Ричард Львиное Сердце

Новости о бедах, потрясших Святую землюг достигли папы Урбана III, когда тот находился в Вероне. О печальных событиях ему поведали местные рыцари-храмовники – они получили письмо от брата Террье, который занимал в Палестине должность командора и один из немногих сумел спастись в битве при Хыттине. Самого Урбана и всю папскую курию известия буквально потрясли: никто в Европе не мог представить, что такое поражение возможно. И все единодушно решили, что Господь оставил свою паству за людские грехи. Монах Петр Блуаский, присутствовавший на заседании курии, направил английскому королю Генриху II письмо, где обрисовал «страстную реакцию кардиналов и решимость верховного понтифика, который призвал всех присутствовавших пожертвовать своим благополучием и богатствами и отстаивать дело Христа не только на словах, но и на деле, своим примером». От пережитых скорбей папа Урбан III вскоре скончался.

Когда архиепископ Тирский Жозе, прибывший по поручению баронов Заморья летом 1187 года из Тира в Палермо за помощью, встретился с королем Сицилийским Вильгельмом II и рассказал ему о случившейся с ближневосточными латинянами катастрофе, потрясенный король сбросил роскошную шелковую мантию, облачился в монашескую власяницу и уединился в часовне, где четыре дня предавался покаянным молитвам. Наследник папы Урбана престарелый итальянец Альберто де Морра, принявший имя Григория VIII, занимал папский трон лишь два месяца, и он обратился со страстным воззванием ко всем европейским монархам, призывая их прекратить междоусобицы и объявить семилетнее перемирие, дабы организовать новый крестовый поход. Папская булла «Аudita Tremendi» была написана чрезвычайно живым и страстным языком. Первым на нее откликнулся король Вильгельм Сицилийский, пославший на помощь осажденным в Антиохии латинянам флот в составе пятидесяти галер.

Идея всеобщего покаяния, которую провозгласил Бернард Клервоский еще перед 2-м Крестовым походом, теперь была подкреплена подлинно рыцарской целью – вырвать из рук неверных и вернуть христианам Святой Крест Животворящий. Именно с этого времени слово crucesignata («знак креста», лат.) прочно вошло не только в церковную терминологию, но и в обиход большинства европейских рыцарей и князей. В период 1-го Крестового похода геральдика еще не получила достаточного распространения; теперь же геральдические символы стали появляться на щитах и знаменах. Среди европейской знати еще больше окрепло убеждение, что крестовый поход является высшим выражением доблести и чести – самый главный поединок с силами зла и высшая цель настоящего рыцаря. Так, Петр Блуаский – свидетель публичного покаяния римских прелатов и самого папы Урбана III, всем сердцем воспринявший страстные призывы Григория VIII – в своем трактате «Passio Regimaldi», посвященном описанию жизни и смерти злосчастного Рено де Шатильона, назвал его не просто мучеником, а святым.

Среди европейских вельмож одним из первых на призыв папы римского откликнулся Ричард, граф Пуату, сын английского короля Генриха II и Элеоноры Аквитанской. Брак Элеоноры с королем Франции Людовиком VII был расторгнут в 1152 году, через три года после их бесславного возвращения из 2-го Крестового похода. А уже восемь недель спустя Элеонора – ей в ту пору было тридцать лет – вышла замуж за девятнадцатилетнего графа Анжуйского, ставшего в 1154 году, после смерти короля Стефана, английским монархом под именем Генриха II. Столь поспешный брак был в последующем осужден биографами Элеоноры: по мнению одного из них, Альфреда Ричарда, Элеонору просто очень раздражали «женские манеры» Людовика, а ей хотелось «чувствовать сильную мужскую руку, и, как ни странно это звучит, она относилась к тем женщинам, которым нравится, когда их лупят». Двое других летописцем сообщают, что Элеонору успел соблазнить или даже изнасиловать отец Генриха, граф Жоффруа Анжуйский. Однако по части плодовитости брак Элеоноры с Генрихом II можно считать вполне удачным: если Людовику она родила лишь двух дочерей (именно отсутствие наследников по мужской линии побудило династию Капетингов согласиться на этот развод), то английскому королю за период с 1152 по 1167 год она принесла пятерых сыновей и трех дочерей!

Третьим из этих сыновей и был Ричард, который уже в одиннадцатилетнем возрасте унаследовал владение своей матери – герцогство Аквитанское. Постоянно участвуя в во-енных конфликтах с непокорными вассалами, Ричард снискал репутацию бесстрашного воина и жесткого правителя, а после успешного взятия считавшейся неприступной крепости Тойлебург – ему тогда едва исполнился 21 год – славу блестящего стратега и полководца.

Женившись на Элеоноре, молодой Генрих II тут же стал изменять законной супруге, чаще всего со своей английской любовницей Розамундой Клиффорд. В 1173 году Элеонора, разозлившись, поддержала мятеж своих сыновей против английского короля. Однако бунт окончился полным провалом: испугавшись последствий, сыновья покорились воле Генриха II, а сама Элеонора, пытавшаяся найти прибежище у своего бывшего мужа Людовика VII, была схвачена и на пятнадцать лет брошена в темницу.

Неожиданная смерть в 1183 году его старшего брата Генриха сделала Ричарда наследником не только английского королевского трона, но и герцогства Нормандского, а также графства Анжуйского. В сложившейся ситуации его отец Генрих II попросил Ричарда уступить герцогство Аквитанское младшему брату Иоанну. Однако Ричард отказался выполнить его просьбу и обратился за поддержкой к своему сюзерену и наследнику Людовика VII юному французскому королю Филиппу Августу. Оба принца – бывшие одно время друзьями, потом соперниками, наконец, непримиримыми врагами – на время прекратили политические и военные махинации, узнав о жестоком поражении латинян при Хыттине и падении Иерусалима.

Подчиняясь порыву и даже не заручившись согласием отца, Ричард принял крест – причем в том же самом соборе города Тур, где когда-то вступил в крестоносцы его героический прадед Фулько Анжуйский, – намереваясь жениться на принцессе Мелисенде и таким образом стать новым королем Иерусалимским. Филипп Август поначалу протестовал против решения Ричарда вместо женитьбы отправиться в крестовый поход. Однако, выслушав страстный призыв архиепископа Тирского, сам последовал примеру Ричарда и тоже принял крест. Оба принца принялись уговаривать присоединиться к ним и Генриха II, который давно желал принять участие в крестовом походе и потратил значительные суммы на поддержку королевства Иерусалимского. Они условились отправиться в поход из Везеле сразу после Пасхи 1190 года, однако Генриху II так и не довелось принять участие в походе – 6 июля 1189 года он скончался.

Став полноправным королем Англии – одновременно правителем Нормандии и Аквитании – и сосредоточив в своих руках огромные ресурсы, Ричард составил подробный план будущего крестового похода. Во всей Европе в связи с предстоящей экспедицией царил небывалый энтузиазм, а роль Бернарда Клервоского в качестве идейного вдохновителя крестоносцев в Англии взял на себя бывший цистерцианский монах, а ныне архиепископ Кентерберийский, архидьякон Колчестера (позднее погиб во время стычки с воинами Саладина). Однако в отличие от времен 1-го Крестового похода, в летописях того периода не найти упоминаний о «немногословных и таинственных отшельниках, наставлявших вождей в вопросах военной тактики»; даже церковники, «призывавшие на помощь Господа… опирались на собственные средства». Так, папа ввел специальный десятипроцентный налог на все доходы и движимое имущество, получивший названий «Саладинова десятина». Хотя если разобраться, крестовый поход во многом по-прежнему зависел от готовности конкретных людей рискнуть собственной жизнью и имуществом для освобождения Святой земли от неверных.

Ричарда и Филиппа Августа успели опередить другие, менее знатные принцы, князья, графы, герцоги и прочно люди, которые влились в армию христиан, осаждавшую Акру. Многие из них были потомками первых крестоносцев или родственниками франкской знати, обосновавшейся в Палестине: Генрих, граф Шампанский, внук Элеоноры Аквитанской и племянник французского и английского королей; Тибо, граф Блуа, и Ральф, граф Клермонский; графы Барский, Бриенский, Фонтенийский и Дреский; Стефан Сансерский и Алан де Сен-Валери. В их рядах были и германские вельможи – такие, как маркграф Людвиг Тюрингский; мощные флоты прибыли из Генуи и Пизы; архиепископ Жерар привел из Равенны целый отряд итальянцев; ополчение прибыло также из Мессины и Пизы; вооруженный трехтысячным корпус уэльсцев собрал архиепископ Балдуин Кентерберий ский; были отряды добровольцев из французских городов Безансон, Блуа и Туль, рыцари из Фландрии, Венгрии, Дании; отдельный контингент из Лондона, который – как их предшественники, участники 2-го Крестового похода, – по пути задержался в Португалии, где помог тамошнему королю Санчо отбить у мавров замок Сильвеш.

В Германии в 1189 году крест принял глава «Священной Римской империи» Фридрих I Барбаросса (Рыжебородый). Его избрали германским королем еще в 1152 году, а императорскую корону на его голову возложил папа Адриан IV в 1155 году. Его отцом был герцог Швабский, а матерью – дочь герцога Баварского. Еще молодым человеком он сопровождал своего дядю Конрада в неудачном 2-м Крестовом походе. Его правление было отмечено непрекращающимися распрями между папой римским, императором, сицилийским королем, византийским императором и новой мощной силой, сравнительно недавно заявившей о себе в полный голос, – ломбардскими городами на севере Италии во главе с Миланом.

К тому моменту Фридриху уже исполнилось 66 лет, и его имя было прославлено многочисленными победами. Данный обет – выступить на защиту Святой земли – не просто означал личное участие в борьбе с неверными, но налагал на него огромную ответственность как на вождя общехристианского дела. До сих пор немцы играли в крестовых походах второстепенную роль. Близким родственником Барбароссы являлся упоминавшийся ранее Конрад Монферратский – организованная им героическая защита Тира произвела большое впечатление на императора. Фридрих направил Саладину решительное послание с требованием вернуть Палестину христианам. Египетский султан ответил, что готов отпустить на свободу христианских пленников, и обещал вернуть монахам захваченные христианские обители.

Но Барбароссе этого показалось недостаточно, и в мае 1189 года он выступил из Регенсбурга во главе самого многочисленного войска, которое когда-либо участвовало в крестовых походах. Фридрих заранее договорился с государями тех земель, по которым его воинство должно было пройти. По территории Венгрии оно прошло без осложнений; трудности начались, когда оно вступило в пределы Византийской империи.

Отношения между православными христианами и их единоверцами-католиками были омрачены событиями, произошедшими в Константинополе пять лет назад, когда ненависть жителей к латинской императрице Марии Антиохийской – регентше малолетнего императора Алексея – переросла в массовые погромы местных католиков. В результате учиненной резни пострадало более восьми тысяч человек – мужчин и женщин, детей и стариков, здоровых и больных; многие из них были убиты, а их дома и церкви сожжены. Ненависть греков к латинянам была столь сильна, что, узнав о взятии Иерусалима войсками Саладина, византийский император Исаак Ангел послал султану поздравление с победой.

Однако армия Фридриха Барбароссы была слишком сильна, и он не сомневался в успехе. Весной германский император беспрепятственно пересек Босфор и углубился на территорию, контролируемую турками-сельджуками. И снова, как в случае с войсками императора Конрада и французского короля Людовика VII сорока годами ранее, те же самые причины – недружественное отношение греков, тяжелый климат и почти полное отсутствие источников продовольствия на пути следования привели к большим людским потерям от голода и болезней. 18 мая 1190 года германские крестоносцы впервые столкнулись с турецкими войсками под командованием зятя Саладина, Малик-шаха. В результате короткой стычки турки были разбиты, и обратились в бегство. Не встречая больше сопротивления, армия Барбароссы спустилась со склонов Таврских гор в Селефскую долину. Пересекая реку, император по трагической случайности упал в воду и под тяжестью доспехов утонул.

Потеряв решительного и опытного вождя, собранная им армия утратила мощь и сплоченность, многими воинами овладело отчаяние. С телом погибшего отца герцог Фридрих Швабский, сын Фридриха, продолжил путь на Антиохию, но большая часть армии предпочла возвратиться домой через Сирию и Киликию. Останки императора Барбароссы захоронили в соборе Святого Петра в Антиохии; часть их германские крестоносцы поместили в саркофаг и взяли с собой, надеясь доставить в церковь Гроба Господня в Иерусалиме, но в конце концов захоронили их в соборе города Тир.

В Палестине остатки армии Фридриха Барбароссы соединились с отрядом Людвига Тюрингского и Леопольда Австрийского. Для лечения больных и раненых группа крестоносцев из Бремена и Любека основала в Иерусалиме военный госпиталь под покровительством святой Марии Германской – по образцу ордена Госпиталя святого Иоанна Крестителя, – так был образован новый рыцарский орден, принявший за основу устав тамплиеров. Они также выбрали белый цвет для своих плащей, но кресты на них были не красного, а черного цвета. В 1196 году папа Целестин III утвердил создание нового ордена – Тевтонского (по названию одного из германских племен).

Сразу по прибытии новой группы крестоносцев из Европы в 1190 году место Ги де Лузиньяна на иерусалимском троне занял граф Конрад Монферратский. Несмотря на яростную осаду Акры, которая превратилась в ключевую цель нового крестового похода, выскочке Ги не простили его полузаконной коронации, но особенно – катастрофической для всех латинян военной кампании и тяжелого поражения при Хыттине. Два его главных советника и приближенных – Рено де Шатильон и Жерар де Ридфор – были мертвы, но окончательно его позиции ослабли после внезапной смерти в 1190 году жены и двух малолетних дочерей, заразившихся чумой.

Королевский титул достался Ги лишь в результате брака с Сивиллой. А теперь корона должна была достаться дочери короля Амальрика Изабелле, которая, как мы помним, вышла замуж за малолетнего Онфруа Торонского в самый разгар осады Керака войсками Саладина. Однако палестинские бароны враждебно относились к Онфруа из-за его преданности Сивилле и ненавистному Ги. Потому они постановили признать брак Изабеллы и Онфруа недействительным – из-за недопустимо юного возраста жениха и невесты – и обвенчать Изабеллу с Конрадом Монферратским. Саму принцессу вполне устраивал симпатичный, хотя и глуповатый, муженек. Однако ее мать, вдовствующая королева Мария Комнина, внучатая племянница императора Византии, поддержала политическую инициативу баронов и помогла осуществить их план. Брак был аннулирован папским легатом в Акре и одновременно архиепископом Пизы, после чего Изабелла была обвенчана с Конрадом Монферратским.

Смещению Ги с королевского трона резко воспротивились не только представители рода Лузиньянов, но и Ричард, король Англии, одновременно являвшийся их сюзереном в графстве Пуату. В лагере под Акрой его интересы представлял архиепископ Кентерберийский Балдуин, который считал задуманное расторжение брака Ги и Изабеллы незаконным. Однако он умер 19 ноября 1190 года, всего за несколько дней до этого события, и, когда в апреле следующего года в Акру прибыл сам Ричард, дело было сделано.

Примерно за два месяца до него там объявился и французский король Филипп II Август. Оба монарха выступили в поход из французского города Везеля в июле 1190 года, но разными маршрутами: Филипп со своей армией отплыл на кораблях из Генуи, а Ричард – из Марселя. После кратковременной остановки на Апеннинском полуострове оба отряда прибыли в Мессину, владения короля Танкреда Сицилийского. Из-за возникших между Танкредом и Ричардом разногласий по поводу приданого вдовствующей королевы Сицилии Иоанны – сестры английского короля – войска обоих прибывших на остров монархов осадили Мессину и вскоре взяли город, а вместе с ним захватили богатую добычу[15]. Филиппа весьма уязвил отказ Ричарда I жениться на его сестре Алисе, чьей руки тот прежде домогался. Обосновывая свой отказ, Ричард заявил, что Алису совратил его отец Генрих II, от которого она даже родила ребенка.

Весной следующего года раздосадованный Филипп II Август покинул Мессину и без особых приключений добрался до портового города Тир. Ричард же двигался более сложным путем: сначала шторм отбросил его флотилию в сторону Крита, откуда англичане доплыли до острова Родос, Один из кораблей потерпел крушение вблизи Кипра, а другой, на котором находилась помолвленная с Ричардом Беренгария Наваррская (она прибыла на Сицилию вместе с его матерью Элеонорой Аквитанской), сопровождаемая его сестрой – вдовствующей королевой Иоанной, был вынужден бросить якорь в порту Лимасол.

Самовольно провозгласивший себя правителем Кипра, принц Исаак Дука Комнин – ранее изгнанный из Византии и вступивший в предательский сговор с египетским султаном – захватил в плен всех потерпевших крушение крестоносцев. Королева Иоанна и Беренгария благоразумно отказались от его предложения сойти на берег. Прибывший туда неделю спустя Ричард потребовал немедленно отпустить пленных, а когда Исаак ответил отказом, приготовился к боевым действиям. Воспользовавшись подкреплением в виде отряда кораблей, прибывших из Акры, – на которых плыли в Европу злосчастный Ги де Лузиньян, армянский принц Лео Киликийский, Боэмунд Антиохийский, Онфруа Торонский и знатные сановники ордена Храма (несмотря на гибель Жерара де Ридфора, они продолжали поддерживать короля Ги), – Ричард тут же захватил весь остров. Никогда не пользовавшийся у своих греческих подданных особыми симпатиями, принц Исаак смог оказать лишь слабое сопротивление и вскоре капитулировал с одним условием,- что его не закуют в железо. И Ричард исполнил его просьбу – на него надели кандалы из серебра.

Невероятно разбогатев в результате этой военной операции, Ричард оставил на острове гарнизоны для защиты крепостей и двух английских чиновников в качестве управляющих, после чего отправился на кораблях в Палестину. Прибыв туда, он высадился в окрестностях Тира, однако по приказу короля Филиппа II и Конрада Монферратского ему не разрешили войти в город. Тогда он повернул южнее и 8 июня бросил якорь в гавани Акры. Его прибытие заметно подняло боевой дух тамошних крестоносцев. Филипп Август, хоть и обладал воинским опытом и умением, периодически страдал ипохондрией и вообще был психически неустойчив, а эти качества, как известно, очень мешают полководцу. Кроме того, он был существенно беднее Ричарда Львиное Сердце, который еще до завоевания Кипра выгреб все средства не только из английской казны, но и своих французских владений, направив их на финансирование крестового похода. Обладая столь мощными ресурсами и пользуясь заслуженным авторитетом опытного военачальника, с общего согласия Ричард возглавил крестовый поход. Почти одновременно Великим магистром ордена тамплиеров был избран его друг и бывший подданный Робер де Сабле.

Одним из первых шагов нового магистра стало предложение выкупить у Ричарда остров Кипр за сто тысяч безантов. К тому времени английский король, до которого дошли известия, что английские управляющие не могут справиться с местным населением, был не прочь избавиться от острова, доставлявшего лишь головную боль, но вначале потребовал подтверждения, что у тамплиеров, несмотря на понесенные ими потери, осталось в казне достаточно средств. После подписания договора Робер де Сабле направил на Кипр двадцать рыцарей в сопровождении оруженосцев и сержантов, которые установили полный контроль над средиземноморским островом.

Основные силы тамплиеров вместе с остальными крестоносцами продолжали осаду Акры. В июле 1191 года мусульман ский гарнизон капитулировал: Саладин был не в силах разорвать кольцо окружения. За жизнь горожан латиняне потребовали 200 тысяч безантов, освобождения 1500 пленников-христиан и возвращения Креста Животворящего. Во главе победителей в город вошел Конрад Монферратский. Король Ричард занял королевский дворец, а король Филипп – бывшую резиденцию тамплиеров. Рядом с их знаменами на крепостном валу свои штандарты разместил и герцог Австрийский, недвусмысленно заявив свои претензии на добычу. Но Ричард приказал своим воинам разорвать и сбросить его знамена в ров с водой. А вот Ги де Лузиньян и Конрад Монферратский все-таки достигли компромисса, договорившись, что первый будет править до своей смерти, а второй наследует престол. Договорились они и о разделе королевской казны.

Вернув Акру христианам, многие крестоносцы решили, что исполнили свой долг, и возвратились домой. Стерпев унижение от английского короля, через несколько дней отбыл в Европу и Леопольд Австрийский. Король Филипп Август вместе с Конрадом Монферратским удалились на отдых в Тир, а затем король направился на корабле в итальянский порт Бриндизи: его замучили болезни, но более всего раздражал Ричард I. И хотя он оставил в Палестине свою армию, поручив командование герцогу Бургундскому, все местные бароны – сторонники Конрада были крайне огорчены его отъездом.

Таким образом, единственным вождем крестоносцев стал Ричард Львиное Сердце. Задержки с обменом пленных и выплатой репараций вызывали гнев нетерпеливого монарха. Со слов очевидца, Саладин, не доверяя Ричарду, попросил тамплиеров проконтролировать соблюдение условий соглашения: хоть он и испытывал ненависть к ордену, но был уверен, что слово свое храмовники держат твердо. Однако тамплиеры, доверявшие Ричарду еще меньше египетского султана, отказались дать такие гарантии. Разъяренный непрерывными проволочками, Ричард приказал казнить около трех тысяч пленных мусульман, среди которых были женщины и дети.

Мусульмане восприняли это как явное нарушение договора, заключенного между Ричардом и Саладином (франкские хронисты сочли его действия как необходимую и даже похвальную меру в рамках общепринятых законов войны – ведь Саладин тоже казнил рыцарей монашеских орденов, захваченных в плен после его победы при Хыттине). Однако перед тем как пойти на столь крутые меры, Ричард заручился согласием других христианских принцев и вельмож: охрана большого количества пленных сковывала основные силы латинян – несомненно, Саладин учитывал это, – что сильно мешало продолжению крестового похода.

Разобравшись с пленными и укрепив фортификационные сооружения, армия крестоносцев покинула Акру и двинулась вдоль морского побережья на юг, в сторону Хайфы и Кесарии. В голове отряда, который подвергался непрерывным атакам легкой турецкой конницы, расположились тамплиеры, а тыл защищали госпитальеры. С флангов их прикрывала пехота, в первую очередь английские лучники, которые также охраняли громоздкий обоз с оружием и провиантом, заметно тормозивший продвижение крестоносцев. На выходе корпуса латинян из Арсурского урочища, к югу от Кесарии, Саладин предпринял полномасштабное наступление, но был отброшен крестоносцами. Обе стороны понесли незначительные потери, но сражение закончилось безусловным поражением Саладина – первым после битвы при Хыттине.

Однако турецкие войска – даже ослабленные и изрядно потрепанные – по-прежнему представляли собой грозную силу. По пути Ричард с частью ополчения завернул в Яффу, где организовал строительные работы по укреплению этой важной цитадели. Вскоре стало очевидно, что ни одна из противостоящих армий не способна уничтожить другую, а потому конфликт можно уладить только путем переговоров. Такие переговоры интенсивно велись с братом Саладина – аль-Адилем. Несмотря на учиненную католиками расправу с пленниками в Акре, египетский султан не утратил уважения к английскому монарху. Холодно-вежливые отношения сменились чуть ли не братскими. Ричард даже предложил аль-Адилю жениться на своей сестре Иоанне и вместе управлять Палестиной, а Священный град сделать столицей двух религий. Однако у Иоанны этот проект вызвал только гнев, а Саладин вообще не принял его всерьез.

После празднования Рождества в Латеранском монастыре на Иудином нагорье Ричард уже собирался повести армию в Иерусалим, расположенный всего в двенадцати милях. Однако другие христианские вожди и великие магистры рыцарских орденов посоветовали ему соблюдать осторожность: даже если бы Иерусалим удалось взять, латиняне вряд ли сумели бы удержать город после возвращения Ричарда и других крестоносцев в Европу. При отсутствии сплошной линии укреплений между Синаем и Палестиной Иерусалим по-прежнему оставался незащищенным от нападений египетских сарацин.

Тогда Ричард вернулся на побережье, где в течение четырех месяцев 1192 года занимался укреплением фортификационных сооружений Аскалона, а затем направился в Газу. Время для энергичного английского короля бежало незаметно, но тут его настигли тревожные известия с родины – о политических интригах Филиппа Августа и его брата Иоанна Безземельного. Дружеские переговоры с Саладином убедили английского короля, что мирное соглашение с турками вполне достижимо. Кроме того, прежде чем покинуть Святую землю, он решил оставить Иерусалимское королевство с четкой иерархией управления. Раньше главным претендентом на иерусалимский трон он считал Ги де Лузиньяна, теперь же, прислушавшись к мнению местной знати, одобрил кандидатуру Конрада Монферратского. Но в самый разгар подготовки к коронации Конрад погиб от руки убийцы на улице Акры.

Его убили мусульманские религиозные фанатики, члены секты ассасинов, которых подослал Старец Горы – Синан. Осталось неизвестным, какие он преследовал цели. Конрад нанес ассасинам болезненный удар, захватив корабль с принадлежавшими им товарами и напрочь отказавшись вести переговоры о каком-либо возмещении убытков. Однако тень подозрения в этом убийстве пала и на самого Ричарда. Близкий друг и духовник Конрада епископ Беве, которого тот посетил незадолго до смерти, был убежден, что наемных убийц дослал именно английский монарх. Хотя большинство возражало, сочтя, что столь коварный способ устранения врагов не в его стиле, следует, однако, признать, что такой поворот событий был ему на руку: всего через два дня после гибели Конрада его вдова, 21-летняя королева Изабелла, была обручена с племянником Ричарда графом Генрихом Шампанским.

Чтобы окончательно уладить «заморские» дела, оставалось только разобраться с Ги де Лузиньяном. С согласия Робера де Сабле, было решено в качестве компенсации за потерянное Иерусалимское королевство отдать под его правление остров Кипр. Алчность и жесткий стиль правления рыцарей-храмовников настроили против них местное население, и в апреле 1192 года греки осадили латинский гарнизон в Никосии. Хотя бунт удалось подавить, стало очевидно, что небольшой рыцарский гарнизон – со своими узкособственническими интересами – не способен обеспечить сколь-нибудь надежный контроль над местным населением. Поэтому остров перешел снова во владение короля Ричарда, который тут же перепродал его Ги де Лузиньяну за шестьдесят тысяч безантов.

Стремясь поскорее вернуться в Англию, Ричард усилил давление на Саладина, дабы добиться нужного соглашения. Его армия захватила крепость Дарон к югу от Аскалона. Но, воспользовавшись временной отлучкой Ричарда в Акру, турки атаковали Яффу и после трехдневной осады захватили этот важный стратегический пункт. Укрывшийся в замке гарни-зон латинян уже собирался капитулировать, но тут на помощь прибыл король Ричард с пятьюдесятью галерами из Генуи и Пизы. Прыгнув с корабля прямо в воду – с ним было всего восемьдесят рыцарей, четыреста лучников и примерно две тысячи итальянских матросов, – Ричард бросился на ошеломленных сарацин, и те обратились в бегство. Вос-пользовавшись тем, что к этому небольшому авангарду еще не присоединились основные части франков, Саладин предпринял несколько контратак, но, ведомые умелым и отважным Ричардом Львиное Сердце, латиняне уверенно отбивали их. По словам летописца, «наблюдая за боем, Саладин испытывал злость и восхищение действиями врага». А когда под Ричардом была убита лошадь, Саладин – образец исламской учтивости и благородства – прислал английскому королю двух арабских скакунов.

Благодаря беззаветной отваге и правильно выбранной тактике Ричард в тот день одержал победу; однако обоим вождям было ясно, что они оказались в военном и полити-ческом тупике: ни одна из сторон не могла окончательно одолеть другую. Следовало каким-то образом разрешить затянувшийся конфликт. Ричардом к тому же двигала необходимость срочного возвращения домой – защитить корону и свои владения. А Саладину, которому на протяжении нескольких лет приходилось содержать и поддерживать в боевом состоянии многочисленное войско, уже не под силу были огромные затраты. Благодаря своему полководческому таланту и политическому предвидению он прочно занял в исламском мире место защитника веры, однако основной мотивацией воинов Саладина было не обретение счастья и покоя на том свете, а стремление получить обильную воинскую добычу в земной жизни. Именно последнее обстоятельство позволяло им выдержать перипетии опасной военной кампании, но, когда воинская удача отвернулась от турок, их непреодолимо потянуло к домашним очагам,

Камнем преткновения на переговорах являлся Аскалон, и Ричард решил уступить. Он согласился срыть эту крепость, а Саладин, со своей стороны, обязался не претендовать на прибрежные христианские города от Антиохии до Яффы. Мусульмане и христиане получали возможность свободного передвижения по смежным территориям. Христианским па-ломникам обеспечивался беспрепятственный доступ в Иерусалим и другие святые места на Ближнем Востоке. Балдуин Ибеленский, Генрих Шампанский, а также великие магистры орденов Храма и святого Иоанна поклялись вместе с Ричардом I соблюдать перемирие в течение пяти лет.

После этого многие воины Ричарда разоружились и, превратившись в простых богомольцев, направились в Святую землю. Английский король, вернувшись в Акру, уладил там оставшиеся дела, проводил супругу и сестру, отплывших на корабле во Францию, сам же отправился только 9 октября, проведя на Святой земле шестнадцать месяцев. По пути его судно сбилось с курса и оказалось на византийском острове Корфу. Опасаясь стать греческим заложником, Ричард договорился с пиратами и перешел на их корабль, направлявшийся в Венецию. Чтобы остаться неузнанным, он надел плащ рыцаря-храмовника, поскольку четыре тамплиера входили в состав его свиты.

Выбранный Ричардом маршрут определялся политическими событиями, которые произошли в его отсутствие, – в первую очередь войной между его тестем, королем Санчо Наваррским, и графом Раймундом Тулузским. Именно из-за войны он не мог высадиться ни в одном порту на юге Франции, а надвигавшаяся зима весьма затрудняла путь через Гибралтарский пролив и вокруг Пиренейского полуострова; в то же время дорога через Италию и далее по долине Рейна была сопряжена с опасностью оказаться в плену у его врага – императора Генриха VI Гогенштауфена.

По пути в Венецию пираты сделали остановку в порту Аквилея, на северном побережье Адриатического моря. Отсюда король Ричард и его свита продолжили свой путь по суше через Альпийские горы под видом простых паломников, однако на одном из постоялых дворов Вены кто-то узнал Ричарда – возможно, по драгоценному перстню на руке, – и он был схвачен слугами герцога Леопольда Австрийского, его заклятого врага со времен осады Акры. И человек, который свободно покупал и продавал огромный остров Кипр, сам оказался предметом торговли: вначале Леопольд запер его в темнице замка Дюрренштайн, а затем передал английского монарха в руки своею сюзерена – императора Генриха VI, который в качестве условий освобождения выдвинул принесение Ричардом вассальной присяги и выкуп в размере 150 тысяч марок.

Пока Ричард томился в плену, его мусульманский противник и восхищенный поклонник Саладин скончался. Почти одновременно умер и Великий магистр тамплиеров Робер де Сабле. Король Филипп Август и брат Ричарда Иоанн Безземельный настойчиво упрашивали, германского императора не отпускать английского короля на свободу, однако Ричард – сохранявший бодрость духа, уверенность и трезвость рассудка даже в таком тяжелом положении – сумел завоевать поддержку и сочувствие императорского двора. В феврале 1194 года его освободили: он согласился принести требуемые от него клятвы, а британской казне оказался вполне по силам 150-тысячный выкуп. Получив это известие, король Филипп Август тут же написал Иоанну: «Будь осторожен, дьявол на свободе».

Проведя всего один месяц в Англии, Ричард Львиное Сердце вернулся в Нормандию, где следующие пять лет провел в непрерывных войнах с непокорными вассалами и фран-цузским королем Филиппом Августом. В 1199 году во время осады замка Шалю, принадлежавшего виконту Лиможскому, Ричард был ранен в плечо стрелой из арбалета. Рана воспалилась, и он скончался от заражения крови.

За прошедшие с тех пор века имя Ричарда Львиное Сердце стало символом рыцарского благородства и отваги и окружено самыми невероятными легендами. Каждая из них отражает свое время. «Если под героизмом понимать дикую и свирепую отвагу, – писал Гиббон, – то Ричарда можно смело назвать героем своего времени». В середине XX века возникла версия, будто Ричард был гомосексуалистом, но сейчас она признана ложной. Современные историки чаще упоминают о его увлечениях женщинами и сексуальной ненасытности, подчеркивая, что «даже на смертном ложе он занимался любовью вопреки всем врачебным рекомендациям».

Более серьезная критика Ричарда касается его заморских подвигов и приключений, что негативно сказалось на самой Англии. «Несомненно, самой главной и благородной целью он с читал освобождение Иерусалима, – пишет историк Г. Маршалл в пособии для английских школьников «История нашего острова», – но насколько было бы лучше, если бы он обратил внимание на управление собственной страной и благосостояние своих подданных». Но многие исследователи пытаются защитить Ричарда: дескать, его политические интересы простирались далеко за пределы Англии именно потому, что в то время серьезных проблем на его родине было намного меньше. Несмотря на внешнюю воинственность – в этом он ничем не отличался от других рыцарей, – Ричард «не был просто свирепым и драчливым монархом, изначально настроенным на войну ради удовлетворения своих агрессивных амбиций, а трезвым правителем, разумно употребившим воинский талант в интересах всей Анжуйской династии, которую возглавлял». И хотя в ретроспективе его яростная борьба за сохранение своих наследных французских владений от посягательств Капетингов в итоге оказалась безрезультатной, в конце XII века все выглядело иначе.

Почти все летописцы того времени сходились во мнении, что Ричард безрассудно подвергал себя опасности, бросаясь в любые, порой малозначащие, стычки. Даже его враги сарацины считали крайне неразумным, что такой известный полководец и правитель рискует в бою собственной жизнью. Но кроме смелости и одержимости, Ричард обладал еще и выдающимся стратегическим чутьем и строгой логикой суждений. Однако безрассудная отвага, предопределившая его печальный конец, вовсе не зачеркивает достижений Ричарда. По мнению современного историка Джона Гиллингама «как политик, администратор и полководец – короче, кап монарх – он был самым выдающимся правителем во всей европейской истории». Этот вывод перекликается с мнением мусульманского летописца ибн-Афира, что «отвага, трезвый ум, энергия и выдержка (Ричарда Львиное Сердце. – Пер) сделали его самым ярким владыкой всех времен».

 

 

Внутренние враги

В одной из легенд, повествующих о жизни Ричарда Львиное Сердце, рассказывается, что, чувствуя приближающуюся смерть, тот будто бы завещал свои личные пороки: алчность – цистерцианцам, любовь к роскоши – нищим монахам, а заносчивость – Тамплиерам. В гордыни упрекал храмовников и современник Ричарда папа Иннокентий III – пожалуй, одна из самых выдающихся личностей, занимавших папский трон за всю историю католической церкви.

Иннокентий, избранный на этот пост в 37-летнем возрасте, был сыном графа де Сеньи, представителем знатного римского рода Скотти, из которого в XI-XII веках вышло немало римских понтификов. Дядя Иннокентия папа Климент III возвел его в 1190 году в кардиналы, поэтому самой судьбой ему было уготовано (как, впрочем, и его сыну) занять папский трон. Однако такое кумовство вовсе не означает, что Иннокентий не имел реальных достоинств, позволяющих претендовать на этот пост. Это был исключительно образованный, порядочный и великодушный человек, «умевший чутко разбираться в тех запутанных событиях и людях, которые его окружали»; он пользовался всеобщим доверием как верховный понтифик и «викарий Христа» – термин, который был впервые предложен им самим, – и заслужил прочный авторитет, «уступая Богу, но превосходя всех людей на земле, имея право судить всех, но которого не мог осудить никто».

Иннокентий III великолепно знал католические каноны в отличие от своих коллег на папском престоле, и эти знания имели не догматический характер, а были основаны на жизненном опыте. Обладая незаурядной энергией, он провел коренную реформу католических церковных обрядов и уточнил канонические христианские тексты, которые затем были утверждены четвертым Латеранским собором, состоявшимся в 1215 году. Он неустанно боролся за твердое соблюдение принятых законов: это было неспокойное время, когда за внешне однородным и казавшимся крепким фасадом католической веры возникали опасные противоречия, подогреваемые религиозными раскольниками и «правдоискателями». Нескрываемая увлеченность многих священников светской жизнью размывала церковные устои. У Иннокентия хватало мудрости понять ценность взглядов идеалистов и новаторов, подобных Франциску Ассизскому, но одновременно он нещадно искоренял еретические учения катаров (альбигойцев), распространившиеся во французской провинции Лангедок.

Как и все папы, начиная с Урбана II, Иннокентий III был горячим сторонником войны с исламом. В 1198 году, сразу после своего назначения, он призвал к новому крестовому походу, а затем написал обращение к баронам и епископам Заморья, в котором горячо убеждал, что их соглашение с сарацинами мешает его попыткам поднять европейских христиан на защиту веры. Для сбора средств на крестовый поход он ввел дополнительный 2,5-процентный налог на все доходы церквей. Он гарантировал полное отпущение всех грехов, если согрешивший сознался и раскаялся, – и не только тем, кто лично отправился в Палестину, но даже тем, кто направил туда уполномоченных от своего имени. Священная война за освобождение Святой земли превратилась в главную идею всего западноевропейского мира, однако в период позднего Средневековья организация крестового похода уже была невозможна без привлечения огромного количества сборщиков, банкиров и стряпчих, занимавшихся сбором и распределением денег.

Как и Ричард Львиное Сердце, Иннокентий III испытывал двойственные чувства к ордену Храма. Он был осведомлен о его упадке. Папам, как высшим гарантам суверенный рыцарских орденов, постоянно поступали жалобы на братьев-рыцарей как от представителей светской знати – например, от короля Иерусалимского Амальркка, доложившего об убийстве тамплиерами мирных послов ассасинов, – так и от духовенства, роптавшего из-за ущемления его прав. Поскольку подавляющая часть летописцев в тот период состояла из церковников, таких как Вильгельм Тирский, неудивительно, что они сформировали в общественном сознании крайне неприглядный образ рыцаря-храмовника.

Некоторые из выдвинутых ими обвинений были довольно примитивны – например, они писали, что колокольный звон в иерусалимской общине госпитальеров нарушает покой патриарха Иерусалимского и мешает совершать службу каноникам храма Святого Гроба Господня. Порой они откровенно завидовали привилегиям, которые рыцарские ордена получали от пап римских, особенно освобождению их от уплаты десятины. На третьем Латеранском соборе в 1179 году был принят ряд декретов по сокращению орденских льгот, однако позднее папа аннулировал эти ограничения. В 1196 году папа Целестин III упрекнул тамплиеров за несоблюдение соглашения, которое они заключили со служителями храма Гроба Господня относительно распределения десятинной подати, а в 1207 году уже Иннокентий III бранил их за неподчинение его легатам: они пользовались привилегией служить мессу в церквах, на которую теперь был наложен интердикт (временный запрет). Но одновременно постановил, что, «ежели кто пожелает заплатить два или три пенса на поддержку тамплиерского братства… даже в случае его отлучения от церкви – за супружескую измену, ростовщичество, либо за что другое, – тому следует предоставить возможность быть погребенным по-христиански». Как выразился папа, «и да изойдет из них дух алчности».

В какой-то момент под вопросом оказалось само существование рыцарско-монашеских орденов. Настоятель цистерцианского монастыря л'Этуль (недалеко от Пуатье) англичанин по имени Исаак публично возносил молитву против «новоявленного монстра» под видом nova militia («новая гвардия», лат.) – этот термин был взят им из названия программного трактата Бернарда Клервоского «Dе laude novae militiae». В своем памфлете Исаак обличал тех, кто насильно обращал мусульман в христианство и грабил неверных, удостаиваясь при этом мученического венца. Позднее в том же ХII веке два других англичанина, монахи-летописцы Вальтер Мап и Ральф Найджер, также высказывали сомнения в правомерности применения силы для распространения христианства. Вальтер Мап, непримиримый враг цистерцианцев, подверг тамплиеров резкой критике за их алчность и расточительность, так не соответствовавшие скромности и благородству основателя ордена Гуго де Пейна.

Общий настрой против тамплиеров усиливался присущей им скрытностью. И если в условиях Палестины действительно имелись веские причины сохранения военной тайны и неразглашения планов, то в Европе это делалось с целью скрыть моральное разложение своего ордена. Потому о проступках храмовников и наложенных за это наказаниях практически никогда не становилось известно за пределами тамплиерского братства: как и большинство других организаций такого типа, тамплиеры предпочитали скрывать свои прегрешения и трудности. К середине XIII века во всех трех рыцарских братствах действовали строгие ограничения, запрещающие братьям говорить кому-либо о принятых решениях и событиях внутриобщинной жизни. Плотный покров тайны также окружал и церемонию приема в орден тамплиеров новых членов.

Солидное благосостояние ордена Храма неизменно вызывало зависть окружающих. Узнав о бедах, которые потрясли Святую землю, многие подумали, что храмовники просто отказались раскошелиться и решили приберечь свои деньги. В отличие от обычных монашеских общин рыцарские братства отдавали лишь незначительную долю своих доходов на общегосударственные нужды: один из первых критиков тамплиеров Иоганн Вюрцбургский отмечал, что хотя тамплиеры и дают милостыню нищим, но в неизмеримо меньших размерах, чем те же госпитальеры. Подобно своим более ранним предшественникам – бенедиктинцам и цистерцианцам, – благодаря обильным благотворительным вливаниян и умелому управлению многочисленной недвижимостью ордена храмовников и госпитальеров стали одними из самых богатейших корпоративных организаций в королевствах Западной Европы. В результате такого быстрого обогащения духовные наследники Бенедикта Нурсийского и Бернард, Клервоского оказались в положении, не соответствующем первоначальным идеалам апостольской бедности, присущей всем монашеским братствам. Печален пример ордена францисканцев, который под тяжестью свалившегося на них бо-гатства фактически разложился.

Несмотря на распространение подобных тенденций в монашеской среде, тамплиеры жили в довольно спартанских условиях и отличались умеренностью в быту. Вдали от крупных городов или территорий, где проходили военные действия с их участием, они не тратили больших денег на строительство крупных замков или роскошных церквей: сохранившиеся до наших дней командорства, такие как Ришеранш во Франции, выглядят весьма скромно, особенно в сравнении с величественными монастырскими ансамблями той эпохи.

На территории командорств и прецепторий (орденских хозяйств, включавших сельскохозяйственные фермы и мастерские) строились главным образом амбары для хранения зерна, стойла для лошадей, дормитории (спальные корпуса), рассчитанные примерно на полдюжины братьев, и небольшие укрепления, могущие защитить лишь от воров. Часовни – также имевшие весьма скромный вид и служившие символом главной миссии тамплиеров и госпитальеров – были уменьшенными копиями иерусалимской церкви Гроба Господня. Оба ордена соперничали между собой – каждый пытался предстать перед обществом как главный и единственный защитник христианских святынь в Палестине.

В обществе складывалось мнение, что рыцарские ордена, обладая немалыми средствами, использовали их преимущественно на привлечение и экипировку новых добровольцев, что жизнь в самих братствах не столь комфортна, как многие утверждают. Пожалуй, единственными, кого открыто критиковали за стремление к роскоши, были клюнийские епископы. Тамплиеров их современники больше упрекали за другое: несмотря на исключительное положение рыцарей и дарованные им права, лишь немногие из них с оружием в руках боролись с неверными. Огромное же большинство управляло более чем девятью тысячами поместий, пожалованных ордену благочестивыми владельцами, или занималось хозяйственной деятельностью. Различные привилегии и освобождение от традиционных феодальных повинностей и податей, распространявшееся даже на самых нижних членов тамплиерской общины, вызывали естественное негодование и зависть местных феодалов. Вообще говоря, отношения с королевскими судами и официальными представителями королевской власти были довольно дружескими; однако порой они обвиняли тамплиеров, что те за взятки принимают в свои ряды уголовников и грабителей, укрывая их от суда и наказания.

Подобно цистерцианцам, тамплиеры сами управляли своими владениями. Их поместья были разбросаны по всей Англии и имелись даже в самых удаленных местах, вплоть до острова Ланди. В графствах Йоркшир и Линкольншир они занимались преимущественно сельским хозяйством, в то же время принимая в свои ряды новых членов из числа бывших владельцев переданных им земель.

Критика в адрес ордена Храма в значительной степени сдерживалась хвалебными отзывами местных дворян, возвращавшихся из крестовых походов и бывших свидетелями подвигов тамплиеров. Так, знатный английский вельможа Роджер Маубри, граф Нортумберлендский, попавший в турецкий плен при Хыттине и вскоре выкупленный тамплиерами, выразил им свою признательность, пожаловав несколько крупных поместий.

Честная и неподкупная репутация тамплиеров обеспечивала им доверие тех, кто хотел передать на хранение или переправить в другое место деньги и драгоценности. Именно через Дом Храма в Лондоне король Генрих II передал палестинским крестоносцам финансовые средства, которые так пригодились после поражения при Хыттине. Кроме того, храмовники давали деньги взаймы различным организациям и отдельным людям, в том числе евреям, однако их главными клиентами были короли: благодаря орденским ссудам нередко удавалось предотвратить крах многих королевских финансов. Так волей случая тамплиеры превратились в главных банкиров всего христианского мира, а в их казну стекались не только средства самого ордена, но и королевские богатства. Одним из главных финансовых центров на северо-западе Европы стал Парижский дом тамплиеров – Тампль. Их казна хранилась в донжоне – мощной оборонительно и башне, которая во времена Великой французской революции 1789 года станет тюрьмой для короля Людовика XVI и королевы Марии Антуанетты. Примерно так же выглядела и башня в лондонском Тампле, от которой до наших дней сохранилась только часовня. В главной парижской резиденции тамплиеров могли разместиться одновременно около четырех тысяч человек, хотя вооруженные рыцари – в белых одеяниях с красными восьмиконечными крестами – обычно составляли лишь малую часть гарнизона.

У тамплиеров постоянно одалживали деньги рыцари Арагонского королевства, а во Франции орден периодически испытывал трудности с кредитованием королевского двора. Церковники и монастыри намного охотнее предоставляли займы европейским правителям, если возврат ссуд гарантировал орден Храма. В Арагоне залогом под взятые кредиты служили доходы от имений или приходов и частенько тамплиерам предоставлялось право забирать часть этих средств себе. Некоторые ссуды орден выделял всего под десять про-центов годовых, что было на два процента меньше максимально разрешенных в Арагоне учетных ставок для заимодавцев-христиан и в два раза меньше, чем проценты, которые брали еврейские ростовщики. Тамплиеры получали от такого кредитования прямую выгоду, однако порой эти сделки оказывались для них убыточными.

Среди прочих финансовых операций храмовники занимались выплатой рент и пенсий. Нередко добровольная передача ордену земель и денег оговаривалась обязательством пожизненно выплачивать определенные средства бывшему владельцу и его супруге: благотворительный дар в пользу той или иной церковный общины был в то время одним из способов обеспечить себе безбедную старость, а своим наследникам – гарантированный достаток. Кроме того, орденская казна пополнялась платежами как за духовные, так и светские услуги: молитвы за спасение души усопшего дарителя или физическое покровительство со стороны тамплиеров во времена, когда можно было стать жертвой насилия. Само наличие тамплиерского креста на недвижимости того или иного ленника обеспечивало ему более спокойное существование – независимо от того, пользовался ли тот поддержкой местного сеньора или нет.

Исполнение этих, по сути дела, полицейских функций тамплиеров предусматривалось еще основателем ордена Гуго де Пейном, но теперь они расширились – от обычного сопровождения палестинских паломников до обеспечения безопасности финансовых операций и перевода денежных средств. В июле 1220 года папа Гонорий III говорил своему легату Пелагию, что для переправки большой суммы денег он не может найти никого, кому доверял бы больше, чем храмовникам. Рыцарские братства охотно выполняли поручения не только духовенства, но и мирян: госпитальеры и ърамовники одинаково усердно служили и папам, и королям. Как и другие монахи, они сохраняли привычку к послушанию, а поскольку следовали обету безбрачия, то их не интересовали вопросы наследования богатств и династические споры. Вместе с тем рыцарский статус придавал им необходимый авторитет при исполнении воинских обязанностей: например, папа Урбан IV поручил трем рыцарям-храмовникам контролировать состояние всех замков и крепостей в Папской области, а в Акре именно тамплиеры и госпитальеры были среди тех немногих, кому одинаково доверяли Ричард I и Филипп Август. Благодаря накопленному опыту и знанию банковских дел храмовники стали выполнять функции главных финансовых поверенных большинства западноевропейских монархов.

Несмотря на строгую дисциплину, а также обет послушания, который все братья-рыцари давали великому магистру, и присягу на верность папе римскому, следует признать, что духовно-рыцарские ордена нередко защищали интересы венценосцев, конфликтовавших между собой или с римским папой. Практически в любой европейской державе и госпи-тальеры, и храмовники были активно задействованы в местной общественно-политической системе, благодаря чему оказывали заметное влияние на различные процессы – есте-ственно, с учетом собственных интересов. Когда папа римский отлучил от церкви английского короля Иоанна Безземельного, сменившего на троне Ричарда Львиное Сердце, тот обратился за советом к магистру тамплиеров Англии Аймери де Сен-Мору – это был единственный человек, которому Иоанн мог доверять. Точно так же император Фридрих II, у которого были постоянные распри с римскими понтификами, опирался на совет и поддержку Германа фон Зальца, Великого магистра тевтонских рыцарей.

Впоследствии такое двурушничество тамплиеров – одновременно поддерживавших и королей, и католических иерархов – критически оценил папа Иннокентий III. Несмотря на внешнюю независимость, а нередко и злоупотребление дарованными привилегиями, рыцарские ордена в основном твердо держались в фарватере папского верховенства над всем католическим миром и потому пользовались поддержкой римских понтификов. Скажем, когда патриарх Фуль-херий Иерусалимский прибыл в Рим с прошением лишить госпитальеров хотя бы части их привилегий, то не нашел там поддержки. Известный летописец Вильгельм Тирский объясняет столь холодный прием взятками госпитальеров, но более вероятной представляется иная причина. Католические иерархи в Европе были откровенно разочарованы положением латинян на Ближнем Востоке, и свою надежду исправить ситуацию они связывали именно с эффективными действиями воинских орденов. По той же причине позднее папа отменил и декреты, принятые на третьем Латеранском соборе, которые аннулировали часть привилегий могущественных рыцарских братств.

Особенно настойчиво привилегии и налоговые льготы Ордена Храма отстаивал папа Иннокентий III, подтвердивший право тамплиеров строить собственные церкви, создавать отдельные кладбища, самим собирать десятину. Одновременно он строго предупредил священников не покушаться на дарованные рыцарскому братству права, собирая десятину в их имениях или накладывая интердикт на их храмы. Он неоднократно наказывал епископов, дерзнувших арестовывать тамплиеров, и добивался наказания любого, кто покусится на имущество и владения рыцарей Храма. Он снял с поста епископа Сидонского, когда тот отлучил от церкви великого магистра тамплиеров за отказ последнего поделиться доходами ордена в Тивериадской епархии. Кроме того, этот римский понтифик возвратил и подтвердил все привилегии храмовников, дарованные буллой Иннокентия II «Оmne datum optimum» в 1139 году, а также категорически запретил «нападать на рыцарей-тамплиеров и стаскивать их с коней» (невольно указав нам на популярный способ выражения народного негодования).

Учитывая, что для всех рыцарских орденов именно папа являлся верховным авторитетом, довольно странным представляется тот факт, что лишь единожды Папская курия привлекла их для собственной военной поддержки: так, в 1167 году папа Климент IV использовал госпитальеров в военных действиях против германской армии на Сицилии. Вполне естественно, что рыцари – члены военных орденов были вынуждены поддерживать тех пап и монархов, на чьих териториях размещались их орденские владения. Например, правители Арагона напрасно пытались привлечь тамплиеров для борьбы с соседней Кастилией и Францией. Однако такие эпизоды были исключением из правила. Коронованные особы крайне редко прибегали к помощи тамплиеров в борьбе со своими недругами, да и сами храмовники всячески этому противились и порой соглашались выполнить требования королей только под давлением, когда тем удавалось припугнуть рыцарей самыми строгими мерами.

Два других фронта, где тамплиеры иногда вступали в вооруженные конфликты со своими единоверцами, располагались на Кипре и в армянской Киликии. Так, в 1192 году они успешно подавили мятеж местных греков, но даже после перепродажи острова Ги де Лузиньяну тамплиеры сохранили и своих руках крепость Гастрию (севернее Фамагусты), несколько имений в районе Ермасойры и Хирокиты, а также замок и Лимасоле. В схватке в Киликии с царевичем Львом II рыцари Храма отвоевали ранее принадлежавший им замок Гастон в Амманских горах на границе с Антиохией.

В двух самых крупных вооруженных конфликтах между христианами, случившихся в тот период, тамплиеры прини мали лишь косвенное участие. Первое из этих столкновений произошло в ходе 4-го Крестового похода, организованного по инициативе папы Иннокентия III. Как и в 1-м Крестовом походе, в авангарде шли западноевропейские дворяне не самого высшего ранга – графы Людовик Блуа, Балдуин Фландрский и Тибо Шампанский.

Из-за гибели в Анатолии императора Барбароссы сухо путный маршрут был признан неприемлемым, поэтому передовые отряды крестоносцев стянулись к Венеции, откуда намеревались отплыть в Палестину. Венецианский дож (избранный правитель республики) Энрико Дандоло, несмотря на весьма преклонный возраст, отличался бодростью духа и трезвостью ума. За 85 тысяч серебряных марок он согласился предоставить крестоносцам флот из 50 галер, чтобы переправить за море 4500 рыцарей, 9000 оруженосцев и 20 000 пехотинцев с оружием и провиантом. Отплытие назначили через год.

Официальной целью экспедиции было освобождение Иерусалима, поскольку, как и перед 1-м Крестовым походом, западноевропейские христиане готовы были рискнуть жизнью только за Святую землю. Однако в секретный параграф подписанного крестоносцами договора было включено предполагаемое нападение на Египет. После 3-го Крестового похода у большинства франкских вождей – как в Европе, так и в Заморье – созрело убеждение, что при постоянной угрозе со стороны Каира надежно защитить Иерусалим невозможно. Однако венецианцев, поддерживавших с египетскими Аюбидами (по имени Аюба – отца Саладина) выгодные торговые отношения, этот план совсем не устраивал. После смерти графа Тибо Шампанского, последовавшей в 1201 году, командующим экспедицией избрали маркиза Бонифация Монферратского. Однако ко дню отплытия до Венеции добрались лишь около 10 тысяч крестоносцев; кроме того, недоставало 35 тысяч марок, чтобы расплатиться с венецианцами. Местные власти отказались снизить оговоренную ранее сумму, однако согласились простить долг, если крестоносцы помогут им по пути на Восток захватить город Зара в Далмации (современная Хорватия). Этот важный порт удерживал венгерский король, а Венгрия была католической страной, поэтому многие крестоносцы отказались от этой авантюры – среди отказавшихся были, в частности, настоятелъ цистерцианского монастыря Лефо-де-Серне и французский барон Симон де Монфор. Однако вопреки их воле Зара была захвачена. Узнав о нападении крестоносцев на владения христианского монарха, Иннокентий III так разгневался, что отлучил от церкви разом всех нападавших, однако, опасаясь полного срыва всего похода, был вынужден отменить свой приговор.

Пока крестоносцы зимовали в Заре, собираясь весной продолжить свой восточный поход, им поступило заманчивое предложение от греческого принца Алексея IV Ангела, чье семейство претендовало на византийский трон. В обмен на помощь латинян в возвращении императорской короны его отцу он обещал содействовать объединению православной и католической церквей, крупную финансовую поддержку и десятитысячный отряд византийцев для участия в крестовом походе. Энрико Дандоло и Бонифацию Монферратскому эта идея сразу пришлась по душе, однако вызвала неприятие у тех, кто прежде противился нападению на Зару, – аббата Лефо-де-Сернейского и Симона де Монфора. В результате они отказались от дальнейшего участия в походе.

Между тем восстановление законных прав коронованных особ являлось вполне легитимным в феодальном обществе, поэтому большинство епископов, которые сопровождали крестоносцев, поддержали это рискованное предприятие. Но как только флот латинян в июне 1203 года добрался до Хал-кидона, расположенного напротив Константинополя, крестоносцев стали обуревать неприятные исторические ассоциации. Так, французы припомнили печальную судьбу армии короля Людовика VII во время 2-го Крестового похода в 1148 году через Антиохию, когда их соотечественники были коварно преданы теми же греками. У венецианского дожа также имелись основания ненавидеть византийцев – прежде всего за погромы, учиненные константинопольскими греками над латинянами в 1182 году. Во время погромов 1182 года Энрико Дандоло был ранен и потерял зрение.

Память об этих зверствах еще сохранилась у западноевропейцев: в этом легко убедиться, ознакомившись с яркими историческими хрониками того же Вильгельма Тирского. Ранее, укоряя византийцев за то, что те оказались неспособны защитить христианские святыни на Ближнем Востоке, он все же признавал их естественными союзниками в борьбе с сарацинами. Но после погромов 1182 года эти иллюзии рассеялись, и архиепископ Тирский признает, что ошибался, доверяя «лукавым и вероломным грекам», чьи «внешне благочестивые и богобоязненные священники» – на самом деле истинные еретики; в устах средневекового церковника это звучало тяжким проклятием.

«Идейная» ненависть к византийцам подогревалась и неистребимой тягой средневековых воинов к грабежам и воинским трофеям – что не так легко представить в наше относительно спокойное и сытое время, когда солдаты, как правило, обеспечены всем необходимым, а подобные действия считаются преступными. Это вовсе не значило, что страсть к разбою в крови франкских воинов и досталась им в наследство от предков-варваров, – просто в то время любую военную кампанию стремились максимально окупить. Иннокентий III упустил из виду, что, несмотря на все объявленные им привилегии и освобождение от податей, расходы на крестовый поход далеко превышали реальные возможности ополченцев, за исключением самых богатых рыцарей. Добиваясь участия в походе как можно большего числа дворян – всех графов Блуа, Фландрии и Шампани, – папа хотел сохранить надежный контроль над экспедицией, что было бы труднодостижимо, если бы он опирался только на королей Англии и Франции. Однако, как показал захват Зары, полного контроля ему добиться так и не удалось – прежде всего из-за недостаточного финансирования.

Вполне очевиден и тот факт, что – как и в других крестовых походах – покаянные настроения многих участников перемешивались с надеждой не только спасти душу, но и обрести удачу: существовало всеобщее убеждение, что риск непременно должен быть вознагражден. Несмотря на такие настроения, большинство крестоносцев понимали, что задуманное ими предприятие «пахнет откровенным скандалом», даже если не до конца ясно, чья тут вина. В июне 1203 года, сразу после высадки, крестоносцы напали на пригороды Константинополя, захватив Галату, разбили цепи, перекрывавшие вход в бухту Золотой Рог. 17 июля они попытались с ходу захватить и саму столицу, однако были отброшены императорской гвардией, состоящей из варягов. Тем не менее атака так напугала императора Алексея III, что тот уступил царский трон ставленнику латинян Исааку Ангелу.

Презираемый своими греческими подданными за предательство, новоиспеченный император так и не смог собрать нужные для расплаты с крестоносцами средства. И уже в январе 1204 года разгневанные соотечественники свергли и убили Исаака вместе с сыном, а на его место посадили Алексея V Дука, который был им больше по душе, но враждовал с латинянами. Предприняв новую атаку, 12 апреля 1204 года крестоносцы захватили Константинополь. В древней и до того остававшейся непокоренной столице Восточной Римской империи началась жестокая резня и повальные грабежи. Больше всего католических ополченцев и паломников привлекали священные реликвии, хранившиеся в церковных сокро-вищницах, ценность которых намного превышала цену золота, из которого они были изготовлены. Очевидец этих событий Гюнтер Перийский рассказывает о католическом аббате, который ворвался в собор Христа Вседержителя и под угрозой смерти заставил греческого священника показать, где хранятся церковные сокровища, после чего, «набив полы рясы священными реликвиями, с радостным смехом направился к своему кораблю».

Латинские завоеватели поделили между собой не только богатства самого Константинополя, но и всю Византийскую империю. Так, 16 мая Балдуин Фландрский короновался и Софийском кафедральном соборе в качестве нового правителя Фракии и части Кикладских островов; Бонифаций Монферратский основал королевство со столицей в Салониках; а венецианцы прибрали к рукам бывшие владения греков в Адриатике, порты на побережье Пелопоннеса, Крит, Эвбею и острова в Ионическом море. Константинополь был также поделен на несколько частей, при этом почти половина досталась ловким венецианцам. В результате Энрико Дандоло не просто отомстил грекам, а установил полный контроль Венецианской республики над торговыми путями от Адриатического до Черного моря.

Никто из рыцарей Бонифация Монферратского так и не отправился в Святую землю, предпочтя обзавестись феодальными владениями на землях Византийской империи. С этого момента большинство безземельных дворян Западной Европы вместо рискованной погони за удачей в Сирии и Палестине стали больше ориентироваться на спокойную Грецию. От этого пострадали не только православные греки, но и братья-католики на Ближнем Востоке, которые фактически лишились обещанной им помощи. Даже тамплиеры, чья роль в 4-м Крестовом походе была не слишком заметной, приняли участие в захвате центральной части Греции в 1205-1210 годах. Вместе с госпитальерами и тевтонами они оккупировали крупные территории на полуострове Пелопоннес. Хотя военная служба их номинальной, они внесли свой вклад в оборону Латинской империи со столицей в Константинополе.

Вторым крупным внутрихристианским конфликтом, разразившимся вскоре после захвата Византии, стал Альбигойский крестовый поход (получил название от города Альби на юго-западе Франции). Это был географический центр катаров[16], еретической секты, которая распространила свое влияние в б