2017-11-01
1212
| Полки нового строя | «Старый строй» |
| Всего: 91 760, или 61,5 % | Всего: 62 840, или 38,5% |
| Солдат: 41 полк, 61 288 чел. 37 % от всей численности армии. Рейтар и копейщиков: 26 полков, 30 472 чел. — 18,5 %. 10 000 конников из даточных, еще не переведенных в солдатские полки, — 6 % от всей численности армии. | Стрельцов: 21 полк, 20 048 чел. 12 % от всей численности армии. Казаков: 4 полка, 14 865 чел. — 9 %. Дворянское конное ополчение по городам: 16 097 чел. — 10 %. (Из них 6385 приписано к Государеву двору.) Дворян сопровождало 11 830 военных холопов — 7,5 %. |
Кроме того, в Сибири на 1680 г. существовало еще 3 разряда, не указанных в данной «Росписи». К 1682 г. общее число разрядов стало 11, так как Тамбовский разряд был введен в состав Белгородского[720]. На «русской» Украине находилось еще 50 тысяч гетманского войска. (В Крымских походах В.В. Голицына будет также использоваться калмыкская конница.) Итого российские вооруженные силы насчитывали 214 600 человек.
Полки стояли по разрядам (военным округам) не равномерно, а в соответствии с внешней опасностью. Так, в Смоленском разряде было 7871 воинов, а в Северском — 34 010.
В соответствии с западноевропейскими тенденциями развития военного искусства того времени пехота превосходила конницу по численности в 1,5 раза, а в частях нового строя в 2 раза.
Преобразования коснулись и стрелецкого войска, которое против расхожего мнения отнюдь не утратило боевой эффективности, что прекрасно показывал опыт использования стрельцов в войне 1673–1681 гг. Стрельцов коснулись изменения, навеянные устройством полков нового строя. Старые стрелецкие полки (приказы) по 500 человек были укрупнены до 1000; стрелецкие головы стали полковниками, полуголовы — подполковниками, сотники — капитанами.
В регентство Софьи (1682–1689) для вооружения солдат полков нового строя поступили такие редкие даже на Западе Европы новшества в области ручного огнестрельного оружия, как ружья с винтовой нарезкой ствола.
Какие итоги можно подвести? Во-первых, налицо постепенный переход от средневекового войска к регулярной армии европейского типа. Причем большая часть российских вооруженных сил к концу XVII в. была переведена в новый строй. Во-вторых, по европейским принципам шло формирование офицерского корпуса новой армии. В-третьих, те тенденции, которые наблюдались в армиях Запада, отмечались и в России. Конечно, до конца реформа завершена не была, поэтому трудно согласиться с выводом уральского историка С.А. Нефедова, что «русская регулярная армия была создана задолго до петровских реформ – и это признавал сам Петр I. В начале своего манифеста о Воинском уставе Петр писал: ”Понеже всем есть известно, коим образом отец наш… в 1647 году начал регулярное войско употреблять и устав воинский издан был”»[721]. От старого строя сохранились поместная конница, преимущественно аристократическая, и полурегулярные стрельцы. Однако основные направления модернизации армии были уже определены. Отсюда восприятие «революционности» петровской военной реформы представляется явно завышенным.
Новая армия требовала централизованного управления. Военные приказы - Разрядный, Рейтарский, Пушкарский, Иноземский - с 7 ноября 1680 г. руководились одним боярином - М.Ю. Долгоруковым. Стрелецким приказом ведал его отец. С 12 ноября 1689 г. среди приказов, ведавших военным делом, главным стал Разрядный приказ.
Флот
Впервые идея обзаведения Россией флотом появилась, как мы видели, в период русского обладания Нарвой, когда для охраны русских интересов на море были завербованы на русскую службу балтийские корсары. Позже Иван Грозный, а потом и Борис Годунов с помощью европейских плотников строили «флоты» у Вологды на случай своего бегства в Англию.
Русские торговцы и рыбопромышленники XVII в. перевозили товары к ярмаркам на речных судах (баржах и стругах). Вдоль берега Белого моря и к Кольскому полуострову ходили корабли поморов. К последней четверти XVII в. относится попытка русских купцов на собственных судах добраться до западных портов. Однако не имея грамот местных монархов и заинтересованных в такой торговле иностранных купцов-посредников, этот опыт провалился. Русским торговцам пришлось привезти товары назад в Архангельск и здесь продать западным купцам. Русские землепроходцы в Сибири имели корабли, способные передвигаться по рекам, а также ходить вдоль северного морского побережья. Это позволило Семену Дежнёву первым обнаружить пролив между Северной Азией и Северной Америкой. Запорожские и донские казачьи десантно-абордажные суда (чайки и струги) были пригодны для плавания по прибрежной полосе Черного и Азовского морей. На этих кораблях совершались военные и грабительские рейды на территорию Крыма, Турции, а потом и Ирана. Французский посол в Турции в одной из депеш Людовику XIII, немного утрируя, писал: «Появление в море четырех казацких челнов наводило на Константинополь больший страх, чем появление чумы в Морее».
В XVII в. передвижение грузов по воде шло гораздо быстрее и безопаснее, чем по суше. Поэтому голландцы избороздили всю свою страну каналами, французы использовали и природные реки, и рукотворные каналы. По ним на баржах и плотах, которые тянули животные или люди, везли тонны различных товаров. Ту же картину можно было увидеть в России, где, как засвидетельствовал Адам Олеарий, была самая большая и прекрасная в Европе речная система. Баржи ходили по Северной Двине, Сухоне, Оке, Волге и другим рекам. Большие грузы перевозили на специальных плотах (дощаниках). Так проехало часть пути из Архангельска в Москву английское посольство в 1663 г. Дощаник тянули вдоль берега 300 человек. Потом дипломатов, их слуг, а также скарб и подарки царю везли на 200 подводах[722].
К 1630-м гг. относится опыт строительства первого европейского корабля в России. Правда, он принадлежал не России и строился иностранцами. Маленькая Голштиния, единственная из западноевропейских стран получившая от царя Михаила Романова право на прямую торговлю с Персией, испросила у царя разрешение построить в Нижнем Новгороде для торговли с Персией 10 кораблей. Интересно, что Москва специально оговорила, что от русских плотников, которые будут задействованы голштинцами при постройке судов, «корабельного мастерства не скрывать». Это заставляет предполагать, что мысль об обучении собственных мастеров секретам европейского корабельного дела была не чужда московским правительствам XVII столетия, как и идея в перспективе завести свой флот.
Другим косвенным подтверждением этой догадки служит тот факт, что при выпуске на русском языке в 1647 г. книги Вальгаузена «Учение и хитрость ратного строя пехотных людей» было заявлено издание следующей книги «О корабельной ратной науке…». Не случаен был и выбор подарка Алексею Михайловичу одним из европейских посольств — ботика английской работы, на котором потом развлекался Петр и который он в шутку называл «дедушкой русского флота».
Корабль, построенный голштинцами в Нижнем Новгороде, был назван в честь герцога Фридриха Голштинского «Фридрик». Он представлял собой большую галеру в 24 весла, оснащенную тремя мачтами. Судно было плоскодонным, не имело киля. Длина корабля составляла 120 футов[723] (36,6 м), ширина 40 футов (12,2 м), осадка 7 футов (2,1 м). В Персию на «Фридрике» отправились 78 человек, из них 5 русских подсобных рабочих. Основную часть экипажа составляли чины голштинского посольства, включая автора знаменитых записок о России Олеария. От него мы и знаем, что корабль покинул Нижний 30 июля 1633 г., прибыл в Астрахань 15 сентября, 10 октября отбыл в Каспийское море, а 14 ноября, попав в сильную бурю у берегов Дагестана, погиб. Далее посольство добиралось до Персии посуху, а дело с прямой голштино-иранской торговлей не заладилось, поэтому других кораблей голштинцы в Нижнем Новгороде не строили.
Между тем строительством кораблей занялись сами русские. Это произошло во время кампании, которая во многом являлась предшественницей Северной войны 1700–1721 гг. Речь идет о Русско-шведской войне 1656–1661 гг. Главными задачами этой войны было отвоевать у шведов потерянный в Смуту выход в Балтийское море (земли вдоль Невы), а также захватить по возможности развитые территории Шведской Прибалтики, которые еще в Ливонскую войну (1558–1583) Россия пыталась оспорить у других претендентов — Речи Посполитой, Швеции, Дании. В 1656 г. для захвата территорий от Риги до Невы и побережья Ладоги русским командованием было направлено 4 отряда под общим руководством воеводы Куракина. Документально известно, что три из четырех отрядов активно пользовались кораблями. Первый отряд на стругах спустился по Двине и захватил Динабург, Кокенгаузен, а далее начал осаду Риги, которая, впрочем, не удалась. Второй отряд кн. Трубецкого, неизвестно, имевший или нет суда, взял в Ливонии Нейгаузен и в Эстляндии Дерпт (Юрьев). Малочисленность отряда (2 тысячи солдат) и наступающая зима не позволили начать в 1656 г. осаду Нарвы. Третий отряд в 1 тысячу человек под командой Потемкина имел задачу, выйдя в Балтийское море, высадиться на шведский берег. Потемкин имел струги и кормщиков, обладавших опытом морских плаваний. В его отряде числилось 570 донских казаков, которые ранее участвовали в азовских морских набегах на Крым. (В.А. Волков, специально изучавший военные операции донских казаков подчеркивает, что они ходили не только конными ратями на татар и турок, но и «плавными ратями» по рекам и морю. Для морских походов они изготовляли струги, вместимостью до 80 человек. «Даже несколько таких судов, - подчеркивает историк, - могли на равных вести бой с турецкими военными кораблями. В документах сохранилось описание сражения, произошедшего недалеко от Керчи, где 2 казачьих струга были атакованы 10 турецкими каторгами, но отбились, обратив врага в бегство. При этом 4 турецкие галеры были казаками захвачены»[724].)
Потемкин вступил в Ингирию (бывшую Ижорскую пятину Новгорода), взял Ниеншанс в устье Невы (занятие этой крепости Петром I было уже вторым случаем в истории русско-шведского противостояния в Прибалтике). Шведы, завидев русскую флотилию, ушли на своих кораблях в хорошо укрепленную Нарву. Потемкин сжег 500 дворов Ниеншанса, захватил большой запас продовольствия и восемь пушек. 22 июля 1656 г. русские суда у острова Котлин, где в будущем будет основан Кронштадт, дали бой отряду небольших шведских судов. В итоге был захвачен неприятельский «полукорабль» с пушками и знаменами, взяты в плен капитан И. Далсфир и восемь солдат, множество шведов побито. На Котлине русские выжгли местные деревни. Однако идти глубже в море, не заняв всю Ингирию, оставляя у себя в тылу крепость Нотебург (Орешек) у истока Невы из Ладожского озера, было опасно. Потемкин осаждал Нотебург до осени, но взять не сумел. Тем временем четвертый отряд под рукой воеводы Пушкина численностью в 1 тысячу солдат перешел Ладожское озеро на гребных судах и до осени безуспешно пытался взять крепость Кексгольм (Карелу).
Швеция в конце сентября 1656 г. переправила в Ингирию значительные силы и флот. Война с Речью Посполитой за Украину не позволяла России увеличить своё военное присутствие у Невы. В итоге Кардисский мир 1661 г. подтвердил Столбовский договор 1617 г.: Россия не смогла вернуть себе выход в Финский залив, не говоря уже о какой-либо экспансии в Прибалтику.
Но, как мы видели, Россия к середине XVII в. была хорошо знакома с различными вариантами европейских морских судов. Россия обладала собственным флотом из небольших промысловых, торговых и военных судов, приспособленных к передвижению по рекам и в приморских районах. Другое дело, что этот российский флот не был приспособлен ни к большим военным, ни к крупным торговым перевозкам в открытом море. А между тем в Новое время морская международная торговля стала одним из главных двигателей экономического прогресса. Участвуя в этой торговле при посредничестве английских, голландских, гамбургских и других западноевропейских купцов, московская центральная власть вполне уже уяснила себе выгоды обладания флотом. Недаром в 1662 г. русский посол, направляющийся в Англию, по царскому приказу пытался вести переговоры с канцлером Курляндии о возможности заведения русских кораблей в курляндских гаванях. «Курляндский канцлер ответил, что великому государю пристойнее заводить корабли у своего города Архангельска»[725], куда, кстати, ежегодно на ярмарку прибывало до сотни западноевропейских торговых кораблей.
Близкий к царскому двору голландский купец и российский промышленник Андрей Виниус предлагал построить гребной флот для Каспийского моря. Россия активно торговала с Персией, находясь с ней до набега Стеньки Разина в дружественных отношениях. Персия была врагом Турции, что объективно превращало ее в потенциального союзника России. В 1664 г. шах Аббас II дал исключительные привилегии российским купцам, а в 1667 г. попросил в ответ предоставить армянским купцам, его подданным, право торговать шелком-сырцом в России и чтобы Россия организовала охрану купцов, особенно в Каспийском море, за особую плату. Опасность переноса казацких походов «за зипунами» с Азовского моря на Каспий висела в воздухе. Разрешение армянским купцам было дано 31 мая 1667 г., а для охраны их решено было создать небольшой отряд кораблей.
В 1667 г. царь Алексей Михайлович велел построить в дворцовом селе Дединове, расположенном на Оке, недалеко от Коломны, корабельную верфь. Для найма в Европе специалистов привлекли голландского купца Йохана ван Сведена, который успешно закупал для русской армии западноевропейское оружие в 1650-е гг. В 1667 г. ван Сведен нанял 4 первых зарубежных плотников-судостроителей, а в 1668 заключил контракт с капитаном и кормщиком Давидом Бутлером и еще 14 матросами[726]. Давид Бутлер был кузеном жены ван Сведена, урожденной Марии Рутс[727]. Мать капитана Бутлера Агнеса приходилась родной сестрой ее отцу, известному в России голландскому купцу Давиду Рутсу, чьи дети и внуки остались жить в России. Среди приглашенных на русскую службу были также полковник Ван-Буковец (непосредственный начальник верфи), корабельные мастера Гельт, Ван-ден-Стрек и Минстер. Общее руководство осуществлял глава Посольского приказа боярин Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Именно он был инициатором строительства кораблей в Дединове. Прежде он руководил постройкой судов на Двине в ходе подготовки к войне со Швецией.
План включал строительство одного большого европейского корабля, одного бота, яхты и двух шлюпок. В помощь команде западных специалистов из числа «свободных людей» навербовали тридцать плотников и четырёх кузнецов. Были присланы также четыре пушкаря. Среди русских специалистов следует отметить Якова Полуектова и Степана Петрова, оказавшихся уже опытными корабельными мастерами.
14 ноября 1667 г. был заложен корабль, получивший название «Орел». Это было двухпалубное трехмачтовое судно. Его внешний вид запечатлен, к примеру, на известной гравюре Деккера. Она представляет панораму Астрахани и корабль «Орел» на рейде. Основой для гравюры служила информация Яна Стрюйса, члена экипажа «Орла». Правда, стоит заметить, что записки Стрюйса издавались на Западе много раз и корабль в разных изданиях изображался по-разному. Не сохранилось точных чертежей, поэтому у разных авторов размеры первого русского корабля западноевропейского типа разнятся в деталях, однако в пределах до 0,5 м, что можно игнорировать. Мы взяли за основу данные, приведенные в книге контр адмирала В.А. Дыгало[728]. «Орел» имел водоизмещение 250 т, его длина по килю составляла примерно 23,7 м, по ватерлинии — 24,5 м, ширина — 6,5 м (примерно 80 футов длины по ватерлинии, 21 фут — ширины). Осадка была невелика: 1,5 м (5 футов), что позволяло кораблю Окой и Волгой выйти в Каспийское море. «Орел» являлся военным судном. Его вооружение включало 22 пушки 2–5-фунтового калибра, 40 мушкетов, 40 пар пистолетов. Также предполагалось, что у команды будут ручные гранаты.
19 мая 1668 г. «Орел» был спущен на воду в присутствии Ордина-Нащокина. Освятил корабль настоятель коломенской церкви Иоанна Предтечи. Капитаном был назначен голландец Бутлер. Уже при спуске на воду на корабле развевалось громадное полотнище бело-сине-красного цвета, ставшее позже государственным флагом Российской империи и постсоветской России. Далее «Орел» достраивался на воде еще год.
Строительство «Орла» сопровождалось «саботажем» как различных приказных учреждений, так и русских людей на местах, видевших в «нерусском корабле» чуть ли не еретическое действо. К примеру, старосты окрестных к Дединову сел на вызов желающих работать на верфи плотников отвечали, что к корабельному делу охочих людей нет; а пушкарский приказ на просьбу прислать кузнецов отвечал, что все заняты, а единственный имеющийся в наличии должен закончить изготовление колокольного языка для московской звонницы; когда на территории архиерейской дачи отыскали несколько необходимых для киля и мачт деревьев, то архиерей долго не позволял их рубить. Только царские указы, как и покровительство царя Алексея Михайловича Ордину-Нащокину спасали дело.
В первое плавание «Орел» вышел летом 1669 г. К этому времени были построены и более мелкие суда сопровождения — яхта, вооруженный струг и две шлюпки, которые вместе с «Орлом» перешли в Нижний Новгород, а потом спустились в Астрахань. Здесь «Орел» находился 9 месяцев. За это время капитан Бутлер по приказу астраханского воеводы Прозоровского построил и спустил на воду в апреле 1670 г. небольшую военную галеру. Расходы на создание всей флотилии обошлись казне в 9 тысяч рублей[729]. Это была значительная сумма (компенсация Андрею Виниусу потерянной им доли в Тульском железоделательном заводе составляла 8 тысяч рублей).
История «Орла» хорошо известна благодаря запискам его парусного мастера Яна Стрюйса. Команда «Орла» состоял из русских и «немцев» и насчитывала 58 человек (капитан, 22 матроса, 35 стрельцов). Для организации их службы был разработан специальный устав в 34 статьи, которые потом стали прообразом петровского Морского устава.
Судьба дединовской флотилии оказалась незавидной. Флагман «Орел» был захвачен повстанцами Степана Разина. Корабль был сильно поврежден, остальные суда сожжены. Иностранцы, служившие на них, бежали. Часть из них, как Ян Стрюйс, с большим трудом вернулись на родину. Только двое из экипажа «Орла» лекарь Термунт и пушкарь Карштен Брант - потом опять появились на русской службе. Согласно документам, сам корабль «Орел» весной 1670 г. отогнали в волжскую протоку Кутум, где он простоял в бездействии продолжительное время, придя в полную негодность.
Походы Степана Разина на Персию надолго нарушили русско-персидскую торговлю и поселили враждебность в дипломатических отношениях России и Ирана. Естественно, что в таких обстоятельствах реконструкция «Орла», предназначенного для охраны на Каспии персидских торговых караванов за персидские деньги, была не нужна.
Несмотря на всю эту печальную историю, сын Алексея Михайловича
Петр I высоко ценил опыт строительства первого русского европейского корабля. «Хотя намерение отеческое не получило конца своего, однако же достойно оно есть вечного прославления, — заявил Петр, — понеже… от начинания того, яко от доброго семени, произошло нынешнее дело морское».
Сам Петр, как известно, начал строительство своей первой настоящей флотилии, предназначенной для взятия Азова, осенью-зимой 1695–97 г. в Воронеже. Но не всем известно, что до Петра здесь некогда уже существовала корабельная верфь. Опыт создания в Воронеже первых корабельных верфей принадлежал русским военачальникам, ведшим в 1673–1681 гг. войну с Турцией. Корабли создавались для подвоза через Дон в Азовское море военных частей под командой Г.И. Косагова, откуда они совместно с казаками совершали морские налеты на Крым. Без сомнения, Петр I знал об этом удачном опыте и неслучайно в 1695–1696 гг. именно Воронеж он выбрал местом строительства своего Азовского флота.
Историками обычно совершенно не упоминается еще один факт, свидетельствующий о правительственном намерении (еще до Петра I) строить в России морские корабли европейского типа. Между тем Невилль сообщал, что по приказу Софьи и В.В. Голицына в 1687 г. в Астрахань были направлены матросы и корабельные мастера из Нидерландов для организации верфи. Они построили два фрегата, приспособленные к плаванию по Каспийскому морю. К сожалению, позже эти суда были сожжены татарами[730].
Третьим после «Орла» и астраханских фрегатов примером построения «русского» европейского парусника, способного к плаванию в открытом море, была постройка корабля в Архангельске в 1693–1694 гг. Там же появилась четвертая за историю XVII столетия (после Дединовской — конца 1660-х гг., Воронежской — 1670-х гг. и Астраханской — 1680-х гг.) русская корабельная верфь. Ее основание связано уже с забавами молодого царя Петра Алексеевича. После переворота 1689 г. и до 1695 г. Петр продолжал вести образ жизни, далекий от реального участия в управлении страной. Власть находилась в руках политического клана Нарышкиных, формальные представительские царские функции осуществлял старший сводный брат Петра I — Иван V Алексеевич. Летом 1693 г. царь Петр Алексеевич после катания на ботике и строительства небольших судов на Переславском озере оказался в Архангельске. Был как раз разгар ярмарки. Первая западная флотилия прибывала обычно в Архангельск в июне и насчитывала от 5 до 12 кораблей. Вторая, июльская, была значительно больше: от 30 до 70 судов. Молодой царь, человек деятельный и быстро загоравшийся захватившей его идеей, приказал основать на острове Соломбала, находящемся на севере от Архангельска, судостроительную верфь. Тут же по западноевропейским чертежам заложили корабль «Святой Павел». За зиму он был построен, и, когда царь вернулся в Архангельск в 1694 г., он сам спустил его на воду. Два других европейских корабля были куплены по царскому приказу в Голландии. Нидерландский купец Витзен приобрел новый фрегат, названный по приходу в Архангельск также «Святой Павел», а сподвижник Петра Андрей Андреевич Виниус, сын знаменитого голландского купца и промышленника, купил 44-пушечный фрегат «Святое пророчество». На последнем в Архангельске подняли точно такой же «русский флаг», как некогда на «Орле»: бело-сине-красный. Его переделали из голландского флага (красно-бело-синего), под которым фрегат прибыл в русский порт[731].
Петр намеревался построить в Архангельске целую флотилию. С 1693 г. воеводой Архангельска был назначен Ф.М. Апраксин. При нем Соломбальская верфь продолжила расширяться. На острове появилась кузница, канатное производство, склады, а также жилища для корабельных плотников и моряков. Начальство верфи и западные морские офицеры русской службы на Соломбале не жили. Они имели квартиры в Архангельске.
