Лекции по исторической этнологии 29 страница

3. Утрата письменности и миф о собаке

В сюжетном плане нанесение знаков на шкуру животного стоит на первом месте. Изменение же внешности людей и территории их обитания выглядит как результат последовательно развертывающихся событий. Хронологическая последовательность мифа явно ограничена его конечными событиями. Миф о съеденной письменности этимологически объясняет культурные реалии — особую внешность и образ жизни, некие «видовые» признаки этноса, утратившего письменность. Можно ли эти признаки считать структурным ядром мифа о съеденной письменности? Ведь в некоторых версиях этносы из группы Б только называются, а иногда вовсе не упомянуты. И все-таки структурообразующая функция, которая в сюжетном аспекте является ядром мифа, заключается в констатации и объяснении внешнего облика, поведенческих обычаев (нравов) и области обитания конкретного этноса. И в случаях, когда об этом прямо не говорится, подразумевается то, что этнологи называют этнической спецификой.

Обратим теперь внимание на обстоятельства утраты письменности. Они сводятся к переправе через водный бассейн, голоду, потере памяти и нечистоплотности Весь этот четырехэлементный ряд, как бы реальны ни были разные моменты этнической истории некоторых народов, пересекавших водные преграды, говорит о другой преграде — между миром людей и миром духов. Отметим, что преодоление водной преграды — всемирная универсалия, синонимичная забвению. Равным образом всякая нечистота всегда выступает связующим звеном между реальным и потусторонним миром, откуда исходят благополучие, плодородие и другие атрибуты жизни. Структурно прочитывая рассматриваемый миф, мы выясним, что «видовые» параметры этноса приобретаются путем связи с потусторонним миром.

Рассмотрим способы утраты письменности. В пяти случаях ее уничтожают люди. К человеческому фактору ее утраты надо отнести также выбрасывание в океан и обман. В общей сложности это семь пунктов. На втором месте стоит съедение и утаскивание

==368

Письмо в этнической традиции

шкуры собакой (собаками) — шесть. Далее два случая представлены съедением буйволом (коровой). Один случай принадлежит тигру. Один — уничтожение вепрем. Причину утраты письменности в трех случаях из двадцати источники не раскрывают.

В истории со съеденной письменностью собака занимает место антагониста высшего духа, посылающего письменность с небес. Она выступает здесь не в роли друга человека, а скорее его предателем, мешающим ему на пути продвижения к знаниям. Эта роль собаки в мифе о съеденной письменности близка к ее роли плохого стража в ряде мифов о сотворении человека. Содержание этих мифов заключается в истории создания богом тела человека на первом этапе и оживления сделанной фигуры на втором. После первого этапа (сотворения человека) бог оставляет возле неодушевленной фигуры стража — собаку. Противнику бога удается соблазнить собаку (например, у якутов и русских обещанием дать теплую шкуру) и вымазать изображение нечистотами. В наказание бог приказал собаке вечно носить пеструю шкуру. Описанный миф, представленный у якутов на севере и народов, живущих около Бенгальского залива, а также к западу от этой линии, восточнее как будто не встречается (если не считать широко расселившихся эвенкийских групп). К востоку от этой линии, для тихоокеанской зоны, характерен миф о происхождении человечества или этносов от собаки и использование мяса последней в пищу.

Сходство ситуаций в мифе о съеденной письменности и в мифе о сотворении человека в том, что в обоих случаях человек гол и «нечистоплотен», а собака наделена шкурой. Иначе говоря, в этих мифах телесность как качество человека соотносится с прожорливостью животного. Телесность человека была обретена в условиях голодания, забвения и переправы через водный рубеж (собственно тоже «реку забвения»). В итоге миф об утрате письменности выглядит не только как миф о приобретении «видовых» признаков этноса, но и как миф о приобретении телесности, телесной субстанции.

Мифы тихоокеанской зоны о происхождении от собаки также сходны с мифом о съеденной письменности тем, что связывают с таким происхождением особый облик людей (элементы одежды). Сходство есть также в сильной этногонической окраске двух групп мифов. Миф о собачьем происхождении коррелируете» с обычаем пищевого использования мяса собаки в тихоокеанской зоне. Здесь

==369

ЛЕКЦИЯ 20

собака не только мифологический источник жизни человека, но и ее пищевой источник. Иными словами, съедение собакой шкуры буйвола соотносимо с едой собачьего мяса людьми.

4. Письмо и этнический облик

Нанесение знаков тем или иным способом на человеческое тело — распространенная черта культуры древних народов Юго- Восточной Азии. Сюда относится татуировка, деформация тела, выбивание и чернение зубов. Все эти знаки обладают двумя комплексами значений: 1) свидетельствуют о происхождении обряда возрастной инициации, 2) указывают на родо-племенную и этническую принадлежность. У паюма Тайваня есть сюжет о татуированном юноше, который включает толкование татуировки как письменности.

Миф повествует о юноше Калокале, у которого с рождения все тело покрывали вытатуированные чудесные знаки. Один голландец увидел во время купания эти знаки Калокала и восхитился ими. Он подарил Калокале золотую подушку. Юноша унес ее в свою горную деревню. Свет, исходящий от этой подушки, увидели в море голландские моряки и решили похитить сокровище. Они принудили местную женщину привести их в деревню Кажекалан, где жил Калокала. Голландцы захватили юношу и подушку. После всяких перипетий Калокала попал в Батавию, где женился на местной женщине. Своего сына они назвали Малаи, и малайцы происходят от этого Малаи. А Калокалу увезли в Голландию, где его убили, сняли с него кожу и, копируя редкостные знаки, придумали свою письменность.

Паюмский миф обращает на себя внимание не только архаичностью, но и трансформированностью, позволяющей ему широко раздвинуть пространственный и этнический горизонт. Такого рода трансформированность (одна из форм вариабельности) бывает свойственна очаговым ареалам. И в этом отношении паюмский миф о письменности стоит близко к древнекитайскому, согласно которому лошадинообразный дракон из реки Цай показал императору фу Си восемь триграмм — прообразов письменности. Аналогично дракону Калокала обнаруживает свои знаки на границе с водной стихией — во время купания.

К оглавлению

==370

Письмо в этнической традиции

В паюмском мифе надо иметь в виду два важных момента:

1) восприятие татуировки на теле как письменности; 2) включение жизни татуированного героя в сеть межэтнических отношений (паюма — голландцы — индонезийцы — малайцы) вообще и в этногенетический миф в частности. Оба момента собственно раскрывают такую ситуацию, где некая этническая структура предполагает татуировку тела.

Знаки, нанесенные на тело, не связаны с той личной интерпретацией, которую дает азбучная фонетическая письменность с ее возможностями индивидуально-звуковой реконструкции. Отсюда следует коллективно-этническое чтение знаков на теле, как и любых знаков. Миф паюма показывает, что при коллективной интерпретации знаков их нанесение на тело человека ведет к его смерти. Это исходный архетип письма как средства забвения. Судьба Калокэий в Голландии — модель первожертвы, давшей необходимые знания (письменность голландцам, с точки зрения паюма). Логика первожертвы раскрывается в условиях коллективного восприятия знания, так или иначе персонифицированного. Приобрести свою долю знания можно только через получение части жертвы. Архаическое знание, таким образом, добывается при жертвоприношении или по крайней мере им сопровождается. Знание явно носит телесный характер. Но это знание не только телесно интерпретировано, но и направлено на тело. К архаическому знанию приобщаются путем нанесения знаков на тело или их проглатыванием. Таковой может быть информационная интерпретация проблемы тотемизма.

Дело не просто в уровне сознания, примитивно сводящего мир к телесному и пищевому коду. Архаическое сознание не есть формализованно-безналичное знание, оно ценностно окрашено направленностью на человека. Это знание — действие. Легче всего это проиллюстрировать лечебными приемами, суть которых заключается в нанесении знаков на тело человека, в одних случаях рисуночных, в других — просто обмазывание лица сажей и т.д., что широко бытует в Юго-Восточной Азии. Лечение «подобного подобным» представляет собой такое съедение или выпивание знаков, которое направлено на нормализацию жизнедеятельности человека. Можно указать также на различною рода письменные талисманы, которые широко бытуют у разных народов мира и действенная сила которых проявляется при их проглатывании или питье смытых

==371

ЛЕКЦИЯ 20

с них знаков. Сюда, например, относятся «печать Соломона», некогда популярная в средневековой Европе, и талисманы, с которых смывают буквы и пьют, известные некогда древним евреям, ныне распространенные в ареале арабской письменности

Архаическое знание касается не только нормализации внутренних физиологических процессов. В огромной степени оно направлено на внешний облик человека, на его «упорядочивание». Внимание традиционного общества к внешности человека объясняется расширительным пониманием анатомии (у тела есть несоматические части) и физиологии (некоторые процессы вынесены на поверхность тела). Анатомическое упорядочивание и физиологическая нормализация — функции архаического сознания. В мифе о съеденной письменности это знание обладает структурообразующей функцией Оно включает представления об облике, нравах и территории обитания того или иного-этноса. Это как бы «видовые» этнические признаки.

Но почему все-таки съеденная письменность в одних случаях выражает этническое своеобразие, а в других этого не происходит? Для ответа на вопрос рассмотрим географическое распространение мифа. В китайском романе «Путешествие на Запад» буддийские книги, которые вез из Индии Сиан Цзан, съел по дороге буйвол.

На Севере Евразии помимо хантыйского мифа развитый вариант существует у телеутов на Алтае. В нем рассказывается, что у них прежде язык был ойротский и были книги. Большая часть их ушла на запад в приволжские степи (сарт-айманы) и унесла книги. У телеутов осталась только одна книга. Случилось так, что ее намочила вода. Листы ее разложили для просушки на поленицу дров, а корова их съела. О съеденной овцой священной книге рассказывается в казахском мифе. Сюжет о съеденных знаках мы обнаруживаем в фольклоре осетин. У абхазов существует миф, связанный с библейским мифом о потопе и корабле Ноя: в корабль буйвол не поместился, плыл сзади и, когда проголодался, съел письменные документы, где были записаны генеалогии мегрелов.

Сюжет о съеденной письменности в Европе, кажется, связан только с собакой. У русских собака, бежавшая от волков, несла в пасти грамоту, по которой человек предоставлял ей свободу, но она ее съела (записано мной в Подмосковье). Нечто аналогичное мы встречаем в Западной Европе, там представлены сюжеты, где

==372

Письмо в этнической традиции

собака съела календарь. В Европе с античности известна еда «колдовских записок» с лечебными целями. В народных верованиях их действенность связывалась с именем Моисея, получившего письменность от Бога. О ветхозаветном пророке Иезекииле рассказывается, что он получил мудрость от Бога, проглотив свиток. Близкий сюжет связан с византийским монахом, получившим от Богородицы «хартию» и съевшим ее. После этого у косноязычного монаха проявился поэтический дар, и он стал известен как Роман Сладкопевец.

Запись сакральных знаний на пальмовых или банановых листьях можно рассматривать в плане концепции мирового дерева.

В мифе о съедении письменности структурообразующей функции подчинены такие важнейшие формальные координаты, как горизонтальная и вертикальная пространственные оси Пространственный момент сведен к расселению или переселению — до него или в момент его. Временной же аспект максимально приближен к расселению. Это начальное время. Образуется динамичное слитное пространство-время, условие возникновения этносов. Это пространство-время лишено культурных характеристик, люди в нем еще не обладают своими особенностями. При всем этом пространство-время насыщено сакральными знаниями, «мудростью мира», т.е. это не состояние хаоса. Скорее всего это состояние неиндивидуализированного коллективного знания, ассоциированного с письменностью. Индивидуализацией выступает здесь формирование этнических «видовых» различий, телесно окрашенных. Утрата письменности ведет к приобретению определенного внешнего облика Это касается народов Юго-Восточной Азии, отличительная черта костюма которых состоит в том, что социально- и этноразличительные функции перенесены здесь с поясной и наплечной одежды на прическу и головной убор, носимые украшения и украшение самого тела.

5 Письмо и путь к свободе

Принятое в науке деление культур на письменные и неписьменные (дописьменные) основано на существовании графической письменности. Под письменностью понимается способ фиксирования и передачи информации с помощью условных знаков, изображенных на той или иной плоской поверхности. Другие способы

==373

ЛЕКЦИЯ 20

хранения и передачи информации в прямом смысле письменностью не считаются или считаются условно. Но рассмотренные нами функции разных посланий, а также факты вроде «узелкового письма» у южноамериканских индейцев, рисуночного письма у юкагиров в Сибири и т.п. говорят о том, что следует различать понятие графической письменности и письма как такового.

Применение развитых неграфических систем письма в мифологизированном сюжете о съеденной письменности имеет определенные закономерности, которые не позволяют считать все это просто отзвуком древних письменных традиций. Проблемную ситуацию отметили в 1962 г. Вячеслав Иванов и Владимир Топоров, анализируя кетскую модель мира: обнаруженный ими в языке кетов комплекс «писать — читать — бумага» представлялся им непонятным из-за отсутствия достоверных сведений о письменности, за исключением некоторых следов пиктографии. В последних реконструкциях Сергея Старостина на материале некоторых кавказских языков, не обладающих древней письменной традицией, также возникает этот загадочный комплекс.

В свое время академик Николай Марр считал понятия «печать», «письмо», «книга» тотемно-магическими и видел их общую основу в терминах beded. («бор» по-аварски), beted («печать» погрузински) и в русском «печать». Он находил связь слов со значением «знак», «печать», «письмо» в грузинском, латинском и ассирийском языках.

В ранней истории европейских письменных культур были моменты утраты графической письменности или ее исчезновения в силу сознательного сокрытия. Так, еще плохо известны причины исчезновения критского письма, французский античник Поль Вернан называет эпоху с XII в. до н.э. в истории Греции «темными веками» из-за неясного исчезновения письменности. Другой загадочный момент, относящийся к Древней Греции, связан с историей изощренной философской школы пифагорейцев, которые отказались от письменной фиксации своих знаний. И это происходило тогда, когда в Древней Греции письменность стала всеобщим достоянием, средством общей культуры и служила распространению знаний.

Очевидно, разгадка этого парадокса лежит именно в проблеме знания, которое обладает одновременно взаимоисключающими

==374

Письмо в этнической традиции

характеристиками — доступностью и закрытостью (ээотеризмом). А так как пифагорейцы были закрытой сектой, хранящей какие-то мистические знания, полученные из Египта, то они пришли к отказу от использования письменности.

Вопрос об эзотерической стороне для любой традиции очень важен. Он имеет непосредственное отношение к этническому менталитету. Письменность служила не только для распространения, но и для сокрытия знаков. На ранних этапах, как было показано, преобладала скорее вторая функция. Тайной письма обладали специальные люди-жрецы. Даже просто увидеть иероглиф на древнекитайском сосуде непосвященному было трудно, как и иероглиф у древних майя, запрятанный в орнаменте.

Такое свойство письменности — быть средством социального господства отметил один из классиков французской семиотики Ролан Варг. Причем он обнаружил это ее качество не на ранних этапах истории человечества, а в самой что ни есть современности. Другой соотечественник Барта, археолог Андре Вараньяк, еще полвека назад выступил с теорией, согласно которой европейские народы на заре своей истории, в неолите, были гораздо ближе друг к другу, чем в последующие эпохи. Особенно сильным их расхождение стало с появлением письменности. За этим последовало распадение культуры каждого народа на официальную с использованием литературного языка и простонародную, а также появились между народами языковые барьеры.

Подобные точки зрения не случайны я не экстравагантны. Они выдвигались уже такими мудрецами древности, как Сократ и Платон, которые опасались, что письменное знание отучает от самостоятельного мышления. Мнение названных мудрецов, связанных с эзотерическими традициями Древней Греции, надо думать, было ответственным и имело серьезную общефилософскую основу. На чем же могла быть основана избранная ими точка зрения? Ответом может быть только причастность письма заупокойному культу и мистериям, которая требовала от живых людей обладать свободой, не ограниченной письмом. Юридический идеал свободного гражданина заставлял отказаться от письма. Устное волеизъявление и составляло, как мы знаем, суть демократического устройства в истории Древней Греции.

Рассмотренный мировой материал показывает, что письмо, родившееся в недрах психодрамы забвения, становится средством

==375

ЛЕКЦИЯМ

этнического эзотеризма. «Темные века» Древней Греции и есть эпоха консолидации эллинской народности, вернувшая уже известное письмо, заимствованное у финикийцев, в лоно этнического эзотеризма, который подпитывался таинствами мистерий. Вплоть до времени Сократа и Платона этнический эзотеризм боролся против общественно-коммуникативных функций письма. Это было жертвой в пользу свободной души человека, выражающей устным словом свои права в социальном мире. Поэтому так настороженно античное «открытое общество» относилось к письму.

В хантыйской топоментальности мы видели пример парадигматической замкнутости культуры. Но миф о письме — всегда продолжение топоментальной парадигмы. Он всегда открывает под видом этнического путь к историческому существованию. Так начинается история горцев и равнинных народов в Юго-Восточной Азии, ойраты отселяются от телеугов и т.п. Письмо Моисея было получено как знак эсхатологического переселения еврейского народа Разбивание Моисеем двух каменных скрижалей — это одновременно история функции письма и история народа, ищущего путь к свободе.

Герменевтика письма показывает, что душа человека как принцип его абсолютной свободы при попытке ограничить ее и закрепить сбрасывает с себя тенеты, которые чудесным образом оказываются благами культуры.