У меня из горла – не слова, боль и комья. В жизни так еще не тосковал ни по ком я

- Хорошая песня – вздохнула Лизавета и замолчала, не зная, о чем говорить дальше.

- Это старая песня. Я пел ее, когда еще был Менестрелем.

- А сейчас?

- А сейчас я просто хожу по электричкам. И тупо исполняю чужие песни.

Все в прошлом. Я потерял Дар Поющего. И больше не пишу музыку.

Потому, что вижу мир совсем другими глазами.

- Но, может быть, все еще изменится – возразила Лизавета.

- Что может измениться? Ларри ушла и забрала с собой мое сердце. Зачем мне теперь бессмертие? Оно несет только холод Вечности. Я больше не знаю, как мне жить и главное – для чего? И зачем мне петь, если ее нет больше рядом…

Он помолчал и добавил, усмехнувшись:

- Понимаешь, Лиза, твои мужчины покинули тебя потому, что были воинами. А я – Ларри предал. Чувствуешь разницу? Сколько мы с ней ни пытались, склеить наши разорванные временем и пространством судьбы, из этого ничего не вышло. Да, признаю я, наверно, оказался слаб, и не выдержал этого испытания. Но, знаешь, когда я узнал, что Ларри погибла, клянусь, я хотел только одного - уйти вслед за ней! С одной только мыслью: хоть за гранью земного мира найти ее и попросить прощения! Но все напрасно. Я так и не смог отыскать ее в Отражениях…

Патер бессильно привалился к стене.

– Мне осталась лишь память о ней. Горькое утешение…

Лизавета осторожно коснулась его руки.

- Так ты вспоминай о ней! Вспоминай ее лицо, улыбку, голос. Слова, что она тебе говорила. Ведь твоя память – это и есть тот самый свет, который Ларри оставила на Земле. Или в твоем сердце? Посмотри на себя! Разве сейчас передо мной тот самый Менестрель, которого любила Ларри? Ради которого она четыреста лет сражалась в неведомых морях?

Нет, тот Рудигер Патер, которого она любила, не стал бы ныть и жаловаться на жестокую судьбу. Он написал бы ТАКУЮ песню, от которой дрогнули бы сердца зрителей всех времен и народов! Он рассказал бы о Ларри, какой она была на самом деле: прекрасной, доброй, отчаянно смелой! Бесконечно стойкой, одинокой и несгибаемой! И эта песня была бы для памяти Ларри важнее тысячи клятв и молитв о прощении!

По мере того, как Лизавета говорила, Патер постепенно выпрямлялся, краски жизни возвращались на его усталое лицо. А в синих глазах уже горел нешуточный огонь и даже что-то похожее на азарт.

- Написать песню… Боже, как давно я не сочинял музыку…

Да, можно попытаться! Ларри, и правда, была бы рада…

Он снова взял гитару, осторожно попробовал несколько аккордов.

А Лизавета на цыпочках вышла из комнаты…

Я улыбнулась.

- Какой хороший сон! И как правильно Лизавета все ему сказала!

Хорошо, что мне удалось затащить Патера в гости! Вот только чем все это закончится? Я вспомнила, как при разговоре они нежно и внимательно прикасались друг к другу. Такое же происходит только тогда, когда люди друг другу НРАВЯТСЯ…

Я снова улыбнулась. Рассуждаю, как опытная женщина – можно подумать, что что-то в этом понимаю! Потом вспомнила, как укоряла Симона его «опытом» и загрустила. Откуда у него опыт? Вон Лизавета ему сказала, что он даже целоваться не умеет – я подслушала!

- Почему мир устроен настолько несправедливо? Люди сначала обижают, тех, кого любят, а потом носятся за ними для того, чтобы извиниться? Как там, в интернете писали - «не обижайте тех, кто вас любит – их и так угораздило»? Господи, что же я за дура!!! Обидела Ларри, обидела Симона! Сколько я времени потеряла, пока с ним ссорилась! Кстати о времени.

Что там, в контракте-то было? У меня есть Дар управления Временем?

А дальше-то что? Где инструкция по применению?!!!

И потом – тут я похолодела – с чего я решила, что чертов Повелитель отправил нас в одно и то же место??? Каким образом МОЁ путешествие по Граням может быть связано с судьбой Симона? С тоски и досады я в сердцах сказала одно короткое и всем известное непечатное слово.

Рядом со мной кто-то хихикнул. Я подскочила, как ужаленная.

И увидела… мальчишку. Или не мальчишку? Даже не понятно толком – сколько ему лет. Впрочем, пялился на меня он с совершенно доверчивым мальчишеским любопытством.

- Красивые девочки такие слова не говорят!

- Может, и не говорят. Но все равно знают. Ты кто???

Я тоже уставилась на незнакомца.

Невысокого роста. Длинные темные волосы перевязаны на лбу чем-то вроде вышитой узкой ленты...

Глаза какие-то странные. Золотистые, огромные, чуть удлиненные к вискам. Из-под гладкой волны шелковистых черных волос выглядывают острые уши.

- Ты, наверное, эльф?- догадалась я.

Он утвердительно кивнул. И снова хихикнул, по-детски прикрыв рот ладошкой.

- А что ты тут делаешь?

Он пожал плечами.

- Я тут живу. Вернее, живу я в Городе Туманов. А сюда убегаю, когда мне… хочется побыть одному.

- Какое красивое название – Город Туманов! Может быть, отведешь меня туда? Потому, что я одна тут уже нагулялась…

Мальчишка-эльф как-то странно вздохнул и посмотрел на меня исподлобья. – А ты уверена, что хочешь именно туда? Поверь мне, это не самое веселое место на земле.

- Мне все равно больше некуда идти – вздохнула я.

- Тогда пошли – Эльф махнул рукой, указывая направление.

Мы шагали по направлению к стенам и башням, которые смутно виднелись за пеленой тумана. Мой неожиданный проводник молчал, а я украдкой разглядывала его. Надо же! Встретиться с настоящим эльфом! Сто раз читала об этом «дивном», как писал Толкиен, народе в книгах.

Новый знакомый выглядел именно так, как я себе эльфов и представляла. Наверное, он веселый и добрый. Интересно, как его зовут?

- Как тебя зовут? - спросила я мальчика-эльфа, чтобы прервать затянувшееся молчание.

- Тэлиель. Можно просто – Тэлли. – откликнулся он. - А как твое имя?

- Принцесса Маргарет – чуть было не ляпнула я. – Меня зовут Маргоша.

- Значит - Маргарет. Красивое имя. Ты из Поющих? - Тэлли кивком головы указал на мою гитару.

- Да - я чуть смутилась, но ответила утвердительно.

Тэлли грустно вздохнул.

- В наш Город уже много десятков лет не приходили Поющие.

- Почему?

- Долго рассказывать. Когда мы окажемся в Городе Туманов, ты сразу все поймешь.

- Вот я разговариваю с тобой и думаю, как странно…

- Что?

- Ты нисколько не удивился, увидев меня здесь. Странно одетая девочка, одна, с гитарой, непонятно откуда взялась…

- Откуда ты взялась, мне как раз понятно. Неподалеку от нашего Города находится радужный Портал. Через него к нам часто приходят гости из самых разных миров. В том числе и Поющие.

Он снова грустно вздохнул.

- Точнее говоря, приходили. Когда-то, музыка и песни не умолкали на улицах нашего города.

- А сейчас?

- Сейчас – все иначе. Смотри, мы уже пришли.

Серые башни возвышались над нами. Издалека они казались тяжелыми, мрачными. Но когда мы подошли ближе, я увидела, что камни, из которых были сложены эти башни, совсем не серые. На самом деле они были разноцветные, полупрозрачные. Наверно, под лучами солнца эти камни сверкали бы ослепительно ярко. Но солнце не светило в этом мире.

Мы с Тэлли прошли через высокую арку у ворот города. Никто нас не остановил, не спросил, куда мы идем? За воротами открылась маленькая площадь, посреди которой стоял высохший фонтан. Центр бассейна украшала хрупкая фигурка девочки их серого камня. Девочка держала в руках большой цветок с причудливо изогнутыми лепестками.

- Наверно, вода выливалась из середины цветка – подумала я. – Жалко, что фонтан не работает.

Чем дальше мы проходили по улицам, тем гуще становились клубы тумана. Маленькие старинные домики с остроконечными крышами, статуи на перекрестках, изображавшие людей с музыкальными инструментами в руках, скверы и палисадники – все тонуло в серой мгле, и я не всегда могла рассмотреть даже то, что было на расстоянии вытянутой руки.

Наверно, для того чтобы хоть как-то развеять этот сумрак, на всех улицах горели красивые фонари. Каждый фонарь имел свою необычную форму. Были фонари в виде звезд или мирно спящих кошек. Другие напоминали скорее большие лилии или колокольчики. Но, к сожалению, свет этих удивительных фонарей был слишком тусклым. Он не рассеивал туман, а только создавал призрачные пятна света, лежащие на булыжной мостовой. Я заметила, что улицы странного Города Туманов были почти пустынными. Редкие прохожие проходили мимо, опустив головы и не обращая на нас внимания. И тишина! Вот что было самое непонятное! Тяжелая, давящая, какая-то ватная тишина стояла вокруг. Не слышны были даже наши шаги по мостовой. Серый туман глушил все звуки.

Мой проводник шел, молча опустив голову. Похоже, он совсем загрустил.

- Тэлли! – окликнула я эльфа.

Он вздрогнул, смущенно посмотрел на меня.

- Прости, Маргарет, я задумался. Ну как тебе наш Город?

- Ну… - я думала, что сказать мальчику-эльфу, чтобы не обидеть его – Странный он, честно говоря. Хотя, пожалуй, красивый…

- Вот именно! Когда-то был! – в голосе Тэлли зазвенело отчаяние. – Все изменилось с тех пор как…

Ты слышишь этот звук?

БОММ! – разнеслось по улице.

Печальный долгий звук, похожий на удар колокола. Его почему-то не заглушил туман.

БОММ! БОММ!

Звук проникал в самую душу, вызывая пронзительную тоску, лишая сердце радости и надежды.

- Что это? – шепотом спросила я.

- Сейчас узнаешь.

ГЛАВА 5. За Гранью.

Яркий солнечный свет резал глаза, затылок просто разламывался от боли…

Я пошевелился и обнаружил себя лежащим на земле рядом с какой-то заляпанной грязью стеной. Видимо о выступ этой стены я и приложился головой, когда проклятый Повелитель выбросил меня из Отражений.

Попытался подняться и едва не застонал. Кроме головы жутко болели ушибленные от удара о землю ребра, а правый локоть, кажется, был рассажен в кровь. Блин! Так паршиво мне не было даже, когда Лизавета сбила меня своей машиной.

Пожалуй, я поторопился сказать, дамам, что Повелитель не злобный, а всего лишь скучный и противный. Этот гад оказался чертовски мстительным!..

Однако где я нахожусь? Надо хотя бы оглядеться по сторонам. Я оперся на здоровый локоть, пытаясь хотя бы отчасти принять вертикальное положение.

Итак, что мы имеем? Направо все та же стена, налево – улица неизвестного города, кое-как вымощенная торчащими из земли кривыми булыжниками. Ряды похожих друг на друга домов из красного кирпича. Остроконечные крыши, крытые зеленой черепицей, которая кое-где потрескалась и осыпалась. Хотелось бы мне знать, что это за мир? И какая эпоха?

Чувствительный удар под ребра прервал мои размышления.

- Ты чего здесь разлегся, щенок? Живо отвечай, из какого ты квартала?!

Надо мной стоял здоровенный усатый мужик в помятой кирасе и высоком шлеме. И угрожающе раскачивал алебарду над моей головой.

- Чего молчишь? Язык проглотил?

И древко алебарды снова проехалось по моим многострадальным ребрам.

Я тихо взвыл и попытался откатиться в сторону. Но тут чья-то рука грубо схватила меня за шиворот и рывком подняла с земли. Еще один стражник в пузатом, похожем на самовар панцире, бесцеремонно рассматривал меня, крепко вцепившись в воротник куртки. Заплывшие глазки на прыщавом лице подозрительно щурились.

- Ваша честь, капрал Гиньом, сдается, что где-то я уже видел этого мальчишку.

- Ну и где?

- В лагере Красного Вепря.

- Что?! – взревел усатый здоровяк. – Шпион мятежного барона на нашей улице?

Дело принимало скверный оборот.

- Какой шпион? - Я попытался сказать словечко в свою защиту. - Не знаю я никакого вепря!

- Ты лжешь, мерзавец! – зашипел прыщавый. – Клан проклятого бунтовщика наводнил улицы нашего благословенного города своими соглядатаями.

И ты – один из них! Отвечай, что ты высматривал в нашем квартале?

- Да что ты с ним разговариваешь, Макс? – рявкнул капрал Гиньом. – Волоки его в камеру для допросов. В руках наших мастеров этот птенчик живо запоет!

Прыщавый Макс привычным движением достал веревку, скрутил мои руки, древко уткнулось мне в спину…

- Вот так значит? – промелькнуло в голове. – Повелитель сказал, что его развлечение будет недолгим. Неужели, конец?

Но как же мерзко сдаваться без боя!

Я попытался вильнуть в сторону и пнуть Макса, который стоял рядом. Капрал выругался и замахнулся алебардой с твердым намерением прикончить меня на месте. Я отпрыгнул, споткнулся о торчащий камень и полетел на землю. Криво усмехнувшись, капрал Гиньом занес лезвие над моей головой…

- Реми! Мальчик мой! Зачем ты опять сбежал от меня?

Невесть откуда взявшийся старик в сером балахоне буквально рухнул на колени рядом и обнял меня, прикрывая от стражников.

- Умоляю, не трогайте мальчика, добрые господа стражники! Это мой племянник. Он слабоумный.

Усатый капрал наклонился над нами, рассматривая какой-то пестрый лоскут, пришитый к балахону старика. Он выпрямился с разочарованным видом.

- Целитель Лейн - недовольно протянул стражник. – Что же вы плохо так следите за вашим придурочным родственником?

Он шлялся тут без спроса и вел себя крайне подозрительно!

- Это больше не повторится, господа стражники! Я обещаю, что с этого момента не спущу с него глаз.

- А еще ваш племянничек пытался меня ударить – влез прыщавый Макс, развязывая мне руки и пряча в карман веревку.

– За оскорбление стражника при исполнении обязанностей полагается штраф.

Он на секунду задумался. И покосился на мои ноги.

- К тому же, если мальчишка будет сидеть дома, сапоги ему ни к чему!

Я с готовностью стащил с себя сапоги Повелителя. А старик согласно закивал головой:

- Конечно, господа! Я готов за все заплатить!

И он протянул Максу увесистый кошель. Впрочем, его руку тут же перехватил Гиньом.

- Рассчитаемся в караулке, Макс! А вы, целитель Лейн, убирайтесь отсюда вместе с племянником, пока я не передумал.

- Спасибо, добрые господа стражники! Спасибо!

Старик поднялся с колен, бормоча благодарности и кланяясь.

- Реми, мальчик мой, идем домой. Больше никогда не уходи без спроса!

Он обнял меня за плечи и торопливо повлек прочь от стражников. Когда мы отошли на несколько десятков метров, целитель с неожиданной для такого старого человека силой сжал мое плечо.

- Не оборачивайся и ничего сейчас не говори – быстро шепнул он мне на ухо. – Кто бы что ни спросил, ты мой племянник, которого я прячу у себя в доме. Понял?

Я чуть кивнул. Старик сжал мое плечо еще сильнее и потащил дальше.

Сколько мы шли, я не помню. Болела голова, все тело ломило. Я старался переставлять ноги, не думая ни о чем. Наконец, целитель подвел меня к довольно большому дому из серого камня. Вход в него был украшен выкованной из железа и раскрашенной эмблемой: ярко-желтый, похожий на ромашку, цветок с остроконечными зелеными листьями. Лейн быстро провел меня вглубь дома, в просторную комнату, где пахло лекарственными травами. Я с облегчением рухнул на первый попавшийся стул. Как бы мне сегодня ни досталось, сейчас я в безопасности. И это замечательно!

Но все же – где я оказался?

- Все разговоры – потом! – словно услышав мои мысли, строго сказал целитель. – Сначала – отдых и лечение. Сними рубашку, мальчик.

Он долго массировал мои многострадальные ребра, втирая в кожу какую-то прохладную, приятно пахнущую мазь. Смазал ссадину на затылке, дал выпить душистого настоя, от которого у меня в голове сразу прояснилось.

Примерно, через час я был уже в состоянии сидеть за столом и есть вкусную молочную кашу. А еще через полчаса мы вели с целителем весьма важный для нас разговор.

- Я не буду спрашивать тебя, мальчик, кто ты и откуда? – сказал старик, перетирая в медной ступке пестиком какие-то корешки. – Не хочу брать на душу груз чужой тайны. Но если ты сам захочешь мне все рассказать…

- А тут и нет никакой тайны - я решил, что с человеком, который только что тебя спас, можно быть откровенным.

– Меня занесло сюда из другого пространства, правда, не по своей воле…

Целитель, казалось, нисколько не удивился моим словам:

- Я читал в древних книгах, что такие перемещения возможны. Правда, там было сказано, что Границы миров нерушимы, как каменные стены.

Но для Владеющего Даром идти через Грани, они прозрачней и легче воздуха.

- Идти через Грани! - именно такой Дар получила Маргоша от Повелителя!

– обожгла меня мысль.

А куда он отправил ее?! Этот мерзавец намекал мне на то, что там тоже может быть опасно! Отчаянно захотелось рвануться к девочке сию же минуту, чтобы защитить от неведомой опасности. Но у меня-то Дара идти через Грани не было! Оставалось только узнать как можно больше о мире, в который я попал, сам того не желая.

- Почему вы спасли меня от стражников?

- Я знаю, на что способны эти подонки! Увидел, что они схватили беззащитного мальчишку, и понял, что не могу пройти мимо, отдав тебя им на растерзание.

- Вы назвали меня…

- Реми - Целитель склонился над ступкой еще ниже. – Так звали моего сына. Его и мою жену Марту унесла эпидемия черной лихорадки. Я мог бы спасти их! Целитель резко выпрямился. – Я мог бы спасти весь город! Но правитель из клана Серых ястребов приказал уничтожить мои лекарства, а меня бросить в темницу. Когда меня выпустили, для Марты и Реми было уже поздно…

- Почему же правитель отдал такие приказы?! Он что ненормальный?!

- Он жестокий и расчетливый. «Пусть чернь передохнет, авось зараза доберется и до клана проклятого Красного Вепря» - так он сказал стражникам, которых послал громить мою лабораторию. Разумеется, для себя и для своего клана все лекарства он приобрел заранее. Больше всего я жалею о том, что не всыпал тогда хорошую порцию яда в облатку предназначенную лично ему!

Я понял, что ошибся, решив, что целитель – глубокий старик. Сейчас его глаза горели огнем застарелой ненависти, пальцы сжали рукоять пестика так, что она треснула. Целителю Лейну было, наверное, не больше пятидесяти, но горе сделало его волосы седыми и согнуло спину.

- Что же у вас такое творится? Клан мятежного Красного Вепря, клан Серого Ястреба. Война что ли?

- Смута. Это долгий разговор, мальчик. Власть в городе поделили два правителя из враждующих кланов Клана Красного Вепря и Клана Серого Ястреба. Каждый обвиняет другого в узурпации власти, называет другого мятежником и мечтает единолично править в городе. А в результате город оказался поделен на кварталы. Одними правит Красный Вепрь, другими Серый Ястреб. А самое страшное то, что «по разные стороны баррикад» оказались вчерашние соседи, друзья, родственники. Границы кварталов охраняются стражниками. За переход на чужую территорию – смертная казнь. А правители постоянно воюют между собой, заставляя горожан участвовать в сражениях. Брат – против брата, сын – против отца.

«И он осенен мечтою одной – стравить нас всех меж собой!» - Мелькнула у меня в голове строчка из песни. Вслух же я спросил:

- Почему же горожане не объединятся и не восстанут против власти этих правителей?

Целитель Лейн покачал головой:

- У них нет оружия. Его выдают только на военных сборах.

В голосе целителя снова зазвучал гнев.

- Да и многих вполне устраивает такая жизнь!

Еще бы! После удачного сражения, можно смело забирать себе награбленное имущество жителей вражеского квартала. А особо «отличившимся» правители дают почетные звания, позволяют вести торговлю без налогов. К тому же, многие сражаются просто по привычке, или чтобы не осудили соседи.

Я вспомнил снятые сапоги и передернул плечами.

Да, проклятый Повелитель, ты сумел подобрать мерзкое местечко! И как же страшно история этого города перекликается с историей 20 века в Нижнем мире! Особенно с событиями 30-40-х годов. Вот только фюреров у них здесь целых два…

 

ГЛАВА 6. Туман, туман на прошлом, на былом…

Мы вышли на главную городскую площадь. Что-то она мне напоминает?

Такие знакомые невысокие домики под черепичными крышами, рядом - величественное здание костела…

Господи, да это же Собор Святого Франциска! Мы что – в Гродно?

БОММ!!! – снова раздался удар колокола.

И здание костела вдруг накрыла какая-то странная дымка. Картинка перед моими глазами задрожала, стала зыбкой и тут же исчезла, сменившись на другую. И передо мной уже – немецкая кирха. Острый шпиль тянется к хмурому небу, словно надеется проткнуть тучи и выпросить себе немного вечернего солнца…

БОММ!

А это что? Еврейская синагога? Но мне казалось, что там нет колоколов!!!

Я сделала несколько шагов вперед, пытаясь разобраться в этом постоянно меняющемся калейдоскопе.

- Стой! Туда нельзя!

И Тэлли довольно бесцеремонно цапнул меня за плечо.

- Почему? – удивилась я.

- Ты что, не видишь, как все меняется?

- Вижу. Поэтому и хочу подойти поближе, чтобы понять, что происходит.

- Происходит черт знает что! С тех пор, как часы на соборе остановились – а они были самыми старыми часами во всей Европе, время, словно с ума сошло! И теперь на этой площади постоянно меняются не только церкви, но и эпохи. А тот, кто окажется в этот момент слишком близко к этим миражам – исчезает, не понятно куда.

Исчезнуть, не понятно куда, я совершенно не стремилась! Спасибо!

Я уже исчезала – сначала из Питера, а потом - из Отражений. Не мотаться же мне по Граням всю оставшуюся жизнь! Я и от двух-то перемещений совсем не в восторге. И, к тому же, устала, как собака. Наверное, последнее предложение я произнесла вслух, потому, что Тэлли тут же сказал:

- Пойдем ко мне. Угостить мне тебя особо нечем, но свободный диван найдется. Там и отдохнешь!

Мы обошли сторонкой свихнувшийся собор, и по узким кривым улочкам спустились к какому-то ручью. Мелкому, но закованному в каменные берега. Потом долго тащились вдоль него бесконечным зеленым парком.

Странные металлические скульптуры таились под его деревьями.

Точнее, даже не скульптуры, а только контуры. Барышня с кружевным зонтиком, какой-то дядька в мантии, похожий на звездочета. В другое время я бы проторчала у каждой минут по пятнадцать, но сейчас мне было не до них. Я еле переставляла ноги и едва сдерживалась, чтобы не спросить – долго ли еще нам идти? И это притом, что гитару мальчик забрал у меня еще на площади.

- Еще немного – сказал эльф, словно прочитав мои мысли.

В самом деле, очень скоро мы подошли к маленькому зеленому домику, притаившемуся в зеленых кустах.

Доски старенького крылечка, будто здороваясь, дружелюбно скрипнули под моими ногами. И Тэлли открыл дверь. Крошечная кухня с жестяным умывальником, убогая маленькая комната с треснутым зеркалом и ходиками на стене. Мальчик поставил в угол мою гитару, кивнул мне на старенький диван и деловито полез подтягивать на часах гирьки.

- У нас теперь в каждом доме такие часы. Поддерживать Время сейчас важнее, чем огонь в очаге. Пока идут часы – мы все еще здесь. Каждый старается сохранить для себя кусочек прежней жизни. Или прошлой? Хорошо, что дом на краю города и мне тут почти не слышно, как колокол плачет.

- «Колокол плачет, ангелы стонут. Наши печали в прошлом не тонут. Сердце синичкой по веточкам скачет. Ангелы стонут, колокол плачет» - произнесла я, не понимая, откуда взялись эти строчки.

Мальчик только вздохнул и выдал мне кусок хлеба и лоскутное одеяло.

- А ты где ляжешь?

Он улыбнулся: - я люблю на полу спать. С диваном я не слишком дружу. Потому, что я вечно верчусь во сне. И диван норовит боднуть меня в бок какой-нибудь пружиной.

Но ты не беспокойся, если лежать спокойно, то он тебя не тронет.

- Ты один живешь?

- Да. Отца я не помню. А мама и сестренки однажды оказались рядом с собором, когда ему приспичило меняться. И они исчезли.

- Извини!

Вечно я всех не о том спрашиваю!

- Да ладно! Тут полгорода таких, как я. Мы уже к своей беде привыкли.

- На что же ты живешь?

- Безделушки всякие мастерю. Иногда сюда вместе с другой эпохой туристов заносит – удается им что-нибудь продать. На хлеб хватает.

Ты ложись, отдыхай!

Я опасливо покосилась на коварный диван.

- Не бойся! Что-то мне подсказывает, что спать ты будешь, как убитая. На каком боку уснешь – на том и проснешься!!!

Ага! Щаз! Я поняла, что тело с головой у меня существуют в очень разных измерениях. И, если тушка блаженствует, обретя, наконец, долгожданный покой, то в голове у меня мысли устроили совет в Филях.

Я пялилась в темноту, боясь пошевелиться, и думала о том, как должно быть, волнуется за меня Лизавета. И, как я сама волнуюсь за Симона…

Между тем, бледная луна, следившая за нами всю дорогу от собора до дома Тэлли, стала яркой и добралась, наконец, до нашего окна. И теперь заливала маленькую комнату серебристым светом. И то ли она разбудила в часах спящую там кукушку, то ли просто время пришло, но птица проснулась, и начала истошно орать. Мне тут же вспомнилась какая-то детская песенка:

- Ходики с кукушкой, ходики с кукушкой что-то очень-очень доброе поют. Ходики с кукушкой, ходики с кукушкой весточку тебе передают.

- Фига себе, доброе! – фыркнула я. – Она же не поет, а голосит!

И покосилась на спящего эльфа. Ему эти вопли нисколько не мешали.

Я бы, наверное, с дивана свалилась, если бы успела заснуть. Эх, а вот от весточки бы я не отказалась! Я почувствовала, что сейчас заплачу и поспешно зажмурила глаза.

И вдруг снова увидела Лизавету. Она скромно сидела в уголочке дивана с каким-то рукоделием на коленях. А Патер, путаясь в аккордах, исполнял ей новую песенку.

- Сердце тонет сначала - в печали, а после - в вине. Боль стекает сквозь пальцы водою, но так и не тает. Одинокой душе мы помочь не умеем извне. А впустить ее в дом нам отваги, увы, не хватает. Есть какие-то грани, которых нам не перейти. И все чаянья наши становятся хрупки и робки. И, когда вдруг, случайно смыкаются наши пути, мы сознательно ищем вполне безопасные тропки. А потом в отупенье, отчаянно водку глуша, не хотим мы постигнуть весь ужас и горечь потери. По осколкам надежды на небо уходит душа, а разбитое сердце тоскует у запертой двери...

- Вот видишь, Саша, - сказала Лизавета и ласково коснулась ладонью его щеки. (А он эту ладонь – ПОЦЕЛОВАЛ!)

– Я же говорила тебе, что все наладится! И ты снова начнешь сочинять.

А ведь музыка - это следы, по которым можно вернуться в любое время жизни! Спой мне еще что-нибудь!

Менестрель снова тронул струны, и гитара вздохнула вместо него.

 

- Другая сторона - Земли, Луны, пространства - как отыскать туда далекие пути? Нет в жизни ничего скучнее постоянства: мне все известно в нем, и счастья не найти. А там душа твоя по мирозданьям бродит, и дудочка поет, и музыка звучит. И за собою в край неведомый уводит, где звезды говорят, и сердце не молчит. Там нет ни бед, ни войн, ни запаха наживы, там рядышком живут минувшие века. И все мои друзья там бесконечно живы, и на моем плече лежит твоя рука...
Один и тот же сон мне до рассвета снится, где светит наш костер и вечера тихи. И будущее там - открытая страница. И пишем мы на ней, то песни, то стихи. Ты тоже не грусти, а подожди немножко, послушай, как шумит вдали знакомый лес. И полночи дождись - и лунная дорожка скользнет в твое окно, как лестница с небес. Пусть ветерок ночной легко вплетает в строчки мелодию дождя, осколки тишины. И мы не пропадем с тобой поодиночке с той стороны Земли, с той стороны Луны...

- Саша? – изумилась я. – Ах, ну да. Его же так звали. В прошлой жизни.

А почему он целует ей руку? Что у него с Лизой? Любовь???

От удивления я открыла глаза и видение исчезло. Теперь я снова думала о Симоне. И вспоминала фестиваль - с нашими ночными посиделки у костра.

Как там пела девушка с флейтой?

- «Как тепло у чужого огня. Как светло у чужого огня. Вот сижу у чужого огня, и, как будто бы, нету меня»…

А и не надо - чтобы я была. Главное - согреть у огня ладони. Или отогреть душу. Увидеть его отблеск в знакомых и любимых до боли глазах.

Просто - помолчать рядом с другом. Ему ничего не надо объяснять про свою жизнь. Друг и так поймет - зачем я примчалась к этому огню через сотню проблем и километров. И опрокинется купол неба, и будут плыть по нему невидимые в темноте облака. А искры будут кружиться, и улетать в бесконечность...
И я не стану грустить о прошлом, и печалиться о будущем.

А настоящее будет прекрасным. И мы будем сидеть до утра - плечом к плечу, чувствуя, как тепло от огня наполняет сердце радостью встречи и желанием жить. А вся суета будней исчезнет вместе с рассветным туманом. И проснутся птицы. И встающее солнце отразится в капельках росы. А свежий ветер пробежится по травам, нашептывая слова грядущих песен. И по каким бы дорогам мы не ушли потом от этого огня - его свет и тепло мы унесем с собой. Как бы я хотела снова туда вернуться!!! И оказаться на фестивальной поляне рядом с Симоном! Но, как?

Стоп! Лизавета сказала Патеру какие-то очень важные слова! Вспомнила!

- Музыка - это следы, по которым можно вернуться в любое время…

Значит, надо попытаться это сделать!!! И с этой мыслью я, наконец, спокойно уснула…

Когда я открыла глаза, на полу рядом с диваном никого не было, а из кухни дивно пахло жареной картошкой. Ее запах даже перебивал аромат цветущей сирени, ломившейся в открытое окно.

Зевая, я выползла из комнаты.

Тэлли колдовал у плиты и даже не обернулся на мое появление.

- Доброе утро! – сказала я, пытаясь пригладить свои растрепанные волосы.

- Скорее, добрый день – рассмеялся мальчик. – Умывайся скорее. Сейчас мы с тобой пировать будем!

- Откуда вдруг такое великолепие? - спросила я, припомнив вчерашнюю черствую горбушку. – Ты кого-то удачно ограбил, пока я спала?

Эльф улыбнулся.

- Нет, конечно! Все гораздо проще. Это плата за вход. Я сказал друзьям, что у меня в гостях – настоящий Поющий. Но – голодный Поющий. Так что, если вечером они хотят тебя послушать, то днем просто обязаны накормить.

Упс! Получается, что у меня концерт?!! Очень интересно! У меня еще ни разу в жизни не было домашнего концерта. Да еще и «сольного» к тому же!

Точнее, сказать, у меня вообще никакого не было. Никогда. И что же мне сегодня петь???

ГЛАВА 7. Доживешь ли ты до другого лета?

За окнами давно стемнело, а мы с Лейном продолжали невеселый разговор.

Я рассказал ему все: о своем прошлом, о Повелителе Часов, о Маргоше.

Хотя о своих чувствах к ней, конечно, умолчал. Но мудрый целитель, кажется, и так все понял.

- Я пока не знаю, чем тебе помочь, Симон. Вот что, поживи пока у меня. Соседям я давно говорил, что мне нужен помощник. Поэтому никто не удивится, увидев тебя в моем доме. А теперь – спать. У тебя был тяжелый день.

В соседней комнате я улегся на широкий топчан, застеленный белым войлоком, укрылся шелковистым одеялом. Но сон не шел ко мне. Стоило закрыть глаза, как в голову сразу начинали лезть мысли о Маргоше.

Где она сейчас? Не грозит ли ей опасность?

Найдет ли она в неведомом мире защитника и друга?

- А ведь ее защитником и другом должен быть ты! – безжалостно сказал внутренний голос.

– Ты должен был защитить девочку от Повелителя. Но ты сбежал!.

- Я не сбежал! Я хотел найти своих друзей! – начал я спор с самим собой.

– И, да - я боялся своей любви к ней. Поэтому решил уйти, чтобы не навредить.

- Ага! Щаз! Не навредить! Как только ты исчез, она бросилась в Отражения, спасать тебя, дурака. И ее проклятый контракт с Повелителем начал действовать. Не пропади ты тогда, ничего этого бы не было!

Мне захотелось выть от отчаяния! И, правда, дурак! Хотел, как лучше, а получилось? «Найти друзей»! Но ведь Маргоша тоже – мой друг! Если с ней что-нибудь случится в этих чертовых Гранях, я же себе этого никогда не прощу! Господи! Ну почему нас постоянно ставят перед выбором???

Измученный внутренними диалогами, я, кажется, все-таки задремал. Потому что увидел рядом Маргошу. Она стояла совсем близко, не замечая меня.

В руках у девочки была ее гитара, которая почему-то сияла золотистым светом. А прямо перед ней поднималась вверх стена какого-то серого, жуткого тумана. И что хуже всего, эта стена двигалась, подползая все ближе.

- Беги! – заорал я Маргоше.

Вернее попытался заорать, потому, что мой голос утонул в этом тумане, как в вате. Серая мерзость подползла к Маргоше вплотную, но девочка не дрогнула. Пальцы ее легли на сияющие, как солнечные лучи, струны. Первый аккорд прозвенел ударом серебряного колокола. Стена страшного тумана дрогнула, качнулась…

И тут я проснулся. Утреннее солнце весело светило в окно и чертило квадраты на полу моей спальни. Целитель Лейн уже работал в своей лаборатории.

- Завтрак на столе, Симон - крикнул он мне. – Умывайся, ешь и приходи мне помогать.

Вместе с целителем мы полдня резали и толкли в ступках сушеные корешки, разливали по склянкам какие-то отвары. К полудню Лейн достал большой деревянный ящик со множеством полочек внутри, и стал укладывать в него приготовленные лекарства.

- Снадобий требуется все больше и больше – вздохнул он. - После каждого сражения мой дом наполняется стонами раненых и плачем женщин. Да, я – целитель. И я могу помочь телу. Но кто излечит раненые души?

Лейн прикрепил к ящику толстый ремень и с трудом поднял его на плечо. Видя, как он сгибается под непосильной тяжестью, я поспешил ему на помощь.

- Давайте я помогу вам донести лекарства. Куда надо идти?

- В центр города, на рыночную площадь.

Он с сомнением покачал головой.

- Конечно, лучше бы тебе не выходить из дома. Но с другой стороны один я, действительно, не донесу этот ящик. А мой помощник не вызовет у стражников никаких подозрений. Сейчас я дам тебе подходящую одежду, Симон.

Лейн принес поношенные, но еще крепкие башмаки, которые пришлись мне как раз по ноге.

И достал из сундука серый балахон, точно такой же, как у него, только размером поменьше. Наверно, все это когда-то принадлежало его сыну. Но я не решился спросить, чтобы не потревожить горьких воспоминаний.

- Надень поверх своей одежды.

Я взял балахон. К серой ткани были пришиты два цветных лоскута.

На одном было изображение какой-то уродливой птицы с загнутым клювом, на другом – тот самый оранжевый цветок с зелеными листьями, который украшал вход в дом.

- Цветок арники. – улыбнулся Лейн. – Первое средство при сильном кровотечении. Это знак гильдии целителей.

- А это - указал он на страшную птицу – герб клана Серых Ястребов. Наш повелитель под страхом смертной казни приказал всем жителям его кварталов пришить к одежде такие знаки. Теперь стражники тебя не тронут. Но если ты окажешься в квартале Красного Вепря, тебя ждет немедленная смерть.

Это мне тоже кое-что напомнило. Из истории последней войны. Окажись я на ней, носил бы на груди «звезду Давида».

- «Доживешь ли ты до другого лета, мне никто не скажет в проклятом гетто» - прозвучали у меня в голове слова Маргошиной песни…

Скрипнув зубами, я с отвращением натянул меченый балахон, и мы вышли из дома.

Было солнечно и мирно. В лавках торговали овощами и рыбой. Две кумушки в длинных платьях стояли у городского фонтана и что-то шумно обсждали, размахивая руками. Трое молодых парней в разноцветных рубашках и клеенчатых шляпах чинили каменную изгородь. Словом, шла обычная жизнь. Ничто в городе не указывало на вражду или смуту. Вот только грязно-серые стены, перегораживавшие улицы в самых неожиданных местах. Это, видимо, и были границы, разделявшие враждующие кварталы. Возле стен дежурили стражники. Одни мирно дремали, привалишись к камням, другие важно расхаживали с алебардами, зыркая на проходящих мимо горожан.

К счастью, ни прыщавого Макса, ни Гиньома мы среди них не встретили.

Целитель Лейн, судя по всему, был уважаемым человеком в городе - к нему постоянно подходили какие-то люди, в основном, женщины и дети, кланялись, благодарили. Лейн вежливо и ласково разговаривал со всеми.

С некоторыми задерживался на несколько минут, беседовал о здоровье, давал какие-то советы. Я скромно держался в сторонке, стараясь не отсвечивать.

Когда Лейн заходил в дом, чтобы проведать больного, я оставался на улице. Иногда целитель выходил от своего пациента, улыбаясь, но чаще - с мрачным видом. Постепенно ящик с лекарствами становился легче и легче.

Наконец перед нами раскинулась пестрая рыночная площадь. Там шумело и колыхалось цветное людское море. Из открытых лавок пахло жареным мясом и горячим хлебом. Голосили зазывалы, приглашая покупателей купить именно их товар. Обалдело отмахиваясь от назойливых продавцов, я лавировал в толпе, стараясь не выпустить из виду сутулую спину Лейна, чтобы не отстать и заблудиться в этом тарараме. Так мы добрались до рядов, где торговали лекарственными травами. Лейн невозмутимо трогал зеленые пучки, нюхал, качал головой и шел дальше. Несколько кореньев он купил у пожилой женщины в платке, потом, решившись, взял два пучка трав.

В самом центре рыночной площади, стоял высокий деревянный помост.

Возле помоста толкались горожане, а на самом возвышении торчал тощий длинный мужик в белых штанах и красной куртке.

Он громко и нараспев гнусавым голосом читал какой-то текст на длинном листе пергамента:

- Его светлость, герцог Серый Ястреб, да прославится его правление в веках, неустанно заботится о своих подданных! Скоро проклятому мятежнику и узурпатору Красному Вепрю придет конец! Герцог повелевает всем юношам и мужчинам, способным держать оружие, собраться завтра в два часа пополудни у городских ворот. Его светлость поведет нас на бой во вражеские кварталы, дабы очистить улицы нашего благословенного города от гнусных приспешников Красного Вепря. За неповиновение воле герцога Серого Ястреба – смертная казнь! Да, забыл сказать: в случае победы – все имущество жителей вражеского квартала принадлежит победителям. Как всегда.

Мужик свернул пергамент, зевнул и спустился с помоста.

В толпе раздались радостные крики. Но многие из горожан хранили мрачное молчание. Кое-где уже раздавались сдавленные всхлипы женщин. Лейн застыл, словно окаменев. Я осторожно коснулся его плеча.

- Опять кровь, опять смерть – прошептал целитель. – Когда же кончатся эти подлые времена?

- Времена не бывают подлыми, только люди делают их такими.

- Ты прав, мой мальчик. Однако, нам надо спешить домой. В эту ночь отдыхать не придется. Надо успеть приготовить много лекарств и снадобий для раненых.

Мы с целителем трудились в его лаборатории всю ночь и еще половину дня.

Ближе к вечеру в дом Лейна стали приносить первых пострадавших. Постепенно их становилось еще больше. Я сбился с ног, поднося горячую воду и чистые бинты и помогая перевязывать раненых. Запах крови, казалось, пропитал все вокруг. На «Амстердаме» я привык к этому запаху, привык к зрелищу ужасных ран, так что страшно мне не было. Но было ужасно горько и обидно за этих несчастных, обманутых и запуганных людей, которые подчиняясь воле помешанного на власти мерзавца, убивали себе подобных.

И сами гибли в бессмысленной войне.

Лейн уже еле стоял на ногах, но продолжал свою работу. Неожиданно он подозвал меня к себе:

- Реми, перевяжи сам этого мальчика. Я очень занят, только что принесли еще трех горожан.

Я подошел к раненому, которого положили прямо на пол, потому, что мест в палате целителя уже не было, и вздрогнул. Мальчишка был младше меня. Черные глаза широко раскрыты, лицо искажено болью, по виску катится струйка крови. Он еле слышно стонал. Я наклонился над ним и понял, что перевязка тут уже не поможет. Да что же это такое! Эти сволочи уже и детей заставляют воевать?! Ярость охватила меня, а руки стали горячими, будто я окунул их в кипяток. Я вспомнил все, чему меня учил Вальтер. И поднес ладонь к виску мальчика. Когда целитель Лейн подошел к нам, мальчик спокойно спал, на щеках его появился румянец. Целитель покачал головой, посмотрел на мои руки.

- И об этом я читал в старинных книгах, но сам вижу впервые. Реми… Симон, такое лечение отнимает много сил, я знаю. Но если бы ты согласился…

- Я помогу вам!

Что было дальше, я помню плохо. Кажется, нам удалось спасти много людей. Иногда Лейн говорил мне:

- Отдохни, тут я сам справлюсь.

Иногда подводил меня к тяжело раненому, и я изо всех сил пытался ему помочь, вызывая целебное золотое сияние. Ноги у меня подкашивались, руки горели и порой накатывала жуткая слабость. Но я держался из последних сил.

За окнами была уже глубокая ночь, когда в дверь дома целителя ворвался человек в окровавленной одежде с безумным взглядом.

- Бегите! Спасайтесь! – диким голом закричал он. – Войска Красного Вепря разгромили нашу армию! Они уже сломали несколько стен! Они жгут наши кварталы и убивают всех на своем пути!

Человек взвизгнул и умчался прочь.

За окнами, в непроглядной темноте, полыхали факелы, уже слышался топот солдатских сапог, раздавались отчаянные женские крики.

- Я не брошу раненых – тихо, но твердо сказал Лейн. – Симон, мальчик мой, уходи! Может быть, тебе удастся спастись.

- Я не оставлю вас, целитель!

- Тогда...- Лейн подобрал заряженный арбалет и несколько болтов к нему, брошенных кем-то из горожан на полу.

– Мы продержимся, сколько сможем.

Я молча кивнул и поднял с пола чей-то меч. Топот сапог на улице и крики становились все громче. Внезапно наши окна озарило яркое пламя. Солдаты Вепря подожгли соседний дом! Мы с Лейном закрыли дверь и подперли ее тяжелым дубовым столом. В тот же миг, на нее обрушился страшный удар. Дверь дрогнула, стол начал отъезжать в сторону. Лейн спокойным, даже замедленным движением вскинул на плечо арбалет. Первый же сунувшийся в дверную щель солдат, получил арбалетный болт в грудь. Он рухнул на пол, не успев проронить ни звука. Но за ним полезла целая толпа - грязных, окровавленных, в закопченных латах.

- Бей проклятых приспешников Ястреба! – надрывался бородатый солдат, размахивая мечом. – Скоро весь город будет наш!

К счастью, врагов было слишком много, а до конца отодвинуть нашу импровизированную баррикаду, им не удавалось. Солдаты Вепря застряли в дверном проеме, толкаясь и мешая друг другу. Лейн успел перезарядить арбалет и выстрелить еще несколько раз. Каждая выстрел бил точно в цель. Враги попятились. Они не ожидали такого сопротивления.

- Похоже, Лейн не всегда был целителем – подумал я. – Но спросить его об этом я уже не смогу.

Целитель положил в ложу арбалета последний болт. Он выстрелил, снова уложив врага, но тут солдаты Вепря, разломав дверной проем, бросились в атаку. Один из них прорвался в центр комнаты. Лейн ударил его арбалетным прикладом в лицо, солдат взвыл, а Лейн нагнулся, чтобы поднять меч.

Сбоку на целителя прыгнул еще один вооруженный солдат, но я успел отбить летящий в голову Лейна клинок и ударить врага в плечо.

- Похоже, Гиббс не зря учил меня приемам абордажного боя - мелькнула мысль.

– Вот уж не ожидал, что мне снова это пригодится!
Я отбил клинком еще несколько вражеских атак, заставив отступить рослого пузатого солдата. Он дернулся, уклоняясь от моего клинка, упал и сбил еще несколько человек. Лейн сражался рядом. Ему тоже удалось положить немало врагов, и на мгновение мне показалось, что мы побеждаем!

Но тут я услышал сдавленный крик. Целитель Лейн, выронив меч, медленно сползал вниз по стене. На серой ткани балахона расплывалось красное пятно. Закричав, я кинулся к нему. И успел услышать тихий щелчок.

Я обернулся. Бородач медленно поднимал вновь заряженный арбалет. В этот миг я с тоскливой ясностью понял: удар придется прямо в сердце. Выпрямился и с усмешкой посмотрел смерти прямо в глаза…

ГЛАВА 8. Сотворение чудес.

- Слушай, ты сказал, что МЫ будем пировать! А сам почти ничего не съел. Так, поклевал немножко. Это не правильно!

Тэлли смутился.

- Но мне же надо будет еще покормить тебя перед концертом. А больше ничего нет…

- Перед концертом есть нельзя! – твердо сказала я, постаравшись принять умный вид. – Потому, что на сытый желудок петь трудно. Голос, связки, диафрагма, все дела…

Не могу же я ему признаться, что мне от волнения просто кусок в горло не полезет!

- Так что давай, натягивайся!

И я придвинула к нему сковородку.

- Скажи лучше, сколько человек придет меня слушать?

Тэлли на минуту перестал жевать и призадумался.

- Человек пятнадцать, наверное. Может и больше, если все смогут.

- Пятнадцать??? А как же мы все поместимся – в твоей комнатушке?

- А мы и не будем здесь сидеть. Мы в парк пойдем. Помнишь, ручей мимо которого мы шли? Чуть дальше того места, где мы сюда свернули, есть небольшое озеро. А на берегу – заброшенная таверна. Там мы и соберемся. Надо только лампу с собой взять. И свечей. Тебе что-нибудь еще нужно?

- Вроде бы нет. Я стоя буду петь – так что стул мне ни к чему. Перекидка у меня с собой.

Мальчик смотрел на меня с нескрываемым уважением. Если не сказать с восхищением. Такие слова, как «диафрагма» и «перекидка» ему были явно не знакомы. Ладно, хватит пугать ребенка!

- Вам о чем лучше спеть?- спросила я, чтобы как-то разрядить обстановку.

- Спой о своем мире! А еще – о солнце и о … любви. Сама видишь – с этим у нас тут напряженка.

- Хорошо. Тогда я пошла - программу составлять. В смысле, список песен, которые я петь собираюсь.

Я сбежала с крыльца в крошечный садик, отыскала там лавочку и достала из чехла гитару…

Так, что ж я не спросила – что там у Тэлли за друзья? Ровесники? Или взрослые тоже есть? Любовь им подавай, козявкам!!! Хотя, сама-то я кто?

Школу не закончила – а туда же…

Впрочем, это скорее я – ребенок, чем они в своем туманном городишке. Что я – плохо жила? Кормили - поили – учили. Бабушка меня любила, а что отца – матери нет – так у нас таких полкласса! Другой жизни я не знала и искренне считала, что все так живут. Это теперь я в курсе, что все может быть гораздо лучше и интереснее. Когда рядом со мной то Гэндальф, то Лизавета, то Симон. Даже Патер – и тот меня чему-то научил. Надо будет его песенок тоже попеть. Тем более, что у него – «Сверчок», и у меня – «сверчок». Не пошевелить ли вам усами, господа прыгающие и поющие?

Дружной толпой мы шагали по лунной дорожке. Я, Тэлли, две подружки его матушки, восемь приятелей и один совсем маленький пацанчик. Таких, обычно берут с собой со словами: - чтобы дом не спалил!

Остальные зрители должны были обнаружиться на месте.

Тэлли тащил жестяную керосиновую лампу, тетушки – несколько старых одеял, а мальчишки – коробку со свечами. И только малыш скакал козликом, не обремененный ни чем…

Я на всякий случай переставила в плеере песенки в нужном порядке – он у меня суфлером поработает. На тот случай, если я слова забуду. Потому, что «склерозник» у меня в чехле, конечно, лежит, но хрен в нем чего разберешь при моем почерке и поганом освещении. Слава Богу, что я хоть аккорды научилась брать на ощупь, не подглядывая – где там пальчики-то на грифе? Вот только выступать и не бояться, я пока не научилась. Хотя, наверное, этому научиться нельзя. В том смысле, что если к пению подходить ответственно, то все равно будешь волноваться.

Даже Гэндальф и тот мечется перед сценой. Что уж про меня говорить?

Под эти мысли мы незаметно дошли до озера.

- Ой – удивилась я. – Кораблик!!!

Обещанная таверна когда-то, видимо, была плавучим ресторанчиком.

Нос ее сейчас грустно лежал на берегу, а корма, похожая на крытую веранду, все еще покоилась в воде. Мы поднялись наверх по шаткой лесенке, и стали устраивать «гнездо». Лавочек там уже не было и в помине. Зато валялись какие-то доски. Мы их сложили квадратом, открытым в одну сторону. Там я с гитарой и встану. А народ просто сядет на палубу – кто на доски, а кто на одеяла. Хорошо, что взяли лампу – туман на озере знатный! Впрочем, он мне даже на руку – я зрителей видеть буду смутно, или вообще – никак. Мне так даже петь удобнее. Будто я одна где-то и музицирую. А публике главное – голос. Ах, как жалко, что ни Симон, ни Лиза не могут меня сейчас послушать!!! Хотя, почему – не могут? Слышала же я Патера в своих снах и грезах. Надо только думать о том, что музыка – это след. Вот и пусть она ведет меня к тем, кого я люблю! «Гитару надо брать в руки только, когда сам горишь»! – вспомнилось мне. Ладно, попробуем!

Все равно, картошка уже съедена – так что гонорар надо отрабатывать…

Невидимые зрители расселись по местам.

Я взяла гитару и подошла к рампе - вместо софитов горели свечи.

- Здравствуйте! – сказала я в пространство. – Как говорит один мой приятель - я не волшебник. Я только учусь. В том смысле, что я пока тоже не настоящий Поющий. Скорее – ученик. Но я постараюсь, чтобы вы этого не заметили. Меня зовут по-разному. Отец звал меня Маргариткой, Бабушка – Маргошей. А один знакомый музыкант – принцессой Маргарет.

На самом деле – никакая я не принцесса, а просто девочка. Однажды я отправилась на поиски одного… человека. И случайно попала в ваш город из…. Другого мира. Об этом мире я вам сейчас и спою. А еще – о странности путей, которые приводят нас друг к другу…

- Одинокий сверчок, не кричи над моею дорогой. Перепутав года, я бреду наугад. Мое сердце полно все такой же тоской и тревогой, как и осень назад…

Я пела и думала о том, как было бы прекрасно, если бы Пространство действительно меня услышало! И вернуло бы нас друг другу. Наверное, это было бы настоящим чудом! И тут же вспомнились строчки:

- Протяни мне руку, все равно – откуда. Даже, если это будут небеса. И тогда, как в детстве, я поверю в чудо, хоть давно исчезли в мире чудеса…

Мой зрительный зал, тихо вздохнул по ту сторону тумана.

- А спой про «сотворение чудес»– попросил Тэлли. – Пожалуйста! Даже, если ты опять аккорды перепутаешь, не страшно! Главное – слова.

Я улыбнулась. Надо же! У меня уже появился первый зритель, который разбирается в моем репертуаре! Именно эту песенку я долго мучила, сидя в зарослях сирени.

- А сотворение чудес – совсем простое дело. Беду руками отведу, улыбкой исцелю…

Потом я спела им очередного «Сверчка», «Шиповник». «Оранжевое солнце».

И, конечно же, «Девушку из таверны». Как можно было ее не спеть, если в ней и дорога, и любовь, и надежда! А напоследок я – ту самую, привезенную домой с фестиваля:

- Мой скарб к земле привязан, мои в чернилах пальцы, но ты узнаешь сразу межзвездного скитальца. К чему скитаться розно? - обнимемся в пути! Тебе еще не поздно на палубу взойти…

- Концерт окончен – сказала я, опуская гитару. – Спасибо за то, что вы так внимательно меня слушали. Мне с вами было хорошо…

И тут мои зрители, громко топоча по ПАЛУБЕ – пусть и не настоящего корабля, кинулись ко мне обниматься. Женщины вытирали слезы. Тэлли и мальчишки просто радостно и беззастенчиво лезли мне на шею. А самый маленький мальчик, сначала спрятался за материнскую юбку, а потом выглянул и громко заявил:

- Ты – правда, Принцесса! И зовут тебя не Маргоша, а Маргарет.

Маргарет Звонкоголосая!!!

Я вздрогнула и едва не выронила инструмент из рук. Именно так называл меня Повелитель часов! Радость исчезла. На меня опять навалилось отчаяние и мысли о Симоне. Обратно мы с Тэлли возвращались в полном молчании…

- Устала? – встревожено спросил мальчик, когда мы зашли в дом, и я без сил рухнула на диван.

Я отрицательно покачала головой.

- Что-то случилось?

Я кивнула. И стала торопливо пересказывать ему свою историю.

- Знаешь – задумчиво сказал эльф. – Мне кажется, что этот мерзкий повелитель в нашем городе тоже наследил. Я думаю, что часы на соборе остановились не сами по себе. Ну, то есть, они, конечно, могли сломаться – ведь возраст у них весьма почтенный. Но тогда не было бы этих метаний из века в век, и из эпохи – в эпоху. Полагаю, что кто-то им помог.

И не исключено, что это сделал твой волшебник.

- Он – не мой – вздохнула я. – И он, скорее урод, чем волшебник! Ладно, хватит о грустном! Давай с тобой чай пить. И найди мне хоть горбушку.

После концерта так есть хочется!!!

Тэлли засуетился и ускакал на кухню. А я опять взяла в руки гитару.

Днем мне вспомнились строчки, найденные в интернете накануне моего исчезновения. Я все твердила их, пока шла по серой дороге. А теперь ко мне, кажется, пришла музыка. И я начала тихо напевать:

 - Меж миром, тем, который есть, и тем, что может быть, стоят стеной хула и лесть, чертополох и сныть. Гордыни, злости, воровства, беспамятства и лжи.

Но я иду, пока жива – и ты, покуда жив. Иди, мой друг, не зная вех, в железных сапогах. Всегда один, один за всех, забыв про боль и страх. Неси любовь свою и честь, тяни живую нить. Меж миром тем, который есть – и тем, что может быть.

Тэлли застыл на пороге с чайником в руках.

- Спой еще! – попросил он. – Хотя, нет. Сначала я тебя покормлю!

- А есть чем?- удивилась я.

- Конечно! Не все же зрители расплатились сразу!

И он метнулся на кухню. А потом мы дружно жевали вяленое мясо, грызли какие-то странные овощи, похожие на репу, и по очереди отламывали куски от свежего хлеба.

- Ну вот, теперь можно и продолжить – удовлетворенно сказал мальчик и протянул мне инструмент.

Я взяла в руки гитару, хотя чувство опасности, грозившей Симону, не оставляло меня и давило на сердце, как камень. Ну что же мне делать?

Как спасти его, когда я всего лишь слабая девчонка…

- Ты – поэт! – отчетливо прозвучал в моей голове знакомый голос. – А поэт правит миром. Как ты напишешь, так все и будет.

Первый аккорд прозвучал робко и печально. Но постепенно музыка нарастала, в ней звенели боль, надежда, и отчаянный призыв к действию.

- Этот город, залитый дождями, этот город, истертый ветрами, он непрочный и зыбкий, но вечный, опоясан тропой бесконечной. Свет из окон тревожных и тусклых. Я ищу тебя в улочках узких. Ртутной каплей фонарь обтекает, и средь стен этих голос мой тает. Я боюсь, что когда-нибудь рядом мы пройдем и не встретимся взглядом. Как две тени на пыльном экране в этом сером и мглистом тумане. Разорви злую цепь наважденья! Где же наше с тобою спасенье? Капли бьются о стекла, звеня. Обернись! Посмотри на меня!

Я пела и видела, что проклятый туман рассеивается, тусклый свет становится ярче. И откуда-то взявшийся в этом призрачном мире лунный луч, падает на серую каменную стену, превращая ее, то ли в экран, то ли в сияющее окно. А в этом окне стоит Симон, и смотрит мне прямо в лицо, не видя и не узнавая. Он выглядит измученным, осунувшимся, но при этом как-то странно улыбается. Потом изображение переместилось. И я увидела арбалет, нацеленный прямо в сердце…

- Беги, девочка, беги, пока затих последний аккорд! – снова прозвучало у меня в голове.

Я яростно ударила по струнам и, что есть сил, рванулась вперед!

Гитара, жалобно звякнув, упала на пол.

Но я успела выдернуть Симона через это сияющее окно прежде, чем прозвучал выстрел…

ГЛАВА 9. Не подвластен смерти…

Я так и не понял, что произошло. Только что я стоял в доме Лейна, и арбалет бородатого солдата целился мне прямо в сердце. И вот я уже лежу на полу в какой-то убогой комнатушке. А рядом со мной плачет … Маргоша!

Мальчик эльфийской наружности стоит над нами и растерянно хлопает глазами…

- Чудесаааа – протянул он.

И радостно запрыгал на месте.

- Маргоша! Ты сотворила Чудо?

- Я нечаянно – всхлипывая, ответила девочка и улыбнулась сквозь слезы.

Я попробовал шевельнуться, но организм, зараза, моментально вспомнил, что я у него есть, и отозвался такой болью в отбитых ребрах, что я застонал.

- Он, что ранен? – испуганно спросил мальчик.

- Не знаю, Тэлли. Мне показалось, что я успела его вытащить ДО того, как проклятый болт полетел ему в грудь – не очень уверенно ответила Маргоша.

– Но раз он стонет, то, значит, хотя бы жив.

- Жив я, жив. И даже не ранен. Просто Переход в очередной раз врезал мне по ребрам. Не плачь, девочка, все хорошо, даже, если немного плохо. Главное – что мы вместе.

- Вместе! – выдохнула Маргоша. – Ох, Симон! Если бы ты знал, как сильно я волновалась! Мне казалось, что я уже никогда тебя не найду и не увижу!!!

Но почему, почему ты сразу не взял меня с собой? Мы же с тобой друзья! Вдвоем мы бы обязательно придумали, как не попасть в лапы Повелителя!

Что я мог ей ответить? Что есть чувства в нашем сердце, каких даже самый задушевный друг не смеет касаться?

- Давай не будем ссориться! – взмолился я, видя, что теперь она снова готова заплакать – но теперь уже от обиды. – Лучше объясни – куда я попал? И, как ты вытащила меня из боя?

- Ты попал в Город Туманов – ответил мне тот, кого она называла «Тэлли». – А вытащила она тебя песенкой.

- Песенкой? Значит, поэт правда правит миром? Как у Вальтера: «а бумага кончится – нарисуем жизнь. Пусть она получится, как нарисовали»?

Маргоша согласно закивала головой. А мальчик снова радостно подпрыгнул.

Город Туманов! Значит, в доме целителя я не ошибся? И видел девочку именно в этом месте? Просто я не знал, как оно называется…

- Если с тобой все в порядке – то вставай! - скомандовал Тэлли.

- У нас есть, чем тебя накормить. А твои ребра надо просто очень туго перебинтовать. Я знаю, что это помогает. А потом мы все ляжем спать.

Ты – на диване, а мы с Маргошей на полу.

- Ему нельзя на диван: он у тебя бодается – напомнила девочка.

- Значит, все ляжем на полу. Еще могу предложить чердак. Там есть сено.

И не так слышно, как в ходиках орет «кукушка». Ты, Маргоша, утром на нее здорово ругалась – даже не открывая глаз.

Тэлли потупил глаза, хихикнул и добавил: - Тем самым словом.

Пока Маргоша таскала наверх одеяла и подушки, эльф разодрал на бинты старую простыню. А потом помог мне стащить балахон и рубашку.

- Какой ты красавец! – огорченно сказал мальчик, глядя на мои синяки. – Как же ты на чердак-то полезешь? Тебе же, наверное, даже шевельнутся больно!

- Не переживай! Ща все будет! – бодро сказал я.

И приложил ладонь к многострадальным ребрам. Я вдруг вспомнил фразу:

«Врачу, исцелися сам!» И решил попробовать. Чем черт не шутит, когда Бог спит? Сначала ничего не происходило. Но потом руки начали нагреваться и от них пошло золотое сияние. Правда, оно было совсем слабое – но ведь и сил у меня было не так много. Мне стало легче…

Тэлли заворожено смотрел на мои руки.

- Вы, что – все Волшебники в вашем мире?

- Скорее – сказочники! Как придумаем себе чего – так потом не знаем – что с этим делать…

- Самый вредный из людей – это сказочник злодей! – засмеялась Маргоша, появившись на пороге. – Я все постелила. Если вы закончили процесс лечения, то быстренько ешьте и давайте спать. Иначе у вас вместо позднего ужина скоро ранний завтрак случится…

Сон накатывал на меня волнами. Я, то проваливался в тревожное забытье, то просыпался и облегченно вздыхал, слыша рядом собой ровное дыхание Маргоши. Вспомнилась ночь в палатке на фестивале…

Потом - наша прогулка по Петербургу. Когда я молил небеса защитить Маргошу от любого зла и от моей любви тоже. А вышло так, что эта девочка сама стала моей защитой и спасением.

Я больше не оставлю ее. Никогда! Пусть даже тысячи Повелителей Часов захотят разлучить нас!

С этой мыслью я все-таки уснул. И увидел очень странный сон.

Передо мной словно открылась дверь в комнату, похожую на мастерскую и на кабинет волшебника одновременно. В углу стоял огромный глобус, на столе из потемневшего дерева - бронзовая астролябия и стеклянные колбы.

А главное, всюду были разбросаны шестеренки и зубчатые колеса.

Высокий человек с длинными седыми волосами вертел в руках как раз такое колесо.

- Ты опять не спал всю ночь, мой милый Абрахам? Даже волшебнику надо иногда отдыхать – с этими словами в комнату вошла хрупкая, необыкновенно красивая молодая женщина, одетая, как испанка, или скорее как цыганка.

Алая юбка, кружевной лиф, роза в пышных иссиня-черных волосах.

И огромные карие глаза, светящиеся нежностью и любовью.

- Я почти приблизился к разгадке Времени, любимая – седой мужчина ласково привлек ее к себе. – Когда родится наш малыш, чудесный механизм будет уже готов.

Женщина тихо вздохнула, мужчина коснулся поцелуем ее волос.

- Прошу тебя, Кьяра, не ходи больше гадать к старому князю. Это может плохо закончиться. Вдруг твои предсказания разгневают его?

- Любимый, но ты же знаешь, что князь – наша единственная защита в этом городе. Ты помнишь, почему мы бежали из Нюрнберга?

В голосе женщины зазвучала горечь.

- Союз еврея и цыганки… Кто из достопочтенных бюргеров потерпит такое?

- Поверь мне, Кьяра, все изменится, как только я построю свой хроноскаф.

Мы с тобой уйдем туда, где тебя никто не обидит, где мы наконец-то сможем быть счастливы.

- Я и так счастлива рядом с тобой, Абрахам. Но мне страшно взглянуть в наше будущее. Мой дар видит там только тьму и горе.

- Умоляю, не плачь, любимая! Я с тобой, я сумею тебя защитить!

Резкая вспышка света ударила по глазам. Я увидел пламя, полыхающее в окнах дома мастера Абрахама. Людей в черных плащах и масках, похожих на уродливые тени. Услышал истошные вопли: «Хватай старого жида и его ведьму!» И сразу – без паузы - черные волны штормового моря. Тесный и душный трюм, набитый стонущими измученными людьми. Громкий женский крик и сливающийся с ним крик младенца.

Залитая солнцем пристань. Пестрый навес над помостом невольничьего рынка. Смуглая печальная женщина в лохмотьях баюкает малыша и тихо напевает ему странную песенку:

 

- Не подвластен смерти тот, чья л


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow