Беспризорный детский дом

 

В первые годы существования Советской власти детдом играл крупную роль, занимая очень большое место в системе народного образования.

Да оно и не могло быть иначе. Мировая война, а затем война гражданская создали чудовищную детскую и подростковую беспризорность. Детская беспризорность наложила печать на наши детдома.

Сначала много писалось и говорилось о том, что старая семья умирает, что она уже не может воспитывать по-старому детей, что старое семейное воспитание никуда не годится, что нужно новое, общественное воспитание – и это новое общественное воспитание будет давать детдом. Не случайно наши первые опытные школы создавались в форме детдомов-коммун.

Первое время в детдома шли многие педагоги-энтузиасты, кое-что им удавалось там сделать. Первое время детдомам уделялось некоторое общественное внимание, но очень скоро детдома превратились в дома для беспризорных и сами все больше и больше стали превращаться в беспризорные учреждения, до которых никому дела нет, которые переведены в глушь, подальше от глаз советской общественности.

Пока мы не наладим дела с детдомами, мы, собственно, не имеем права говорить об общественном воспитании.

Где причины печальной истории с детдомами?

Эти учреждения возникли в период громадной хозяйственной разрухи, когда вопросы питания, одежды и прочего стояли чрезвычайно остро. Дети в детдомах голодали, ходили раздетыми.

Около детдомов кормились многочисленные служащие. Их иногда было столько же, сколько детей. Поедали детские пайки, занимали лучшие помещения.

Управляли детдомами крайне неумело и бесхозяйственно. Об этом писалось достаточно много.

В детдомах не было надлежащего подбора педагогов. Туда шли очень часто воспитатели старых приютов, шли часто люди, не имевшие ни малейшего представления о воспитании не то что коммунистическом, а о каком бы то ни было, пускавшие в ход рукоприкладство, шли часто люди неопытные, не знавшие, с какого конца подойти к делу. Вопрос о кадрах воспитателей детдомов стоял да и сейчас стоит очень остро.

Долгое время не было никаких директив насчет учебы. В детдомах попадались ребята неграмотные, никто не заботился об их обучении. В некоторых детдомах и по сию пору есть неграмотные.

Насчет школьного режима не было тоже долгое время никаких указаний. Как должно быть налажено питание, в какие часы – прогулки, учеба, труд, общественная работа, как должны быть организованы отдых, чтение, пение, физкультура, сон – об этом не было точных указаний. Это все предоставлялось на благоусмотрение заведующих.

Не было настоящих организаций детского самоуправления, а в детдоме оно важнее, чем где-либо.

Не было налажено обучение труду, а потому детдом не подготовлял к жизни, не давал никакой профессиональной подготовки. Вообще права ребенка в детдомах были очень плохо защищены. Особенно беззащитны стали ребята в детдомах там, где они были вдалеке от общественного контроля. Детдома очень часто селили в монастырях, в старых помещичьих домах, где кругом были лишь лес да ноля, а людей не было. Ребята оказывались оторванными от жизни. В этих оторванных от жизни детдомах дело обстоит хуже всего. Там детдома еще больше чем. где-либо беспризорны.

Детдома стали беспризорными с 1921/1922 г. При переходе отделов народного образования на твердые бюджеты выяснилось, что громадную долю бюджета поглощают детдома. Стали стремиться сократить всячески эту долю. При переводе детдомов на местный бюджет дело еще более ухудшилось. Местный бюджет оказался неравномерно нагружен, ибо детдома возникали вне всякой зависимости от этого бюджета. В результате получилось прямо катастрофическое сокращение детдомов.

Тов. Васильева во втором томе «Педагогической энциклопедии» приводит такие данные роста детдомов: в 1917 г. детдома обслуживали 29 666 детей, в 1918 г. –75 тыс., в 1919 г. –125 тыс., в 1920 г. – 400 тыс., в 1921/22 г. – 540 тыс. детей – в 18 раз больше, чем в 1917 г. В настоящее время по РСФСР в детдомах числится лишь 136 тыс. ребят. Как шло сокращение числа ребят по отдельным краям, видно по данным отдельных областей.

Передо мной лежит диаграмма того, что происходило на Урале. Эта диаграмма очень типична (см. стр. 396. – Ред.).

Еще более жуткая картина по Сибирскому краю:

 

Годы	Число детей в детдомах
1920/21	40 681
1922/23
1923/24	17 588
	12 866
1925.26	11 670
1926 27	8 650
1927,28	7 633

Отдел СПОИ (социально-правовой охраны несовершеннолетних. – Ред.), вероятно, может привести картину сокращения ребят, обслуживаемых детдомами, по всем краям и областям. Куда девалась детвора? Часть устраивали на производство, часть раздавали на воспитание крестьянам (сплошь и рядом кулачью), часть пускали на все четыре стороны.

Теперь в детдомах у нас лишь 136 тыс. детей. Но и эти 136 тыс. обслужены далеко не так, как надо. Я имела случай недавно познакомиться, по данным СПОНа, с состоянием детского питания в детдомах. Я писала об этом в «Правде».

Много пишут ребята из детдомов, и эти письма говорят чрезвычайно красочно о тяжелом положении детворы в детдомах. Детей сплошь и рядом бьют. Там, где по жалобам ребят производятся обследования, эти обследования обычно подтверждают сказанное детьми. Недавно еще существовала среди педагогов детдомов теория, что без наказаний в детдомах не обойдешься. Контрреволюционные педагоги обосновывали необходимость «шкалы наказаний», и им верили. Недавно еще в детдомах не учили детей труду или эксплуатировали труд детей.

Конечно, у нас есть очень хорошие детдома. Есть педагоги, отдающие себя целиком и полностью работе с детворой, умеющие заслужить ее любовь и уважение. Есть детдома, где хорошо поставлено преподавание труда, где ребята получают определенную квалификацию, где дети представляют собой дружный, спаянный коллектив. Такие дома, конечно, есть. Но надо, чтобы не было ни одного плохого детдома. Это ударная задача на переживаемом нами этапе.

Постараюсь объяснить почему. Развитие промышленности, непрерывная рабочая неделя, работа в несколько смен, колхозное движение – все это ставит вновь вопрос об общественном воспитании ребят. Этот вопрос с каждым днем становится все более актуальным. Рабочие и колхозники очень остро ставят этот вопрос. «Я хочу, чтобы мои дети воспитывались по-новому, – говорит текстильщица. – Я готова платить за.моего ребенка, но я не хочу, чтобы он рос беспризорным». В коммунах первое, что строят, – это скотный двор, второе – детдом. Стихийно растут в коммунах детдома, но не для беспризорных ребят, а для ребят, имеющих родителей, но родителей, строящих жизнь по-новому. Эти новые детдома не будут беспризорными. Но создание их требует внимания к детдому вообще.

Нужно дать установки для детдома вообще. Каковы они?

1. Детдом должен создаваться вблизи места жительства родителей – при коммунах, в колхозах, при жилтовариществах, при новых домах. Детдом должен находиться под контролем родителей, опираться на их участие в работе детдома. Должно быть обеспечено постоянное общение ребят с родителями. Детдома должны быть теснейшим образом связаны с окружающей жизнью.

2. Путь к детдому – школа продленного дня, с одной стороны, детские общежития – с другой.

3. Детдома не должны быть очень велики, так как большие дома чрезвычайно затрудняют участие детей в жизни населения, общение с другими детьми, общение с родителями, мешают спайке детских коллективов. Нежелательны поэтому детские городки.

4. Детдома должны быть открытыми, т. е. в них должен быть открыт доступ для ребят из соседних деревень или для ребят всех родителей, которые не могут сами воспитывать дома ребят.

5. Содержание ребенка в детдоме должно оплачиваться либо коллективом, либо родителями, либо отдельными лицами (родственниками, патронирующими и др.), либо организациями. Таким образом, содержание детдомов не будет ложиться на местные бюджеты.

6. Дети должны приниматься в детдома вне зависимости от социального положения их родителей.

7. Должны приниматься и беспризорные, но с тем расчетом, чтобы число их не превышало определенного невысокого процента. За беспризорных будут платить отчасти деткомиссия, отчасти общество «Друг детей», отчасти другие организации. Таким образом, постепенно исчезают дома специально для беспризорных.

8. В детдомах должны быть обеспечены каждому ребенку отдельная кровать, одежда и обувь, баня, чистое белье, в помещениях должна быть вентиляция, должны быть обеспечены отопление и правильное питание. За отсутствие всего этого заведующий детдомом и ОНО привлекаются к ответственности.

9. Должен быть организован медицинский надзор.

10. Детдома должны проводить всех ребят через школу-семилетку. Желательно посещение общих школ.

11. Организуется обучение труду. Обучение это должно носить не случайный характер, а давать определенные умения, определенную культуру труда, определенные трудовые навыки, выход в жизнь.

12. Должна быть поставлена общественно полезная работа.

13. Все дети поголовно должны быть вовлечены в организацию. Пионерская организация должна являться ядром детской организации. Пионеры не могут пользоваться никакими особыми правами и привилегиями, но должны быть организаторами всей детворы.

14. Особое значение в детдомах имеет правильное распределение времени и организация досуга. Жизнь детей должна быть интересной.

15. При детдомах должен быть совет, куда входят представители от горсовета или сельсовета, от фабкома или правления колхоза, от партячейки, делегатского собрания, комсомола, Рабнроса, родителей. Совет имеет право отвода воспитателей и заведующего.

Вот каков, по-моему, должен быть детдом.

Строительство детдомов, несмотря на все свои отрицательные стороны, дало большой опыт, который надо тщательно учесть.

И в этой области, как и в других, нужен решительный перелом.

1930 г.

 

КАКОЙ НАМ НУЖЕН УЧЕБНИК [68]

 

Октябрьская революция сразу сделала непригодными старые учебники. Их никто даже не отменял. Но немыслимо просто стало учить по книжкам, по которым учились десятки лет целые поколения. Учебники, наполненные молитвами, воспеванием царей и пр., сразу превратились в хлам. Старая, помещичье-буржуазная идеология вкраплена была в каждый учебник. Берешь, например, задачник одного из лучших старых преподавателей математики Шохор-Троцкого, бывшего, кажись, даже социал-демократом, и вдруг натыкаешься на задачу, которая предлагает установить, сколько времени прошло со дня смерти Серафима Саровского (или какого-то другого святого, точно сейчас уже не помню) до момента появления его мощей. Только руками разведешь. Старые учебники прекрасно рисуют ту глубокую пропасть, которая легла между содержанием преподавания дореволюционного и послереволюционного.

Первые пять лет после Октября школа жила без учебников. Отсюда малограмотность тогдашних учеников. Надо было создавать новый учебник для новой трудовой школы. Пока не было программ, не могло быть и настоящего учебника. Схемы программ ГУСа – их предварительная наметка – появились лишь поздней осенью 1922 г., а сами программы ГУСа («красные» – так их прозвало учительство по. обложке и по содержанию) вышли еще позже. До тех пор учили кто во что горазд: кто по-старому преподавал историю «до Владимира Мономаха» в одном классе и «после Владимира Мономаха» в следующем; кто преподавал малышам политэкономию и т. п.

Было создано несколько хороших учебников для I ступени – Блонского, Свердловой. Но это были отдельные попытки создать действительно новый, подходящий для трудовой школы, методически продуманный, богатый содержанием учебник. А наряду с этим шло массовое переиздание книжек для чтения Л. Толстого, приспособлялись учебники Вахтерова, Флерова, Афанасьева, Синицкого, Воронца. В старые меха старались влить новое вино.

Крепка была в старое время монополия на учебники. Авторские права переходили от отца к сыну. Конечно, новый учебник Флерова уже мало похож на старый учебник Флерова. Но это приспособление, вызванное необходимостью иметь хоть какие-либо учебники, наложило тяжелую печать на наши учебники. Слова иные, а дух учебника старый, форма, расположение материала, метод его трактовки те же. Слова звонкие. Спешно вставлены в учебники слова «колхоз», «трактор», «диктатура пролетариата», «промфинплан», а что к чему – не рассказано, не показано. И эти «яркие заплаты на ветхом рубище» учебника вызывают досаду, раздражение.

Возьмем несколько примеров.

Учебник Ф. Блехера «Наша книжка» – пособие по грамоте. На последней, 94 странице изображено празднование Первого мая: «Трубы грохочут, гремит барабан... Да здравствует праздник рабочих всех стран! Веселые лица, наряден народ, потоком стремится вперед, вперед...» Это «заплата». А суть дела? Книжка стоит 1 руб. 10 коп., «допущена для детсадов, нулевых групп и семьи». Написана для барских детей: на картинках изображены чистенькие барчата с игрушками в руках, сладко спящие на диванчиках, кроватках, катающиеся на коньках, выезжающие на дачу; и пионеры – барчата; есть и Ленина портрет – без одного слова о нем, о том, кто он.

Другая книжка – К. Б. Бархин, «Живое слово», рабочая книга по развитию речи, т. II. 1930, – тоже книга для барчат. Тоже есть и Первое мая и уголок Ленина с портретом Ленина – с каким-то нарочито злым выражением на лице и с поучительными надписями: «Ленин говорил: «Лучше сделай меньше, да лучше», «Надо учиться, учиться и учиться», – так говорил Ленин». Есть даже кусок гражданской войны, но в качестве врагов фигурируют не столько белые офицеры, сколько немцы, немцы, немцы... Нет в книжке живой жизни, быта, борьбы, никакого конкретного зла, которое надо ненавидеть, с которым надо бороться. Вот, например, Первое мая. А о чем говорится в связи с Первым мая, какие вопросы ставятся перед учащимися? – «Как убирали класс к Первому мая? Когда явились к школе утром Первого мая? Кто нес знамя? По каким улицам шли?» И так далее. Вынуто все содержание. Какой уж тут бедняк, середняк или кулак – и рабочего нет, и крестьянина-то нет. А книжка издана в 1930 г. для школы I ступени.

А вот еще книжка, уже для седьмого года обучения, – М. Б. Вольф, В. А. Гаврилов, Г. А. Мебус, Г. Г. Шенберг, «Рабочая книга по географии капиталистического мира». По ней будут уже учиться ребята лет пятнадцати. Название многообещающее – «Капиталистический мир». Можно было бы ожидать, что в книге будет наглядно показана, вскрыта картина взаимоотношений между различными капиталистическими странами, вскрыта та борьба, которая идет за рынки сбыта, освещено положение колоний. Но авторы считают, очевидно, что учебник должен быть написан в бесстрастных тонах и не возбуждать политических страстей. Все сказано – комар носа не подточит, но все сказано до поразительности аполитично, мертво, скучно. Вот раздел «Британская Индия». По поводу изложенного текста учащимся задается 15 вопросов (поэтому книга называется «рабочей»); наиболее«политическим» из этих вопросов является вопрос: «Способствуют ли географические условия самобытности Индии и почему?» Не так надо писать учебник о капиталистическом мире. Вредного в нем ничего нет, кроме скуки, но это не наш советский учебник.

Я взяла наудачу три учебника. Они не худшие. Есть, конечно, и лучше написанные. Их, этих учебников, и плохих и получше, печатается миллионы. Но можно ли с этими учебниками построить советскую социалистическую политехническую школу? Конечно, нельзя. Можно строить вопреки учебнику, но это много труднее. Учебник должен прийти на помощь учителю. Он должен помочь учащемуся самостоятельно учиться из книг, учиться без помощи учителя. 'Этому научить важнее всего. Жизнь меняется с каждым днем. Никакой Госиздат не в силах за ней угнаться. Нельзя требовать от учебников, чтобы они давали исчерпывающий материал. Надо требовать, чтобы они давали основное, давали то, что помогает разбираться в новых фактах и явлениях, вооружали методом оценки явлений.

Шесть лет назад научно-педагогическая секция ГУСа указала на то, каков должен быть учебник.

Учебник должен давать прежде всего ценный фактический материал, который надо усвоить. Учебник прежде всего – справочник, пособие для запоминания. Сообщаемый материал должен быть проверен с точки зрения научности. Надо определить, правильно ли выбран материал с точки зрения его научного значения, имеют ли приводимые факты для данной отрасли науки первостепенное значение. Далее надо выбрать из общей суммы ценных и научно проверенных фактов именно те, которые общественно значимы, т. е. которые надо знать, чтобы надлежащим образом анализировать общественную жизнь и труд в данный момент, в данном городе, в данном районе. Необходима такая форма сообщения фактов, которая делала бы сообщаемые факты легко усвояемыми, интересными, понятными, близкими учащемуся. Тут большая трудность: надо знать, что интересно, понятно ребенку данного возраста, данной местности, данного слоя учащихся. Надо уметь подойти к ребенку, к подростку, к учащемуся.

Чрезвычайно важно уметь связывать факты с живыми образами, правильно увязывать факты, систематизировать их.

Кроме того, необходимо, чтобы учебник был построен так, чтобы он давал план работы над сообщаемым материалом. Надо, чтобы каждый новый факт расширял способность учащихся «видеть», т. е. был связан с умением отыскивать в окружающей действительности и в общей сумме человеческого опыта аналогичные явления, определять их место в цепи фактов. Отсюда необходимость ряда упражнений, направленных к этой цели.

Далее чрезвычайно важная сторона – это умение делать практические выводы из вновь приобретенных знаний, развитие умения немедленно прилагать приобретенные знания к жизни, к преобразованию ее. Поэтому каждое новое звено знания должно сопровождаться рядом задач, ведущих к умению прилагать полученное знание к жизни.

Прошло шесть лет, а таких учебников, какие надо бы иметь, еще очень мало.

Предстоящая конференция по учебникам должна со всей серьезностью подойти к вопросу о качестве учебника для учащихся всех возрастов, о связи их со всей учебой советской школы. Недавно состоявшееся партсовещание[69] особо подчеркнуло необходимость придать всей нашей учебе более политехнический характер, поставить в центре изучения производство, труд, теснее увязать всю учебу с политикой, с бытом, со всей стройкой социализма. Необходима поэтому сейчас особо большая и углубленная работа над созданием соответствующих учебников. Они остро необходимы. Это дело, не терпящее отлагательства. Это одна из самых очередных задач. Надо, чтобы не по внешности, а по духу учебники наши стали советскими, надо, чтобы они стали орудием в перестройке нашей школы в ту школу, построения которой требует программа нашей партии.

1930 г.