов и воспринимает их как данный факт природы, которым можно или нельзя

пользо­ваться. Человек от этого не радуется и не огорчается (например то­му, что нож острый), а применяет предметы согласно их свойствам в своих интересах, психологически воспринимая свои действия как свободные, как свободу действий и поступков.

В обществе же каждый человек, взаимодействуя с людьми, на себе испытывает их действия, а значит, и их волю, их субъектив­ную активность, потому что здесь каждый использует другого как средство для достижения собственных целей. И психологически ощущение на себе действий чужой воли воспринимается людьми как частичное ограничение их действий и воли, как несвобода. Как несвобода в той степени, в которой человек не привык к ней. Но эта несвобода необходима для общественного организма, если она не чрезмерна, если не мешает индивидуальному развитию. И необ­ходима именно в той степени для каждого индивидуума, в какой свободные действия каждого индивидуума не мешают функциони­рованию как всего общественного организма, так и отдельных лю­дей. И только при таком условии каждый человек становится мак­симально свободным по отношению к природе.

Вот как легко позволяет разобраться в вопросах свободы чело­века, да и в других сложных общественных вопросах, свобода от заблуждений, свобода от фантастических детерминантов.