Часть вторая. 1941-1945 ГГ

Часть I. 1931-1941 гг.

Глава 2. Мобилизация в первой половине 1930-х.

В 1935 г. лозунг "техника решает все" заменен на "кадры решают все".

В начале 1930-х гг. прежняя ортодоксальная приверженность интернациональной лояльности была вытеснена новым пониманием патриотической приверженности: ключевыми и взаимозаменяемыми стали понятия "родина" и "отечество". Акцент на (сомнительное с точки зрения марксизма) понятие "социалистическое отечество").

Статья Г. Васильковского в "Правде" от 28 мая 1934 г. о необходимости патриотической приверженности рабочих (которые согласно Марксу "отечества не имеют") стране, где впервые победил социализм + классовое происхождение не может быть препятствием для проявления лояльности к советской власти.

Горький еще в 1920-е настаивал на необходимости прославления "людей из народа".

Первый Всесоюзный съезд писателей в 1934 г.: идеи "повседневного героизма" и "великих личностей в истории".

Кинофильмы 1930-х гг. Марш Энтузиастов:

В буднях великих строек,

В веселом грохоте, в огнях и звонах [карнавал]

Здравствуй, страна героев,

Страна мечтателей, страна ученых.

Мобилизация советских граждан различного социального происхождения, рода деятельности и этнического происхождения под общим знаменателем советского героического патриотизма.

Пропагандистская кампания опиралась главным образом на книги и иллюстративный материал. Огромными тиражами выходили произведения и альбомы об истории партии, о подвигах на стройплощадках и производстве; прославлялись старые большевики, руководители партии, государства и промышленности.

В 1931 г. Наркомпрос сделал историю самостоятельным предметом. Однако разрыв с преподаванием обществоведения на местном уровне происходил нерешительно. В августе 1932 г. ЦК ВКП(б) подверг критике педагогические методики 1920-х гг. и потребовал вернуть в школы учебники и экзамены + повысить авторитет и компетентность учителей.

Летом 1933 г. была издана программа по истории + опубликованы три учебника. В марте 1934 г. доклад в Политбюро о недостатках учебной программы по истории => о необходимости замены социологии традиционным политическим нарративом. Сталин: нужны не общие схемы, а точные факты.

Постановление Совнаркома "О преподавании гражданской истории в школе" от 15 мая 1934 г.: полное изменение партийной линии предыдущего десятилетия. Работу по написанию новых учебников курировал комитет Политбюро во главе со Сталиным.

 

Кампания по популяризации выдающихся деятелей государства и партии оборвалась из начавшегося Большого Террора. Срочно приходилось изымать и переиздавать множество книг и альбомов.

Неуверенность рядовых граждан, что читать и преподавать, наводила панику и на партийных работников, и на ответственных за пропаганду, парализуя усилия по агитации и поставив под угрозу даже празднование 20-летие революции.

Пропагандистская кампания, направленная на продвижение советского патриотизма, оказалась сорвана.

 

Глава 3. Возникновение русскоцентричного этатизма.

В декабре 1935 г. Сталиным инициирована кампания по пропаганде "дружбы народов". Годом ранее началась кампания по приданию особой значимости "русскому пролетариату", к-рый дал миру Октябрскую революцию.

Передовица "Правды" (нач. 1936 г.): русский народ - первый среди равных. Чуть позднее (в 1936 г.) исключительность русского народа стала обосновываться победами в Гражданской войне и стахановским движением.

В 1937 г. исключительность русского народа вышла за пределы советского опыта: Калинин на конференции подчеркнул вклад русского народа в мировую культуру в лице писателей и ученых XIX в.; месяц спустя началось превращение Пушкина в икону советской литературы. Потом проведена частичная реанимация военных деятелей: победы в Гражданской войне стали сопоставлять с Полтавой и Бородино.

В начале 30-х гг. говорили о рабочих как о передовом классе, в конце - о русском народе в целом как о передовой нации.

Попытка строить пропаганду патриотизма с опорой на восхваление советских деятелей провалена из-за Большого Террора (пантеон советских героев опустошен ежовщиной) => смещение в дореволюционное прошлое.

 

Письмо Сталина, напечатанное в "Пролетарская революция" (1931 г.): недовольство готовностью академических историков ("архивных крыс") критиковать взгляды Ленина по любому вопросу партийной жизни, вместо того, чтобы обращать внимание героические поступки партийных лидеров => "охота на ведьм" среди рядовых историков: травля ученых и редакторов (обвинение в троцкизме), закрытие журналов или введение жесткой цензуры, торможение деятельности научных сообществ => историческая наука фактически перестала существовать.

Переход фокуса от (господствующего в предыдущее десятилетие) "многонационального подхода" к мононациональному нарративу.

Заседание Политбюро в марте 1934 г.: Бубнов (позднее был репрессирован): история СССР должна быть широким и всесторонним изложением истории всех народов СССР; Сталин резко отверг эту идею: "русский народ в прошлом собирал другие народы, к такому же собирательству он приступил и сейчас". Русскоцентризм немедленно проявился в журналах и газетах в контексте кампании "дружбы народов" и "советского патриотизма".

В феврале 1936 г. раскритикован Бухарина за высказывание в статье, русские - "нация Обломовых"; тогда же М. Булгаков и Д. Бедный обвинены в неуважении к дореволюционному прошлому русского народа. Других авторов арестовали.

Развитие нового направления партийной линии шло ситуативно, не имело заранее продуманного плана.

Высказывания Жданова о парадигме будущих учебников: присоединение Украины, Грузии, исходя из "теории наименьшего зла" + реабилитация некоторых моментов истории церкви (то, что способствовало укреплению государства) <= отражение всеобъемлющих этатистских симпатий.

Рекомендации Жданова и Яковлева авторам учебника: по пунктам, с указанием, что (кто) хорошо (прогрессивно), что (кто) плохо (реакционно). Сталин повторит эти замечания в своей обширной редакторской правке учебника летом 1937 г. Предполагалось, что историческая преемственность обеспечит чувство легитимности сталинскому режиму (чего марксизм в чистом виде этого сделать не смог).

Государственнические приоритеты были популярны среди партийной верхушки, но русскоцентристские тенденции вызвали обеснокоенность у некоторых партийных функционеров (Баумана, Затонского), но их мнение ни на что не повлияло.

Итоговый вариант "Краткого курса истории СССР" Шестакова = повествование о "великих событиях" и "великих вождях": беспрецедентное внимание знаковым фигурам старого режима (полководцам и правителям). Правители символизировали государственное строительство + тема бдительности для предотвращения бунтов и мятежей. Часто тема обороны страны от внешней угрозы. Русские имена и фамилии доминировали в числе упоминаемых; нерусские имена чаще в негативном контексте (когда опасность для государственной власти).

Парадокс нарратива: если государственная власть - благо, то как объяснить революционный подъём в XIX в., как можно восхвалять революцию большевиков, если все предшествующие мятежи осуждались? Шестаков с 1825 г. переключается на повествование о "прогрессивных силах" (весьма тонкий и искусный сдвиг) => возможность для партийной верхушки заявлять об одновременно и государственном, и революционном происхождении страны.

Учебник вышел осенью 1937 г. и вызвал бурное восхваление в прессе => стал учебником не только младшей, но и средней школы + отчасти в старших классах + на красноармейских курсах и в дискуссионных кружках.

Выход учебника => начало периода, когда партийное руководство стало с большей открытостью делать национал-большевистские настроения. Новый национал-большевистский курс благодаря упрощению и популяризации заслонил все конкурирующие нерусские нарративы.

Одновременно с учебником вышел фильм "Петр Первый".

Интерес к государственному строительству пронизывал всю советскую массовую культуру 2 половины 1930-х. Вокруг Петра быстро сложился культ личности. Реабилитация Ивана Грозного шла более осторожно (в 1940-41 гг. ЦК выпустило секретное предписание о необходимости интерпретировать правление Ивана Грозного во всех исторических и литературных произведениях как прогрессивное).

В армии традиционное для пропаганды восхваление пролетарского интернационализма и героизма солдат во время Гражданской войны было дополнено образами Суворова и Кутузова. Однако смена исторических парадигм здесь шло медленнее, чем в гражданском обществе.

В 1940 г. Мехлис, глава Политуправления РККА, подверг критике "культ опыта Гражданской войны", подчеркнул важность "опыта старой русской армии" => на первый план выдвинуты Суворов, Кутузов, Багратион (еще в 1938 г. центральн. фигурами военной агитации были Чапаев, Щорс, Котовский).

 

В высших эшелонах власти еще несколько лет велись разговоры о весомом вкладе русского народа в революцию, однако подобные русскоцентричные настроения не придавались огласке в печати до конца десятилетия <= открытая поддержка идеи этнического превосходства русских вызывала беспокойство среди партийного руководства.

Идеологический поворот сер. 30-х был скорее прагматическим, чем неподдельно националистическим => возможность продвигать возникающие этатистские призывы вместе с культом личности Сталина.

 

Глава 4. Идеология в довоенном образовании.

В сер. 1930-х гг. все сферы советского общества находились в глубоком кризисе. В сфере образования: низкая успеваемость, плохое преподавание, низкое качество учебных материалов.

Атмосфера 1930-х гг. гиперполитизирована.

Неудачи с изданием новых учебников по истории => в начале 1937 г. в Политбюро обсуждали возможность переиздания дореволюционных.

Преподавание по учебнику Шестакова => практически на каждом уроке ступени эволюции российского государства связывались с великими современниками (правителями, военачальниками, учеными); эволюции социальных и экономических структур внимания больше не уделяли. Исторический нарратив был изначально популистским по замыслу => иллюстрировался яркими описаниями героев и злодеев.

Гиттис в популярному руководстве для учителей: дети должны ненавидеть врагов своей страны и восхищаться геройством русского народа.

У детей эпическое прошлое пользовалось популярностью из-за его мифологической природы, отсутствия двусмысленности и героического состава действующих лиц. Идейных коммунистов, напротив, встревожил отход от прежних материалистических "социологических" парадигм.

Педагогическая техника 1930-х гг. Учителя либо вслух читали учебник, либо требовали переписать текст из учебника + вопросно-ответная натаскивание <= централизованная учебная программа + низкая квалификация и большая текучесть педагогических кадров + требование идеологической ортодоксальности => подавление творческого начала.

=> шаблонное преподавание и зубрежка.

Государственные издательства не могли справится с растущим спросом на учебник Шестакова.

Предпринимались попытки выкупать учебник у школьников весной, чтобы передать учащимся на следующий год.

Задержка издания учебника для старших классов <= 1. ещё не было создано устоявшихся интерпретаций ряда исторических проблем (различение "справедливых" и "несправедливых" войн, причин отсталости России, перехода от феодализма к капитализму) (=> создававшийся под руководством Панкратова учебник для старших классов в 1937-39 гг. пришлось переписывать три раза); 2. непредсказуемость партийных чисток => учебники по истории стали особенно уязвимыми.

Пакт Риббентропа-Молотова => указание вымарать из учебников все обличительные высказывания против «фашистов» («фашистов» меняли на «империалистов»).

Весной 1941 г. реогранизация учебной программы: фактический материал учебника по истории сокращался, «улучшался» засчёт пояснительных материалов => русификация учебной программы возросла.

Тогда же окончательно похерен проект по созданию учебников для каждой республики.

В конце 1940 г. появились первые два тома трёхтомной «Истории СССР», однако издание было трудным. В итоге многие учителя в качестве альтернативы прибегали к «Краткому курсу ВКП(б)».

 

Среднестатистический советский гражданин 1940-го года не закончил 4 классов.

В библиотеках чистки от политически «вредной» литературы принимали гротескные формы: уничтожались протоколы партийных съездов и старые номера идеологических журналов, уничтожено собрание сочинений Фрунзе, многие статьи и речи Ворошилова. Особенно тщательно уничтожалась литература по истории партии.

Создаётся впечатление, что количество изъятых в 1938-1940 гг. книг равнялось напечатанному.

Всё это способствовало популярности учебника Шестакова: огромные тиражи, понятный язык, официальное одобрение => учебник, на к-ром держалось всё образование после 1937-го г.

Нерегулярная посещаемость и упрощённая популяризация исторических тем => у советских граждан ничего, кроме примитивного представления о коллективном прошлом с идеализированными национальными героями.

 

Глава 5. Популяризация государственной идеологии через массовую культуру.

Развёртывание социалистического реализма в 1932-1934 гг. Во многом соцреализм был уступкой консервативным литературным вкусам общества на массовом уровне. Во многом формировался под влиянием произведений Пушкина, Толстого, Тургенева, Чехова и Некрасова.

После 1932 г. изменился также выбор произведений классиков для переиздания: в первую очередь, те темы и сюжеты, к-рые подчёркивают значимость патриотизма.

В течение 1920-х гг. Наркомпрос последовательно изымал из школьных и публичных библиотек произведения Пушкина. После 1933 г. наоборот начинается полномасштабная «реабилитация» Пушкина.

Когда началось многомиллионное издание Полного собрания Пушкина, его издавали как популярное, академические комментарии подвергались сокращениям и изъятиям (<= популизм).

Образовалась тенденция выделять темы русской направленности.

В 1937 г. во время юбилейных торжеств прямо и безоговорочно подчёркивалась русская этническая принадлежность Пушкина.

Пушкин бил рекорды по количеству публикаций, за ним шли Лермонтов и Л. Толстой.

Тогда же пишутся эпическо-героические произведения о Кутузове (Соловьёв), Петре Первом (Толстой), Минине (Костылёв). Ян пишет роман о Чингис-хане, Бородин - о Дмитрии Донском, Сергеев-Ценский - об осаде Севастополя.

Первоначально некоторые редакторы (идейные коммунисты, чье взросление пришлось на культурную революцию 1928-1931 гг.) реагировали критически-негативно на появившиеся произведения.

В мае 1936 г. сняли с репетиции булгаковского «Ивана Васильевича» <= комичность изображения Ивана Грозного.

Опера Демьяна Бедного «Богатыри», где князь Владимир показан нерешительным трусом, подверглась жёсткой критике осенью 1936 г. и снята с репертуара.

Булгаков пишет либретто к «Минину и Пожарскому» + предложил создать оперу о Пугачёве и адаптировать к советской сцене «Жизнь за царя» Глинки. В начале 1937 г. Булгаков начал работать над произведением про Петра Первого.

В 1939 г. вышел «Иван Сусанин» с либретто Городецкого. Другие театральные постановки конца 1930-х гг. воскрешали исторические личности (Хмельницкий, Суворов, Нахимов, Кутузов), совершенно не всписывающиеся в марксистские идеологические догматы.

Контраст: в 1934 г. вышел «Чапаев», а в 1937 г. «Пётр Первый», к-рый по популярности почти обошёл «Ленина в Октябре» Ромма.

В 1938 г. вышел «Александр Невский».

Чуть позже вышли фильмы о Минине и Пожарском, о Суворове, о Хмельницком.

Simul выходили фильмы о Пугачёве и об иностранных революционерах.

Переход от пролетарского интернационализма к национал-большевизму осуществлялся нерешительно и медленно.

В Третьяковской галерее в начале 1939 г. открылась открылась масштабная выставка на темы русской истории (картины со всех музеев страны). В 1938 г. в Литературном музее прошла выставка, посвящённая «Слово о полку Игореве». В Государственном историческом музее прошла выставка, посвящённая Великому Новгороду, с многочисленными отсылками к Александру Невскому. В этнографическом музее Ленинграда экспозиция была организована так, чтобы подчеркивать «прогрессивность» русского народа в сравнении с народами нерусскими. В Эрмитаже была организована экспозиция «Военное прошлое русского народа».

В Москве Биржевую площадь переименовывают в Пушкинскую, именем Пушкина называют театр, музей, центральную улицу, набережную + переименовывают в честь него Останкино и Царское село.

Памяник Пушкину развернули на 180°: лицом к улице Горького, спиной к Страстному монастырю.

Во второй половине 1930-х стало ясно, что памятники являются мобилизационными символами => привели в порядок Полтаву и Бородино. Отреставрировали памятники Багратиону и Кутузову; открыли для туристов Ясную Поляну и Троицко-Сергееву Лавру.

Однако не все памятники были «реабилитированы»: своеобразным водоразделом стала Крымская война.

 

Итак, к концу межвоенного периода три категории системы образов были воссозданы или придуманы экспромптом:

1) популяризованы были конкретные события, имена и даты => этатистская тема (формирование и сохранение империи Романовых + Московской и Киевской Руси): Александр Невский, Дмитрий Донской, Иван Грозный, Пётр Первый.

2) русский народ провозглашался «первым среди равных» => широкий спектр пропаганды: от ведущей роли русских в государствен. строительстве до шовинистического приписывания русским передового культурного положения и статуса «старшего брата».

3) сталинский ориентализм: русские провозглашались «политическим народом», именно они стали единственными обладателями политической истории; все нерусские народы оказывались олицетворением традиционализма. Воплощением этой идеи стали Ленинградский этнографический музей, ВСХВ и Московский метрополитен. Ориенталистские репрезентации изображали огромную пропасть между русским народом и нерусскими народами.

 

Глава 6. Массовое восприятие национал-большевизма накануне войны

В январе 1939 г. театральный критик Блюм (идейный коммунист) пишет Сталину отчаянное письмо о том, что нынешний социалистический патриотизм начинает приобретать черты расового национализма.

Сводки НКВД: после резкого осуждения Бедного за его сатирическую оперу «Богатыри» творческая интеллигенция осознала опасность, таившуюся «в издевательских изображениях прошлого нашей страны».

На массовом уровне новая русскоцентричная линия вызвала sui generis смятение. С другой стороны, многие были довольны.

Большой популярностью пользовался фильм Петрова «Пётр Первый». «Александр Невский» также собрал рекордное количество зрителей (в Москве на него даже через четыре недели после премьеры невозможно было достать билеты) => в ментальность эпохи проникла система образов и афоризмов прошлого (e.g. Ледовое побоище, «кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет»).

Свидетельство Майи Туровской: на исходе десятилетия дети играли уже не в Чапаева, а в былинных богатырей.

Среди части творческой интеллигенции (e.g. Чуковский) возникали шовинистические настроения: недовольство отношением власти к нерусским народам (когда «националы» получали всяческие премии и награды).

Возникало воинствующее чувство национальной гордости, соединённое со склонностью связывать воедино русское национальное прошлое и советское настоящее.

=> вполне естественным образом летом 1941 г. сразу после немецкой агрессии на поверхность вышло множество русскоцентричных и этатистских тем. Уже Молотов сравнил нападение немцев с Наполеоновский нашествием.

Низкий уровень образованности населения => из пропаганды усваивалось только легко узнаваемые, понятные элементы (русскоцентричные), более замысловатые, абстрактные элементы (марксистская теория и этика государственного строительства) обществом не воспринились.

Неверно, что сталинская пропаганда реанимировал старое чувство национальной идентичности <= оно не существовало в ярко выраженном виде при старом режиме => беспрецедентность достижений советской пропаганды в межвоенной период.

Партийная верхушка и творческая интеллигенция синтезировала противоречивый корпус старых мифов и популяризировала его через систему образования и массовую культуру.

Накануне войны национал-большевизм действовал как modus vivendi для русскоговорящего большинства советского общества.

 

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 1941-1945 гг.

Идеология национал-большевизма на войне

В первые недели и месяцы войны на страницах центральной печати царила какафония различных лозунгов.

Вторжение немецких войск => паника среди партийного руководства => нарушение своеобразного идеологического равновесия между русскоцентричным, этатстским вектором и коммунистическим идеализмом, пролетарским интернационализмом.

Национал-большевизм разобщил советских пропагандистов.

Уже в первые недели войны известные историки были привлечены к созданию подробного рассказа о славной, многовековой военной истории советских народов; особенный упор делался на победе 1812 и 1242 гг. Впочем, некоторые историки изначально приложили значительные усилия по созданию агитационной литературы, нацеленной и на нерусские народы.

Агитация была направлена не только на солдат, но и на оставшееся в тылу гражданское население <= существовало брожение среди промышленных рабочих, и особенно среди крестьян: ходили разговоры, что немцы будут причинять зло только евреям и коммунистам.

Традиционные советск. лозунги (про социализм, культ личности etc.) быстро отошли на задний план; вперёд вышел новый репертуар: про гордость, месть, про стремление встать на защиту семьи, друзей и родины. В речи Сталина от 3 июля много внимания уделялалось дружбе народов.

Однако обращение к «советскому патриотизму» в основном сводилось к русским темам.

Во многом интертность довоенной пропаганды => в первый месяц войны «Правда» назвала русских первым народом среди равных. Ergo никакого спущенного сверху распоряжения провозгласить русский национализм главным вектором не было.

Ситуация прояснилась в ноябре (<= обращение Сталина к народу): был выдвинут длинный список дореволюционных героев (Невский, Донской, Минин, Пожарский, Суворов, Кутузов), довоенный национализм был доведён до крайности.

Партийный историк Ем. Ярославский сразу напечатал в «Правде» статью явно националистского толка.

К началу лета 1942 г. кампания по прославлению боевых традиций набрала немыслимые обороты. Приблизительно тогда же были учреждены ордена Александра Невского, Кутузова и Суворова.

Simul периодически появлялись материалы и о героизме нерусских народов.

После речи Сталина всё чаще стали обращаться к российскому имперскому прошлому за вдохновляющими образами. Непрофессионые историки начали присылать статьи о царских генералах (e.g. Ермолове, Скобелеве). Биография Горчакова, написанная Бушуевым, была номинирована на Сталинскую премию. Бушуев ратовал за пересмотр и за позитивную оценку императоров XIX в. Александра и Николая Первых.

Ещё более радикальную позицию занимал Яковлев, написавший в своих замечаниях по поводу школьной программы, о необходимости русского национализма.

Тарле, ссылаясь на последние работы Сталина, предлагал пересмотреть тезис о России XIX в. как «жандарме Европы» и дать позитивную оценку внешней российской экспансии.

Параллельно шла разработка историографии нерусских народов. В 1943 г. вышла «История Казахской ССР». В написании книги приняли участие 33 учёных. Авторы отрицали применимость тезиса о «меньшем зле» к колонизации Казахстана в царское время.

Книга была номинирована на Сталинскую премию и разгорелся спор, в ходе к-рого книгу назвали «антирусской». Скандал увеличивался.

В начале лета 1944 г. ЦК провело собственное совещание историков (обсуждались вопросы «жандарма Европы», теория «меньшего зла» в отношении колониальной политики императорской России, роль выдающихся личностей в истории, проблема политического сознания крестьянск. бунтовщиков). Окончилось ничем, договориться не удалось.

Жданову было поручено написать итоговое постановление, однако его работа затянулась и он её так и не закончил.

Неспособность (или нежелание) партийного руководства вникать в историю нерусских народов <= летом 1944 г. успешное наступление Красной армии и выход её на старую границу СССР => пропала необходимость в мобилизации нерусских народов.

Во второстепеных постановлениях ЦК 1944-1945 гг. критиковалась военная пропаганда в Татарстане, Башкирии, Казахстане (за прославление жизни при татарско-монгольском иге как при «золотом веке» и непокорности русским царям). Историк Александров в резкой форме выступил против публикации средневекового эпоса «Идегей» (ведь Едигей наравне с Мамаем и Тохтамышем враг русского народа).

Itaque, в 1941-1943 гг. ещё развивались темы истории нерусских народов, то во второй половине 1944 г. их заклеймили за разжигание антирусского национализма. Aliis verbis, как только военная необходимость ослабла, партийная пропаганда вернулась к версии, оформленной после 1937 г.: этническое превосходство русского народа. Эта националистическая программа была одобрена Сталиным: его знаменитый тост за русский народ в мае 1945 г.

Порочный круг: официальные заявления 1941-1942 гг. о русских как о первом народе среди равных и как о главной боевой силе СССР => преобладание русских тем в пропаганде => затемнение тем нерусского героизма => распространение на массовом уровне представления о страшной цене, к-рую заплатил именно русский народ за победу => распространение подобных представлений среди партийной верхушки => ставка на русскоцентричную пропаганду.

Малочисленность материалов по теме нерусского героизма в прошлом (<= полное игнорирование этой темы в конце 1930-х гг.) => недостаточная развитость этой темы по отношению к военному настоящему в 1941-1943 гг.

In fine офциальная партийная линия в военные годы стала более русскоцентричной и этатистской по форме, чем перед войной.

Позиции историков-«интернационалистов» (e.g. Панкратовой), ратовавших за мобилизацию как русских, так и нерусских народов, к концу войны оказались подорваны => характерно название первой послевоенной книги Панкратовой - «Великий русский народ» (это название определяет программу всей исторической науки in toto).

 

Глава 8. Идеологические уроки в тылу

В 1943-1944 гг. среди крупнейш. советских идеологов велись ожесточённые споры о том, что считать приоритетным в пропаганде.

С началом войны было удвоено насаждение преданности государству, которое пропогадировалось в советской школе со второй половины 1930-х гг.

Двумя основными школьными предметами в годы войны считались история и литература. Ведущую роль играли исторические аналогии.

В целом педагогика в годы войны развивалась в русле национал-большевизма. История в 1941-1945 гг. трактовалась более прямолинейно, чем раньше: интернационализм был отброшен.

Практические проблемы образования. Толпы беженцев и реквизиция школ под военные объекты => в оставшихся школах ввели систему трёх смен => уменьшение школьных часов => в истории упрощение преподавания и выведение на первый план тем, к-рые обладали мощным пропагандистским потенциалом.

Призыв молодых учителей на фронт => снижение качества преподавания, на работу учителя брали людей, не имевших ни преподавательского образования, ни опыта. Многие такие «учителя» просто читали вслух учебник.

 

Параллельно задачу мобилизации населения решала партучёба, ставившая своей задачей «воспитание советского патриотизма и ненависьи к врагу». В системе партпросвещения советский патриотизм постоянно смешивался с русским национализмом.

Проблема несостыковки прославления правителей, создавших Российскую империю, и революции, сбросившей их.

Образовательный уровень членов партии был чрезвычайно низок. E.g. 40% коммунистов Пролетарского района Москвы имели только 4 класса образования. Во всей партии лишь 13% имели высшее образование, причём большинство из них - техническое.

Многие местные партоорганизации проводили исторические лекции в ура-патриотическом духе (e.g. «Где и когда русский народ бил немецких захватчиков»). Всё было пронизано русскоцентризмом.

 

К 1945 г. в сознании людей русское прошлое и советское настоящее слились в неразрывное целое.

 

Глава 9. Советское массовое искусство и пропаганда в годы войны.

В условиях войны давление на творческую интеллигенцию ослабло и у неё возник импульс для самовыражения. После многолетнего перерыва вновь начали печататься произведения Ахматовой, Платонова и Бедного.

В книгопечатанье после откровенной пропаганды приоритетом пользовались исторические романы и биографии как дореволюционных, так и советских писателей.

Большими тиражами издавались книги Пушкина, Гоголя, Толстого. «Война и мир» стала краугольным камнем школьной программы. Массово выходили антологии, e.g. «Родина: высказывания русских писателей о родине».

Многие тогдашние советские историч. романы отличались низким качеством <= выполняли «социальный (партийный) заказ». E.g. Янчевецкий (Василий Ян), готовясь написать завершающий трилогию роман о татаро-монголах, в апреле 1940 г. консультировался с Щербатовым относительно образа Александра Невского.

С началом войны многие писатели были зачислены в штат газет и начали регулярно печататься в прессе.

Популярные лекции по истории транслировались по радио.

В блокадном Ленинграде в 1943 г. в Казанском соборе была организована гигантская выставка, посвящённая Кутузову.

В Историческом музее в Москве была организована выставка, посвящённая оккупации Берлина в 1760 г. В музее Красной армии была выставка «Героизм русского народа» (про Отечественную войну 1812 г., про оккупированную немцами Украину 1918 г., про советско-финскую войну 1939-1940 гг.).

Аналогичные выставки открывались по всей стране.

Когда фашистские мародёры разграбили усадьбу Толстого в Ясной Поляне, дом Чайковского в Клину, дом Чехова в Таганроге, монастырский комплекс в Новгороде или ансамбль Екатерининского дворца под Ленинградом => советская пропаганда: преступления против русской нации.

В 1944 г. «Проспект 24 октября» был обратно переименован в Невский проспект.

В театрах популярностью пользовались драмы и инсценировки дореволюционных («Руслан и Людмила», «Иван Сусанин», «Кузьма Минин-Сухорук», «Князь Игорь», «Воевода», «Ревизор», «Анна Каренина») и советских авторов («1812», «Фельдмаршал Кутузов», «Великий государь» (про Ивана Грозного), «Русские люди», «Русский характер», «Давным-давно», «Ключи от Берлина», «Генерал Брусилов», «Суворов»).

Некоторые из этих пьес (e.g. «Генерал Брусилов») ставились даже в ГУЛАГе.

Выходили фильмы и в национальных республиках про нерусских героев («Богдан Хмельницкий», «Георгий Саакадзе», «Давид-Бек»), однако в них также прослеживалась русскоцентричная линия: прославлялись те герои, к-рые не прославились своей борьбой против русских. Проводилась тема «дружбы народов»: как прекрасно и полезно жить под властью русских.

Из дневника А. Верта (1942 г.): «Никакого разграничения между русским и советским больше не существует».

 

Глава 11. Восприятие официальной пропаганды населением в годы войны.

In toto данные дневников и писем: в годы войны русские люди рассматривали себя «под этническим углом зрением», что совершенно нехарактерно для предшествующего десятилетия. Повсеместным явлением стало смешение понятий «русский» и «советский», особенно у бойцов Красной армии.

В годы войны бойцы, как остальное население СССР, прочитывали огромное количество исторической художественной литературы.

Многие письма с фронта сильно политизированные: бойцы (даже несильно образованные) постоянно проводят аналогии с историческим прошлым <= сильное влияние «Войны и мира» Тостого и «Александра Невского» Эйзенштейна.

«Кровопийца Гитлер».

Многие красноармейские агитаторы, заражённые идеями национал-большевизма, свысока смотрели на нерусских бойцов. Не было никаких печатных материалов на национальных языках, к-рые помогли бы нерусским солдатам уяснить смысл войны => с 1942 г. многочисленные случаи членовредительства среди нерусских солдат.

В армейский среде был велик мобилизационный эффект от пропаганды национал-большевизма. Советские граждане подвергались подобной идеологической обработки с 1937 г.

Издательства печатали чрезвычайно большое количество воодушевляющей патриотической литературы. Двухтомник Тарле «Крымская война» печатался в Ленинграде во время блокады. В декабре 1941 г. в Москве большим спросом пользовалась книга Тарле «Наполеон».

В библиотеках записывались очереди на двухтомную «Историю СССР» Панкратовой, «Курс русской истории» Ключевского, «Изгнание Наполеона из Москвы» Тарле, «Сожённую Москву» Данилевского.

Произведение о Гражданской войне также пользовались спросом, однако предпочтение всё же отдавалось дореволюционной истории <= здесь было больше «эпичности» и определённости.

Всеобщий интерес к истории => in fine всенародный спор на тему национальной идентичности.

Всеобщий подъём патриотических чувств, наблюдавшийся в военное время и поддержанный пропагандой, способствовал формированию национального самосознания у русского населения. Это скорее стало продуктом политических условий, нежели целенаправленной политики партии.

Эффективность национал-большевизма <= наступление по всему фронту (от школы до кинотеатров): его всеобъемлющий характер.

Ярко выраженный русскоцентризм национал-большевистской пропаганды => некоторые русские расценивали это как поддержку шовинизма по отношению к нерусским.

Официальная пропаганда 1941-1945 гг. превозносила заслуги русского народа в борьбе с врагом, очень неохотно признавала вклад в эту борьбу нерусских народов: евреев, узбеков, азербайджанцев, таджиков etc.

Возникло убеждение, что нерусским народам победа неособенно и нужна. Дневники: многие (даже образованные люди) в конце войны (и на фронте, и в тылу) начали отзываться о нерусских народах в уничижительном тоне.

<= пропаганда: только на русских можно положиться, только они преданы советским идеалам [aliis verbis, только они моральны и честны].

Присущий национал-большевизму русскоцентризм порождал в советском обществе русскую шовинистическую субкультуру. Одним из его комранентов стал антисемитизм (военные анекдоты, смысл к-рых, что все евреи остались в тылу и пренебрегают своим долгом перед родиной).

Докладные НКВД: возрастания хулиганства с антисемитским характером по всей стране с 1942 г. Есть мнение, что распространителями антисемитизма были демобилизованные с фронта.

Simul парйные руководители не поддерживали в те годы антисемитские высказывания и пренебрежительное отношение к нерусским народам. Официальные сообщения Информбюро не разжигали межнациональной розни.