Колонизация южных и восточных земель

Помещики, как и крестьяне, проявили в XVII в. стремление к вовлечению в оборот южных черноземов. Эти земли тянулись вдоль засечных черт, где ранее ввиду военной опасности земледельческое производство было невозможно. Ослабление Крыма, а главное — наметившаяся к концу XVII в. остановка экспансионистских возможностей Турции открыли возможность русской аграрной колонизации южных земель.

Экономическая отсталость России состояла в архаически примитивном, экстенсивном, натуральном земледелии, которым вынуждено было заниматься 89,6 % населения страны. Причем бедность почв тогдашнего центра России и тяжелый климат в сочетании с вотчинным укладом не позволяли надеяться на какой-либо технологический и социально-экономический прогресс в данной области. Следовательно у России, для развития торговли и промышленной деятельности, столь важных для модернизации экономики, просто не было людей.

Однако приемлемый выход имелся. Он заключался в переносе центра главного хозяйственного занятия России — земледелия - с неплодородных почв ее центра на черноземы Воронежа, Белгорода, Орла, Курска, Украины и плодородные почвы степи. Это составляло основную национальную задачу, которую очень смутно ощущала центральная власть с конца XVI в. В этом направлении явно двинулся Алексей Михайлович и его преемники — царь Федор и царевна Софья. В том же ключе попытался развернуть первоначально свою внешнеполитическую активность Петр I, потом Анна Иоанновна, а решила её окончательно, как и многие другие задачи, императрица Екатерина II, за что ее вполне заслуженно можно именовать Великой. Присоединение Крыма и основание в Северном Причерноморье Новороссии позволили перенести центр российского земледелия на юг, и за счет природного плодородия здешних пашен резко поднять производство зерна. Это освободило руки жителей старого центра России для столь необходимых для модернизации страны неаграрных занятий – промыслов, ремесла, торговли, мануфактурного производства и т.д. Борьба России с Крымским ханством и Османской империей, реализуемая в 7 крупных войнах конца XVII — конца XVIII вв.[902], была способом решить главную национальную экономическую задачу, без которой судьба России в модернизирующемся европейском пространстве как империи, великой державы и даже просто самостоятельной страны была бы невозможна.

Стремление русских крестьян и служилых землевладельцев XVII в. освоить плодородные земли у засечных черт на южных рубежах Московского царства было частью этой борьбы. При царе Михаиле даже не стали возвращать беглых крестьян, осевших у южной границы. При царе Федоре Алексеевиче позиция власти изменилась: если к помещичьей колонизации относились благосклонно, то крестьян-беглецов принялись нещадно вылавливать и возвращать прежним владельцам. Куда больше возможностей для простых людей в деле колонизации новых земель предоставляла Сибирь. Мифом учебно-популярной исторической литературы стало утверждение, что в Сибирь бежали от крепостного права. На деле крепостной человек в массе своей не имел возможности «утечь» в Сибирь из-под бдительного ока владельца и занятого сыском беглых государства. Да и менталитет крепостного, зациклившийся на ленивом исполнении повинностей в пользу барина и мелкой «мести» ему исподтишка, не способствовал стремлению крепостных масс решиться на такое опасное действо, как бегство в Сибирь. Её осваивал свободный от крепостного права черносошный Русский Север и казаки порубежья. В этих людях их «малая родина» испокон веков воспитывала самостоятельность, упорство, предприимчивость, а порой и отчаянную смелость, смешанную с жестокостью. Кроме названных категорий населения в Сибирь конечно направлялись и отдельные беглые крепостные, гулящие люди, а с началом раскола и бегущие от притеснений церкви и власти старообрядцы.

Продвижение в Сибирь, получившее бурное развитие в царствование Федора I и Бориса Годунова, продолжилось в царствование Михаила Романова. Начиная с 1620 гг. его правительство патронировало колонизацию Урала и Западной Сибири. Переселенцам, пожелавшим заняться хлебопашеством, выдавались за казенный счет семена и денежные ссуды для покупки инвентаря и лошадей. На первое время многие были освобождены от налогов и повинностей. Им оказывалась помощь со стороны воевод и служилых людей, сконцентрированных в сибирских городках и острогах. Михаил принял меры по интенсивному укреплению сибирских форпостов. Находили поддержку и частные охочие люди, которые в поисках добычи (прежде всего мехов) продвигались в глубь Сибири, становясь русскими землепроходцами. Именно они обнаружили в бассейне Лены земли, пригодные для земледелия. Царь Михаил издал указ о направлении туда не только служилых казаков, но и крестьянских семей и даже незамужних девиц для выхода замуж за холостых крестьян-переселенцев и служилых людей. В 1630–1640-е гг. в бассейне реки Лены возникает новый сельскохозяйственный район. Возникает пашня недалеко от Якутска. Здешним крестьянам правительство Михаила Романова выдало денежную ссуду и семена. При Алексее Михайловиче очаги успешного земледелия были в верхотульско-тобольском, томском, енисейско-красноярском районах. Сибирь стала частично сама снабжать себя продовольствием.

Ради русской колонизации в Сибирь цари XVII в. распространили на неё донской обычай о невозврате беглых, а также внесли поправки в право и судебную практику. Царь Федор Алексеевич издал 17 ноября 1679 г. указ, по которому пойманных на вторичном воровстве не калечили отрубанием конечностей или пальцев, а ссылали в Сибирь навечно. Во времена регентства Софьи в феврале 1683 г. вышел указ о возвращении холопов, взявших отпускные в «смутные времена воровством». Тех, от кого отказывались хозяева, велено было ссылать на жительство в Сибирь[903].

Все время в Сибирь посылались новые экспедиции служилых людей с целью расширения русских владений. В 1631 г. П. Бекетов ходил за Лену. В 1632 г. новые земли исследовал И. Кузьмин. В июне 1634 г. уже В. Шахов вновь отправился за Лену. Вели первопроходческую деятельность в 1638–1639 гг. отряд И. Реброва, в 1639–1641 гг. — экспедиция М. Перфильева. Иван Москвитин вышел к Тихому океану[904]. За 1613–1645 гг. Россия присоединила 70 тысяч кв. миль[905] сибирской территорией (226 800 кв. км), а к концу XVII в. Россия завладела всей Восточной Сибирью и вышла на побережье Тихого океана.

Покорение Россией Сибири в конце XVI–XVII вв. есть часть колониального расширения крупнейших европейских держав эпохи Нового времени. Сам процесс продвижения России на восток напоминает аналогичный процесс продвижения западноевропейских колонизаторов на восток и запад. Инициативу задают решительные и энергичные индивидуумы. Они совершают географические открытия, начинают освоение новых территорий с все возрастающей экспансией в отношении коренного населения. «Конкистадорами» всех национальностей движет желание разбогатеть. По мере их закрепления на новых землях, метрополии все более втягиваются в процесс формирования своих колониальных владений, стремятся взять там под контроль управление, посылают войска, учреждают правила взаимоотношений своих колонистов и местного населения, формируют налоговую систему. Эксплуатация колоний становится заметной статьей государственных доходов, начинает определять военную, внешнеполитическую и экономическую мощь европейских стран. Всё это мы видим в Сибири. Разница лишь в том, что россиянам не пришлось плыть за моря, ибо бескрайние просторы прилегали к их территории. После крушения Казанского ханства (1652) ввиду крайней слабости Сибирского ханства Россия не имела на Востоке государства-противника в Северной Азии.

Еще одним отличием России от колониального продвижения, к примеру, Англии и Франции на американском континенте являлся государственный курс в отношении коренного населения. Английское и французское правительства видели на «диких землях» Нового Света в качестве своих подданных и налогоплательщиков, способных всерьез пополнить государственный бюджет метрополий, лишь европейских переселенцев. Те переносили в Вест-Индию новые буржуазные методы ведения хозяйства, по сравнению с которыми хозяйство аборигенов было архаичным и нерациональным. Не было никакой государственной нужды защищать коренных жителей ни от эксплуатации, ни от прямого уничтожения европейскими колонистами. Русское вотчинное государство причисляло «дикарей» к очень нужным для казны подданным-данникам. Пушной ясак, собираемый с коренных народов Сибири, упорно именуемых в русских документах XVII в. «сибирскими иноземцами или инородцами», сразу стал мощным источником пополнения государственного бюджета. Меха, особенно в первой половине XVII в., играли роль экспортного царского «белого золота». Промысловые запасы меха в Европейской России были к XVII в. в значительной мере уже истреблены. Поэтому нужно было оберегать «сибирского иноземца», платящего пушной ясак «белому царю», от русского европейца-землепроходца. «Служилым людям приказываю накрепко, — читаем в одном из указов Михаила Романова, — чтоб они, ходя за ясаком, ясачным людям напрасных обид и налогов отнюдь никому не чинили, сбирали с них государев оброк ласкою и приветом, а не жесточью и не правежем (битье палками. — Прим. авт.), чтоб с них сбирать государев ясак с прибылью, брать с них ясак, сколько можно, по одному разу в год, а по два и по три ясака в год не брать… Воеводам, дьякам и служилым людям никаких иноземцев, жен и детей их во двор себе не брать, засылками ни у кого не покупать и не крестить, в Москву с собою не возить и ни с кем не высыласть, чтоб Сибирская земля пространилась, а не пустела. Ежели же кто из ясачных людей захочет по своей воле креститься, таких людей крестить, обыскавши допряма, что добровольно хотят креститься. Окрестя, устраивать их в государеву службу, верстать денежным и хлебным жалованьем»[906].

Попытки искать компромисс с аборигенами на колонизуемых просторах были свойственны в XVII–XVIII вв. не только русскому правительственному курсу. Как известно, на поддержку индейцев при учете ряда их интересов пыталась опираться та же Франция в колониальных войн с Британией, и данный курс принес французам не одну победу. В латинской Америке интересы аборигенов как королевских подданных и налогоплательщиков учитывали испанская и португальская короны. У России был свой давний опыт использования данников из покоренных местных народов в своих целях на основе компромисса. Еще при первом Романове у русских границ на Яике появились калмыки. Междоусобия кочевых народов Центральной Азии выгнали калмыцкие скотоводческие племена из родных степей. В 1657 г. калмыцкие тайши (племенные правители) принесли присягу царю Алексею Михайловичу. Калмыкам разрешили заселить пустующие степи между Яиком и Волгой. А вскоре конные отряды этих новых подданных России уже воевали с поляками в войне за Украину.

Русские продвигались на восток двумя путями: вдоль северных морей и вдоль южных лесостепных сибирских границ. Самыми известными экспедициями явились походы казака Семена Дежнева, служилого человека Василия Пояркова и устюжского торгового человека Ерофея Хабарова. Экспедиция Дежнева, безусловно, относится к числу великих географических открытий европейцев. И хотя В. Берингу, датскому капитану на русской службе, в XVIII в. пришлось открывать пролив между Северной Азией и Северной Америкой заново, первенство в обнаружении того, что эти два континента не имеют сухопутной связи на севере, принадлежит Дежневу.

Поярков с отрядом в 132 человека двигался вдоль южной сибирской границы. В 1645 г. он по реке Амур вышел в Охотское море. Впоследствии Хабаров (вначале проявив частную инициативу) и Пашков (отряд которого послало уже московское правительство) пытались закрепить за Россией Даурию. Так Россия вошла в соприкосновение с Китайской империей, которая тоже претендовала на Приамурье. Как показали события, сил у России XVII в., чтобы вести активную наступательную политику одновременно на северо-западе против Швеции, на западе против Речи Посполитой, на юге против Крыма и Османской империи и вдобавок оспаривать у Поднебесной Приамурье было недостаточно. Но само перечисление наступательных направлений внешней политики Алексея Михайловича и его ближайших преемников разрушает господствующий в массовом историческом сознании миф о России, на которую до Петра I со всех сторон наседали её враги, а она еле держалась.

Что касается Даурии, то в отношении неё правительство Софьи и В.В. Голицына приняло разумное решение. Отказаться от закрепления Даурии за Россией правительство Софьи решило не сразу. Письмо брату Ами в Женеву энергичного подполковника русской службы Франца Лефорта, томившегося в бездействии в 1685 г. и страстно мечтавшего заработать чин полковника, сообщает, что его, возможно, назначат командовать большой военной экспедицией русских войск в Китай. «Сей поход, — писал Лефорт, — продлится 5 или 6 лет»[907]. Однако 27 августа 1689 г. русский посол Федор Головин заключил с Китаем Нерчинский договор, по которому русские уходили из всех своих поселений в Даурии, включая знаменитый Албазин. Однако в завуалированной форме удалось добиться ограничения китайского суверенитета на левом берегу Амура. Были урегулированы процессы приграничного русско-китайского общения, включая вопросы русско-китайской торговли. Российским Приамурье станет в середине XIX в.

Но русские полностью не уходили из Даурии в конце XVII-XVIII вв. И это были не только купцы. На чужой территории на русских охочих людей не действовали ограничения, налагаемые правительством в Сибири для поступления лучших мехов в казну и сохранения добывавших их «сибирских иноземцев» от истребления русскими промысловиками (как это делалось европейцами в Новом Свете). Очевидно отчасти вояжи русских «конкистадоров» за «ясаком» в земледельческую Даурию заставили даурских жителей постепенно отселяться за Амур на китайские территории. В итоге, когда в середине XIX в. отряд сибирского наместника Н. Муравьева вышел на левый берег Амура, он обнаружил его практически незаселенным. Это облегчило юридическое присоединение Приамурья к России и колонизацию его русскими.