Разбойничья» тема в творчестве А.С.Пушкина («Братья Разбойники», «Кирджали», «Дубровский»)

Поэт и поэзия в творчестве А.С.Пушкина (лирика, «Езерский», «Египетские ночи»).

Любовная лирика А.С.Пушкина.

Неоднократно бывал Пушкин в эту пору свидетелем и активного протеста народа против его угнетателей. Протест этот носил стихий­ный, бунтарский характер, но он наглядно показывал, что русское крестьянство вовсе не так уж смиренно и покорно подставляет себя под ярмо и бич. Когда в самом начале своей южной ссылки Пушкин прибыл в Екатеринослав, весь край был охвачен крестьянскими вол­нениями. В бытность поэта в Кишиневе Молдавия была полна крестьянами, бежавшими от помещиков и организовавшимися в отря­ды, против которых власти вынуждены были применять военную силу. Со всем этим непосредственно связан и один из интереснейших за­мыслов Пушкина, относящийся к 1821 —1822 гг.,— создание большой поэмы о волжских разбойниках. По не вполне ясным для нас причи­нам Пушкин, согласно его собственным словам, уничтожил всю поэму, за исключением небольшого отрывка, опубликованного им по"з7Пгее под названием «Братья разбойцики» (1822). Мотив «цепей», «душных стен», «смрадной темноТы» темницы, так же как пронизыва­ющая отрывок страстная жажда «воли» («Мне душно здесь... я в лес хочу...»), сближают его с уже известными нам образами и мотивами пушкинской лирики этих лет, в особенности со стихотворением «Уз­ник». Именно в таком лирическом ключе воспринимался отрывок Пушкина и многими современниками. В связи с эпизодом побега закованных разбойников вплавь через реку (в Екатеринославе Пуш-

кин был очевидцем подобного побега) один из «либералистов» того времени, близкий к декабристским кругам, П. А. Вяземский, в письме другому «либералисту», А. И. Тургеневу, благодарил Пушкина «за то, что он не отнимает у нас, бедных заключенных, надежду плавать и с кандалами на ногах». Такое восприятие «Братьев разбойников» не только весьма выразительно, но как бы подтверждает положение, выдвинутое именно в эту пору Пушкиным в «Заметках по русской истории XVIII века» о том, что «политическая наша свобода нераз­лучна с освобождением крестьян, желание лучшего соединяет все состояния противу общего зла».

По верному замечанию Белинского, «Братья разбойники» носят несколько мелодраматический характер. Но самая мысль сделать героями романтической поэмы простых крепостных крестьян, кото­рые, «наскуча барскою сохою» (один из рукописных вариантов), бежали «в лес», взяв себе в товарищи «булатный нож да темну ночь», в высшей степени знаменательна. В непосредственной связи с расши­рением социальной сферы художественного изображения находится и выход Пушкина за рамки поэтического языка школы Батюшкова — Жуковского. Здесь снова проступает принципиальное отличие Пуш­кина от его непосредственных литературных предшественников и учи­телей. Если Н. М. Карамзин находил грубым слово парень, если К- Н. Батюшков, плененный сладостностью итальянской речи, считал, что русский язык вообще «грубенек», то Пушкин, наоборот, в явной полемике с Карамзиным и его последователями демонстративно заявлял: «Я не люблю видеть в первобытном нашем языке следы европейского жеманства и французской утонченности. Грубость и простота более ему пристали. Проповедую из внутреннего убежде­ния,— добавлял он,— но по привычке пишу иначе».

В соответствии с этой «привычкой» — инерцией установившегося
стиля — написана, за отдельными исключениями, вызвавшими столь
резкую отповедь литературных «староверов», поэма «Руслан и Люд­
мила». Полностью следует ей Пушкин в своих «южных» поэмах.
И только в «Братьях разбойниках» с включением в их язык «грубой»
народной лексики, отражавшей вполне реальную «грубую» русскую
действительность, эта инерция резко нарушается. Посылая А. Бесту­
жеву для его альманаха уцелевший отрывок своей «разбойничьей»
поэмы, Пушкин весьма выразительно замечал: «...если отечественные
звуки: харчевня, кнут, острог — не испугают нежных ушей читатель­
ниц „Полярной звезды", то напечатай его». Подобных «отече­
ственных звуков» в «Братьях разбойниках» не так уж много, но они
накладывают отпечаток на стиль поэмы и потому их принципиально-
новаторское значение очень велико. С «Братьев разбойников» начи­
нается интенсивный процесс выработки Пушкиным своего поэтиче­
ского языка, использующего все богатство языка «отечественного»
и вместе с тем устанавливающего его общенациональную норму.
Именно потому Пушкин замечал о «Братьях разбойниках»: «Как слог
я ничего лучше не написал». *■~~~—

«Братья разбойники» — первый, еще романтический опыт поста­новки и разработки Пушкиным темы народного крестьянского про-

теста, темы, которая займет такое значительное место в дальнейшем его творчестве. Перед поэтом начинают все настойчивее вставать в качестве основных, актуальнейших вопросов, связанных с «духом века» и настоятельно требующих своего разрешения, с одной сторо­ны, проблема отношений между народом и представителями передо­вого дворянства, с другой — проблема народных движений, роли народа в истории. Именно на основе этой проблематики возникают значительнейшие произведения Пушкина 20-х годов: последняя его романтическая поэма «Цыганы», начатая в январе 1824 г. в Одессе и оконченная в конце того же года в Михайловском, и его величайшие реалистические создания — роман в стихах «Евгений Онегин» и исто­рическая трагедия «Борис Годунов».

В следующем году Пушкин принимается работать над социально-бытовым романом «Дубровский» (1833, опубл. 1841). Фигура «благо­родного разбойника>ГВладимира Дубровского несколько романтизи­рована Пушкиным, зато почти все остальные образы романа — от крепостников-помещиков и продажных чиновников-подьячих до кре­постных крестьян — даны с величайшей реалистичностью. Особенно выпукло показана фигура дикого крепостника-самодура Троекурова. И. С. Тургенев имел основание сказать позднее, что «Пушкин одним созданием лица Троекурова в «Дубровском» показал, какие в нем были эпические силы». А Н. Г. Чернышевский писал: «Трудно найти в русской литературе более точную и живую картину, как описание быта и привычек большого барина старых времен в начале... повести «Дубровский».

Контрастом к образу обитателя глухих углов, «зубра» Троекурова является фигура ничуть не меньшего, по существу, крепостника, но облекающего свои крепостнические замашки в формы культурно-утонченного «европеизированного» изящества, князя Верейского Знаток и любитель искусств, страстный поклонник женской красоты, Верейский принадлежит к тому типу русского дворянства XVIII в.— «дней Екатерины»,— характерный представитель которого был ярко нарисован Пушкиным в его послании «К вельможе».

Глубоко правдивы и изображены с подлинным сочувствием, лишенным и тени ложной карамзинской «чувствительности», образы

крепостных крестьян. В «Братьях разбойниках», мы помним, Пушкин также вывел крепостных крестьян, наскучивших своей «долей» и за­нявшихся разбоем. Но в их облике почти не было ничего крестьянско­го. В крепостных Дубровского, также сделавшихся разбойниками, полностью сохранены их социальные черты. Особенно замечательна в этом отношении фигура самого активного среди них — кузнеца Архипа. Архип только что беспощадно расправился со своими недру­гами — приказными: запер их в подожженном доме, а раньше хотел зарубить топором. Но по натуре он совсем не жесток. Наоборот, в нем живет жалость и сочувствие к каждому невинно страдающему суще­ству. Пушкин показал это в знаменитом эпизоде с кошкой: сейчас же после расправы с приказными Архип с опасностью для жизни выносит из огня беспомощную кошку. Очень по-своему выразительна и беглая попутная зарисовка рыжего крестьянского мальчика, не в пример трусливому барчонку проявляющего удивительную стойкость и муже­ство перед грозным Троекуровым. Вообще ни в одном произведении Пушкина не противопоставлены так прямо два мира — крепостных крестьян и их угнетателей — и не показаны так сочувственно кресть­яне, как в «Дубровском».