2017-12-14
212
Нина Хофман начала первой подниматься по лестнице, за ней Юлия, а потом Анника. Сначала на первый этаж, потом на следующий.
Анника стояла на середине лестничного марша, но все видела.
В ее воспоминании доминировал запах – сладковатый, тяжелый и густой. Во фрагментарных зрительных воспоминаниях не было ног в темно-синих полицейских брюках у стены, но только умирающая женщина, кровь на стенах и рука без кисти. Женщина – собственно, это была молоденькая девушка – выползла на лестничную площадку. Из обрубка руки хлестала кровь. Кровь лилась на каменный пол, стекала по ступенькам. Брызги летели на стены. Кровь была ярко-алой, стены – желтыми. Сквозь копну черных волос просвечивали осколки костей черепа. Юлию рвало в нише окна, а Нина приказала Аннике выйти на улицу.
Аннику трясло.
Она вернулась в infotorg, перешла в персональный поиск и набрала по очереди: мужчина, имя: Иоаким Мартинес.
Был один ответ: в Южной Швеции нашелся Мартинес восемнадцати лет от роду, но не Иоаким. Это был не он.
Анника несколько мгновений смотрела на экран.
Это была какая-то ошибка. В этом реестре есть все шведские граждане. Либо Никлас Линде неправильно назвал имя, либо этот Мартинес не был шведским гражданином.
Она набрала просто: «мужчина и Мартинес».
Слишком много ответов (около 820). Точное указание невозможно.
Анника зажмурила глаза. Никлас назвал еще и второе имя, разве нет?
Хокке Имярек Мартинес.
Жаль, что она тогда его не записала.
«Поедем ко мне или к тебе?» – спросил он и поцеловал ее. Как раз в это время он и назвал имя.
Полное имя.
Хокке Зарко Мартинес?
Кажется, так. Как это написать?
Она набрала: «мужчина и Зарко Мартинес».
Два ответа: первый в яблочко.
Юхан Маноло Зарко Мартинес, двадцати шести лет, был зарегистрирован в Шерхольме (Южный Стокгольм), из списка зарегистрированных вычеркнут.
Она подняла голову и задумалась.
Вычеркнут?
Она нажала клавишу полной информации о человеке.
Данный человек выехал или зарегистрирован по неизвестному адресу.
Ясно. Он эмигрировал в Испанию, и зовут его не Иоаким, а Юхан.
В каких-то пыльных закоулках сознания всплыло что-то знакомое. Она снова уставилась в экран.
Зарко Мартинес.
Анника уже видела это имя. Нет, она его не слышала, так как не знала толком, как оно читается – Сарко, Чарко, Харко, но она видела это слово на дисплее, причем именно этого компьютера. Она наклонилась ближе к экрану. Да, теперь она была в этом уверена.
Зарко Мартинес, Зарко Мартинес. Где, когда, как?
Нет, не вспоминается. Анника отключила мысленную картинку.
Как можно связаться с Юханом Маноло Зарко Мартинесом в испанской тюрьме? Через адвоката? Но как его зовут?
Она тяжело вздохнула, но потом улыбнулась.
Она достала мобильный телефон и открыла телефонную книгу.
Никлас Линде, Испания.
Пожав плечами, нажала кнопку «Позвонить».
Он ответил сразу.
– Привет, – произнесла она бодрым голосом. – Это Анника, Анника Бенгтзон, из «Квельспрессен»…
– Привет, Анника, – тягуче ответил он. – Как дела?
– Спасибо, хорошо, а у тебя?
– Светит солнце, я весел и счастлив.
– Ты в Испании?
– В Пуэрто-Банусе, детка.
– Это здорово, потому что мне нужна твоя помощь в одном деле.
– Слушаю тебя. Что случилось?
В трубке слышался смех и звон фарфора. Она явственно представила себе его – загорелого, в спортивном пиджаке и темных очках, с суточной щетиной.
– Тот парень, которого взяли той ночью в Сан-Педро…
– Это когда ты не захотела покататься на велосипеде?
Анника покраснела и опустила голову к клавиатуре.
– Да, верно. Так вот, его зовут Юхан Маноло Зарко Мартинес, так?
– Совершенно верно.
– Мне надо взять у него интервью.
В трубке раздался рев кофемашины. Полицейский дождался, когда стихнет этот адский шум. В трубке слышался шум ветра. Значит, он сидит на улице. Наверное, там жарко, дует сухой и знойный ветер.
– Это будет трудно, – сказал Никлас Линде. – Парень сидит в Малаге, а ты, наверное, в Стокгольме.
– Я приеду завтра утром, – сказала Анника и покраснела еще сильнее, услышав смех Никласа Линде.
– Это уже становится интересным.
– Он сидит на строгом режиме или к нему пускают посетителей?
– Думаю, ограничения сняты. Мальчик поет как канарейка. К сожалению, знает он немного. Он рассказал о тех членах банды, что уже пойманы, но не сообщил ничего нового.
– Как ты думаешь, он согласится дать интервью «Квельс-прессен»?
Анника услышала, как женский голос тихо произнес что-то по-испански почти в трубку. Потом послышалось нечто вроде поцелуя.
Она прикрыла глаза ладонью.
– Думаю, едва ли он захочет выступать в роли стукача, если мы назовем это так, – беззаботно ответил полицейский, когда женщина ушла.
Анника посмотрела на часы. Он, наверное, завтракает. Может быть, он просто заказал кофе? Кто эта женщина? Постоянная или подружка на ночь?
– Я не жду от него долгих излияний, – сказала Анника, усилием воли заставив себя сосредоточиться на профессиональных делах. – Я возьму личное интервью о том, как он попал в эту ситуацию, о его жизни на Солнечном Берегу…
– Я могу поговорить с его адвокатом, если хочешь, – предложил Никлас Линде. – Когда ты появишься здесь? Я могу встретить тебя в аэропорту.
Ей пришлось немало потрудиться, чтобы скрыть радость.
– Спасибо, но не стоит. Я сразу поеду на международный семинар об отмывании денег в Малаге, там в два часа будет пресс-конференция.
– Хорошо, тогда мы увидимся, я тоже там буду.
У Анники в животе появилось странное ощущение.
– Ну хорошо, – сказала она. – Тогда, может быть, ты поможешь мне еще в некоторых делах? Ты не знаешь, есть ли в Гибралтаре шведский адвокат, который может посоветовать, как превратить грязные деньги наркомафии в кристально чистые деньги приличного бизнеса? Есть ли у тебя на примете шведка с силиконовой грудью, которая может рассказать о светской жизни в Пуэрто-Банусе?
– Насчет адвоката будет сложно, но подходящую телку я, скорее всего, найду. Насколько важны силиконовые груди?
– Это самое важное.
– Такую и закажем, – рассмеялся он.
Анника улыбнулась в трубку.
– Увидимся завтра, – сказала она и отключилась.
Линде будет там, и они встретятся. Он предложил забрать ее из аэропорта. Наверное, снова ее поцелует.
– Земной шар у ног Анники, – сказала Берит и помахала рукой перед глазами коллеги. – С кем это ты говорила?
Анника откашлялась и попыталась спрятать лицо за ворохом бумаг.
– Полицейский из Малаги, – ответила она.
– Кнут Гарен? – поинтересовалась Берит.
– Нет, его шведский коллега.
Берит проницательно посмотрела на Аннику поверх очков.
– Полицейские обычно бывают хороши в постели, – сказала она. – Это связано с их мужественностью и в объяснениях не нуждается. Между прочим, то же самое относится и к армейским офицерам.
Анника почувствовала, как у нее отвисает челюсть.
– Просто маленький совет, – сказала Берит и снова уткнулась в экран.
Анника написала статью о человеке, укравшем велосипед, заметку о чудодейственном британском креме, который начали продавать в Швеции, и поговорила по телефону с биржевым маклером, которого только что оправдали в деле по уклонению от налогов.
– Суд лишь подтвердил то, что я говорил с самого начала: я невиновен! – гремел в трубку старый прожженный брокер. – Суд признал меня невиновным!
– Нет, – поправила его Анника, – дело было совсем не так. Тебя оправдали за недостаточностью улик, а это вовсе не одно и то же.
Потом она съела багет с камамбером и ветчиной, а потом выпила две кружки кофе из их общей с Берит кофеварки.
Она постаралась разобраться со слухами о том, что некая знаменитость избила свою подругу. Тот упорно открещивался и от подруги, и от слухов. Анника сделала из этого вывод, что слухи были верны, но не до такой степени.
В центре Стокгольма неизвестные ограбили частный автомобиль.
Тренер изнасиловал свою четырнадцатилетнюю воспитанницу.
Чемпион Швеции по прыжкам в высоту облил грязью чемпиона по прыжкам в длину, и тот ответил прыгуну в высоту тем же.
Последнюю новость надо было признать наиболее важной, так как она вызвала наибольшее число откликов в Сети. Люди писали комментарии о «ссоре звезд». По Интернету курсировали фотографии и результаты голосования, поступило даже предложение публиковать имена спортивных звезд, которые ругаются больше всех.
Когда Патрик ушел на совещание к руководству и уже не мог бросать ей на стол подобные задания, Анника решила больше узнать об отмывании денег на Солнечном Берегу.
Она отыскала недавнюю статью в архиве одной из утренних газет. Речь в ней шла об операции «Белый вариант». Это была крупнейшая полицейская акция в Испании, направленная против международного отмывания денег и мафии. После полутора лет тщательной подготовки и прослушивания телефонных переговоров преступников полиция нанесла удар по множеству мест. Было арестовано более сорока человек – испанцы, марокканцы, русские, украинцы, французы и финны. Семеро из них были адвокаты, трое – нотариусы. Была замешана в этом деле и одна русская нефтяная компания. Было конфисковано двести пятьдесят квартир и вилл, сорок два автомобиля представительского класса, два самолета, яхта, произведения искусства и драгоценности. Объем отмытых денег составил по меньшей мере четверть миллиарда евро, то есть более двух миллиардов крон, отмытых с помощью подставных предприятий и различных офшоров, например в Гибралтаре. После этого деньги переводили в Испанию и вкладывали в строительство и недвижимость на Солнечном Берегу, который называют «самым райским местом для туристов и самым горячим строительным рынком Европы».
Средоточием паутины и мозговым центром отмывания была одна адвокатская контора в Марбелье. Она обеспечивала юридические формальности при учреждении подставных фирм и их «юридическое сопровождение».
Анника порылась в Гугле и нашла одно предприятие на Стуреплан, которое занималось «юридическими аспектами взимания налогов в глобальной экономике». Там она узнала, почему именно Гибралтар был так выгоден для «международных инвесторов».
Предприятия Гибралтара были освобождены от налогов в 1967 году, прочитала Анника. Когда Испания в 1985 году стала членом Евросоюза, использование этих предприятий резко возросло. Их уставы идеально подходили иностранным собственникам, не желавшим, чтобы кто-то совал нос в их финансовую деятельность.
Анника встала и нервно походила возле стола. Да, только такие предприятия могли этим заниматься. Она налила себе еще чашку кофе.
Затем позвонила Карите Халлинг Гонсалес. Автоответчик переводчицы бодро ответил ей на трех языках. Анника оставила сообщение, в котором поинтересовалась, не хочет ли Карита поработать переводчиком до конца недели.
Потом Анника развернула карту Солнечного Берега и выяснила, где находится Дворец выставок и конгрессов в Малаге, и забронировала две комнаты на сайте www.hotelpyr.com, где, согласно электронному путеводителю по отелям, можно было заказать самые дешевые номера на Солнечном Берегу.
Она остановилась и задумалась о том, где, скорее всего, будут жить делегаты конференции. Интересно, каким самолетом они прилетят.
Напоследок она поинтересовалась газовыми преступлениями.
Она не нашла в испанских газетах ничего нового ни о газовом преступлении, ни о погибшей семье.
Анника уложила в сумку компьютер и вышла из редакции вместе с Берит. Было четверть шестого.
– Ты знаешь, кто такая Лотта? – спросила Анника, когда они вышли из лифта в вестибюль первого этажа.
– Стажер отдела фотографий? Бледная блондинка, похожая на художницу.
Анника застонала.
– Я никогда с ней не работала, – поспешила добавить Берит. – Может быть, она прекрасный работник и журналист.
– В этом лучшем из миров, – саркастически произнесла Анника.
У выхода они расстались. Берит пошла направо, к гаражу, Анника налево, к автобусной остановке. Мобильный телефон зазвонил в тот момент, когда к остановке подъезжал первый автобус.
– Анника? Привет, это Юлия.
У Юлии Линдхольм была необъяснимая способность звонить в самые неподходящие моменты.
Анника, собственно, была очень рада этим звонкам, они позволяли ей заглянуть за кулисы реальности. Она еще раз посетила Юлию и Александра в приюте на озере Лейондаль. По случаю, они тогда вместе с Юлией посмотрели фильм «Жизнь в розовом цвете» о жизни Эдит Пиаф.
– Привет, – ответила Анника, стараясь одновременно сохранить в голосе радость, достать проездную карту и войти в автобус. – Как дела?
– Просто отлично. Мы с Александром сейчас в городе, в Сёдермальме, и осматриваем квартиру. Мама была здесь и переклеила обои. Везде цветы – герань и фикусы. Сейчас мы пойдем пить кофе. Идем с нами?
Автобус рывком тронулся с места, и, чтобы не упасть, Анника непроизвольно ухватилась за какого-то господина.
– Простите, – сказала она и огляделась в поисках свободных мест. На нее смотрели ряды одинаково серых человеческих лиц. Дома ее ждали недоеденные бутерброды и неубранные постели. Готовить перед отъездом не было смысла. – С удовольствием, – ответила Анника в трубку. – Где вы сейчас находитесь?
– У центрального вокзала. Через час мы встречаемся с Генриеттой. Давай увидимся в кафе?
Александр заметно подрос. Он стал выше и шире, лицо его показалось Аннике более смуглым, вероятно, из-за того, что светлые локоны были теперь коротко острижены.
– Привет, – поздоровалась Анника и наклонилась к мальчику. – Меня зовут Анника. Ты меня помнишь? Какая у тебя красивая машинка. Она ездит по полу?
Мальчик отвернулся и спрятал машинку на коленях матери.
– Вы начали выезжать в город, – констатировала она, выпрямилась и торопливо обняла Юлию.
– Мы гуляем, один раз сходили в музей, а один раз были в детском театре, – сказала Юлия. – Говорят, что мы делаем большие успехи. На следующей неделе нас выписывают из приюта, и мы будем жить в открытом учреждении. Это вилла в небольшом поселке. Что ты будешь? Ты ешь пирожные?
Анника с трудом подавила гримасу отвращения.
– Салат с курицей, – сказала она официантке, – и минеральную воду.
Юлия заказала чашку чая.
Анника углом глаза рассматривала женщину. Выглядела она совершенно по-другому, нежели несколько месяцев назад: волосы стали гуще, в них появился блеск, движения стали более уверенными. Взгляд сделался осмысленным, в нем отражалось понимание реальности. Юлия стала больше похожа на сотрудника полиции, кем она когда-то была.
– Я поел, мама, – сказал мальчик и облизал ложку.
– Хочешь поиграть с машинкой? Поиграй вон там, в холле, только не наступай дядям на ноги.
Они обе смотрели вслед мальчику, медленно идущему по кафе.
– Он снова заговорил? – спросила Анника.
– Пока он разговаривает только со мной и Генриеттой, но это тоже «нормально».
Они рассмеялись.
– Ну, в общем, дело пошло на лад, – порадовалась Анника.
Пришла официантка с салатом, минеральной водой и чаем для Юлии. Анника взяла со стола салфетку и расправила ее на коленях. Юлия сосредоточенно смотрела на свои руки, поглаживая ногти.
– Знаешь, – сказала она, – мне очень его недостает.
Она еще ниже опустила голову и с трудом глотнула, словно у нее в горле что-то застряло.
Анника отложила нож и вилку, не зная, что сказать.
– Я понимаю, что он обращался со мной по-скотски и все такое, но я искренне его оплакиваю.
Юлия подняла голову и в упор посмотрела на Аннику. Взгляд был пустым и мимолетным; Юлия отвела глаза и посмотрела на сына, игравшего с машинкой.
– Я же его постоянно вижу. Александр – это его точная копия. Прямо как призрак. Несколько недель назад мы были в гостях у мамы Давида и смотрели альбом с детскими фотографиями.
– Александр понимает, что его папа умер?
Юлия кивнула и высморкалась в салфетку.
– Он начал рисовать его на небе. Облака похожи на картошку, а ангелы – какие-то головоногие с крылышками.
Анника не смогла сдержать улыбку, и Юлия тоже засмеялась.
– Да, насчет семейного альбома… Там были фотографии Давида в детстве?
– Он был прелестным ребенком, а Ханнелора – просто красавица.
– Там были фотографии друзей Давида? Тех, с которыми он вместе рос?
Юлия положила подбородок на сцепленные пальцы и посмотрела на сына. Мальчик аккуратно возил машинку, старательно объезжая пятна грязи.
– У них был очень красивый дом в Юрсхольме, – заговорила Юлия. – Да, там бывал еще Торстен. Это настоящая вилла крупного торговца с верандой, розовыми клумбами, ровными травяными дорожками.
– Там, случайно, не было фотографий Филиппа Андерссона?
Юлия посмотрела на Аннику и убрала руки со стола.
– Филиппа Андерссона? Откуда он мог бы там взяться?
– Они же были друзья детства с Давидом, – напомнила Анника.
Она ничего не сказала об Ивонне Нордин.
Юлия покачала головой.
– Давид когда-нибудь упоминал о женщине по имени Вероника? – спросила Анника. – О Веронике Паульсон или Веронике Сёдерстрём?
Юлия откинулась на спинку стула, задумчиво посмотрела на кассу.
– Нет, я этого не помню, – ответила она.
– Может быть, мама Давида обмолвилась о Веронике? Или о Филиппе Андерссоне?
Юлия шумно вздохнула.
– Ханнелора нездорова, – сказала она. – Я, конечно, не знаю, что именно с ней происходит. Это точно какая-то форма деменции, но с ней что-то еще не так. Она прожила в этом доме одна двадцать пять лет. Александр, катай машинку ближе к столам.
Анника терпеливо ждала, когда Юлия отведет сына из холла и покажет ему, где можно катать игрушечный автомобиль. Потом Юлия вернулась, села за стол и обхватила руками чашку.
– Как отнеслась мама Давида к тебе и Александру? – спросила Анника. – Она поняла, кто вы?
Юлия со звоном принялась размешивать ложечкой сахар в чае.
– Я сомневаюсь, что она нас узнала. Сомневаюсь, что она поняла, что я – жена Давида, а Александр – его сын. Она помнит, кто такой Давид, и все время спрашивала о нем. Кажется, она так и не осознала, что он умер.
– И что ты стала делать? Объяснила ей, что его уже нет в живых?
Юлия кивнула.
– Я повторила ей это несколько раз. Она каждый раз подолгу смотрела на меня, а потом начинала говорить о чем-то другом. Например, о новостях шестидесятых годов или о старых фильмах и радиопрограммах. Ты что-нибудь знаешь о «Клубном завтраке» или о Сигге Фюрст?
Анника покачала головой.
– Она напевала целые куплеты. Сигге Фюрст была ее идолом. Ханнелора была уверена, что Фюрст – немка, но она на самом деле не была немкой.
– Но сама Ханнелора немка, да? Еврейка?
Юлия наклонила голову в сторону.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Нина однажды сказала мне, что она приехала в Швецию после войны на белом автобусе и что второе и третье имя Давида, Зеев и Самуэль, скорее всего, еврейские…
– Он избегал говорить об этом. Он никогда не говорил о том, как его мама пережила концентрационный лагерь.
– У Давида были двоюродные братья, сестры, какие-нибудь другие родственники?
Юлия одернула кофту.
– Ханнелора была единственной из всех, кто выжил.
Анника принялась жевать резиновый лист салата. Чтобы его проглотить, ей пришлось сделать глоток воды.
– Кто был папа Давида?
– На фотографиях, сделанных сорок лет назад и позже, его нет. Он рос с Торстеном Эрнстеном.
– Кто он был?
– Финский бизнесмен шведского происхождения. Они с Ханнелорой не были официально женаты. Он то приезжал, то уезжал, словом, делал что хотел.
– Ну да, – сказала Анника. – Это было сложно делать в шестидесятых годах, особенно в Юрсхольме. Ты, случайно, не общаешься с Торстеном?
Юлия покачала головой:
– Он исчез, когда Давиду было восемнадцать. Это очень сильно подействовало на Ханнелору.
– Исчез? Что значит исчез?
– Поехал в деловую поездку и не вернулся. Именно с тех пор Ханнелора перестала выходить из дома.
– Уехал в деловую поездку? Куда? Чем он торговал?
Юлия пожала плечами:
– Я не знаю.
Анника испытующе посмотрела на Юлию. В какое странное семейство она попала. Немецкая еврейка, сын которой был другом детства известного финансиста и фотомодели. Сын и фотомодель были убиты, а все остальные стали либо полицейскими, либо убийцами.
Анника перегнулась через стол к Юлии.
– Когда вы жили в Эстепоне, когда Давид под прикрытием работал на Солнечном Берегу, вы никогда не пересекались с неким Себастианом Сёдерстрёмом и его семьей?
Юлия посмотрела на Аннику округлившимися глазами.
– С хоккеистом, который был отравлен? – спросила она. – Нет, это недоразумение. Из одного только факта, что Давид был телевизионной знаменитостью, не следует, что он был знаком с другими знаменитостями. В Испании мы ни с кем не общались – ну, естественно, если Давид не был в командировках. Я была там совсем одна…
Юлия вздрогнула и украдкой посмотрела на часы. Анника сделала то же самое. До встречи с Генриеттой оставалось десять минут.
– Мы еще поговорим, – сказала Юлия и встала, взяла со спинки стула одежду сына и пошла к туалетам. Сына она одевала, как безвольную куклу.
– Было очень приятно тебя встретить, – сказала она, когда они с Александром прошли мимо нее к лестнице. – В июне мы начнем посещать нашу квартиру. Может быть, тогда ты и зайдешь к нам?
– Конечно, – машинально ответила Анника.
Юлия порылась в сумке и достала ручку и клочок бумаги.
– Это наш домашний телефон, – сказала она и нацарапала номер на бумажке, похожей на автобусный билет. – Мы стали его скрывать с тех пор, как Давид начал выступать по телевидению. Это была какая-то истерия, телефон звонил по ночам не переставая…
Она обняла Аннику, взяла сына за руку и пошла к лестнице.
Анника следила за ее конским хвостом, мерно качавшимся в такт шагам, пока он не пропал из вида на первом этаже. Только теперь Анника почувствовала, как зверски она голодна. Она жадно проглотила мясо и зелень, но не тронула пасту, ибо если ешь жир, то не стоит потреблять углеводы.
Потом она шла домой по загруженным людьми тротуарам, испытывая чувство тяжести в животе.
Среда. 27 апреля
У Анники перехватило дыхание, когда она спустилась с трапа на летное поле. Жара и вонь от сгоревшего топлива хлынули в легкие. В груди горело, глаза заслезились. Рядом с ней стояла Лотта, фотограф.
– Ах, – радостно заговорила она. – Напоминает мне Тегеран. Я говорила, что там работала?
– Да, ты упоминала об этом, – кивнула Анника, взвалила на плечо сумку и пошла к автобусу, который отвезет их в здание аэровокзала.
Воздух над бетонными плитами дрожал в буквальном смысле этого слова. Контуры самолета колебались и изгибались, как в кривом зеркале. Анника открытым ртом хватала воздух. Сколько же сейчас градусов – сто?
– Тегеран намного живописнее, мощнее, – тараторила Лотта, втискиваясь в автобус с огромным, набитым фотопринадлежностями рюкзаком, которым она ткнула в лицо какую-то пожилую даму. – Здесь все гораздо более упорядоченное. Главное – это уловить выражение характеров зданий и людей…
Лотта перевела дух и закрыла глаза.
– Ах, – восторженно протянула она. – Как это здорово – столкнуться с чужой культурой!
Анника огляделась. Она уже поняла, что среди пассажиров ее рейса Томаса не было, но тем не менее еще раз посмотрела для полной уверенности. Правительственные чиновники не летают за границу на забронированных через Интернет местах. Это следовало учесть с самого начала.
Багаж они получили всего через десять минут и пошли к пункту проката автомобилей. Анника рысью пробежала мимо ряда стоек, ища глазами «Хелли Холлис». Она уже почти дошла до места, когда вдруг обнаружила, что потеряла фотографа. В замешательстве она остановилась и бросилась назад тем же путем. Лотту она обнаружила у стойки «Авис».
– Лучше всего иметь дело с крупными компаниями, – сказала Лотта. – Они работают грамотно, у них везде есть представительства, преемственность, а это очень важно, когда вокруг столько других, новых впечатлений…
– Э-э, – протянула Анника, – мне казалось, что шофером буду я.
– Как фотограф, я привыкла сама быть за рулем, – возразила Лотта.
Анника, в знак капитуляции, подняла вверх обе руки.
Лотта выбрала «форд-эскорт», точно такой же, какой Анника выбрала в прошлый раз. Они прошли в гараж и принялись искать машину. Анника достала мобильный телефон, на который пришло сообщение. Карита Халлинг Гонсалес писала, что будет занята во вторник и среду, но сможет поработать в четверг и отчасти в пятницу. Аннике надо было просто оставить ответ, что она и сделала.
– Давай сначала поедем в отель и зарегистрируемся, – предложила Лотта. – Это же так здорово – распаковать багаж, устроиться, а потом начать работать.
Анника посмотрела на часы.
– Зал конгрессов находится всего в нескольких минутах пути отсюда, – сказала она, – а пресс-конференция начинается через сорок пять минут. Мы не успеем до этого времени доехать до Пуэрто-Бануса и вернуться.
Лотта посмотрела на Аннику и удивленно вскинула брови.
– Кто запланировал такую жесткую схему?
Анника в ответ только пожала плечами.
Машину они нашли только через четверть часа и затолкали сумки в маленький багажник. Лотта села за руль, включила зажигание и поехала к выходу. Анника открыла бардачок и вытащила оттуда контракт, который засунула туда Лотта. «Авис» брал в три раза дороже, чем «Хелли Холлис».
Солнечный свет ослеплял и размывал все силуэты. Анника и Лотта одновременно прищурились и принялись на ощупь искать темные очки.
– Куда ехать? – спросила Лотта и притормозила.
Анника надела очки и посмотрела в боковое окно. Она не узнавала это место. Либо у «Авис» выезд был совершенно в другом месте, либо строительство шло такими темпами, что все ориентиры за прошедшие месяцы кардинально изменились. Правда, на дороге было все то же месиво из строительной техники, легковых и грузовых автомобилей, что и зимой. А временные красно-желтые указатели висели на съездах и высоких бетонных столбах.
– Может быть, я поведу машину? – предложила Анника.
– Ты просто скажи, куда ехать!
Анника прикусила губу.
– Поезжай в Малагу, – сказала она и включила кондиционер. – Попытайся выехать на дорогу А47 и по ней езжай на север. Это в одном-двух съездах отсюда.
Водитель стоявшей за ними машины принялся сигналить. Лотта в спешке не успела переключить передачу, и мотор заглох. Анника отвернулась и еще раз прикусила губу, чтобы не выказать раздражения.
До места они добрались за полчаса.
Зал конгрессов оказался меньше, чем показался Аннике на страничке сайта. Здание располагалось в захламленном промышленном районе. Оно было выстроено с футуристическим размахом из стекла, стали и алюминия. Крыша была волнообразной, а стены напоминали меха гармоники. Вспомнив виртуальное изображение плана здания, Анника направилась в малый зал, где скоро должна была начаться пресс-конференция.
– Какое стереотипное здание, – сказала шедшая сзади Лотта. – Думаю, оно персонифицирует этакое проявление характера южного мачо, излишества в стиле и конструкции…
– Это где-то здесь, – перебила Анника и вошла в подъезд, с козырька которого свисали разноцветные железные трубки.
Лотта права, подумала Анника, входя в здание. Оно изобиловало излишествами в виде железных потолочных пластин, замысловатых светильников и апельсинового цвета колонн. Встав в неорганизованную очередь, она в конце концов зарегистрировалась и прошла такой же контроль безопасности, как в аэропорту.
Конференц-зал располагался на верхнем этаже. Анника вдруг заметила, что фотограф Лотта замедлила шаг, а возле дверей и вовсе остановилась.
– В чем дело? – спросила Анника, обернувшись.
– На пресс-конференциях обычно нечего снимать, – сказала фотограф. – Думаю, мне лучше выйти и поснимать здание. Я постараюсь уловить его душу.
Анника оглядела зал. Синие стулья. Оригинальные стены вишневого цвета с острыми углами. На сцене четыре стула. Потолок украшен тяжелой лепниной. Будет ли после пресс-конференции опубликовано какое-то коммюнике? Что здесь вообще будет? Ряд солидных дядей в костюмах? Едва ли. Вряд ли произойдет что-то из ряда вон выходящее, достойное моментальной фотографии, разве только случится пожар или передерутся между собой делегаты конференции.
Она убедилась, что мобильный телефон на месте. В случае чего можно будет снимать и им.
– Иди, – разрешила Анника и, взяв из стопки повестку дня, пошла в зал.
Она устроилась в заднем ряду и посмотрела на море людей, сидевших в зале. Зал был полон.
Здесь были представители всех европейских СМИ, но в принципе организация пресс-конференции ничем не отличалась от организации подобных мероприятий в Стокгольме.
Телевизионщики оккупировали места у подиума, показывая всем, что они здесь самые главные и важные. За ними расположились корреспонденты радостанций, наговаривавшие тексты на портативные цифровые магнитофоны. Фоторепортеры заняли места по краям рядов. За корреспондентами радио сидели газетные редакторы, которые хотели выглядеть значительными и влиятельными, что было видно по их осанкам и надутым физиономиям. Всем своим видом они показывали подчиненным, какие они деловые и серьезные. Было ясно, что радиорепортеры уже готовы выкрикивать свои нелепые и нентересные вопросы.
