Оставшиеся на свободе 13 страница

Место оказалось настолько интересным, что я снял номер в здании напротив, поселил там своего человека, что не очень помогало, но натолкнуло на мысль об использовании подобного помещения, правда для покушения.

Пару недель и отработанная легенда заурчала в виде командировочного длинноволосого блондина с бородой, в виде профессионального музыканта со всеми предлагающимися причиндалами. Из номера приходилось почти не выходить в виду камер, да и вообще… И наконец подошёл день, когда должны были собраться все наши визави, во главе с «Аксёном». Светило греющее весеннее солнце, лужи от тающего снега бликова-ли, слепя и играя зайчиками на всём, что попадалось им на пути. В такие дни почти все деловые люди, к каким себя причисляют обычно люди с «больших дорог» и «джентельмены плаща и кинжала», предпочитают после встреч выползать на освещённые улицы и наслаждаться теплом яркого светила, подставляя себя не только под объективы фотоаппаратов.

Из специальных алюминиевых трубочек я собрал конструкцию лежака под самым потолком, подальше от окна, из-за острого угла стрельбы, а находиться стрелку, как известно, что бы не «высветиться» солнечным или искусственным светом, нужно в глубине. К тому же, из-за необходимости полного обзора всей стоянки шторы закрыть не получалось. В общем, всё было готово, и часа за два-полтора до назначенного времени встречи вдруг зазвонил стационарный телефон, голос девушки с ресепшн начал задавать какие-то ненужные вопросы, и я, почувствовав прилив знакомой энергии адреналина к низу груди, понял-осталось максимум минута! Отсоединив приклад с цевьём, сложил в синтезатор, захлопнул и убрал в чехол. И вот уже уходя вспомнил о конструкции, ударом ноги обрушил трубочки, рассыпавшиеся и ставшие просто небольшой грудой, кое где скреплённые скотчем. Ни одного отпечатка моего остаться не могло, да и вряд ли этим стала заниматься бы милиция, если конечно, не найдёт меня и не поймёт мои намерения.

Проскочив через весть коридор, далее мягко мимо, стоящей спиной в ожидании милиционеров и не обратившей на меня никакого внимания, консьержки, развернулся и будто подходя с другой стороны, направился к лифтам. Почти подойдя, нарочито встал на пути выхода из одного из них, понимая, что человек торопящийся, скажем, занятием поимкой преступника, случайно наткнувшись на хипаря-музыканта может быть и будет чувствовать себя виноватым, хотя, скорее оттолкнёт, и не обратив внимания продолжит свой путь, но точно ни в чём не заподозрит. Так и вышло, из раскрывшийся двери вылетели люди, один из которых прямо-таки воткнулся в меня, я чуть отошёл, и потому удержался на ногах, он же нет. Поставив синтезатор на ребро у двери лифта, я попытался ему помочь, чуть было не совершив роковую ошибку. Он принял поданную руку, сказав «Ага», и уже встав, устремившись за первыми и консьержкой, зацепил случайно чем-то за мой парик, который удержался, но чуть съехал. Глядел бы он на меня повнимательней, может быть и заметил. Я среагировал ведь с головы упала и клетчатая кепка с помпончиком за которой я и наклонился, спрятав конфуз и, уже выходя из лифта внизу, вместе с париком похоронил в сумке оставив в туалете фойе.

Успешно покинув это невезучее, а может и наоборот, место, хотя с какой стороны посмотреть, и для кого именно, я занялся выяснением причин, приведших к такому происшествию, а заодно и не мог нарадоваться своей интуиции.

Ответ появился быстро, через знакомых силовиков. Оказывается, установочные данные, на которые был оформлен паспорт и на которые был снят номер, буквально за день до описываемого попали во всероссийский розыск и, как следствие, запрос с ними оказался в ресепшн гостиницы, а дальше дело техники. Урок я усвоил и, кажется, не один: Номера отелей не самое лучшее место для работы стрелка; необходимо лучше подходить к выбору постановочных данных и не брать их у рецидивистов, а главное, кажется «Аксён» — заговорённый, по крайней мере для меня. Зная же вообще примерную историю покушений на него, это тем более становится очевидным. Осталось дождаться и понять, для чего готовит и хранит судьба этого человека.

Я же посчитал необходимым и честным, зная Сергея заочно, пардон, через свою «работу», рассказать о себе, теперь мы в равных условиях. И да рассудит нас Господь.

Точка же в конфликте была поставлена более чем через год — у Американского посольства. Ананьевский был расстрелян с трёх метров, через заднее стекло «Фольксваген-Каравелла», стоя на светофоре. В лобовом стекле его машины осталось более двух десятков отверстий от уже потерявших свою устойчивость пуль — в тело они входили под разными углами. Я видел в новостях аккуратно положенное на асфальт его водителем крепкое тело, одетое в вельветовые брюки и кашемировое полупальто, после обыска немного задранное, на лбу вышедший под давлением куска металла через входное отверстие шарик мозга, лицо спокойное и почему-то не бледное, не выражавшее никакого зла, которое он сделал в своей жизни — что бывает, когда в общем-то неплохие люди совершают не соответствующие их предназначению поступки и после не могут объяснить. Конечно, это не тот случай, но выражение посмертной маски не соответствовало его жизнедеятельности последних лет. И ещё один не характерный для быстрой и неожидаемой смерти нюанс, говорящий о силе духа этого человека — он успел и смог не только дотянуться до рукояти пистолета, находящегося спереди, за поясным ремнём, но и с силой обхватить её рукой, которая сковалась последующей судорогой. Эксперты, проводящие осмотр на улице, не смогли разжать кисть правой руки.

На этом и закончилось противостояние между двумя Сергеями, но продолжилось оно сразу после того, как Mil место «Культика» вступил третий Сергей — Буторин, и остановилось только развалом, физическим и духовным, «одинцовско-медведковско-ореховских» в 2000–2003 годах.

* * *

В августовский день 1995 года Андрей уже не в первый раз попросил перезвонить на номер телефона, принадлежащий Ананьевскому. Договорились о встрече в Шереметьево-2. Редкие, но периодические встречи были необходимы, и явно не мне, давно уже не любившему лишних знакомств и общений. Обычно «Ося» и «Культик» выступали как одно целое, единым фронтом. В основном интересовались бытовыми вопросами, нуждами, методами работы и некоторыми специфическими нюансами. Затем что-нибудь предлагалось — какая-нибудь машина, почти «задарма», и, как правило, приметная до безобразия, скажем, Volvo-750 канареечного цвета. Спору нет, машина скоростная, но не быть же белым пятном на чёрном фоне. Или Chevrolet suburban, в чёрном цвете, но с широкой оранжевой полосой. Мне же нужны были неприметные и более практичные марки, да и самодостаточность ценилась больше, чем падкость на всякого рода подобные недешёвые презенты. В конце концов, могли и просто расстрелять, перепутав с прежним владельцем.

Напоследок обычно был припасён какой-нибудь подарок, отказываться от которого было неприлично. После подарка, когда я, в принципе, уже готов был уйти, могли одарить ещё и пачкой банкнот достоинством примерно в десять тысяч долларов, которые исчезали в моих вместительных карманах, как и я сам в близлежащих от офиса переулках.

В тот раз всё началось с пачки свежеотпечатанных зелёных купюр и настоятельном предложении «сделать какое-нибудь иностранное гражданство», с явным намёком на греческое. Ничего себе, и это с моей-то невыездностью по всяко-разным причинам.

Греция — страна всего олимпийского, оливкового, философского и исторического. Хотя, как я уже говорил, кроме Акрополя, нескольких музеев и десятка развалин, оставшихся после турецкого нашествия, которое перетянуло в виде земли и расположенных на ней древних артефактов, дворцов и другой древней недвижимости и, конечно, добавляющей красок природы, всё оказалось не столь впечатляющим, даже для человека, впервые пересекшего границу Родины.

Что было ответить? Вряд ли там что-то грозило, а настоятельный тон я воспринял, как желание показать свою заботу о человеке, который им «почему-то» стал небезразличен, а скорее — нужен. Замечу, что такое же внимание было чуть ранее проявлено и к Саше «Солонику», встреча с которым мне ещё предстояла. Да меня и самого тянуло к новому и непознанному, к тому же паспорт и набор документов со стопроцентной гарантией подлинности, ценой 25 тысяч у.е. не из моего кошелька, которые казались серьёзным вкладом в будущее спокойствие (кто же знал, что это будет далеко не последний подобный комплект), вряд ли мог помешать. И через четыре недели я уже летел первым классом авиакомпании «Олимпия», навстречу многому неведомому и даже не предполагаемому, безошибочно предвкушая сумасшедшее возрастание вкуса жизни.

Полёт был сам по себе приятен и действовал расслабляюще, особенно после выпитых 150-ти грамм «Хенесси». Все думы были заняты перспективой открывающихся новых возможностей, возвращалась мысль, поначалу казавшаяся глупой и недопустимой — восстановить отношения, так насильно прерванные. Но я столько приложил сил для целлулоидного равнодушия, что сам начинал в него верить, к тому же она уже познакомилась с банкиром, и их отношения обещали быть серьёзными. Правда, несколько беспокоила информация о липовости банкира, мало того, его хорошо знают в «нашем» кругу, тем более он присутствовал среди равных на дне рождения Ананьевского. Он был не просто «бандюшок», но глава одной из самых, хоть немногочисленных, но одиночных бригад, занимавшихся, в основном, «устранением» и «чистками» неугодных людей, «по просьбам» за деньги и, разумеется, за «долю малую». В отношениях с ним у нас назревал конфликт, но пока не с очень очерченными границами. Что делать — вопрос банальный, но поставленный ребром, начинал потихонечку «выклёвывать мозг», как тот орёл, посланный Зевсом для мучения Прометея, с той лишь разницей, что его печень к следующему обеду прожорливой птицы восстанавливалась.

Ситуация была не из лучших, и далеко не из самых простых. Уже сейчас было понятно, что если прекратить насильно их отношения, это все равно повлечёт тяжелейшие последствия, но какие, я и предположить не мог, и поскольку выходов и решений сейчас видно не было, то лучшим было ждать нарыва, предполагая, что о его начале меня предупредят, или я узнаю сам, поскольку старался держать руку на пульсе событий.

Если в отношениях двух «бригад» дело дойдёт до резни, а позже это так и случилось, девушка неминуемо должна пострадать, так как была «прикована» к противоборствующей стороне, а информацией, хоть и небольшой, в частности, обо мне, пусть даже и составленной из «легенд», обладала. Но любая предполагаемая опасность, пусть даже и подобная, воспринималась «братьями», как критическая, ведь кто его знает, о чём я с ней говорил и что рассказывал.

Стало ясно одно — пока они не женаты, что-то разумное предпринять ещё можно, но у меня словно стоял стопор, скорее всего, появившийся в предчувствии каких-то колоссальных изменений в моей жизни и, разумеется, очевидной после этого зависимости, чего иметь нельзя ни мне, ни моей «работе».

Но в себе я был уверен. Ему, перспективному мужу, нужны были деньги и власть, а потом уже она. Мне же только она, и я готов был сметать восстающим из пепла, самоустранённым чувством всё на своём пути, пусть даже человека, у которого под рукой всегда с десяток стрелков. В принципе, и «свои» «главшпаны» меня не очень волновали, хотя вот здесь и была зарыта настоящая опасность.

Но сейчас я летел и просто вспоминал, и даже не мог представить, сколько ждёт меня впереди из того, о чём обычный человек в наше время не может и подумать о своём будущем — ну, если только прочитать в романе.

Границу я пересёк под фамилией того же Титова, позже уничтожив паспорт. Постепенно, разными манипуляциями, начинающимися буквально на кухне, подделкой паспортов, виз на ПМЖ, свидетельств о рождении, заявления на предоставление политического убежища и тому подобное, я превращался в грека-понтийца, уроженца села Цалка, многострадальной Грузии, которая вместила в себя ещё несколько тысяч таких же «греков» и, прежде всего, из-за сгоревшего, в своё время, паспортного стола местного УВД. Этого доморощенного эллина до посещения Афин звали Ромой Сариевым, который через 5–6 месяцев успешно превратится в звучного и представительного Ромайеса Саридиса, со всеми выходящими последствиями в виде паспорта гражданского образца, принимаемого во всём Шенгене, и несущего в одном из своих углов гордый отпечаток рисунка указательного пальца правой руки, водительских прав на местном диалекте, понятного лишь жителям этой страны и представителям её диаспоры за рубежом, в количестве г. голь малом, что в поездках по всему миру прочитать их никто не мог, и эти документы могли быть представлены какими угодно, причем и полицейские в Испаниях, Италиях и Франциях и, тем более, в России, понимающе кивали, одобряя качество бумаги и изящество документа. Разумеется, был и загранпаспорт, и ещё масса подобных документов, свидетельствовавших о рождении, о происхождении моих родителей, их браке, предпочтении в вероисповедании и моём сюда приезде.

Я уже проходил все официальные инстанции в Номархиях, местных отделениях полиции и паспортном (юле, почти в одном лице, некоторые из которых посещал и я, под присмотром двух греков-наркоманов, явно много же как я, «понтийского» пошиба. Параллельно познакомившись с таким же чудо-грузино-греком, стоматологом, несколько поправил зубные дела, но в основном целый день шлялся то в гордом одиночестве по историческим и музейным местам, то в редких компаниях, с постоянно прибывающими-убывающими с той же целью, что и я. Правда, были и постоянно живущие, занятием которых было зарабатывание денег на обеспечении желающих получить гражданство.

На второй день, в фойе небольшой гостиницы, где и поселился, утренняя яичница с беконом, ибо кафе находилось рядом с reception, закончилась встречей с «Осей» и «Валерьянычем» — так условились называть «Солоника». Они никак не могли меня найти, определённо уверенные, что я либо на прогулке, либо на пробежке. С обоими знакомство началось ещё в Москве, с Сашей — в меньшей степени, пару раз мы встречались в тире и один — в клубе «Арлекино». Тем для разговоров не находилось, и разбегались мы быстро, может быть, кроме первого раза в тире. Результатами он не блистал, хоть и считался «качественным» стрелком, но наблюдал и расспрашивал тщательно. Разумеется, мне среди непрофессиональной публики, из которой редкий человек до попадания сюда вообще брал в руки пистолет, иногда автомат, а разница в стрельбе из первого и второго значительна, блистать было просто.

Перекусив, мне решили показать Афины и помочь взять в аренду автомобиль. Прав у меня не было, но клятвенное заверение, что любой документ с моей фотографией и хоть какой-нибудь печатью сойдёт за свидетельство, разрешающее водить автомобиль, успокоили. К паспорту Титова прилагался партийный билет с фотографией похожего на меня человека. Этого оказалось вполне достаточно. Через пару недель я попался на диком нарушении правил, передвигаясь по встречной полосе, поскольку движение вообще было односторонним, да ещё в центре города. Покрутив красную книжечку и показав на знакомый полицейским профиль «Ильича» и кучу разных штемпелей, говорящих о выплате взносов, черноволосая девушка и юноша в красивой форме жестами попросили ещё что-нибудь и, получив загранпаспорт, пожав плечами, с минуту быстро жестикулируя, объясняли, что у них в стране так ездить нельзя, потом отпустили. Представляю, во сколько бы это обошлось у нас.

Первый раз в жизни я увидел древние Афины с небольшой площадью, огороженной со всех сторон, с поваленными всевозможными колоннами, отколотыми капителями, фризами, раскрошенными барельефами, разорванными статуями, растоптанными лестницами и расплющенными фундаментами, когда-то блистающими красивейшим мрамором, сегодня пожелтевшими, но всё равно производящими впечатление. То ли лорд Элджин, то ли венецианцы или турки, то ли какие-то другие захватчики, или же просто отсутствие у местных жителей строительного материала привели когда-то красивейший мегаполис в запустение, но смотреть было почти нечего, а окружающая современная суета делала это место вообще случайным, скорее всего — временным. Другое дело — монументальный комплекс Акрополя, восстанавливаемый сейчас, после давно произошедшего взрыва боеприпасов, размещённых в виде склада одной из армий в храме Афины Паллады. Он впечатлял — от лестницы, ведущей от самого подножья, до остатка помпезных строений на самой вершине храмовой горы и открывающегося оттуда бесподобного вида. Рождённый во времена Перикла в стране Фидия, и не важно, что на деньги, собранные с союза Греческих государств на поддержку мира и обороны, и не важно, сколько упало в личные карманы (то время от нынешнего мало чем отличалось), важно, что простоял два с половиной тысячелетия и до сих пор поражает своим жёлто-грязным мрамором любое воображение.

Я рванул было из машины, но вход был закрыт, и фандиозная лестница, уходящая ввысь, так и осталась манящей не только своей неприступностью, но и невообразимостью до следующего моего приезда. Стопы свои мы направили на известный рынок-барахолку у подножья Акрополя, где мне потом часто нравилось бродить среди лотков и магазинчиков, наслаждаясь атмосферой непринуждённого балагана и шума. Купив пару ножей, оставшихся от присутствия здесь армии США после второй мировой войны, мы неспешно поехали в магазин «Harley-Davidson», находящийся около какого-то скоростного шоссе, оплатили два мотоцикла и плавно переместились в ресторан с морской кухней.

Суп из морепродуктов по своим кулинарным качествам, а, главное, вкусу, произвёл сногсшибательное впечатление, а белое вино и спагетти с соусом из креветок, шампанского и ещё чего-то, подтолкнули на разговоры о смысле нашего, такого оголтелого, существования. «Ося» буркнул избитую уже фразу покойного «Иваныча» о долгой и трудной дороге, и о том, что тот, кто её пройдёт и останется жив, будет жить «лучше богов», далее увлёкся общением с телефонной трубкой, организуя чей-то приезд.

«Валерьяныч» оказался на удивление интересным собеседником, и прежде всего, своими взглядами на жизнь. Правда, первый день и полтора часа близкого общения на поверку оказались не столь откровенными. Но он не сдерживался в рассказах о прошлом и совершённом, и у меня сложилось безошибочное впечатление, что любой, кто знал его больше 24 часов, узнавал о нём, если не всё, то основное точно, тем более женщины. Профессиональных тем касались редко, его знания об оружии были поверхностные и, в основном, вычитанные в журналах. Чувствовалось, что энциклопедию стрелкового оружия Жука, модную в ту пору, он не часто держал в руках. «Валерьяныч» никогда не прорабатывал углублённо планов, веря в «свою звезду», подкрепляя её дерзостью и никогда не подводящей смекалкой. При этом умудряясь быть в моменты опасности взвешенным и неторопливым. Решения он принимал интуитивно, экспромтом, всё же изредка прибегая к поверхностному планированию, когда без этого нельзя было обойтись. Особенно это касалось двух из трёх его побегов, в чём, на мой взгляд, он был действительно талантлив, и где должен быть благодарным только себе.

Начав рассказывать, он не только не старался остановиться, но и не думал этого делать, увлекаясь на каждой мелочи, уходя в сторону, иногда даже забывая, с чего начал.

Очень отзывчивый и весёлый. Как-то я обмолвился, что скучаю по русской парилке. Не прошло и двух часов, как он организовал этот, редкий в Греции, вид наслаждения. Оказалось, что у знакомого его знакомого в «русском районе» Миниди какой-то чудак, строивший своими руками дом, отвёл целый этаж под нравившуюся ему (мню. Кстати, там я и подивился на шрамы, которыми обладал Саша, подобное я видел только на трупах после покрытия. Естественно, получение каждого их них было описано в подробностях. Все врачи, милиционеры и даже он сам, после известного ранения, были уверены в to скорейшей смерти, потому, вроде как сделав операцию, зашили, как патологоанатомы, а не хирурги, — крупными стежками.

Через месяц нашего знакомства по его предложению я перебрался на снимаемую им квартиру, которую мы покинули через некоторое время, переехав на арендованную «Осей» виллу после его отъезда в местечко»«Варрибобби». Там я упёрто мерил своими шагами неудобную пересечённую гористую местность с невообразимой красоты небольшими изогнутыми сосенками и, ещё какой-то растительностью, придающими незабываемый колорит этому месту, покидать которое не хочется никогда.

Оружия было предостаточно, от CZ «Скорпионов», до «Глоков» и «Таурусов», и даже помпового ружья, но стрелять мы ездили только раз, почему-то ночью, и наверняка, потому что спьяну.

Надеясь, что выехали на пустынную местность, расставили банки на освещённый фарами автомобиля склон горы, и открыли пальбу. Не выиграл никто — ни одна банка не упала, хотя живого места ни на одной из них не осталось. Неудивительно, если ставить их с упором в камни. Но расстройства не было, особенно на следующий день, когда выяснилось, что всё происходило рядом с какими-то фешенебельными домами, днём наполненными людьми. Больше так мы не рисковали и стреляли во дворе из пневматики, и то порознь, чтобы не смущать друг друга. Общие темы для бесед закончились быстро, источники чтения иссякли, проститутки меня не интересовали, может быть, кроме одной, оказавшейся переводчицей, хотя, переводить они могли все. Она знала, кто такой Саша, и совершенно не интересовалась, кто я. Красивое лицо, стройное тело и невысокий рост, напоминавшие об отринутом мною чувстве, безостановочно притягивали, а всегда печальное выражение взгляда светлых глаз, как будто бы от всего потерянного, подталкивало что-то предпринять, чтобы отвлечь от грусти эту явно несчастную девушку.

Ничего умнее я не придумал, кроме как попросить показать Акрополь. Оказалось, наши желания совпали, и мы целый день отдали древностям, ресторанам, музеям, заканчивая вечер тем, чем заканчивают обычно сблизившиеся мужчина и женщина при хорошем настроении и тяге друг к другу. Она могла бы стать великолепным спутником жизни, если бы не печаль, правда, придающая ей обольстительный шарм и непроницаемую загадочность. Иссине-чёрная брюнетка со слегка бархатистой кожей, повадками и грациозностью кошки, никуда не торопящаяся, всегда полунагая, в расстёгнутой накидке или рубахе, если вдвоём, с распущенными длинными вьющимися волосами, будто ищущая защиты. Именно она и сон о девушке в Москве постоянно наталкивали меня на мысли, что существовать без той, на которую она так похожа, сил больше нет. Какая странная ситуация: ведь находящаяся рядом, всем устраивающая — и внешним очарованием, и красотой, и внутренним миром, и характером и поведением, — вполне могла оказаться тем недостающим, что нужно. Никогда не задающая вопросов, не имеющая связей с Россией и, наверное, даже родственников — не то ли самое, что нужно человеку, занятому тем, чем занят был я в Москве, ломая себе голову о «второй половине» и о скрытности и конфиденциальности этих отношений. Денег она никогда брать не хотела, по всей видимости, ей было достаточно просто находиться рядом с понимающим человеком. Мы расстались, так и не попрощавшись, потому что оба не предполагали для себя никакого будущего.

Всё было рядом, всё было очевидно, и более всего-ответные её чувства и несомненная преданность здесь и сейчас. Но тянуло к другой, к той, с которой было много проблем и которая со временем обязательно станет моей «Ахиллесовой пятой» и чем-то ещё, когда чувства кого-то из нас иссякнут. Выбирая сердцем из возможных вариантов, мы отгоняем навязчивый ум, тем самым окуная себя в волны зачастую предрекаемых судеб.

В то же время я усиленно пытался сохранить семью, честно считая, что всё для этого делаю. Что ж, если бы хозяином ситуации был я, может быть, всё и вышло бы.

Я звонил в Москву с частотою умалишённого, не в силах удержать свои порывы. Ничто происходящее вокруг не могло убить постоянные мысли о той, которая заставила забыть меня о любом спокойствии. Видя любой телефонный аппарат, я сразу пытался накормить его кучей мелочи, которая, перемещаясь в карманы этих металлических монстров, давала возможность услышать голос и успокоиться. Мы уже говорили как старые Друзья, совсем чуть не договаривая друг другу и обтекая скользкие темы. Её отношения с молодым человеком заходили всё дальше и уже вплотную подошли к свадьбе. Я ещё не знал, что с этим делать, но уже был убеждён, что сделаю, и сделаю спонтанно, бессовестно и дерзко! Чтобы эта спонтанность получилась более удачной, я постоянно продумывал все варианты, даже те, которые считал фантастическими, понимая, что в конечном итоге где-то в самых дальних уголках подсознания нужный Алгоритм подберётся и выплывет в самый подходящий Момент. Она уже не спрашивала, почему я не могу предложить ей приехать, хотя мы оба знали, что будь такое сказано, первый рейс привёз бы её без даже всего необходимого. За это время я посетил Фессалоники, прошёл пешком половину Афин, посмотрел несколько десятков домов и квартир, но одумался от покупки, ведь глупо приобретать первое попавшееся, это касается и страны, в которую впервые приехал и не видел остальные.

Как-то произошёл разговор с «Осей» по поводу Гришиной смерти. Всё сказанное было «вокруг да около», без какой-либо конкретики, и закончилось обещанием найти убийцу и того, кому это было нужно. Конечно, я обещал участвовать, но продолжение удивило меня ещё больше. Оказывается, в Афины на днях прилетал «Аксён» по тому же поводу, что и мы, и делами его должен был заниматься тот же человек, что и нашими — Саша «Студент». Мысль Сергея вела нас к организации продолжения противостояния, плавно перенеся боевые действия из Москвы в столицу Эллады. Готовились недолго, да особо без информации и готовить было нечего. Я никогда не любил «сайгачить», с надеждой — «а вдруг повезёт». Подобные налёты, как правило, оканчивались полным фиаско, пусть и не сразу, но всегда догоняя проблемами.

Нужно ждать и встречать все рейсы из Москвы, узнать, куда поселится, а дальше уже размышлять, что делать. Со стороны могло показаться, что такой триумвират — «Ося», «Солоник» и я — не должен оставить ни единого шанса. Но, разумеется, всё пошло наперекосяк с самого начала, хотя я и заметил и даже сделал несколько фотографий счастливо выглядевшей пары — высокого брюнета с короткой стрижкой и в кожаной куртке и стройной красивой дамы, милое лицо которой венчала дорогая тёмная шляпка с белым околышем и бежевыми полями, правда, не помню, какое платье на ней было. Помню только, что в горошек. Встречал их Юра, жизнь которого закончится по указке «Оси» из-за владения информацией да и экономии денег, которые должен был ему один из Пылёвых.

Если бы это происходило в Москве, а вместо фотоаппарата имелась хотя бы лёгкая винтовка, то шансы были бы высоки, но это были Афины, которых мы не знали, камера не годилась для стрельбы, а главное — после услышанного на их встрече с Ананьевским у меня вообще отпала охота смотреть на этого человека через прицел, хотя, признаюсь честно, по «измайловским» я буду работать ещё не один год, но всё более скрупулёзно собирая информацию и не производя ни одной серьёзной акции. Сделав несколько снимков, я попытался сопроводить такси, которое наняли новые гости столицы. Из-за одинаковости машин с шашечками, их большого количества и безобразной организации движения, я потерял их уже у самого отеля, к главному входу которого они свернули. Но через один день мы уже знали всё досконально и планировали покушение, выбрав точку стрельбы… посередине площади, где было круговое движение, а на самом пятаке велись за ограждением какие-то работы. «Солоник» предложил валить прямо отсюда с трёх стволов, я же, поражённый услышанным, долго молчал, слушая их обоих, пытаясь понять, как объяснить абсурдность этого «замечательно» продуманного плана. Будучи сам в этом уверен, я в конце концов просто отказался, с казав открыто, что они сошли с ума. Предлагалось ещё, дождавшись, пока Аксёнов куда-нибудь поедет, вести его и, догнав, отработать «с движения» — опять же, неужели непонятно, что возможны лишних жертвы? Хотя вряд ли моих «коллег» это волновало. Но почему-то их» но волновала и собственная безопасность — а ведь очевидно, что за своих граждан, погибших в наших разборках, греки будут копать, как умалишённые, а фактов и показаний, на основе которых нас можно искать, у них появится масса. Например, наши автомобили взяты в аренду, пусть и на другие фамилии, но с нашими мордами, так что всё найдётся очень быстро, да и вообще, если что-то делать, то делать нужно в одиночку, заранее обладая информацией, тем более — за рубежом.

Ближе к вечеру я переговорил по телефону с Андреем и очень просил каким-то образом подействовать на «Культика», он обещал и, посочувствовав, сказал, что верит в мою изворотливость. Скоро они убедились в моей правоте, и мы втроём начали искать другой вариант. Место дислокации «Аксёна» скоро поменялось — то ли предупреждённый, то ли обладающий хорошей интуицией, он исчез из нашего поля зрения. Далее некоторое время мы были заняты наружным наблюдением в местах, где он мог появиться, которое я, из-за скуки, к радости своих подельников, взял на себя. Но «измайловец» не появлялся. Значит, так тому и быть.

В таких, несколько расстроенных чувствах, кто-то предложил посетить центральную дискотеку «Мамалунию». Она открыла нам свои двери, но всё кончилось почти ничем, если не считать того, что мы втроём, одетые в стиле «Harley Davidson», согнали всю местную молодежь с центрального пятачка на танцполе и глумились, пока не надоело. Пожалуй, мы сильно выделялись, и для девушек — в лучшую сторону, но ни они, ни мы не в состоянии оказались переступить какой-то порог, когда они вдруг понимали, что мы русские. Забава повторялась несколько раз, до тех пор, пока я лично не начал путаться в притирающихся всё ближе и ближе, почти одинаково одетых брюнетках, с длинными, прямыми волосами, со странно привлекающими к себе носиками греческого профиля, большими тёмными глазами, в очень коротких юбках (скорее, поясах) и высоких сапогах на больших шпильках. Выпитый алкоголь и взмокшие от танцев липкие волосы, размешивающая всю эту прелесть, увлекающая музыка и, в конечном итоге, бесцельность происходящего выгнали нас на свежий воздух, тем более что началось, оказывается, принятое здесь второе действие под национальные мотивы, вообще никак не вмещающееся в наш славянский менталитет.