2017-12-16
363
После визита сталинского контролёра политика беларусизации практически свернулась. Первый улар в рамках «нового курса» был направлен против носителей беларуских национальных идей — учёных, литераторов, деятелей искусств, работников партийного аппарата и органов государственного управления. За ним последовали новые удары, круг жертв которых постоянно расширялся.
Общественно-политическая жизнь Беларуси в 30-е годы — это цепь взаимосвязанных, проходивших одновременно или вслед друг за другом кампаний по очищению общества, как тогда писали, от «классово-чуждых элементов», препятствовавших «развёрнутому социалистическому строительству», а точнее — сталинскому «крутому повороту во всей политике». Они были направлены:
– Против национал-демократизма и национал-уклона, как проявлений вражеского инакомыслия, отражение реставраторских настроений и тенденций в условиях обострения классовой борьбы;
– Против «замаскированной нацдемовщины», якобы пытавшейся в начале 30-х годов взять реванш за недавние поражения, осуществить реставрацию капиталистического строя и выход БССР из СССР;
– Против «кулацко-эсеровско-прищеповской контрреволюции», якобы готовившей антисоветское восстание в беларуской деревне, намеченное на весну 1933 г.
– Против «контрреволюционного троцкизма», который, согласно официальным пропагандистским штампам, стремился внедрить в сознание членов компартии и широких масс трудящихся «идеологическую контрабанду», направленную на подрыв генерального курса ВКП(б).
Эти кампании вылились в ряд судебных и внесудебных процессов в отношении учёных и технических специалистов, представителей творческой интеллигенции, партийных функционеров, работников государственного аппарата, деятелей церкви, крестьян, некоторых других групп населения.
Одновременно репрессии обрушились на еврейскую и польскую интеллигенцию, иудейское и католическое духовенство. В 1930 году была ликвидирована сеть еврейских нелегальных религиозных училищ («ешиботов»). В 1929–30 гг. за пределы БССР выслали свыше 1500 семей поляков, игравших активную роль в деятельности католического костёла.
Первой по времени стала кампания критики (точнее — шельмования) национальных демократов (нацдемов) в газетах и журналах. Она должна была завершиться, по замыслу центра, «раскрытием» (в действительности — фальсификацией) подпольных националистических антисоветских организаций и судом над их членами.
Под этот замысел подводилось теоретическое обоснование. Термин «национал-демократизм» в дореволюционную эпоху и до начала «великого перелома» имел положительное значение, он обозначал борьбу за национальное и социальное освобождение народа. Но с 1929 года партийное руководство СССР превратило национал-демократизм в ярлык для обозначения «беларуского националистического уклона».
Нацдемов обвиняли в стремлении оторвать БССР от СССР и присоединить к Польше. Их социальной основой провозглашалось зажиточное крестьянство. В связи с этим всё беларуское национально-освободительное движение, от Калиновского в XIX веке до беларуских секций РКП(б), большевистские идеологи отнесли к реакционным течениям. На XI съезде КП(б)Б было заявлено о необходимости «решительной борьбы с враждебными национально-демократическими элементами».
Отныне на руководящие должности в БССР Москва назначала только «своих» людей. В январе 1930 года эстонец Константин Гей занял пост первого секретаря КП(б)Б, а еврей Пётр Рапопорт возглавил главный карательный орган — государственное политическое управление (ГПУ) БССР, наделённое правом выносить приговоры без суда.
Органы ГПУ составили список «неблагонадёжных», включавший 826 участников беларуского национального движения периода 1917–24 гг. Из них достаточно быстро репрессировали всех, кто находился на территории БССР.
Началом активной борьбы с национал-демократами и прочими «врагами народа» стал процесс над членами сфальсифицированной контрреволюционной организации «Союз освобождения Беларуси».
