Усиление политической реакции в 1848—1855 гг

Революционные потрясения 1848-1849 гг. в Западной Европе произвели глубокое впечатление на Николая I. В самой России под­нялась новая волна народного недовольства, усугубляемая стихий­ными бедствиями — эпидемией холеры, неурожаем и голодом, ох­ватившими десятки губерний. В 1848 г. в стране было зафиксирова­но свыше 160 крестьянских бунтов. Были отмечены и акты револю­ционного протеста. В Прибалтике, Литве и на Украине распростра­нялись прокламации, призывавшие к свержению царизма. Нико­лай I усматривал в этом влияние западноевропейских революцион­ных потрясений и поставил своей задачей суровыми репрессивны­ми мерами предотвратить вероятность развития подобных же со­бытий и в России.

Ужесточение 1848—1855 гг. ознаменованы дальнейшим усилением реакционного политического курса самодержа­вия. Оно проявилось в первую очередь в ужесточении надзора за печатью и просвещением. С целью более эффективной борьбы с передовой печатью 27 февраля 1848 г. был создан "временный" секретный комитет под председательством А. С. Меншикова для

проведения ревизии цензурного ведомства. На основании вырабо­танных им рекомендаций 2 апреля 1848 г. был учрежден постоян­ный "Комитет для высшего надзора за духом и направлением пе­чатаемых в России произведений" под председательством военного историка Д. П. Бутурлина, по имени которого Комитет получил на­звание бутурлинского. Этот Комитет рассматривал уже прошед­шие предварительную цензуру вышедшие в свет издания. Его над­зору подвергались все печатные издания, включая даже объявле­ния, приглашения и извещения. Николай I поставил Бутурлину и его сотрудникам задачу: "Как самому мне некогда читать все про­изведения нашей литературы, то вы станете это делать за меня и доложите мне о ваших замечаниях, а потом мое уже дело будет расправляться с виновными".

За 1848—1854 гг. Комитет просмотрел свыше 10 тыс. книг, 9,5 тыс. литографированных изданий, многие десятки тысяч номе­ров газет и журналов. Тщательно просматривались учебные руко­водства, официальные издания, даже годовые отчеты ректоров уни­верситетов. Комитет осуществлял также тайный надзор за деятель­ностью органов цензурного ведомства, получив право наложения взысканий на цензоров, допустивших промахи.

Наступила пора настоящего "цензурного террора", когда под­вергалась взысканиям даже такая благонамеренная газета, как "Се­верная пчела" Н. И. Греча и Ф. В. Булгарина. М. Е. Салтыков-Щед­рин был сослан в Вятку за повесть "Запутанное дело". И. С. Турге­нев за похвальный некролог о Н. В. Гоголе был в 1852 г. посажен в полицейскую часть, а затем сослан под надзор полиции в свое орловское имение. За резкие отзывы об остзейской администра­ции был посажен на несколько дней в Петропавловскую крепость Ю. Ф. Самарин. В марте 1853 г. И. С. Аксаков за неосторожные высказывания в издаваемом им "Московском сборнике" (органе сла­вянофилов) был посажен под арест при III отделении, а издание сборника было запрещено. Прекратил свое существование и ряд других периодических изданий. По выражению А. С. Хомякова, "цензура сделалась неслыханным бичом, мысль и ее движение ста­новятся теперь подозрительны, какое бы ни было их направление".

Были приняты меры для прекращения связей с Западной Ев­ропой. Иностранцам был запрещен въезд в Россию, а русским — выезд за границу. Находившиеся за границей русские подданные должны были возвратиться в Россию под страхом лишения россий­ского подданства и конфискации имений. Начальству предоставля­лось право без объяснения причин и принятия жалоб увольнять подчиненных им чиновников, признанных "неблагонадежными".

Суровым ограничениям подверглось высшее об­разование. Были ликвидированы остатки университетской автономии, резко сокращен прием студентов в университеты, повышена плата за обу­чение, усиливался надзор за студентами и профессорами. Все лек-

ции и программы проходили строгую проверку. Деканам вменялось в обязанность проверять у студентов записи читаемых профессорами лекций. Из университетских программ были изъяты курсы политэкономии, философии и зарубежного права. В мае 1848 г. последовало распоряжение об ограничении числа студентов в университетах (не более 300 студентов на каждый университет).

Распространились слухи о возможном их закрытии. Слухи имели основания: Николаю I было подано несколько записок с проектами закрытия университетов, для рассмотрения этих проектов был даже создан специальный секретный комитет. Университеты оказались на краю гибели. Встревоженный министр народного просвещения С. С. Уваров инспирировал появление в "Современнике" статьи в защиту университетов. Николай I не решился пойти на закрытие университетов, но Уварову сделал выговор:" Должно повиноваться, а рассуждения свои держать при себе". Уваров вынужден был подать в отставку. Его заменил крайний ретроград и мракобес князь П. А. Ширинский-Шихматов. Фронтовики воссели на всех местах, и с ними воцарились невежество, произвол, граби­тельство, всевозможные беспорядки", — вспоминал об этом време­ни "мрачного семилетия" историк С. М. Соловьев.

Однако все эти реакционные меры не могли подавить распро­странения оппозиционных и демократических идей, которые осо­бенно заявили о себе во время Крымской войны. Война явилась серьезным испытанием для николаевской политической системы, ее военной мощи, крепостной экономики. Система не выдержала этого испытания, то стало ясно уже в ходе войны даже тако­му видному идеологу "официальной народности" как историку М. П. Погодину, о чем он открыто заявил в своих "Историко-политических записках и письмах в продолжении Крымской войны".