Реформистская рациональность против радикальной

Существует множество самых разных возможностей для выбора, и им соответствуют два вида рациональности. Первая и высшая может быть названа реформистской рациональностью. В ней присутствует сознание того, что моя наличная жизнь, или общество, в котором я живу, дышу и функционирую, нуждается в преобразовании. Находясь, с одной стороны, внутри конкретного жизненного контекста, я, с другой стороны, могу стремиться к изменению основных условий и модификации самой базовой структуры своего существования. Так, сломав ногу, человек может оказаться перед необходимостью хирургического вмешательства. Располневшая женщина может сесть на диету и снизить потребление калорий, или заняться специальными упражнениями для похудения. Мужчина, страдающий от алкоголизма, может попытаться раз и навсегда покончить с этой проблемой, изменив образ жизни. Желая сменить гражданство, сталкиваются с необходимостью учить чужой язык.

Действуя в реформистском ключе и рассчитывая на поддержку избирателей, политическая партия корректирует свою программу или платформу. Если в обществе налицо серьезные проблемы, связанные с безработицей, разрабатываются и реализуются программы переквалификации работников, выплаты страховых пособий или стимуляции развития новых отраслей промышленности. Если образовательная система не отвечает предъявляемым ей требованиям, то соответствующие управленческие структуры принимают решение о внедрении новых учебных планов и создании принципиально новых типов школ. В вышеприведенных примерах индивид не меняет условий своего существования, но модифицирует собственное поведение, вырабатывает новые поведенческие установки и приспосабливается к новым требованиям. Он не просто принимает существующее положение вещей, но и пытается создать нечто новое.

Консерватор противится переменам. Его, возможно, устраивают традиционный круг полномочий и собственный статус, и он на дух не переносит реформы. Консерватор стремится сохранить то, что, как он думает, доказало в обществе свою надежность и истинность. Либерал, со своей стороны, открыт для новых и неортодоксальных веяний и нередко приветствует перемены. Реальность социального бытия такова, что в ней постоянно возникает множество новых проблем, конфликтов, требований и возможностей. Отсюда необходимость уметь адаптироваться к переменам и конструктивно направлять свое поведение по новому руслу. Этот методологический подход к переменам в обществе может означать консерватизм в той мере, в какой нацелен на сохранение существующих, представляющихся небесполезными ценностей и обычаев; и он может носить оттенок либеральности, поскольку стремится освободить нас от устаревших порядков, поощрить инновации и эксперимент.

Такой процесс реформ может быть постепенным или относительно быстрым. Любые новые ценности подтверждаются тем позитивным, что они за собой влекут. Таким путем контекстуальные условия дорабатываются в соответствии с новыми задачами, причем разум в этом процессе может играть определяющую роль. Наши реформистские начинания могут оказаться неудачными, и для достижения успеха нам может потребоваться не одна новая попытка.

Я думаю, в большинстве ситуаций самое мудрое - это сочетание ситуативной и реформистской рациональности. Но бывают в жизни моменты, когда для разумного человека радикальное хирургическое вмешательство представляет собой единственно верный выбор. Такие ситуации требуют иного типа рациональности, который можно назвать радикальной рациональностью. Тут индивид сталкивается с необходимостью перегруппировать, реструктурировать или взять на вооружение абсолютно новые стратегии и линии поведения.

Если человек живет в репрессивном обществе - как, например, раб на довоенном Юге США или французский подданный при старом королевском режиме, существовавшем до революции 1789 года, - то ему остается лишь всячески способствовать свержению режима или готовить переворот, как это делали Джон Браун, Джордж Дантон или Томас Джефферсон. Надо думать, революционеры или анархисты требовали уничтожения того общественного строя, который считали насквозь прогнившим. Разумный человек откажется подчиниться судьбе, обрекшей его влачить существование в невыносимых социальных условиях, и будет мужественно бороться за их изменение. В определенных условиях само благоразумие предписывает решать проблемы радикальными средствами. Сначала следует испробовать реформистские методы, если же они не оправдают себя, то искать радикальное решение вопроса, каковым может быть революция или гражданская война. Подобный исход наиболее вероятен в обществах, где людей жестоко угнетают. Если приемлемая альтернатива отсутствует, внутренне свободный человек скорее предпочтет умереть героической смертью, чем унижаться, стоя всю жизнь на коленях. Безусловно, следует терпеливо обсуждать разногласия, искать мирных компромиссов и путей осуществления реформ в общественной жизни, избегая, таким образом, тотальной войны на уничтожение. Тем не менее, когда наши цели диаметрально противоположны чужим, а их альтернативой для нас является варварство или рабство, тогда героическая личность вправе действовать смело и радикально ради свободы и достойной жизни. Здесь разумная всесторонняя оценка ситуации убеждает нас в оправданности радикализма, как единственно приемлемого образа действий для ответственных граждан, заинтересованных в личных свободах и общем благе.

В известных ситуациях мы достигаем пределов человеческого долготерпения, реформистская рациональность может дать сбой, а насилие и враждебность обрести всю полноту власти. Ход истории никак не гарантирует нас от того, что нечто совершенно непредсказуемое не ждет мир в будущем. Можно вспомнить Американскую и Французскую революции, освободительные войны, оправдывавшиеся этическими соображениями. Можно лишь сочувствовать жителям Карфагена, разрушенного римлянами, жертвам Гитлера и Сталина, огромному количеству африканцев, захваченных силой и вывезенных работорговцами в Америку, где они были обречены на горе и страшные унижения. В подобные исторические периоды люди способны сохранять жизнь, однако подчас только самые радикальные усилия могут их освободить, утолить вековечную жажду справедливости и свободы. После пожара гражданской войны они вынуждены будут строить новое общество на тлеющем пепле своей жестокости и учиться вновь создавать условия для ситуативной рациональности. Им придется всеми силами стремиться к восстановлению утраченной стабильности и прав здравого смысла, овладению искусством переговоров и компромисса, готовности к совместному обсуждению насущных проблем, а не к продолжению братоубийственной войны.

К несчастью, в истории человечества можно найти слишком много случаев, когда ситуативная рациональность отходила на задний план, а бал правили взаимные непонимание и ненависть.

Между тем существует еще одна моральная добродетель - забота, - которая позволяет нам продвигаться к более мирному и гармоничному общественному устройству. Поэтому заботу как сочувствие, сострадание и доброжелательность следует признать фундаментальным достоинством, завершающим список гуманистических добродетелей. Именно к этой теме мы сейчас и переходим.

Глава 4. Забота

Забота

Я рассмотрел добродетели индивидуума, одновременно мужественного и рационального; эти качества являются неотъемлемыми и высшими атрибутами гуманизма. Независимые и инициативные люди способны управлять своей жизнью самостоятельно. Не желая пассивно подчиняться слепым силам природы, они смело движутся вперед, созидая новые миры, используя для реализации своих стремлений и целей врожденный человеку разум. Они опираются на тот вид рациональности, который в их ситуации возможен, а в большинстве жизненных ситуаций как на ситуативную, так и на реформистскую рациональность, применяя последние к требующим рационального осмысления социальным контекстам.

Похоже, однако, что мы не существуем как изолированные личности, увязающие в болоте частных эгоцентрических монологов, и что подлинный смысл выражения быть человечным содержится в словосочетании les autres - другие люди. Я актуализирую свой потенциал только тогда, когда разделяю свои истины, красоту, добро и любовь с другими людьми. Мы по своей природе - социальные существа, выживание которых напрямую зависит от заботы других.

В жизни мы связаны с другими людьми множеством нитей. Действительно, подлинный расцвет искусства, философии и науки наблюдается там, где сильны социальные и культурные традиции, которые и делают его возможным. Искусство общения, посредством коего мы делимся своими идеями и ценностями, существует на базе совершенствующегося языка и культуры. Наш разум есть функция мозга, который делает познание вообще возможным, и развивается благодаря способности примеривать на себя роли других людей в процессе социального взаимодействия, реагируя на их переживания и мысли, в то время как они, в свою очередь, отвечают на наши действия. Мы усваиваем лингвистические знаки и символы своей культуры, служащие крыльями, уносящими нас к более широким горизонтам, за пределы нашего изолированного Я. Так мы раздвигаем границы своего непосредственного пространственно-временного положения. Язык доставляет средства для различения и обобщения и тем фокусирует способности к познанию и восприятию, позволяя нашему воображению и фантазии воспарять к новым высотам. Именно в процессе социального взаимодействия растет уровень как самосознания, так и критического мышления1, а межличностное общение позволяет нам более точно определить характерные черты нашего Я.

Мораль также образуется как плод взаимодействий людей в обществе. Нам естественно приходится соперничать с другими индивидами за жизненные блага. Возникает необходимость в регуляции поведения, появляются социокультурные нормативные стандарты. Опыт учит, что если в борьбе за выживание мы не хотим погибнуть, то нам следует принять определенные условия для поддержания мира и гармонизации интересов.

Издревле люди сознавали, что мы имеем общие с другими людьми интересы, что необходимы элементарные правила, которые мы должны уважать, если хотим выжить. Аморально убивать или применять силу в отношении других людей, если нас не вынуждают к тому исключительные обстоятельства, и нам следует заботиться о других людях, когда те попадают в беду - по крайней мере в малых социальных группах, члены которых знают друг друга. Мы должны быть правдивыми, искренними, честными, верными, надежными и держать обещания. Я перечислил основные общие моральные добродетели2, признаваемые таковыми в большинстве сообществ. Эти моральные достоинства лежат в основе цивилизованного поведения, и пренебрежение ими должно влечь за собой ответственность.

Чтобы утвердить принципы, естественно необходимые для обеспечения общего блага, были разработаны своды законов. Эти базовые обязанности столь важны для благополучия человека, что казались священными или заповеданными Богом. Объяснение этому кроется в человеческой склонности декорировать реальность своими сокровенными чаяниями и ценностями, - им хочется видеть в своих нравственных кодексах божественные санкции.

С гуманистической точки зрения, это результат искушения трансцендентным. Религия, несомненно, сыграла важную роль в истории

1 См. George Herbert Mead, Mind, Self, and Society from the Standpoint of a Social Behaviorist Ed. by Charles W. Morris. (Chicago: University of Chicago Press, 1956).

2 Paul Kurtz, Forbidden Fruit, chapter 3. См. русское издание: П. Куртц. Запретный плод: этика гуманизма. М, "Гнозис", 1993, глава 3.

человечества. Она обогатила ее императивом, принуждающим к повиновению заповедям морали. Вас покарают власти и постигнет божественный гнев, если вы нарушите моральный кодекс, закрепленный законом. И наоборот, если вы нравственны в установленном смысле этого слова, то божественная любовь послужит вам наградой. Таким образом, как закон, так и религия разработали свои методы поощрений и наказаний, чтобы принудить человечество к послушанию.

Что такое забота?

Гуманистов нередко искушают вопросами: вы не признаете традиционных религиозных оснований для морального поведения, но что же по-вашему заменит их? Существуют ли естественные основания этики? Мой ответ на этот вопрос состоит из двух частей: во-первых, источником морального сознания является эмпатия, т.е. понимающее и сопереживающее отношение, и, во-вторых, этическая рациональность, как продолжение зрелого чувства ответственности. В этой главе я хочу остановиться на природе и источнике главного морального императива: долге заботиться о других людях.

Индивид может придерживаться моральных установлений своей социальной группы и внешне сообразовывать свое поведение с предъявляемыми к нему требованиями, однако мотивироваться оно может страхом перед наказанием со стороны родителей, учителей, государства или Бога. Разумеется, мы не считаем такую мотивацию вполне моральной. Важно, конечно, чтобы люди не нарушали моральных установлений и особенно важно, чтобы гуманисты, наследники прометеевского духа, всегда уважали права и нужды тех, с кем вместе живут. Прометей, согласно античному мифу, так глубоко любил людей, что пожелал одарить их огнем, наукой и искусствами. Ключом к моральному поведению и жизненно важной гуманистической добродетелью является чувство подлинной заботы, под которой разумеются как душевное, так и объективно проявляемое внимание к другим людям. Заботливый человек небезразличен к тому, что происходит с другими людьми, к их интересам и нуждам. В узком смысле, можно заботиться о другом человеке, выполняя его прямые желания - так медсестра ухаживает за больным или мать кормит грудью дитя. В более широком смысле, проявлять заботливое отношение (заботу) к другим людям - значит и быть заинтересованным в их дальнейшем благополучии, как, скажем, когда преподаватель помогает своему студенту овладеть грамматикой.

Итак, человек способен заботиться о ком-либо или быть заинтересованным в чьем-либо благополучии, быть благосклонно или сочувственно к кому-либо расположенным. И отнюдь не обязательно демонстрирует это открыто. Я могу желать кому-либо удачной карьеры или брака, даже если сам он к этому непосредственно не стремится. В обсуждаемой установке заключен неявно выраженный моральный принцип: рационально мыслящий человек признает, что следует заботиться о нуждах и интересах других людей.

Забота имеет разные ипостаси, которые нам следует различать. Первая из них - сострадание. Здесь индивид сочувствует другому в несчастье, желает облегчить его страдание. Сострадание есть отчасти то же, что жалость, оно вызывается самим дискомфортом, который испытывает другой. Если человек страдает и нуждается в помощи, я из сострадания пытаюсь помочь ему тем, чем могу. Например, ребенок, заблудившийся в универсальном магазине, пробуждает во мне сострадание, и я делаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему найти родителей. У многих сострадательное внимание к другим может превратиться в альфу и омегу жизни. "Если я смогу излечить одно страдающее сердце, моя жизнь не будет прожита напрасно, если я смогу исцелить одного больного или сделать одну боль менее мучительной... моя жизнь не будет прожита напрасно", - писала Эмили Дикинсон3.

Сострадание укоренено в способности эмпатии, которое представляет собой мощный стимул для сочувствующего нравственного сознания. Греческий оригинал этого термина - empatheia, что в буквальном переводе означает страсть. Он происходит от прилагательного empathes - эмоциональный, состоящего из ет и pathos. Поскольку я способен ощутить личные переживания, желания или мысли другого человека, постольку я могу ему со-чувствовать. Если же я в силах помочь, я ему помогаю. Эмпатические эмоции позволяют нам замечать незавидное состояние других людей и побуждают разделить бремя их забот, что, в свою очередь, способствует укреплению или пробуждению добрых чувств в них самих. Иногда я могу сделать слишком мало или почти ничего, потому что те, кто нужда-

3 Emily Dickinson, Poems, 1. In: The Complete Poems (Boston: Little, Brown and Company, 1924).

ются в помощи, находятся от меня слишком далеко. К примеру, я чувствую сострадание к голодным детям Эфиопии или Бангладеш и симпатически - сердцем и разумом - идентифицирую себя с ними на основе этого сопереживания. Таким образом, человек сострадает и тогда, когда ничем не в силах помочь страдающему. Сострадание -это чувство или понимание чужой боли, вместе с сопутствующим этому пониманию желанием положить ей конец. В каком-то смысле оно негативно, то есть речь идет только о страдании, которое я стремлюсь уменьшить. Сказанное верно не только в отношении людей, но и животных. Я могу сострадать оленям, которым не хватает пищи зимой, пытаться снабдить их кормом и даже ограничить (чтобы выжили остальные) поголовье стада. Меня может заботить та боль, которую причиняют подопытным животным, и я могу добиваться такой организации научных экспериментов, при которой их не подвергали бы лишним мучениям. Поэтому в сострадании проявляется гуманное отношение к различным формам жизни.

Нравственная забота имеет еще и второй, позитивный смысл: он заключается в желании не просто облегчить чьи-либо страдания, но и в том, чтобы содействовать чужому счастью, радости или благосостоянию. Это форма человеколюбия, как стремления одарять других, делиться с ними благами, которых у них не было. Не то чтобы эти люди обязательно терпели лишения, но мое участие приносит им пользу. Я мог бы, например, финансировать разбивку общественных парков или строительство библиотеки, или хотя бы принять участие в раздаче подарков детям во время каникул. Тут я выступаю в качестве благотворителя, в актах великодушия утверждаю человеколюбие. Нравственная задача заключается здесь в увеличении и расширении сокровищницы благ, доступных индивиду или сообществу индивидов, и может предполагать сознательную и эмоциональную заинтересованность в их благополучии. Люди, вносящие деньги на благотворительные счета, могут поступать так по двум мотивам: они могут отдавать их, скажем, сиротам на Гаити, движимые страстной заинтересованностью в уменьшении человеческих страданий, или жертвовать средства университету, полагая образование определенной ценностью и руководствуясь благим стремлением к прогрессу. Иногда мы совершаем что-то, руководствуясь сразу тем и другим мотивами - и симпатическим состраданием и человеколюбием, - как например тогда, когда человек усыновляет беспризорника или назначает стипендии материально необеспеченным студентам.

Как сострадание, так и доброжелательность, если рассматривать их с точки зрения блага реципиента, являются проявлениями альтруизма. Акт альтруизма совершается для пользы другого человека (или других людей) за счет каких-то личных усилий или жертв без надежды на какое бы то ни было вознаграждение. В этом стремлении облегчать чужие страдания или приносить другим радость выражается признание достоинства человека.

В каком отношении альтруистическая моральная забота находится к христианству? В Новом завете подчеркивается ценность сострадания как моральной добродетели. Это жалость, милосердие и симпатия, стремление к действенной помощи ближним. Христианство укоренено в вере и чувстве и основывается на Иисусовых заповедях любви. Делая акцент на нравственной заботе о других людях, оно, без сомнения, немало способствовало развитию в человеке нравственной чуткости и существенно модифицировало языческие добродетели классической греческой философии.

Однако, нравственная забота, как ее понимают гуманисты, не является синонимом выше упомянутой христианской добродетели. Главным образом потому, что христианство часто оправдывает страдания, видит в них глубинный моральный смысл, - так некоторые верят в необходимость принимать и муки, по примеру страдавшего на кресте Христа. Иные религиозные фанатики буквально истязают себя во имя Бога. Св. Бернадетта по преданию безропотно терпела боли от язв, так никогда и не открыв тайну своей болезни другим людям. Подобные жертвы вменялись в нравственную заслугу.

Для гуманиста страдание - зло, которого в принципе следует избегать, хотя в некоторых случаях его можно оправдать сопряженной с ним выгодой. Например, я иду к дантисту и он мне сообщает, что в моем зубе образовалась воспаленная полость, которую необходимо санировать; тут я решаю немного помучиться ради долгосрочного блага (хотя и могу при этом рассчитывать на анестезирующую инъекцию новокаина). Другой пример: народ переносит тяжелые лишения в военное время, сохраняя надежду на победу. Очевидно, это вовсе не значит, что страдание или боль имеют ценность сами по себе.

Во-вторых, этическое сострадание не должно быть плодом слепого, не направляемого разумом чувства. Не все проявления сострадания оправданы, - некоторые из них бывают и неуместными или неверно ориентированными. Например, безработные могут вызвать во мне сострадание и побудить меня помочь им добиться пособий, хотя, возможно, следовало бы скорее содействовать тому, чтобы они нашли работу. Можно чувствовать жалость и к жестокому убийце, зверски издевавшемуся над младенцами, и желать, чтобы его выпустили из заточения. Хотя лично я, представляя себе его прошлое, вряд ли ощутил бы сострадание к такому человеку. Итак, состраданию следует полагать пределы, особенно в случаях, когда оно входит в конфликт с остальными добродетелями и ценностями.

В третьих, нравственная забота есть более широкое понятие, чем христианская любовь. Она не ограничивается только желанием облегчить страдания других людей, а направлена еще и на созидание и справедливое распределение благ. Таким образом, ее важной составной частью является человеколюбие. Нравственная забота всегда нацелена на увеличение суммы радостей в этой жизни, но не на страдание в ней или надежду на воздаяние в будущей. Гуманистический альтруизм полнокровен, это не аскетическая христианская жертвенность, замешанная на самоотречении. Преувеличенный интерес к бедным и обездоленным подчас является маской, скрывающей неприязнь ко всякому процветанию и успеху.