Политическая лирика Пушкина до 14 декабря 1825 г

Лирика 1817—1819 гг. — эхо пушкинских представлений о свободе. Поэтические образы, отражающие их в стихотворениях “Вольность”, “Деревня”, “К Чаадаеву”, — это образы аллегорические: Свобода и “Вольность святая” (ода “Вольность”), “звезда пленительного счастья” (“К Чаадаеву”), “Свободы просвещенной... прекрасная Заря” (“Деревня”). Эти образы — в одном ряду с “положительными” аллегорическими образами Закона (“Вольность”), “обломков самовластья” (“К Чаадаеву”), “народа неугнетенного” (“Деревня”). Аллегории свободы противопоставлены “отрицательным” аллегориям “Тиранов мира”, “неправедной Власти”, “увенчанного злодея”, “Рабства” (“Вольность” и “Деревня”), “Барства дикого”, “насильственной лозы”, “Неумолимого Владельца”, “Рабства тощего” (“Деревня”).

В социально-философской оде “Вольность” (1817) поэт смотрит на мир как пристрастный, заинтересованный зритель. Он скорбит и негодует, потому что это мир, где свистят бичи, гремит железо кандалов, где на троне восседает “неправедная Власть”. Весь мир, а не только Россия, лишен свободы, вольности, а следовательно, нигде нет радости, счастья, красоты и блага.

Стихотворение, конечно, отражает не только личный взгляд Пушкина —это взгляд просвещенных дворян, думавших о будущем России. Но ода “Вольность”, как и другие “вольные” стихи, не сухой социальный манифест, пропагандирующий идею конституционной монархии. Идеал общественной свободы стал высокой поэтической истиной, открывшейся самому поэту.

Пушкин страстно желает, чтобы мир услышал голос его свободной души и жил по закону, который принят им самим, — по закону свободы. Прославляя Закон как прочную основу Свободы, поэт с негодованием пишет о тиранах. В них он видит источник несвободы, “ужас мира” и “стыд природы”, нарушение божественной гармонии. Тираноборческий пафос сливается в “Вольности” с обращением к разуму монархов, к их чувству самосохранения. Пушкин завершает оду “поучением”-призывом, обращенным к царям:

Склонитесь первые главой

Под сень надежную Закона,

И станут вечной стражей трона

Народов вольность и покой.

Поэт — противник насилия. Свобода, с его точки зрения, не может быть достигнута в результате революции и заговора. Великую французскую революцию он называет “славной бедой” (казненный Людовик — “мученик ошибок славных”), подчеркнув ее разрушительный характер и одновременно указав на то, что революция — акт возмездия тиранам. Мрачная “диалектика” насилия над тиранами передана в словах об убийстве Павла I: “Падут бесславные удары... / Погиб увенчанный злодей”.

В “Деревне” (1819) представления о свободе и рабстве конкретизируются. Речь идет уже не о тирании во “всемирном” масштабе, как в оде “Вольность”, а русском крепостничестве, не о свободе как абстрактной идее всеобщего блага, а о свободе русского крестьянства. Пушкинская деревня — это не какой-то исключительный “пустынный уголок” России, где

Среди цветущих нив и гор

Друг человечества печально замечает

Везде Невежества убийственный Позор.

“Барство дикое” и “Рабство тощее”, увиденные в деревне, — явления, типичные для России. Во второй части стихотворения поэт расширяет “географические” границы своих размышлений: если в первой части речь идет о конкретной деревне, в которой поэт обрел “приют спокойствия, трудов и вдохновенья” (в пейзаже-панораме легко угадываются окрестности Михайловского), то во второй части создается предельно обобщенный образ русской деревни. Картина деревенского “лона счастья и забвенья” в первой части “Деревни” напоминает обычный идиллический пейзаж. Но идиллия, оказавшись всего лишь иллюзией свободной и счастливой жизни, отменяется второй частью стихотворения.

Взором истины поэт видит всю Россию — страну деревень. Аллегорические образы “Барства дикого” и “Рабства тощего” подчеркивают, что речь идет не о “плохом” барине и его несчастных крепостных, а о любом деревенском тиране и любом русском крестьянине-рабе. Поэт, развивая идеи оды “Вольность”, мечтает увидеть “народ неугнетенный”, а торжество “Свободы просвещенной” по-прежнему связывает с волей царя.

В “Деревне” и особенно в послании “К Чаадаеву” (1818) заметны новые оттенки пушкинского понимания свободы. Это связано с усилением авторского “присутствия”. В “Вольности” к миру обращается поэт — глашатай вечных истин, “друг человечества”. В “Деревне” образ автора-поэта биографически конкретнее: он подчеркивает, что приезд в деревню — акт его воли. Он предпочел спокойную деревенскую жизнь с ее “мирным шумом дубров” и “тишиной полей” суетной городской жизни с “порочным двором Цирцей”, “роскошными пирами”, забавами и заблуждениями. Город — это “суетные оковы”, мешающие постигать блаженство истины, слушать голос просвещенной мудрости — “оракулов веков”. Именно в деревне, где суету сменяет “праздность вольная, подруга размышленья”, поэт учится “свободною душой Закон боготворить”. Деревня впервые стала рабочим “кабинетом” Пушкина — позднее в нем были созданы лучшие его произведения.

Послание “К Чаадаеву” — яркий лирический “символ веры” молодых “друзей вольности”. Стихотворение носит личный, даже интимный характер. Это связано с тем, что меняется адресат пушкинских слов о свободе. Если в “Вольности” и “Деревне он взывает к необозримому миру, пораженному тиранией, и к России, к монарху, то теперь у его порыва к свободе “частный” адрес: Чаадаев, друг, единомышленник, к которому Пушкин обращается как бы перед лицом тех, кто связан и узами дружбы и общей целью.

Свобода и здесь предстает как цель высоких стремлений поэта и его друзей, как ответ на “Отчизны... призыванье”. Но на первый план выходит внутренняя свобода, без которой Пушкин не мыслит достижения свободы общественной. Свобода — это “желанье”, страсть, горящая в душе, вера, стремление к счастью. Ожидание свободы — такое же “томленье упованья”, каким охвачен “любовник молодой”, ждущий “минуты верного свиданья”. Свобода связана с жизнью сердца, с представлениями о чести и долге, с “прекрасными порывами” “нетерпеливой” души. В финале стихотворения возникает образ будущего, в котором небо подаст весть об обновлении России, о наступающей поре свободы (“звезда пленительного счастья”), земля, Россия, словно богатырь, “вспрянет ото сна”, а свободные люди увековечат память о тех, кто страстно верил в свободу, “на обломках самовластья”. Обратите внимание на этот вещественно-абстрактный образ. Пушкин не имеет в виду падение монархии, “самовластье” — это тирания, деспотизм. Послание находится в смысловом поле оды “Вольность” и “Деревни”.

В романтической лирике Пушкина 1820—1824 гг. тема свободы занимала центральное место. О чем бы ни писал поэт-романтик — о кинжале, “тайном страже свободы”, грозе несговорчивых тиранов (“Кинжал”), о вожде восставших сербов Георгии Черном (“Дочери Карагеоргия”), о Байроне или Наполеоне (“Наполеон”, “К морю”), о своих думах и повседневных занятиях в посланиях к друзьям, — мотивы свободы пронизывали стихотворения, придавая им неповторимый облик. В послании “Дельвигу” опальный поэт провозгласил: “одна свобода мой кумир”.

Среди многих оттенков понимания свободы, запечатленных в лирике южного периода, выделим те, в которых наиболее полно раскрываются политические взгляды Пушкина и его представления о положении изгнанника. Свобода для Пушкина в годы ссылки — один из политических символов. Вдохновленный национально-освободительными революциями на юге Европы и общением с русскими радикалами, он ждал восстания в России, с энтузиазмом готовился к дороге “в дыму, в крови, сквозь тучи стрел”, ведущей к торжеству свободы. Обращаясь к из одному из активных деятелей “Союза благоденствия” П.С.Пущину, в котором видел вождя будущего восстания, Пушкин писал:

И скоро, скоро смолкнет брань

Средь рабского народа,

Ты молоток возьмешь во длань

И воззовешь: свобода!

(“Генералу Пущину”, 1821).

16.1. Концепция романтизма в статьях Рылеева «Несколько мыслей о поэзии» и Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие»

А.С. Пушкин в 1825 г. посв. Кюхельбекеру строки:

«Да сохранит тебя твой добрый гений

Под бурями и в тишине»

К.Ф.Рылеев:По мнению Рылеева ни классицизма, ни романтизма в чистом виде не существовало и не существует. но есть лишь различные исторические «зависящие от духа времени» формы поэзии. Р. не соглашался с распространенным взглядом, что романтизм восторжествовал над классицизмом, но подобно лругим декабристам бичевал подражательность, доказывал необходимость национально-самобытной лит-ры, связанной с борьбой за свободу.

В спорах ни романтики, ни классики не победили. причины - они спорят «более о словах, нежели о существе предмета». нет ни ром., ни классич., есть самобытная поэзия.

средние века - классиками назвали Гомера, Софокла, Вергилия, Горация. думали, что (в сказку попали) подражанием можно было достичь их величия. Ан нет, обломись! отсюда ничтожность произведений новейших поэтов. подражать нельзя - не сравнишься с образцами. Когда же появились Данте, Шекспир, Шиллер, Гете - потребовалось различие между ними и тем, что называли классикой. Их обозвали романтиками, но слово романтический взять из наречия, на кот. пели трубадуры. они никому не подражали, сл-но романтический=оригинальный. В этом случае все греческие поэты - романтики, ведь они тоже никому не подражали. короче, ни ром., ни классич. поэзии не существует, лучше разделять на старую и новую.

есть истинная поэзия. форме поэзии придают слишком много важности. те, кто называют себя классиками, требуют подражания древним. те, кто наз. себя романтиками, наоборот, отвергают это как стесняющее гений. романтики имеют на это основание.

итак, будем высоко почитать поэзию.оставим споры бесполезные, будем стараться уничтожить дух подражания, будем осуществлять идеалы высоких чувств, мыслей.

Кюхельбекер:

3 рода поэзии:1)ода.Сила,свобода,вдохновение-необходимые условия для поэзии.Она тем превосходнее,чем более возвышена над бытовой суетой,поэтому ода-первое место в лирической поэзии.Гимн,баллада переходят вэпическую поэзию,т.о. чувства подчиняются повествованию.2)элегия.Певец говорит о себе,своих чувствах:скорби и наслаждении.Элегия должна быть тиха,плавна.Удел элегии-уверенность,посредственность.3)послание - или та же элегия,только в самом невыгодном облачении или сатирическая замашка.

Выиграли ли мы,променяв оду на элегию и послание? Жуковский,подражатель Шиллеру, Батюшков,подражатель франц. поэзии. Романтич. школа родилась в Провансе,воспитала Данте,впоследствии ром. стали называть всякую свободную народную поэзию.Где же рус. романтизм?Читая элегии Пушкина,Жуковского,Баратынского,чувств нет,уныние поглотило все прочие чувства,тоска о погибшей молодости.Картины одни и те же:Луны,разумеется,уныла и бледна,скалы и дубрава,лес,заходящее солнце,пошлые иносказания,безвкусные олицетворене труда,неги,покоя,веселья,печали,лени писателя и скуки читателя.Он говорит о «тощем,приторном» языке,кот.сотворили из богатого и мощного руччкого языка.Да создастся для славы России поэзия истинно русская!Песни и сказания народные-вернейшие источники для нашей словесности.Пушкин подает надежду.Надежда на то,что рус. поэты сбросят цепи немецкие и захотят быть русскими. «Истина для меня дороже всего на свете».